В поисках Шамбалы

— Не трогайтесь с места, чтоб мы не стукнулись лбами, — сказал я ей.

Я встал, включил свет в туалетной комнате — ее дверь находилась как раз за моей кроватью («Пусть горит всю ночь»). А сам закутался с головой в одеяло, надеясь, что все происшествия нынешнего дня наконец-то исчерпаны и больше ничто не потревожит мой сон.

"Путь — это непрестанное движение, где не может быть ни момента остановки. Как только в путь, то есть в действия самого человека, ворвались гнев или раздражение, так весь путь остановился. Перестала звучать его гармония, и снова надо искать, как включиться в симфонию Вселенной, ушедшей в своем творчестве вперед, пока человек стоял на месте. Нет ни для кого возможности двигаться по ступеням Вселенной, если он тяжел своим встречным, если его раздраженный окрик или нравоучительная, недовольная речь не помогают человеку встречному успокоиться, но вызывают в нем протест.

Первое звено всей жизни всюду — мир сердца.

Чем в большем мире идет по земле человек, тем больше и выше он видит. А чем дальше видит, тем все больше понимает, как он мал, как мало может и знает, как много еще ему надо достигать.

Переключите свои мысли, забудьте о себе и думайте только о том, чтобы не нарушить общей гармонии своими колючими токами. Проходя день, человек больше всего должен думать, как пронести наибольшее количество мира в дела и встречи. Мир, который проливает одна душа другой, — это тот клей, который стягивает раны раздражения, прикладывает согревающий компресс к синякам бушующих страстей и льет бальзам в огорченное сердце собеседника.

Никогда не забывайте, что вся ваша деятельность, как бы высока она ни была, будет в большинстве случаев трудна вашим встречным, если вы сами в бунте и разладе. Наиценнейший труд не будет доступен массам, если сам труженик был одержим постоянной ломкой в своем самообладании. Его труд, даже гениальный, останется достоянием немногих, так как продвинуть великую или малую идею в массы народа может только тот, чьи силы живут в устойчивом равновесии.

Не имея мира в собственной душе, нельзя подать его другим. Дать можно только то, чем владеешь сам. Иначе все попытки принести мир и утешение человеку будут только пустоцветом, спиралью умствования, без смысла и цели посланными в эфир словами, где и без того немало мусора. Если проповедь новых идей малоэффективна, то это лишь потому, что она чисто формальна. Призывая к жертвам и лишениям ради высоких целей людей, проповедники чаще всего деляют исключения для самих себя. Те же из них, кто несет проповедь не словом, а живым примером, всегда достигают успеха.

Иллюзии любви и красоты, создаваемые нашим воображением, до тех пор терзают нас, пока мы не завоюем себе сами полной свободы от них. И только тогда рушатся наши иллюзорные желания всякой красивости вовне, когда в нас оживет все то прекрасное, что мы в себе носим. Все толчки скорби, потерь, разочарований учат нас понимать, что нет счастья в условных иллюзиях. Оно живет только в свободном добровольном труде, не зависящем от наград и похвал, которые нам за него расточат.

Если же вы цените только жизненные блага вроде денег, драгоценностей, богатства и внешнего положения, связанного с ними, а вопросы духа для вас излишнее бесплатное приложение, ваши усилия приобрести истинно^знание, которое присуще только высокой жизни, будут всегда кончаться разочарованиями.

Ищите знания, чтобы понять, что несчастья нет как такового. Всё, все чудеса и несчастья носит в себе сам человек. Когда человеку открывается знание, он становится спокойным, ибо мудрость оживает в нем. Не ищите чудес, их нет. Ищите знание — оно есть. И все, что люди зовут чудесами, все только та или иная степень знания.

Перспектива, открываемая знанием, открывается каждому как художнику чувство перспективы, не сразу. Книга духовного знания не лежит вовне, она в сердце человека. И читать ее может только тот, кто учится жить свой каждый новый день, в который он вступил, все повышая уровень своего творчества.

Не давай слишком много обещаний и не разочаровывайся в своих силах. Не глупость твоя заставляет тебя сомневаться во всем а привычка скептически принимать все обстоятельства жизни. Привычка думать об одной жизни земли в отрыве от всей жизни Вселенной. Усвой основное правило каждого живого человека: научись диалектически мыслить. Не разрывай связи со всеми радостными силами природы. И когда настанет твой час постичь знание всех элементов стихий природы, принеси к этому моменту в самом себе полный самообладания и гармонии сосуд.

Остерегайтесь умствовать там, где нужна простота мудрости. Научитесь хотя бы только одному: не имея о чем-либо достаточных знаний, не отрицать того, что тебе говорят.

Мудрость не оказывает влияния извне. Она не проникает откуда-то в глубины духа. Она там живет. И пробудить ее в себе может только сам человек. И только сам человек — ограничитель собственного Света.

Если ты полон сияющей радостью, ты сразу увидишь в человеке чудо: он слит с гармонией, он идет в ней, несет в себе ее, хотя сам этого не видит. И каждый не видит по разным причинам. Один — потому, что карма держит его цепко и никак он не может освободиться от страха, жадности и ревности, которым служил долгие годы. Другой не может вырваться из ряда предрассудков долга и личной любви. Третий топчется в лабиринте узкого ума и не может вырваться из него и попасть в творчество интуиции. Четвертый завалил себе выход к освобождению, бегая весь день по добрым делам, а дома сея муть и раздражение и т. д.

Не забудь вовек: все — в человеке. И только он один — творец своего пути. Вернее, каждый человек есть путь, и этот путь на столько близок к творчеству Единой Жизни, насколько смог освободить ее в себе человек".

Сделать визит Святославу Николаевичу нам не пришлось. Ровно за час до назначенной) срока Святослав Николаевич появился у нас. Он был в полуфренче стального цвета (на мой взгляд, очень удобный костюм хотя бы потому, что не нужен галстук). При дневном свете я лучше рассмотрел его живое и энергичное лицо, знакомое мне по фотографиям. Карие глаза, уходящие вглубь, которые могли обретать жесткое металлическое выражение (как это было накануне), сейчас поблескивали веселыми, добродушными искорками.

Он извинился за вчерашнее недоразумение.

— Что вы! — отвел я его извинения. — Это я должен просить прощения за то, что вторгся в дом столь экстравагантным способом.

— Считайте, что это весть из России. —Я протянул Святославу Николаевичу книгу стихов его отца: маленький томик в белом ба-лакроне. — Может, она окажется той ласточкой, что сделает весну.

Святослав Николаевич объявил, что пришел забрать нас с собой. Гости уехали довольно рано. Комнаты для нас готовы.

Мы попытались расплатиться за ночлег в Рест-Хаузе, но Святослав Николаевич решительно воспротивился: «Со вчерашнего дня вы — мои гости». Мы простились со старинным замком, оставив в нем на неопределенное время — Святослав Николаевич обо всем договорился — нашего шофера-непальца.

Девика Рани, юная и одухотворенная красота которой хорошо известна по портретам работы ее мужа, встретила нас в высшей степени приветливо. Она была в ярком праздничном сари, в волосах — гвоздика. Сокрушенно разводя руками, она сообщила, что такой казус, чтоб некуда было поместить гостей, за двадцать девять лет их совместной жизни случился впервые. По ее словам, она так расстроилась, что не спала до двух часов ночи.

— То, что вы приехали, — сказала Девика, — хороший знак. Долина Кулу принимает далеко не всех. Многие хотят сюда попасть, а не могут.

Еще раз выяснилось, какое исключительное стечение обстоятельств благоприятствовало моей гималайской поездке. Обычно Рерихи в жаркое летнее время выезжают к себе в горы на месяц, а то и на два. Но на этот раз, так как год сложился напряженным — столетний юбилей Николая Константиновича Рериха требовал много сил и хлопот, — они вырвались сюда всего лишь на семь-восемь дней. И если бы я приехал в Индию чуть раньше или чуть позже то вряд ли бы увидел Гималаи.

— Мистер Сидоров! — обратилась ко мне Девика с несколько торжественной интонацией в голосе. — Еще вчера я поняла, что в прежних жизнях вы были индусом. Поэтому я повторяю то, что произнесла вчера мысленно: добро пожаловать на родную землю!

Как я уже говорил, теория перевоплощения пустила цепкие корни в сознание индусов. Ее придерживается как религия, исповедующая многобожие, — индуизм, так и религия без бога — буддизм. Да и многие духовные учения Индии, объявившие о разрыве с догматическими религиозными традициями, тем не менее строят здание своей духовной этики на краеугольном камне теории перевоплощения. Поэтому древнейший и таинственный символ — змея, кусающая свой хвост (его, кстати, можно обнаружить и в рукописях средневековых алхимиков), здесь считается олицетворением кругообразного движения человеческого духа. Человек живет не однажды, верят индусы, не однажды он возвращается на землю, и круг его жизней, разумеется, не замыкается на одном-единствен-ном месте. Проживший несколько воплощений в Китае может быть воплощен потом во Франции или в Англии, живущие в промышленных центрах Америки в следующей жизни могут оказаться в затерянных уголках джунглей и т. д.

В цикле человеческих жизней, говорят сторонники теории перевоплощения, не играет особой роли географическое положение. Даже национальность, религия и им присущие свойства не играют роли, если сам человек не привязал себя к ним ненавистью или преступлениями в такой же мере, как и суевериями или тяжкой любовью. Среди сил, сковывающих свободу духа человека, наиболее неразрывные связи плетет ненависть. Если, живя среди своего народа, человек ненавидел его, он будет много раз воплощаться в том же самом народе, пока не победит своей любовью всех горестных обстоятельств, а может быть, и преступлений, которые явились результатом его ненависти. Точно так же ненависть или презрение к чужой нации или стране, к их особым свойствам создают трудную кармическую связь, которую надо изживать века и века.

Любопытно сопоставить эти суждения с тонким и вдумчивым замечанием Ромена Роллана, который писал, изучая философско-духовные концепции Индии: «Сколь фантастической ни казалась бы человеку Запада эта теория перевоплощений, она устанавливает самую тесную кровную связь между людьми всех времен и таким образом оказывается родственной нашей современной вере во всеобщее братство».

С нашей точки зрения, эта теория столь же фантастична, сколь и поэтична. Но наука, штурмующая бесстрашно недосягаемые ранее вершины легенд и мифов, ныне подошла вплотную к тем проблемам, которые по-своему — иногда, может быть, слишком прямолинейно — пыталась решить традиционная вера Востока в переселение человеческих душ. Известны поразительные психологические феномены, изучаемые современной наукой: человек под гипнотическим воздействием вдруг начинает говорить на языке, который он заведомо не знает, или описывает местность, которую раньше он не видел. Разумеется, сейчас никто не возьмется дать однозначное истолкование этим явлениям. Здесь широкое поле как для экспериментов, так и для гипотез. Ясно одно: в генетическом коде человека зашифровано гораздо больше, чем мы могли предположить, а тем более — разгадать. Науке здесь еще предстоит сказать свое веское и авторитетное слово.

В какой-то беседе (точно не помню, с кем) я выразил сомнение: а не расслабляет ли теория перевоплощения и неразрывное с ней понятие кармы волю человека, не ведет ли к фатализму — ведь, согласно представлениям о карме, за все дурное человека должно непременно настигнуть возмездие (в той или иной жизни) так же, как все хорошие поступки в той или иной жизни будут обязательно увенчаны наградой? Не является ли это философией сугубой пассивности?

Помню, как бурно возражали мои собеседники. Философия Индии — это философия действия, сказали мне. Лишь того, кто не знаком с основами нашего миросозерцания, может удивить это. Ваше представление о пассивном характере нашей философии покоится на недоразумении: действие вы склонны путать с формой действия.

— Вы забываете, — говорили мне, — а иногда и не подозреваете, что так называемая пассивность подчас гораздо результатив— ней прямолинейной активности. Тут многое зависит от конкретной ситуации и конкретных особенностей того или иного народа. История освободительной борьбы Индии, как вы знаете, богата именно формами пассивного сопротивления, которые нередко приносили успех и победу.

Разумеется, мы прекрасно понимаем, что теория перевоплощения рождает — особенно у тех, кто слепо верит в твердокаменные догматы религии, — автоматизм в поведении, застой в мыслях и делах. Но Учителя новой Индии, начиная с Вивекананды, считали первоочередным долгом бороться с духовным оцепенением своих сограждан, вытекающим из такого верования. Учителя Индии предостерегали и предостерегают:

"Перестаньте так часто говорить слово «карма». У вас создалась привычка все сваливать на это маленькое слово. Попали ли вы в тяжелую земную жизнь благодаря собственной инертности или однобокой, как флюс, энергии — карма виновата. Не сумели вы устроить своей личной жизни в доброте и мире — карму за хвост в виде спасительного змея. Не смогли вы создать себе радостного окружения по причине, конечно, собственной разбросанности и несобранности на единой цели — снова карма. Не вышли вы в большие люди — еще раз карма, и т. д. и т. п.

В результате — полное разочарование в текущей жизни, виновато окружение, выросло в сердце уныние и… или вы погубили воплощение, или вы в раздражении и зависти выковали себе пути к злу. Тот, кто часто повторяет слово «карма», а продолжает жить все так же, как жил год назад, вчера, сегодня, не ища в себе обновляющих сил доброты и радости, тот является таким же мертвецом среди живых, как и тот, кто постоянно думает о смерти и боится ее".

Но возвратимся к рассказу и гостеприимным хозяевам, заботами которых мы были размещены как нельзя лучше.

Нине Степановне отвели комнату внизу, мне — две комнаты с примыкающей к ним ванной наверху. Одна из комнат — бывшая спальня Елены Ивановны и Николая Константиновича Рериха. Это я понял из слов Девики: она любезно взялась показать мне мои апартаменты. Указывая на деревянные кровати, разделенные небольшим промежутком, она сказала: «This is a bed of madam Roerich», «This is a bed of mister Roerich». Здесь все сохраняет прежний вид. Тяжелые тумбочки (от времени они потемнели, потрескались). На стенах на специальных подставках — керосиновые лампы с белыми матовыми пузырями. Электричества тогда не было, и приходилось рассчитывать лишь на такое освещение. Впрочем, нужда в них не отпала и сейчас. При мне несколько раз выходила из строя электростанция, и мы в темноте, чиркая спичками, зажигали керосиновые светильники.

Дверь из спальни вела в другую комнату с книжным шкафом у стены и массивным письменным столом у окна. Это был кабинет Елены Ивановны Рерих. Здесь она работала: ранним утром при свете восходящего солнца, вечером — при свечах. К свечам у Елены Ивановны было особое пристрастие, и она не отказалась от них даже тогда, когда в доме появилось электричество. Выступающие стены угловой комнаты застеклены, и из окон открывается воистину божественная перспектива. Голубой простор. Горы, покрытые лесом. Заснеженные вершины. Видна двуглавая гора, напоминающая букву "М". С легкой руки Елены Ивановны ее так и называли:

«гора М». За окнами стояла тишина, прерываемая ровным рокотом реки Биас, бегущей по ущелью с севера на юг. Река считается священной. По преданию, на ее каменистом берегу мудрец и поэт Древней Индии Вьяси писал «Махабхарату». Впоследствии река получила его имя: Биас — трансформированное временем Вьяси.

Святослав Николаевич провел нас по дому, который теперь больше уже походит на музей, а мы соответственно этому — на экскурсантов. Дом построен, сказал он, сто с небольшим лет назад. Строил его англичанин, хирург по профессии, полковник по званию. Хватка военного человека тут угадывается во всем. Здание надежное, основательное, кирпичные стены чуть ли не метровой толщины. Вознесенное на высоту двух тысяч метров, окруженное высоким забором, оно напоминает крепость.

От прежнего владельца, хотя усадьба попала потом в другие руки, осталось немало вещей. Когда Рерихи договорились о покупке дома, они были удивлены, что на столовом серебре, равно как и на садовой утвари, стояли буквы Н. R. — английские инициалы Елены Ивановны (Helene Roerich). Это было совпадением: британского полковника звали Хенри Ренник.

Дом спланирован отлично. К комнатам для хозяев, для гостей, Для прислуги примыкают ванные, совмещенные с туалетом.

Из спальни Рерихов — а именно отсюда мы начали свой обход — мы попали в широкий просторный холл. Здесь, в этом зале, где некогда стояла большая позолоченная статуя Будды — впоследствии старший сын Рериха Юрий Николаевич привез ее в Москву, — по вечерам собиралась семья Рерихов. Часы отдыха, часы сокровенных бесед. Заводили патефон, слушали любимые пластинки. Вагнер, Римский-Корсаков, Стравинский, Скрябин. От прежних времен в холле остались: на полу огромный персидский ковер, на стенах тибетские танки.

Дверь из комнаты направо ведет в гостиную с верандой, или, точнее, с балконом, превращенным в веранду. Дверь налево ведет в комнату Святослава Николаевича и Девики.

Холл и гостиная — святая святых рериховского дома. Сюда в былые времена допускались лишь самые близкие люди. Обычно гостей принимали на первом этаже в столовой — главной официальной зале всей усадьбы. Столовая расположена симметрично холлу на втором этаже. Только дверь направо ведет не в гостиную, а в студию Николая Константиновича. Эта комната — мы задержались в ней надолго — с двумя гигантскими окнами, глядящими на запад, почти в течение двух десятилетий была рабочим местом художника.

Последний — гималайский — период был особенно интенсивным в творчестве Рериха. Из пяти или семи тысяч картин (точное количество полотен Рериха до сих пор не установлено) здесь написано около половины. Мастер гор, как его называли уже в те годы, почти ежедневно писал с натуры гималайские пейзажи. Гималайская серия по справедливости считается вершиной творчества Рериха. Она являет собой пример небывалого в истории мировой живописи одухотворенного синтеза тем, мотивов, сюжетов (очень часто легендарных) всех стран, всех континентов, всех народов. Но, как : известно — и об этом не раз заявлял сам художник, — главные, ведущие темы ему дали две страны, в его сознании слившиеся в единую Державу Света: Россия и Индия.

Сейчас мастерская превращена в галерею, открытую для каждодневного посещения. На стенах развешано несколько десятков работ художника: этюды, небольшие полотна. Посетителей, когда наступает туристский сезон, немало.

Выйдя из галереи, мы очутились в саду, который не только ночью, но и днем нам показался похожим на чащу леса. Магнолии, лимонные деревья, высокие сосны. С крыши вниз головами свисают ящерицы. То и дело они срываются и шлепаются тяжело и звучно на землю. А вот царь и повелитель здешнего сада — гигантский кедр, а под ним скульптура Гугу-Чохана — покровителя долины Кулу. Эта старинная скульптура знакома и по многочисленным фотографиям, и по портрету, написанному Святославом Николаевичем : он изобразил рядом с ней своего отца. Увековечена она и на картине Николая Константиновича. Кто бывал на его выставках, тот, наверное, запомнил выразительную фигуру каменного всадника на фоне фантастического цветения деревьев. Правда, пейзаж с той поры несколько изменился. Деревья вырублены, и сейчас Гугу-Чохан как бы парит в открытом пространстве.

По тропинке, выложенной камнями, мы спустились вниз к мемориалу Рериха. Мемориал, пожалуй, слишком громкое слово. Оно может ввести в заблуждение ибо предполагает целый комплекс неких сооружений. А памятник художнику очень скромен. Это гранитный камень, некогда сорвавшийся с вершины. На нем на языке хинди высечена известная ныне всему миру надпись: «Тело Маха-риши Николая Рериха, великого русского друга Индии, было предано сожжению на сем месте 30 магхар 2004 года Викрам эры, отвечающего 15 декабря 1947 года. ОМ РАМ».

Невысокая ограда. Цветы. Несколько минут мы стояли молча. Потом Святослав Николаевич в задумчивости сказал:

— Когда отцу говорили, дескать, трудно жить на чужбине, он возражал: «Индия не чужбина, а родная сестра Руси». Тем не менее до самой смерти все мысли его были о России. И даже после смерти. Когда сжигали тело отца, я помню, как в языках пламени лицо его медленно повернулось на север. В сторону России.

Нас позвали завтракать. В прохладном полусумраке столовой Девика обратилась ко мне с неожиданным вопросом:

— Мистер Сидоров, а не мешал ли вам спать нынешней ночью призрак?

Оказывается, дворец, в котором мы ночевали, как и положено любому порядочному старинному замку, имеет свое собственное привидение. Существует легенда, что в какие-то давние времена из-за несчастной любви там кончила жизнь самоубийством юная принцесса. И вот теперь после полуночи она бродит по комнатам замка, да еще с кинжалом в руках, до полусмерти пугая постояльцев. И особо дурной славой пользуется та комната, где мы распо ложились вчера с Ниной Степановной (кто знает, может быть, именно поэтому она и была незанятой?).

Я отвечал, что, судя по всему, роль этого привидения с успехом выполняла Нина Степановна. И рассказал ночную историю, что, естественно, вызвало дружный смех у Святослава Николаевича и Девики.

Честно говоря, наш ночлег в Рест-Хаузе явно сослужил нам хорошую службу, ибо давал обильную пищу для шуток. А это с самого начала позволило создать непринужденную атмосферу за столом. У нас установилось негласное правило: во время завтрака и обеда не касаться серьезных тем и проблем, не обсуждать их. Зато не было конца веселым воспоминаниям (одна история влекла за собой другую), юмористическим предположениям («Вы провели с Ниной Степановной романтическую ночь в замке», — не уставала со значением напоминать мне Девика). Она говорила также, что мы разбудили своим появлением их дом, что мы как будто вернули старые времена, когда точно так же не смолкали за столом смех и шутки.

О Девике Рани мы, разумеется, были наслышаны. Мы знали, что она — внучатая племянница Рабиндраната Тагора, знали, что в свое время она была самой популярной кинозвездой Индии. Газеты называли ее «индийской Мери Пикфорд». Имя Девики Рани неотделимо от истории отечественного кино: она была не только знаменитой актрисой, но и постановщиком широко известных фильмов. Со Святославом Николаевичем они поженились в сорок пятом году. Сообщая в одном из писем об этом событии, его отец писал:

«Помимо великой славы в своем искусстве, Девика — чудный человек, и мы сердечно полюбили ее. Такой милый задушевный член семьи с широкими взглядами, любящий новую Русь. Елена Ивановна в восторге от такой дочери».

Девика рассказала нам о том, как боязно ей было входить в семью Рерихов.

— Ведь они были Махатмы, а я — простой человек. Хотя Елена Ивановна и относилась ко мне замечательно и называла меня «маленькая Лакшми»[16], но на первых порах было очень трудно.

В том, что Рерихи — Махатмы, у Девики нет и тени сомнения. Понизив голос, она доверительно сообщила:

— Вы не представляете, как я испугалась, когда увидела вокруг спящего Святослава голубое пламя.

(Свечение, которое иногда можно наблюдать вокруг человека, в Индии называют аурой. Ее сейчас фиксируют при помощи приборов, изобретенных Кирлианом. Индусы верят, что некоторые люди обладают способностью видеть это свечение. Как я понял, Девика причисляет себя к таким людям. Голубой цвет ауры, по представлениям индусов, свидетельствует о большой духовной высоте и силе человека.)

— А вокруг мадам, — добавила Девика, — когда она спала, всегда горело голубое пламя.

О Елене Ивановне следует сказать особо. Как известно, и муж, и сыновья считали ее добрым гением своей семьи. В речи Святослава Николаевича постоянны ссылки на ее непререкаемый авторитет:

«Матушка говорила», «Матушка нас призывала». «Ведущая» — так многозначительно назвал Николай Рерих картину, посвященную Елене Ивановне: женщина ведет своего спутника по крутым обрывистым тропам на светящуюся вершину. Нет ни одной живописной работы Рериха, в которой Елена Ивановна не принимала бы участия. Сюжеты многих картин — лучших картин! — заявлял художник — подсказаны ею. О ее жизни, поражающей воображение постоянным горением духа и сверхчеловеческим напряжением физических и внутренних сил, можно написать целую книгу. Я думаю, что со временем такая книга — и не одна! — будет написана.

Принадлежа к родовитой фамилии — достаточно сказать, что Елена Ивановна была правнучкой фельдмаршала Кутузова, племянницей Мусоргского, — признанная красавица своего круга, она имела возможность сделать блестящую партию. Пророчили ей и великую музыкальную будущность: в ней рано проявился дар пианистки. Но Елена Ивановна предпочла другое. Соединив свою судьбу с судьбой Николая Константиновича Рериха, она избрала многотрудный путь первопроходцев, поставивших перед собой целью синтез восточной и"западной духовной культуры. Елена Ивановна много переводила; ее перу принадлежат опубликованные под псевдонимом книги: «Основы буддизма», «Криптограммы Востока». Издано два тома ее писем. Но главный жизненный и духовно-творческий подвиг Елены Ивановны заключается в том, что, общаясь с Махатмами, она сделала достоянием нашего времени их огненную йогу (Агни-йогу), обобщающую опыт прежних йог и дающую древним символам и древним принципам современное научное толкование. Книги, в которых изложены мысли духовных Учителей Востока — их первые публикации относятся к двадцатым — тридцатым годам, — известны под общим названием «Живая этика». Ныне становится ясным, что в них поставлены ключевые, неотложные для нашего космического века проблемы.

— Рерихи в Индии на особом положении, — продолжала рассказ Девика. — К нам приезжают, у нас живут немцы, англичане, американцы, французы. Некоторые из них искренне пытаются приспособиться к нашим условиям, ходят в наши храмы, носят нашу национальную одежду. Они становятся как бы индусами. А вот Рерихи в Индии не приспосабливались, они всегда в ней оставались русскими. Но именно они-то и нашли путь к индийской душе, а не те, которые усвоили некоторые особенности нашего внешнего поведения.

Те, кто видел Девику, знают, сколь удивительно ее сходство с изображениями на портретах Святослава Николаевича. Оно тем более удивительно, что минули годы и десятилетия, а Девика все та же. Можно подумать, что она обладает секретом вечной юности и красоты. Некоторые в этом уверены. Помню, как в Москве, улучив удобный момент, моя жена просила Девику поделиться рецептом неувядающей молодости. «Может, нужен какой-то строгий режим дня и питания? — спрашивала она. — Может, существуют какие-то определенные упражнения?» Смеясь, Девика отвечала:

«Весь секрет в том, чтоб в голову не приходили никакие желания». Это, по всей вероятности, соответствует истине, но тем не менее Девика — я-то знаю — ежедневно занималась упражнениями по системе йоги, и на них у нее уходило довольно много времени. Из-за этого, как правило, она не появлялась к завтраку.

В Индии хорошо усвоили мысль о том, что тело является своеобразным слугой, причем подчас — весьма строптивым.

Тело в трамплин превращаться не хочет.

Хочет слуга, чтоб служили ему.

Поэтому «слугу» здесь стараются держать в ежовых рукавицах. А вот к нашему увлечению йогой в Индии относятся сдержанно, порой — отрицательно. Узнав о том, что я пытаюсь ставить дыхание по методу Вивекананды, то есть вдыхаю воздух одной ноздрей и, задержав его на несколько секунд в себе, выдыхаю через другую — об этом я сообщил с чувством некоторой гордости, —Девика испуганно всплеснула руками.

— Мистер Сидоров, неужели вы не понимаете, что в условиях города вы вдыхаете яд, а применяя йоговский способ, насыщаете ядом все клетки своего организма. Такие упражнения у нас делают где? На берегу реки, в лесу, в горах. Кстати, не думайте, что везде и всюду можно принимать любые асаны. Самые сложные из них в городе, например, абсолютно противопоказаны.

В Индии, как я убедился, считают, что система физических упражнений, именуемая хатха-йогой (а в основном у нас увлекаются ею), ни в коей мере не может являться самоцелью. Предупреждают, что при низком нравственном уровне человека она обязательно даст уродливые последствия. Хатха-йога, считают здесь, может играть лишь вспомогательнв-подчиненную роль на путях внутреннего совершенствования человека. В Индии выделяют четыре главных пути такого совершенствования и соответственно этому выделяют четыре главных йоги: бхакти-йогу (путь любви к людям), карма-йогу (путь постоянного действия), жнани-йогу (путь знания) и, наконец, царственную раджа-йогу (путь исключительно духовных углубленных медитаций и безмолвия).

Неверными оказались и наши предположения насчет вегетарианской кухни в гималайском ашраме[17] Рериха. Мы ехали к Рерихам в полной уверенности, что какое-то время нам придется поститься. Мы знали, что родители Святослава Николаевича были вегетарианцами, он, мы полагали, тоже. Но нет. В первый день на обед нам подали куриные котлеты. На другой день — баранину. Хозяева, как и мы, спокойно ели мясо.

Точка зрения Святослава Николаевича на вегетарианство проста. Воздержание от мясной пищи — вещь хорошая. Но вегетарианство, как и хатха-йогу, нельзя превращать в самоцель. Если б дело сводилось к отказу от определенного вида пищи, то задача Духовного преображения человека крайне бы упрощалась. Стал вегетарианцем, и ты — на высоте. Но в действительности все обстоит несколько иначе. Если гений и злодейство — вещи несовместные, то вегетарианство и злодейство могут, увы, преспокойно уживаться в человеке.

Как правило, такие школы Располагались в уединенных местах, в высоких горах, на пустынных берегах рек.

И потом. Быть или не быть вегетарианцем в значительной мере зависит от условий, в которых ты живешь, от обстоятельств, в которых ты очутился. Вивекананда был строгим вегетарианцем. Но в Америке он делал то, что абсолютно неприемлемо для правоверного индуса, — ел говядину. Не надо быть рабом буквы догмата. Остальное, как говорится, приложится.

На почве увлечения вегетарианством со Святославом Николаевичем случилось забавное происшествие.