Где-то далеко случился шторм и на берег накатила бесшумная волна. Еле успел спасти свою палатку от затопления. Там, где заново ее поставил, берег оказался не очень ровным, и спать пришлось не в горизонтальном положении, отчего наутро чувствовал себя, как побитый. Но стоило только умыться в Байкале – усталость как рукой сняло. Я снова преисполнен сил.

В условиях Дальнего Востока ни за что не смог бы за день преодолевать 40-50 км на моей тихоходной шаланде. А здесь удается. Я в прекрасной форме. Беспокоят только пальцы на руках, которые с каждым днем нарывают все больше и гной из них выходит уже самостоятельно. Суставы опухли, и сжать руку в кулак не получается. Лицо обгорело дальше некуда, кожа слазит слоями. Становлюсь похожим на байкальских аборигенов-лесников. Иркутяне по сравнению со мной выглядят как туристы-матрасники. Рассчитываю дотянуть до залива Мухор, там остановиться и подлечиться.

Попрощался со своими новыми друзьями и продолжил путь. Впереди, между мысом Улан-Нур и мысом Орсо, меня ждет страшный прижим протяженностью километров 7. Огибаю мыс Улан-Нур. По правому борту открывается величественный вид на огромные скалы, круто обрывающиеся к морю. Дунул попутный ветер. Ставлю парус.

Ветер усилился и через полчаса достиг 15-20 м/с. Суденышко мое утлое и при хорошем порыве в такую погоду его запросто может перевернуть. Чтобы не рисковать, убираю парус и иду на веслах.

Подхожу к мысу Орсо. Скальная громадина возвысилась надо мной. Море разволновалось не на шутку. Некоторые волны обрушивались шипящим гребешком и заливали лодку. Недавно покинутый уютный берег с очагом, стал казаться ужасно далеким и даже больше: вообще не существующим.

Я вдруг почувствовал, как дышит Байкал. Дыхание это не поверхностное, а очень глубинное, и происходит оно где-то далеко внутри моря, в самом его сердце. Удивительно чувствуешь себя, когда ощущаешь под собой дышащее существо исполинских размеров.

Выхожу на траверз мыса Орсо, и сразу начинаются чудеса. Впереди по курсу на расстоянии примерно метров 300 на воде непонятно что происходит. Вижу необычное пятно на воде диаметром примерно 200 метров. Вокруг него была штилевая зона около 50 метров, а внутри – море как будто кипит, образовывая водяные султаны до полуметра высотой. Так и не найдя подходящего объяснения необычному явлению, направляюсь ему на встречу. Стоило только заплыть во внутрь таинственного пятна, как сразу же лодка начала вести себя очень странно: она не качалась на волнах, как положено, а беспорядочно телепалась разными своими частями. И стала похожа на бразильских танцовщиц, исполняющих зажигательные южные пляски. Подо мной что-то булькало и хлюпало. Казалось, будто плаваю в кипятке и скоро сварюсь. Подналег на весла и через несколько минут оказался за пределами чуда, но удивляться не перестал. Ветер изменил направление на противоположное и задул на меня. В то же время на расстоянии всего 300 метров ветер продолжал дуть по прежнему, разгоняя волны с барашками. Два ветра страшной силы с противоположными направлениями перли друг на друга и, сталкиваясь, порождали таинственное «кипящее» пятно. Сначала я подумал, что это "ротор", который образуется при обтекании мыса потоком воздуха. Но в этом случае ветер должен менять направление постепенно. Я даже привстал, чтобы лучше осмотреть море, но ничего особенного не увидел. Диво-дивное!

Понадобились все мои силы, чтобы выгрести против ветра, иначе болтался бы внутри чудесного пятна до тех пор, пока стихия не угомонится. Два километра, отделяющих меня от ближайшего места, где можно пристать к берегу, преодолел за полтора часа.

Вытащил лодку на берег, лег на спину и стал разглядывать облака на небе.

Примерно через час ветер немного поутих и можно было отправляться в путь. До пролива Ольхонские ворота оставалось 13 километров по прямой, а с учетом изгибов береговой линии – около 15. К концу дня я надеялся пройти пролив и попасть в залив Мухор (или Мухур. На разных картах названия разные).

Захотелось поскорей добраться до земли обетованной. Мысли, не утерпев, рванули вперед к заветной цели, и начало казаться, что вот уже за следующим мысом откроется вид на долгожданный пролив. Но, подойдя ближе, обнаруживал, что грести еще и грести.

Берега на редкость унылые – просто небольшие лысые хмурые холмы, круто обрывающиеся к морю. Но вот, наконец, Ольхонские ворота.

Проливы на планете Земля – удивительное природное образование. Они ни на что не похожи: это не море, где чувствуется преобладание стихии пространства, это не заливы, созданные для отдыха уставшей воды; и это не реки, где вода вся организована и устремлена. В проливе вода вынуждена тянуть нерадостную лямку условного обозначения особенностей суши. Вода – второстепенная, суша – главная. Проливная вода принесена в жертву суше лишь затем, чтобы суша могла существовать частями ради разнообразия.

Плавание в проливе вызывает особое настроение: нет того ощущения воли, как на море, но зато есть определенная торжественность от того, что земля смотрит на тебя с обеих сторон, как почетный караул.

Если плавать на большом пароходе, то природа делается почти незаметной и недоступной для понимания, как в кино. Пассажир на пароходе всего лишь наблюдатель, и все что происходит вокруг его на самом деле не касается. Это заметили еще первые путешественники в эпоху увлечения переплытием океанов на несущественных предметах. Начало массовому увлечению положил Тур Хейердал, переплыв океан на деревянном плоту "Кон-Тики". Природа не наделила человека специальными органами, которыми мы были бы способны воспринимать все вокруг как следует при движения с нечеловеческой скоростью и на расстоянии.

Когда хожу в горы, часто кажется, что иду слишком быстро и не успеваю достаточно хорошо воспринимать все вокруг. Путешествие – вещь постепенная и вдумчивая. Скорость превращает его в просто передвижение по географической местности. Жалко Землю, она страдает от невнимания, непонимания и ненужного беспокойства. Чтобы почувствовать мир, надо ходить на цыпочках, потихоньку и разговаривать шепотом.

Как только вошел в пролив Ольхонские ворота, сразу же, буквально через несколько минут задул ветер, благо попутного направления, и пошел дождь (совсем не на благо).

Вечерело. Наползли низкие свинцовые тучи. Лысые, местами скалистые берега помрачнели, стали выглядеть крайне неприветливо и напомнили мне грустный и богом забытый остров Спафарьева, затерянный на севере Охотского моря. Ветер усилился до 15 м/с, а еще через полчаса образовалась крутая волна высотой 1 метр и с гребешком. Остров Ольхон и материк сблизились на расстояние менее двух километров. Вдоль берега двигаться невозможно из-за того, что заливы вдавливаются глубоко в сушу. Ничего не остается, как плыть по самой середине пролива.

Дождь. Ветер. Холодина. Запел песню про то как бродяга к Байкалу подходит. Я не пел, а ревел, сорвал голос, но зато согрелся.

Вспомнил Магадан и уже начал настраиваться жить в северном климате, но как только завернул за мыс – ветер неожиданно стих, выглянуло солнышко и окрестности стали напоминать крымский ландшафт где-нибудь в районе Коктебеля, даже вода показалась теплой.

Но полностью почувствовать себя как в Крыму я не смог, этому мешал снег, который сползал языками с отрогов Приморского хребта, растянувшегося вдоль западного берега залива Мухор.

Названия мест в окрестности очень смачные: мысы Тутырхей, Хальтэ, Хорин-Ирги. Все-таки в одной из прошлых жизней я был азиат, трудно сказать какой именно породы, но азиат точно. Люблю все азиатское. Меня совершенно не привлекает Европа, не представляю, как там можно путешествовать. Европа, по-моему, пригодна только для экскурсий. Не могу принять сердцем западноевропейскую архитектуру всех времен, строения в ихнем стиле представляются мне игрушечными и напрасными. Даже храмы не могу воспринимать серьезно, но зато очень понимаю бурят – шаманистов, для которых храмом является вся поднебесная. Небо – купол храма… Как это здорово! Не нужна мне Европа, я – азиат, и хочу жить в направлении своего внутреннего происхождения.

Курс на мыс Онтхой, он находился совсем рядом, всего в двух километрах.

Нахожусь в заливе Мухор, который является тупиковой частью Малого моря. Мухор – тихая мелководная заводь. Впечатление такое, будто попал на обычное небольшое европейское озеро. Залив обладает двумя очень полезными свойствами: из-за мелководья температура воды здесь градусов на 10 выше, чем в Байкале, и рыбы много всякой разной.

Слева по борту показались штук десять утлых одноэтажных строений из досок, выкрашенных в казарменный зеленый цвет – это турбаза "Мандархан". Сразу видно, что, придумывая турбазу, архитекторы стремились к предельной простоте и незатейливости. Создавалось впечатление, будто оказался в степном пионерлагере, где по утрам дудят в трубу, а по вечерам – танцы под магнитофон и перед принятием пищи обязательное построение всех обитателей. Однажды в детстве меня пристроили в такое заведение неподалеку от Евпатории. Как я там маялся, страдая от тоски по дому, по горам и по синему морю. Я не запомнил всего того, что там со мной произошло, но зато хорошо помню чувства, которые испытывал: скука, обида за то, что меня завезли к черту на рога и бросили среди большого количества совершенно чужих людей, одиночество, несмотря на совершенное отсутствие возможности побыть одному. Кроме того я ни на миг не мог почувствовать себя свободным – постоянно надо было делать то, чего совершенно не хотелось: рано вставать, рано ложиться, спать днем, есть манную кашу на воде по утрам, петь пионерские песни по вечерам, играть в дурацкие игры, викторины, танцы под баян аж до 9 часов вечера и т. д. Б-р-р-р!…

Я высадился на берег и сразу пошел искать хозяина заведения, чтобы представиться. Директор турбазы Владимир Васильевич – мужчина лет 50-55, плотного телосложения с обветренным и почерневшим от загара лицом, жил тут же, на территории лагеря, в собственной избе, которая выглядела добротной и обжитой. Чернота его лица была не так чтобы очень, наверное, оттого, что жизнь он вел преимущественно оседлую. Загар на лицах местных индейцев, живущих в тайге и проводящих большую часть времени под открытым небом, отличается легкой синевой. Подобного оттенка на лицах добивались мои земляки гурзуфские алкаши, которые баловались одеколончиком. Помню двоих таких. Синели их лица очень быстро, и уже через полгода их было не узнать. Долго они не жили.

Владимир Васильевич быстро сообразил, что прибыли с меня не получить, и поселил бесплатно на территории своего дома в одной из пристроек.

Как только вступил на землю обетованную, то сразу же обзавелся массой новых друзей. Меня пригласили к столу и начали угощать всякой рыбой, в основном сорной – щукой и окунем. Как раз такую люблю больше всего. Рыба под названием "байкальский омуль" не произвела на меня сильного впечатления и значилась в моем вкусовом списке на последнем месте. Более всего по душе пришелся хариус, потом щука, потом окунь, а уж потом омуль. Водится здесь еще и сиг, но я его не пробовал, а только фотографировался на фоне здоровенной рыбины, не мной пойманной.

Щука – приятнейшая рыба, и то, что в ней много костей, неправда. Вот в красноперке костей действительно много. Эту рыбу есть и оставаться в спокойном состоянии, по-моему, невозможно. А костистость щуки сносная. Щучья кость застряла у меня в горле лишь однажды и хлопот особых не доставила. Щука – правильная рыба, природа ее уравновешенная и годится она для ежедневного употребления.

Люди, с которыми я делил их пищу, были иркутяне: Сергей – милиционер, Сергей – военный, и их жены – Оля и Ира.

Сергея-милиционера я принял сначала за представителя «братвы» из-за его плотного телосложения и короткой стрижки. На вопрос, чем он занимается в милиции, ответил, что бухгалтер. Очень я сомневаюсь. На отдых он приехал вооруженный большим черным пистолетом, из которого мы палили по бутылкам ради забавы.

Сергей – военный был относительно молчалив и мне запомнился просто как хороший человек.

Обоим Сергеям очень повезло с женами. Я даже немного позавидовал им. Но только немного, потому что жениться не собирался: не брачный у меня настал период жизни.

Благодаря Ире и Оле удалось подлечить пальцы. У меня была в аптечке только мазь Вишневского, но она совершенно не помогала. Ира посоветовала прикладывать листья подорожника. Только это меня и спасло. Травка великолепная и хорошо известна в народе, но я о ней не знал.

Утром взобрался на мыс Онтхой и окинул взором окрестность. Передо мной раскинулась Тажеранская степь, очень похожая на субальпийские луга крымских гор. В направлении на северо-восток просматривалась перспектива моего пути. Воздух был настолько прозрачен, что я отчетливо мог видеть мыс Арал на расстоянии 70 км. В Малом Море как на ладони острова Хибин, Огой, Борокчин и Замогой. Признаки жизни впереди не заметны, и я наслаждаюсь видом дикой природы.

Место, где я находился, считается самым гиблым на Байкале из-за страшного ветра Сарма, который вырывается на простор из долины одноименной реки и, достигнув ураганной силы, может натворить разрушительных чудес, например, выбросить пароход на берег. Для малюсеньких надувных суденышек, вроде моего, попасть в такой ветер – смерти подобно. А чтобы влипнуть в неприятную историю, вовсе не обязательно дожидаться самой сильной Сармы, вполне хватит средненькой, бытовой.

Я смотрел на долину реки Сарма и ничего особенного в ней не находил: просто свободное от гор пространство. Но многочисленные страшные истории заставляли угадывать в обычном ландшафте что-то таинственное и ужасное.

Легендарный бурятский эпос гласит, что именно через долину Сармы буряты начали заселять побережье Байкала, а на месте современного поселка Сарма было самое первое байкальское поселение. Странно. Мне казалось, что заселение бурятами должно было начаться со стороны Монголии.

Название "Пролив Малое Море" противоречиво: не может быть море проливом. Так его можно назвать только условно, потому что нет ощущения пролива, несмотря на то, что, по сути, это конечно пролив. Воды заключенной между островом Ольхон и материком, маловато, чтобы можно было называть ее морем. Народ нашел выход из положения не самым лучшим образом. Теперь на карте появился пролив, он же море, которое является составной частью озера. Чудно…

Я стоял на мысе Онтхой и смотрел на Малое Море. Передний план занимали два желтых и безлесых мыса, очень похожих на среднеазиатские предгорья в районе пустынь, а также на некоторые мысы Аральского моря. В моей памяти берега исчезающего моря остались именно такими. Западное побережье залива похоже на берега Черного моря между Новороссийском и Геленджиком, если, конечно, не обращать внимания на снег в отрогах Сарминского Гольца.

Теряюсь в ощущениях и толком не могу сообразить, как начинать себя чувствовать: как в Крыму, как в Магадане или как-то еще? Выглянуло солнышко, – и я оказался между 40 и 45 градусами северной широты где-то в Восточной Европе. Солнце спряталось за тучку – и я в районе Магадана. Такая смена впечатлений действует на сознание, как контрастный душ. Нахожусь в постоянном тонусе. На Дальнем Востоке такого нет, там можно спокойно настраиваться на долгую отвратительную погоду без изменений и не переживать за непрерывность впечатлений.

Погода премерзкая: сильный холодный северный ветер, дождь. Уплывать никуда не хотелось. Решаю съездить в Еланцы, позвонить домой и узнать, как там дела. Через час вышел на дорогу и вскоре уже ехал в «Жигулях» директора музея сибирского деревянного зодчества, того самого, который проезжал по пути из Иркутска в Листвянку. На острове Ольхон у директора есть изба, которую он называет дачей, и ездит туда отдыхать. Ближний свет – 300 верст!

Еланцы – типичная российская дыра с примитивными строениями, в основном из дерева. Дыра напоминала деревню Ново-Александровку на Сахалине, где я прожил 7 лет молодости. Ничто не говорило о том, что градостроители пытались соорудить какой-нибудь объект для всеобщей народной радости. Нет, все-таки одна попытка была. В поисках узла связи я набрел на летний театр, который негласно служил загоном для коз.

Прямо на сцене вожак стада, если судить по длине рогов, поставил в позу любви козу и взгромоздился на нее. Тем временем в партере козлы затеяли драку на рогах. Зрителей среди них было немного, в основном были желающие пободаться. Те, кто не бодался, просто резвились, как могли.

Народ в деревне непонятно куда подевался, и мне стоило труда найти телеграф.

В магазинчике купил пряники в надежде полакомиться, но ничего не вышло: продукт, похоже, сделали из комбикорма и мамалыги. Пряники скормил милиционерам, преграждающим путь неорганизованному транспорту на выходе из поселка. Остановился на посту и стал ждать попутку.

Хорошо, меня вовремя предупредил директор деревянного музея, чтобы при возвращении я сказал милиционерам, будто работаю на научно-исследовательском корабле, который бросил якорь в Малом Море и скоро уйдет. Иначе пришлось бы платить немалые деньги за посещение национального парка. К такой растрате я был не готов и поэтому старался изобразить из себя моряка.

На посту проторчал около двух часов. Все это время пришлось врать про корабль и тяжкую долю научного сотрудника на нем. В конце концов заврался настолько, что милиционер начал на меня косить глазом и подозревать неладное. Благо, вовремя подвернулась попутка, и я уехал. Подвозили меня два бурята. Говорили они только между собой, не обращая на меня особого внимания. Чувствовал я себя при этом в роли барана, которого перевозят в кузове грузовика.

Если бы я не был путешественником, то на пейзаж Тайжеранской степи можно было бы не обращать особого внимания. Но я смотрел на степь и видел в ней необычность. Чувствовалось присутствие таинственности и загадочности. Не русской, инородческой казалась здешняя земля, и два сидевших впереди бурята только укрепляли это впечатление.

Проехали мимо шаманских обрядовых мест. В основном это беседки с деревом неподалеку. Дерево увешано множеством разноцветных, выгоревших на солнце ленточек. Такие деревья смотрятся не совсем обычно: празднично, однако новогоднюю елку совершенно не напоминают, скорее их можно сравнить с мочалкой. В этих местах настоящие шаманы шаманят по-настоящему. Для нас, европейцев это кажется фантастикой. Тем не менее шаманизм существует и процветает до сих пор. Мне стало радостно за бурят из-за того, что они такие патриоты.

Буряты-шаманисты церквей не строят, им вполне достаточно природы, где в определенных местах сооружают нехитрое строение. Молебны проводятся в основном на открытом воздухе около какой-нибудь природной особенности: на вершине горы, у родника, около необычной скалы или дерева, на месте захоронения шамана. Места жертвоприношений постоянны и являются святынями разного ранга.

В старину христианские миссионеры потрудились на славу. К их достижениям можно отнести взрыв святого места скалы Ажирая Бухэ на Лене, уничтожение священного камня на реке Иде, сожжение шаманских рощ. Это же надо до такого додуматься – взорвать скалу! Совсем надо из ума выжить, прежде чем на такое решиться! Прямо как во времена князя Владимира, когда вводили христианство в Русь. Видимо это наша христианская традиция.

От своего имени хочу попросить прощения у всего бурятского народа и шаманов его за безобразное поведение христианских миссионеров. Пусть здравствует шаманизм и не держит ненужного зла на россиян.

В наше время, конечно же, бесчинств на религиозной почве нет. И даже русские, здесь проживающие или просто приезжие, соблюдают один или несколько простых культовых шаманских обрядов. В основном, это капанье вина на стол перед началом трапезы. Народ не понимает, зачем это надо, а если понимает, то очень приблизительно. Капание или разбрызгивание вина считают в основном как дар бурхану (богу). На самом деле это производится для угощения и задабривания духов того места, где происходит действие. Это делается для того, чтобы духи не вредили, а наоборот – оказывали помощь. Бурхан здесь ни при чем. Это скорее колдовской обряд.

Есть более сложный обряд Хаялга, включающий в себя брызгание или капание вина. Но Хаялга выполняется шаманом и содержит конкретную просьбу о помощи, избавлении от недуга и т. д.

Есть еще один обряд, связанный с капанием и брызганием вина или водки. Называется он Дашаалга. Вино брызгается на угли, обложенные богородской травой. Этот молебен может совершаться только шаманами.

Народная интерпретация шаманских обрядов примитивна, и почему-то льют вино в основном на стол, несмотря на то, что духи находятся везде. Если бы я пил, то сначала засунул указательный палец в стакан и затем щелкнул в воздух. Получились бы брызги, досталось сразу многим духам и стол оставался чистым. Но традиция оказалась заразительной, и все, как сговорились, льют вино на стол.

Вечер посчастливилось провести в компании прекрасных людей. Кроме моих новых друзей, двух Сергеев с женами, были еще их старые друзья – молодая чета из Еланцов. Выглядели вполне цивилизованно, что явно не соответствовало внешнему виду захолустья, в котором они обитали. Еще более не соответствовал мрачному виду Еланцов их радостный и душевный настрой к жизни вообще. И уже совсем необычно выглядело любовное отношение к местной природе, которое проявлялось буквально во всем. Обычно проживание в медвежьем углу утомляет и, даже если когда-то приехали за туманами, то через некоторое время об этом забываете и начинаете пребывать в состоянии легкого недоумения по поводу того, как вы здесь оказались и что вообще тут делаете. По себе знаю.

Рассказывали о том, что буряты до сих пор практикуют обряд сожжения трупов. Причем после поджога с места погребения уходят. Часто по этой причине загорается тайга, а это очень большое бедствие.

Рассказывали, как их знакомые хотели продать квартиру, но никак не получалось, а надо было очень. Снарядились и пошли к шаману на остров Ольхон. Шаман выслушал проблему и не произнес в ответ ни слова, а просто сидел за столом и пил водку стаканами. Прошло достаточно времени, чтобы считать затянувшееся молчание пустой тратой времени. Народ заерзал и собрался было уходить, так и не поняв тонкостей колдовства. В этот момент шаман набрал в рот водки и выплюнул ее в физиономию пришедшему за небесной поддержкой. Тот ошалел от такого шаманизма. Тут в самый раз набить бы шаману морду, но народ оказался скромный, а потому просто удалился в направлении домой. Через несколько дней квартира успешно продалась.

Агентства недвижимости много теряют от того, что не имеют шамана в штате.

Пока я не побывал на Байкале, о шаманизме у меня были примитивные и поверхностные представления. У всех они, примерно, одни и те же и, в основном, связаны с чучелом-шаманом, который исполняет непонятные танцы. Что при этом свершается, как правило, толком никто не знает, кроме того, что во время шаманских танцев идет общение с потусторонним – и только. На самом деле потустороннее устроено очень сложно, и процесс общения с ним далеко непрост. А откуда берутся шаманы, никто и понятия не имеет. Конечно, если захотеть, то можно найти литературу и, если поискать, то и сведущих людей, но это чисто теоретические домыслы. На самом деле народ пребывает в счастливом неведении или в заблуждении по этому поводу.

Стать шаманом непросто. Непременным условием должно быть наличие утха – шаманского происхождения, – корня. Утха может быть наследственным и приобретенным. Предпочтение отдается шаманам с утха по отцовской линии – "Халууни утха", затем с утха по материнской линии – " Хари утха".

Среди бурят раньше в особом почете были кузнецы. Они считались избранниками неба, и кузнечного происхождения – дархан утха – вполне достаточно, чтобы начать карьеру шамана.

Менее предпочтительно было спущенное с неба происхождение – буудал утха. Его приобретал тот, кому посчастливилось найти метеорит, который считался священным камнем. Метеориты – это пуговицы с одежды небесного божества Эсэгэ Малана Тэнгри или его жены Эхэ Юурэн.

У простых смертных тоже есть возможность стать шаманом. Для этого существует "Заяанай утха" – право, полученное от какого-нибудь заяна (духа-покровителя, божества) во время найгура (коллективного религиозного шествия с песнями и плясками). Шаманы с таким происхождением не могут обладать большой силой, и они не допускались к обряду посвящения. По существу они никакие и не шаманы.

Был я как-то в Москве и зашел в магазинчик под громким названием "Путь к себе". Там в основном торгуют всякой оккультной дребеденью, но меня более всего интересовали книги Джиду Кришнамурти, он великий муж и выдающийся ум. Купив то, что надо, я, осчастливленный, направился к выходу. На какое-то время мое внимание привлекла доска объявлений, где сообщалось об оказании разнообразных услуг дипломированным шаманом. На рекламной фотографии была изображена молодая особа сексуальной наружности, одетая черте во что: в балахон с побрякушками, а на голове свито огромное гнездо из перьев птиц неизвестного происхождения. Славянская физиономия ее была размалевана, как у индейца. В рекламном тексте обещали все что только страдающей или страждущей душе угодно: от изгнания злых духов до посвящения в шаманы – только плати. Удивился я тогда предприимчивости москвичей и наивности народа, который клюнет на подобную рекламу.

Быть шаманом в Москве – благодать сплошная: некому опровергнуть выдуманное шаманское происхождение. В провинции все на виду, и утху просто так на себя навесить невозможно, а в Москве – запросто. Тем более, что готовых поверить в разную чушь всегда предостаточно. В подтверждение этого ко мне подошла женщина и тоже пристроилась читать объявления в надежде найти целителя для излечения своего недуга. Начитавшись, начала донимать меня вопросами, где подыскать стоящего знахаря или шамана. Я только и сказал ей, что в Москве шаманов стоящих нет, и, чтобы обрубить все концы, добавил, что сам я не практикую. Однако этого оказалось достаточно, чтобы она начала меня просить подлечить ее. Готовность заплатить большие деньги у нее была, и этого она не скрывала. Чем ей мой вид приглянулся – не знаю, только я запросто мог взять деньги, сказать "трах тиби дох " и она бы ушла, осчастливленная подаренной благодатью через божьего посредника, т. е. меня. Конечно, я этого не сделал и, откланявшись, ушел, а она осталась и наверняка воспользовалась услугами какого-нибудь шарлатана, которых в столице пруд пруди.

Шаман – это традиционное народное явление, и он не может быть без своего народа, который верит в его чудеса. Без веры народной, уходящей в исторические корни, шаман просто чучело, несмотря на то, что обладает действительно даром, способностями и посвящением. Московский шаман – это ненужная и вредная экзотика – так же, как тропические фрукты вредно кушать на севере. Шаманизм чужд Европе, как христианство инородцам. Чужд не в принципе, а по сути, как вещь, не имеющая исторической духовной основы.

Здесь, на Байкале, я не мыслю себе иного восприятия мира, как только через мировоззрение шаманизма. Природа здешняя одухотворена по-особому, по-шамански. Если успокоиться и прислушаться к байкальскому миру, то именно это и можно почувствовать. Совсем не обязательно знать все тонкости странной религии, достаточно просто попытаться услышать о чем молчит здешний мир.

Невозможно стать шаманом, обладая только утху. Есть еще одно непременное условие – наличие призвания – "дурэ". Внешними признаками дурэ является не совсем обычное поведение: человек становится задумчивым, стремится уединиться, видит сны, уходит в горы, пытается предсказывать. Но и этого еще недостаточно.

Кандидат должен обладать хорошей памятью, интуицией, воображением, даром импровизации и другими колдовскими наклонностями.

Перед посвящением будущий шаман должен два-три года походить в подручных-учениках у опытного шамана. Только после этого может идти речь о посвящении. Об этом принимает решение вся община, потому как дело важное и сам обряд – достаточно дорогостоящее мероприятие. Это всенародный праздник, и длится он несколько дней. В результате чего шаману присваивается титул посвященного и дается право на проведение определенных обрядов в соответствии со степенью посвящения. До XX века таких степеней было пять или девять: как считать. Позже в основном ограничивались двумя.

Шаман мог быть и непосвященным. Такие выполняли в основном простые обряды. Между собой они различались:

Хаялгаши – шаман, занимающийся только капанием и брызганием вина (обряды душалга, хаялга);

Ябган и Хуурай выполняли те же функции, что и первый, и отличались между собой несущественными деталями;

Заяанай – шаман, получивший право слегка шаманить от заянов (божеств) во время найгура (религиозного праздника);

Минааши – человек, имеющий кнут. В его обязанности входит смотреть за порядком во время молебствий. Кнут – символ власти.

Особой разницы в ранге между непосвященными шаманами нет.

Для различия посвященных шаманов существует девять имен. Первые пять не имеют существенной разницы, и их можно обозначить как «Шанартай» – посвященный шаман. Далее влияние иерархии возрастает и шаманы отличаются друг от друга не только колдовской мощью, но и атрибутами:

Оргойто – имеющий железную корону с рогами.

Хэсэтэ – имеющий один или несколько бубнов.

Дуурэн – полный шаман, получивший все необходимые атрибуты.

Заарин – великий шаман, прошедший девять посвящений. Такой шаман обладал неограниченной властью и был чрезвычайно почитаем в народе. Думаю, что сейчас таких шаманов нет. Во всяком случае, я не слыхал. Те шаманы, которые находятся на острове Ольхон, по слухам, недостаточно мощны. А где находятся настоящие шаманы, никто не знает. Поговаривали, что вроде в Онгуренах есть, но никто не может сказать об этом достаточно уверенно. Все где-то что-то слышали. Я решил разобраться на месте, если удастся туда добраться.