Александр Силецкий
      И даже очень...
      Честное слово, странный был этот венерянин.
      Не помню уже, кто первый из мае заметил его, да это и не важно, поскольку в конечном счете все мы его увидали и сразу догадались - вот ведь, как все повернулось тогда а наших мозгах! - что проделал он свой дальний путь от Венеры к Земле только ради нас, прилетел именно к нам и ни к кому другому на свете.
      Корабль опустился на зеленую клумбу посреди двора, и произошло это так быстро и бесшумно, что, когда мы, наконец, опомнились, из ракета выходил уже тот самый венерянин.
      Он остановился шагах в десяти от нас и посмотрел счастливо вокруг, и улыбнулся - небу, всему миру, но главным образом, конечно, нам.
      - Добрый день! - сказал он. - Как живем, ребята? - и сам же весело ответил: - Прекрасно! Ведь нельзя плохо, а?
      - Нельзя, - важно подтвердил Артем, а мне вдруг захотелось дернуть его за руку: "Помолчал бы уж, карапуз несчастный!..", но я не сделал ничего такого, постеснявшись незнакомого человека.
      - Я с Венеры прилетел, - сообщил венерянин. - У нас там тоже весело и тоже весна стоит.
      - У нас весна скоро кончится и лето наступит, - с сияющей рожей похвастал Артем, и тут уж я не выдержал и ткнул его в спину кулаком легонько, конечно, а то ведь такой рев поднимет, хоть уши зажимай.
      - Чем вы тут занимаетесь? - спросил венерянин.
      - Гуляем, - ответил я.
      А Гошка добавил:
      - Играем.
      - Во что же, интересно?
      - А во что придется, - сказала Маринка. - И а салочки, и в прятки, и через веревочку прыгаем.
      - Только ты и прыгаешь, - буркнул Артем, злясь на меня, - он был младше на три года и страшно поэтому переживал и все грозился стать когда-нибудь старше меня, и уж тогда, на правах стершего брата... - чего только ни изобретал мозг этого человечка, которому впервые в школу-то идти лишь этой осенью!.. - Мы в марсиан играем! - гордо солгал он: ведь ни в каких марсиан никто из нас отродясь не играл.
      Но мне понравилось это вранье, и всем, наверное, тоже, потому что Валька со странной фамилией Дуло, эдакая тощая длинная девчонка, конопатая, с куцей, как намокшая веревка, косой, которую она украшала синим бантом не на конце, как все порядочные люди, а посередине, - так вот, эта Валька, привычно шмыгнув носом, заявила вдруг:
      - Я была марсианкой, а они, - она ткнула пальцем в нашу с Артемом сторону, - устанавливали со мной контакт.
      В другой раз я бы задохнулся от такой чудовищной лжи, но теперь промолчал и только согласно кивнул головой, и все тоже дружно закивали не каждый день можно так красиво врать самому венерянину, вот ведь какое дело.
      - В марсиан играете? - изумился тот. - Это здорово. А я как раз туда лечу. Какие же они, эти марсиане?
      - Живые, - не моргнув глазом, выдал Моня, мой одноклассник. - И даже очень.
      - Это ясно, что живые, - усмехнулся венерянин. - Я другое спрашиваю: какие они из себя?
      - Ну, как бы это сказать, - начал Моня, - все на нас похожие и уж веселые - будь здоров! - Он окинул критическим взглядом Валентину Дуло и насмешливо добавил: - А она первобытной марсианкой была.
      - Ну-ну, - сказал венерянин. - Спасибо за информацию. Мне она очень пригодится.
      - А вы что, и вправду летите на Марс? - полюбопытствовал Гошка.
      - Я же сказал! На Земле у меня только пересадочная станция.
      - У-у, - пропела Маринка разочарованно, - а мы думали, вы специально к нам прилетели.
      - Ясно, к вам! - улыбнулся венерянин. - Я ведь мог отправиться сразу на Марс, но вот решил навестить вас, поболтать немножко - знаете, скучно все время одному в ракете...
      - А вы еще прилетите? - жалобно спросил Артем.
      - Обязательно. Уж тогда и в салочки поиграем, и в прятки."
      - И в марсиан? - ввернул я.
      - Можно и в них. Но это после, когда я вернусь, когда все дела будут сделаны...
      Он помолчал немного, а потом вдруг сказал:
      - Но я не хочу, чтоб вы забывали обо мне - мало ли, что там случится в дороге! Может, я подарю вам на память игрушки?
      - Игрушки? - недоверчиво переспросили мы хором.
      - Да. То есть нет. Я хочу сказать вот что: дайте мне сюда ваши игрушки, какие у кого есть с собой, и я вдохну в них венерянскую жизнь. Вы будете глядеть на них и вспоминать нашу встречу, и, как знать, может, кто-нибудь из вас, когда вырастет, прилетит на нашу планету и поднимет над головой эту игрушку - в знак приветствия, и тогда все поймут, что прилетел друг.
      Увы, у нас с Артемом во дворе была лишь одна игрушка на двоих плюшевый медведь, который изображал пассажира на борту океанского лайнера, потому что никто из ребят пассажиром становиться не хотел - все желали быть только капитанами.
      И мы отдали венерянину нашего мишку, и он вдохнул в него волшебную жизнь Венеры.
      - Артем, Борис! Обедать, живо! - на балконе третьего этажа вдруг показалась наша мама.
      И тотчас, словно ожидая этой команды, запрыгали солнечные зайчики от распахиваемых окон и дверей, и, как дружная канонада, понеслось со всех сторон:
      - Обедать, обедать, обедать! Марш по домам!
      - Вот видите, - сказал венерянин, - вас зовут. Значит, и мне пора. До свидания!
      - Всего хорошего, - сказал я первым, и все подхватили хором: - Всего хорошего!
      Он вошел в ракету и захлопнул за собой люк. Мы, помню, тогда ни капельки не удивились, когда громадная ракета совершенно бесшумно взлетела над двором, хотя, нет, легкое недоумение, конечно, появилось: ведь не такие уж несмышленыши мы были, отлично понимали, что любая ракета - это гром и пламя, но нам приятен был именно такой - бесшумный и плавный старт, и мы поверили в его реальность, заставили себя в тот момент забыть о земных ракетных стартах, трескучих и жарких, и все стояли и смотрели ракете вслед до тех пор, пока она не пронзила небо, и небо сомкнулось за ней, чистое синее небо, и тогда мы перевели взгляд на клумбу - ни один цветочек не был на ней примят!
      Нам стало грустно, как никогда, и каждый лишь еще крепче прижал к себе свою игрушку, и Артем стиснул нашего мишку что есть силы, а я глядел на него снисходительно, как и полагается старшему брату, и, честно говоря, был взволнован не меньше его.
      - Артем, Борис! Марш обедать! Сколько раз повторять?!
      - Пошли, - тихо сказал Артем, и все ребята начали разбредаться по подъездам.
      Артем шагал молча, бережно неся плюшевого мишку, - он так и притащил бы его домой и сказал бы гордо: "Вот, медведь с Венеры", и прихвастнул бы что-нибудь еще, но тут гадкая зависть вдруг поднялась в моей душе.
      - Ну-ка, - потребовал я, останавливая его, - давай сюда мишку.
      - Вот еще, - удивился Артем, - с чего это вдруг?
      - А что, только ты с ним будешь играть? Он такой же мой, как и твой.
      - И ничего ты не получишь, - разозлился Артем. - Раньше думать надо было.
      - Это мы еще посмотрим, кто о чем думал. Гони медведя, или по шее заработаешь!
      - Подумаешь, - фыркнул Артем, - испугал!.. Я на тебя - тьфу! - и пошел дальше.
      Все во мне прямо вспыхнуло от обиды - ну мог ли я, хоть и был старшим братом, сдержаться, скажите?
      Словом, произошла отчаянная потасовка.
      - Я убью тебя! - страшным голосом крикнул я и рванул игрушку на себя.
      Но Артем вцепился в нее, как клещами.
      - Отдай по-хорошему!
      - Фиг тебе, фиг тебе! - прыгало передо мной потное красное лицо Артема. - Два фига!
      Ох и драка же была тогда!.. Никогда, наверное, мы так не дрались с ним - ни до, ни после.
      С балкона раздался сердитый голос отца:
      - Оболтусы несчастные! Вас же звали обедать!
      Мы мигом вскочили и замерли, с трудом переводя дыхание.
      - Где медведь? - спросил я наконец.
      - П-почем я знаю? - чуть заикаясь от напряжения, проговорил Артем.
      И тут мы увидели нашу игрушку - она валялась метрах в двух от нас на тротуаре, разодранная в клочья, выпотрошенная, грязнея, - противно было даже прикоснуться к такой.
      - Это ты, - еле слышно сказал Артем. - Ты виноват.
      - Почему я? - пожал я плечами, стараясь не смотреть ему в глаза. - Сам виноват не меньше.
      - Ты первый начал, - еще тише сказал Артем, и я увидел, что лицо его готово сложиться в трагическую мину, вслед за которой раздастся ужасающий рев, и, конечно, упреки родителей, и, конечно, обоюдная вражда до конца вечера - этого еще не хватало!
      И тогда я решился на самый крайний, убийственный шаг.
      - Послушай-ка, - сказал я как можно спокойнее, - в ведь не было никакого венерянина.
      Глаза у Артема широко раскрылись, губы вытянулись в дудочку, будто хотел он свистнуть, хотя свистеть никогда и не умел...
      - Врешь, - произнес он трагическим шепотом. - Я сам видел.
      - Ха, - сказал я, презрительно сплюнув на тротуар, - что ты видел?
      - Все: и ракету, и венерянина, и как он мишку в руки брал. И ребята тоже видели.
      - Ха, - повторил я снова, еще громче. - Ничего этого не было. Мы играли, понимаешь? Это была только игра! А ты в нее, дурачок, и поверил.
      - Ну и что? - насупился Артем. - Что из этого? Ты сам тоже поверил. А теперь смеешься. Ты свинья последняя, Борис. Так нечестно, нечестно!..
      - Не валяй дурака, - разозлился я. - А обманывать себя и думать, что все это правда, по-твоему, честно?
      - Отдай медведя! - вдруг заорал Артем так, что стал пунцовым до кончиков ушей.
      - Бери, - пожал я плечами. - Пожалуйста. Вон - валяется.
      Артем встал на четвереньки и начал подбирать клочья от медведя, и собрал все до последнего лоскутка, а я стоял над ним, и мне, право же, было смешно - что вы хотите, я был старше на целых три года и кое-что смыслил в жизни...
      Артем сгреб в охапку остатки игрушки и поднялся с тротуара.
      - Я больше никогда не буду с вами играть, - тихо сказал он. - Никогда.
      - Привет тебе с кисточкой, - скривился я. - Уж больно ты нам нужен.
      Он ничего не ответил, только громко засопел, потом повернулся и засеменил к подъезду.
      Я шагал метрах в двух позади, и мне ни капельки не было его жалко.
      - Да брось ты эти лохмотья, - сказал я, когда мы подошли к дверям квартиры. - Грязь всякую в дом тащить...
      Артем обернулся и как-то разочарованно посмотрел на меня.
      - Гад ты, - произнес он, наконец, совсем тихо. - Вот и все.
      - От гада и слышу, - огрызнулся я и вдавил а стену черную кнопку звонка.
      - Ну, что у вас там стряслось? - спросила мама, открывая дверь. - Боже, до чего вы грязные!.. Где вас только носило? - И вдруг, помрачнев, добавила: - Опять дрались?
      Мы ничего не ответили - только чересчур усердно принялись вытирать ноги о половик.
      - Ладно, - вздохнула мама, - дело ваше. Идите, сейчас же умойтесь. И живо за стол.
      Но Артем первым делом прошмыгнул в комнату и долго возился там, а когда появился в ванной, медведя с ним уже не было - наверное, спрятал где-нибудь, в укромном уголке...
      Артем несколько раз плеснул себе в лицо - так, только кончики пальцев чуть-чуть замочил...
      - Вымой руки, - приказал я. - Нечего с грязными руками за стол садиться.
      Он промолчал, но даже не шелохнулся.
      - Вымой руки, - повторил я, повышая голос.
      - Катись-ка ты, знаешь, куда? - вдруг прошипел Артем, Он даже побелел от злости.
      В другой раз за такой ответ я дал бы ему хорошего щелчка, но тогда только заметил небрежно:
      - Пентюх ты, Артем. Был таким и останешься.
      И мы чинно пошли на кухню обедать.
      Папа сидел за столом и, дожидаясь нас, просматривал газету.
      - Ну, теперь все в сборе, - весело сказал он. - Званый обед за круглым столом короля Артура начинается, - и подмигнул нам обоим. - Прекрасная королева, то бишь мама, прошу налить нам в царские тарелки наши царские супы.
      Когда мы покончили с супом и уже было принялись за второе, папа повернулся невзначай к окну и вдруг странным голосом произнес:
      - Глядите-ка, что это такое?
      Я мигом вскочил.
      Там, во дворе, посреди цветистой клумбы, точно удивительное дерево, в пять минут вымахавшее до невиданных размеров, стоял _чужой космический корабль_ - я это понял сразу - и блестел на солнце своими синими отполированными боками, как наша ваза из чешского стекла.
      - Что это такое? - повторил папа и изумленно посмотрел на нас с Артемом, словно мы могли ответить ему, хотя, нет, кое-что мы, безусловно, знали, но ведь _тогда_ мы только играли, выдумывая все от начала до конца, а теперь - теперь-то не одни мы видели этот Корабль, но и папа и мама тоже видели, и весь дом, наверное, уже всполошился - что мы могли ответить на этот вопрос?
      - Ракета, - только и сказал я. - Настоящая. С Венеры.
      - Ты так думаешь? - спросил отец.
      - Артем, - позвал я. - Артем!
      Тот сидел, даже не шелохнувшись, на своем стуле и молчал, и глядел как-то странно, недоверчиво, что ли, чуть ли не с испугом, а губы его снова вытянулись в дудочку, будто он хотел свистнуть, да так и не засвистел...
      - Ну да, - сказал он, наконец. - Видали мы...
      И вдруг рука его разжалась, и на ладони я заметил плюшевый лоскуток он сжимал его в течение всего обеда, и вот теперь...
      - Артем! - крикнул я.
      И тут что-то словно лопнуло, оборвалось в напрягшейся, как кусок сильно растянутой резины, атмосфере.
      - Врете вы! - с отчаянием закричал Артем. - Врете! - и, вскочив, с ревом бросился вон из кухни.
      - Что это с ним? - изумился папа.
      А мама уже помчалась вслед за Артемом - успокаивать, утешать...
      - Это ты? - спросил папа.
      - Что - я?
      - Ты наговорил ему чего-нибудь такого?
      - Ничего я ему не говорил. Дурак он - вот и все.
      - Ох, Борис, - сказал папа, - чувствую, будешь ты у меня сегодня стоять в каземате инквизиции, носом в угол.
      - А я ничего не сделал. Ничего-ничего!
      - Это ты сам разберешься, когда простоишь целым вечер. И пытать тебя будет твоя совесть.
      - Я не сдамся, - буркнул я.
      - Тогда твоя совесть с досады умрет, и я, и мама, и Артем - все мы станем тебя презирать.
      - Подумаешь, Артем... - начал было я, ко осекся, снова глянув в окно.
      Там, во дворе, ничего не было.
      Ракета, которую совсем недавно могли видеть все, исчезла, испарилась, вдруг растаяла, как лед на солнцепеке.
      - Где она? - охнул я.
      - Так-так, - сказал папа. - Вот постоишь в углу и постараешься ответить на этот вопрос. А пока доешь второе - совсем уже застыло.
      Я вернулся к столу и, нехотя ковыряя вилкой антрекот, все думал, пытался понять, откуда же взялась эта ракета и, главное, была ли она все-таки на самом деле?
      А может, снова кто-нибудь из наших играл (хотя, откуда было отцу, к примеру, знать о наших дворовых забавах?), а остальные, поддавшись азарту игры, лишь поддакивали и умиленно ахали?
      Под вечер, когда я все еще отбывал наказание в предназначенном для того углу, ко мне подошел Артем, держа руку за спиной, и сказал вполне миролюбиво - этого карапуза, надо полегать, весьма разжалобили, наконец, мои мучения в проклятой одиночке:
      - Устал стоять?
      Я хотел было послать его куда подальше, но только кивнул, соглашаясь.
      - На-ка, - вдруг произнес Артем и протянул мне что-то мягкое и теплое. - Возьми.
      - Что это?
      - Мишка. Твоя доля. Здесь ровно половина. И, знаешь, я уже не сержусь на тебя.
      "Ну, еще бы!", - подумал я, однако лоскуты взял, и, удивительное дело, мне неожиданно стало очень приятно от мысли, что и у меня теперь есть _своя_ доля чуда...
      Так и закончился тот странный день.
      С тех пор прошло много-много времени, многое забылось и потускнело. Но одно воспоминание, точнее, даже не воспоминание, а некое радостное ощущение остается постоянно в моей душе - удивительное чувство ожидания, надежда: вот-вот что-то произойдет, случится непременно, нужно лишь дождаться, как уже дождался как-то раз...
      Мне кажется, в один прекрасный день я снова, как тогда, подойду к окну и вдруг увижу возле своего дома, над дворовой клумбой, Неведомый Космический Корабль. И ни одна травинка не пригнется под ним - он будет парить над самою землею, я тогда я выбегу ему навстречу и, как сигнальными флагами, взмахну плюшевыми лоскутками, и там, на Корабле, увидят меня и поймут мои сигналы, догадаются, что перед ними - друг.
      Да, друг. И даже очень...