Наслаждения

Волнистые волосы были влажны, точно Хасан только что вышел из душа. Стук ботинок Ясмин по лестнице заставил Хасана поднять глаза, и Ясмин успела заметить, как они сначала изумленно расширились, а потом мгновенно сузились. Ясмин замедлила шаг.

Оставшиеся ступеньки она преодолела согласно этикету, по крайней мере так, как ей это представлялось.

«В конце концов теперь я баронесса», — сказала себе Ясмин, сознавая, что Хасан неотрывно следит за тем, как она спускается по лестнице: глаза его так и впились в белоснежную шелковую блузку, идеально облегавшую фигуру Ясмин, потом скользнули вниз, по узким брюкам, прекрасно подчеркивающим мальчишеские бедра Ясмин и се стройные ноги.

— Молодец, не забыла захватить нужный наряд! — Хасан кивнул головой на се ботинки. — Ты так упряма, что, я думал, поступишь наперекор.

Ясмин изобразила сладкую улыбочку. Ее смутил снисходительный тон Хасана, но она сумела скрыть свою истинную реакцию и лишь высокомерно пожала плечами.

— Я всегда вожу костюм для верховой езды с собой, независимо от того, куда еду.

— Хорошо. — Хасан улыбнулся. — Теперь я хоть спокоен, что ты не в первый раз сядешь на лошадь.

— Далеко не первый! — надменно ответила Ясмин и тут же поняла, что тон ее более подходит вдовствующей императрице, нежели баронессе.

«Придется в этом потренироваться», — вздохнула про себя Ясмин и обратилась к Хасану:

— Не пора ли нам ехать? Или ты настаиваешь на том, чтобы провести все утро в холле?

Хасан не ответил, но продолжал задумчиво смотреть на Ясмин.

— Я осваиваю роль баронессы, так что ты должен меня извинить. Сегодня я поработаю над этикетом, если не возражаешь.

— Ах вот как? — усмехнулся Хасан. — В таком случае… — Он подхватил Ясмин под руку и повлек, несмотря на молчаливое сопротивление, к дверям. — Ваш автомобиль, мадемуазель баронесса.

У дома был припаркован лоснящийся на солнце спортивный «мерседес». Не говоря ни слова, Хасан распахнул дверцу и легонько подтолкнул Ясмин внутрь. Она высвободила руку из крепкого пожатия Хасана и, усевшись на переднем сиденье, оскорбление уставилась прямо перед собой. Дверца с шумом захлопнулась, и мгновение спустя Хасан уже сидел за рулем рядом с Ясмин. Двигатель завелся с легким ворчанием, и они тут же отъехали от тротуара.

— Хочу воспользоваться временем в дороге и познакомить тебя с историей рода Сен-Клеров, — неожиданно снова по-деловому сказал Хасан. Из голоса его улетучились нотки высокомерия, и Ясмин заметила, что предмет интересует Халифу по-настоящему. — Виноградники Сен-Клер находятся в Осере, примерно в ста милях от Парижа. Это один из самых известных районов французского виноделия начиная с двенадцатого века и даже раньше. Прежде чем пришли к своему признанию Бордо и Бургундия, лучшими считались вина из Осера. Король Иоанн собирал дань со своих вассалов бочонками осерского вина.

Ясмин прекратила изображать из себя баронессу и заинтересовалась рассказом.

Виноградники протянулись вдоль берега реки Йонны, а монахи монастыря Святого Мартина начали возделывать виноград на склонах холмов в се верхнем течении. Они выискивали места, где прежде всего тает снег — так поступает любой стоящий виноградарь. Но, что было более важным, монахи разбивали свои виноградники там, где имелись слои киммерийской глины. Глина эта состоит из ископаемых остатков крошечных ракообразных, умерших в море, которое занимало эти территории в юрский период. Хрупкие, ломкие, камнеподобные существа дали жизнь одному из лучших вин в мире.

— Так, значит, на виноград влияет почва? — спросила Ясмин.

— Ну-у-у, тут много разных причин: почва, климат, близость воды, количество солнечных дней. Но в данном случае почва имеет решающее значение. Масса крошечных ракушек, рачков, креветок и морских улиток придает шабли устойчивый нежный аромат, который ни с чем нельзя спутать. В этом районе находятся семь лучших виноградников Франции и двадцать девять первосортных.

— И эти виноградники существуют с двенадцатого века? — спросила Ясмин, благоговея перед веками истории.

— Гораздо раньше. — Хасан обрадовался интересу, который проявила Ясмин, и увлеченно продолжил:

— Осерское шабли было известно с самых древних времен. В начале шестнадцатого века в этом районе было до семисот виноградников, виноград выращивался преимущественно на киммерийских почвах. Однако в восемнадцатом веке потребление дешевых вин росло такими темпами, что для удовлетворения спроса французов возникла необходимость в новых сортах и технологиях. В результате виноградники дешевых сортов стали вытеснять поля, занятые зерновыми, и пастбища. Чтобы защитить шабли, королевским указом в 1731 году было запрещено разбивать новые виноградники, а также повелевалось выкорчевать виноградники, разбитые в последние годы. Но в 1759 году началась такая политическая неразбериха, что все декреты о земле были просто забыты. Французекая революция не щадила ничего и никого, и виноградники шабли были почти полностью уничтожены. Выращивался только обычный виноград.

Ясмин слушала Хасана с огромным интересом, боясь перебить глупым вопросом или неловким движением.

— Потом с распространением в девятнадцатом веке эпидемии виноградной тли производство дешевых вин прекратилось. А вот дорогое шабли спасли два обстоятельства.

Прежде всего высокая стоимость транспортировки на телегах, а главное — узкая долина не выпускала холодный весенний воздух, который губил нежные майские побеги винограда. Не имело смысла рисковать потерей нескольких урожаев подряд из-за холодов или виноградной тли, если конечный продукт не мог принести никакой выгоды.

Так что лишь несколько виноградарей, и Сен-Клеры в их числе, оставались верны винограду шабли.

— И это спасло шабли? — не выдержала Ясмин.

— А вот слушай, — продолжал Хасан. — В начале века распутный дед Андре промотал почти все их состояние, и это, как ни странно, обернулось к лучшему. Возможно, Андре и его отец пошли бы по стопам расточительного предка, проигрывая в карты и тратя на женщин остатки фамильных драгоценностей. Но отец Андре, столкнувшись с разоренным наследством и вытекающей отсюда перспективой идти на военную или гражданскую службу, решил рискнуть всем и заняться землей. Он заложил ее всю и всерьез занялся производством вина: досконально изучил науку виноделия, нанял опытных управляющих и вновь вернул былую славу Сен-Клерам. Его знания и привязанность к виноградарству были поразительны, и отец научил Андре всему, что знал сам.

Хасан рассказывал обстоятельно и увлеченно, не издеваясь, не иронизируя, не шокируя. Таким он очень нравился Ясмин. С ним было спокойно и хорошо.

— В шестидесятые годы, — Хасан, словно читал лекцию в Гарварде, — результатом последней грандиозной битвы с природой стало создание новой технологии защиты от морозов. Кто-то может подумать, что это был подарок Божий, но палка оказалась о двух концах. Поскольку риск потери урожая значительно снизился, виноградари, занимавшиеся производством обычных вин, стали требовать, чтобы их вина тоже назывались шабли. Несмотря на то что их виноградники не росли на киммсрийских глинах, они назвали свои вина «Петит шабли», что означает «Малый шабли». Отец Андре умер, надорвавшись в этой борьбе, тогда великую битву продолжил сын. Но они проиграли. Земли, отведенные под виноградники, все увеличивались, название «Малый шабли» потеряло смысл, так как весь виноград независимо от того, на какой почве он выращивается, называется просто шабли. И уже с этим ничего не поделать.

— Но что все это значит для Сен-Клера? — поинтересовалась Ясмин.

— А то, что ситуация подтолкнула Андре к решению освоить рынок Соединенных Штатов. Он почувствовал, что Америка интересуется хорошими винами, несмотря на распространение калифорнийского шабли. Кстати, именно это останавливало Андре прежде: он боялся конкуренции с Калифорнией. Андре решил, что можно создать в Штатах свой рынок с чрезвычайно высокими ценами. Такой рынок смог бы покрыть убытки, которые нес Андре после потери приоритета во Франции.

— Ты хочешь сказать, что Андре собирался сделать ставку на винных знатоков? — спросила заинтригованная Ясмин.

— Он называл их «винными снобами». Скорее он был заинтересован в их деньгах. В конце концов, винные снобы они и есть винные снобы. Их можно называть как угодно. Они создают новый рынок, дорогая моя, и тебе следует относиться к ним с уважением.

— Ты прав, — рассмеялась Ясмин, радуясь дружескому тону Хасана. — Нам не следует задевать их утонченную натуру.

— Теперь Андре умер. И не осталось никого, связанного с виноградарством, кто знал бы о нем столько, сколько знал Андре. Только ты да я, но, к сожалению, мы не так опытны, как следовало бы. Я знаю все финансовые аспекты, но этого явно недостаточно. Сейчас дело ведет Бертран Лабиш. Он лучший в мире специалист. — Хасан бросил на Ясмин спокойный взгляд. — Но теперь дело ляжет на твои плечи, Ясмин. Тысячи лет великой традиции и унаследовавшая все земли маленькая арабская девочка, которой по Корану запрещено употреблять алкоголь.

Видя, что юмор до Ясмин не доходит, Хасан расхохотался.

«Он что, считает меня совершенной дурочкой? — подумала Ясмин. — Ясное дело — считает. Ладно, он еще увидит. Если Андре научился у своего отца, значит, я могу научиться у Бертрана Лабиша. Я еще всем им покажу!»

Ясмин откинулась на спинку сиденья и отвернулась к окну. Хасан закончил свою лекцию и обратил внимание на дорогу. Краешком глаза Ясмин видела, что Хасан поглядывает на нее время от времени, но она и не подумала повернуть голову.

Потом она заскучала и включила радиоприемник. В салоне зазвучала известная французская песенка о любви, и Ясмин стала тихонько подпевать.

— А что ты намерена делать с виллой? — не сводя глаз с дороги, прервал молчание Хасан.

— Ты имеешь в виду в Танжере? — Ясмин постаралась, чтобы ее голос звучал как можно безразличнее. — Да. Продашь или оставишь за собой?

— Продам, — решительно заявила Ясмин.

В машине повисло долгое молчание. Ясмин казалось, что она не обязана обсуждать свои решения, а тем более объяснять их.

— На твоем месте я не стал бы этого делать. Чисто с финансовой точки зрения, разумеется.

— Мне вилла не нужна. Сомневаюсь, что когда-нибудь вернусь в Марокко. Я не была счастлива в Танжере с Андре, и не собираюсь там жить без него. В этом я твердо убеждена. А почему бы тебе не купить виллу, раз уж ты так ее любишь?

Ясмин скрестила руки на груди и снова уставилась в окно.

— И все же на твоем месте я бы подумал, — повторил Хасан странным тоном. — Не стоит рвать так круто.

— Может быть, — ответила Ясмин, теряясь в догадках, почему Хасан так хочет, чтобы она оставила виллу. Ясмин знала, что ничто не заставит ее вернуться. Она надолго замолчала.

Машина свернула на подъездную дорогу, напоминавшую картины Ван Гога. Симметричные двойные ряды деревьев по обеим сторонам убегали куда-то за горизонт, а за деревьями виднелись бесчисленные ряды низких виноградников. Виноград вился по проволоке, натянутой между вкопанными в землю деревянными кольями. Гроздья уже были собраны, а листья начинали желтеть. Ясмин подумала, хороший ли был собран урожай, но спрашивать не стала, да и вряд ли Хасан мог дать ей ответ на этот вопрос. Ей предстоит многому научиться, и главная проблема заключается вовсе не в том, чтобы узнать то, чего Ясмин не знает. Она поняла, что огромную массу информации, которая вот уже второй день на нее обрушивается, она просто не в состоянии усвоить. Голова гудела от распиравших ее мыслей.

Внезапно и резко остановив автомобиль, Хасан распахнул дверцу. Ясмин увидела двухэтажный каменный дом с лабиринтом дымоходных труб на крытой шифером крыше. Не успела Ясмин выбраться из машины, как из-за угла дома вышел мужчина. Радостно вскрикнув, он бросился к Хасану и сердечно его обнял. Похлопывая друг друга по плечам, мужчины расцеловались в обе щеки, после чего обернулись к Ясмин. В мужчине было более пяти футов роста, широкая кость, мощная мускулистая фигура французского крестьянина. На вид ему было лет пятьдесят, темное, загорелое лицо испещряли морщины — плод многочасовой работы на солнце. Голову покрывала густая щетина коротко остриженных седых волос.

— Ah… mais elle cst charmante![39] — Мужчина подмигнул Хасану и широко улыбнулся Ясмин. — Да вы совершенно очаровательны, мадемуазель! — Он направился к Ясмин, раскинув руки в стороны, очень похожий на большого добродушного медведя, потом вдруг остановился. — Но ведь это мадемуазель де Сен-Клер, не так ли?

Хасан кивнул. Мужчина приблизился к девушке.

— Ясмин! — Хасан едва сдерживал распиравший его смех, вызванный выражением ужаса палице Ясмин. — Это Бертран Лабиш.

Ясмин расслабилась и ухватилась за руки Бертрана, прежде чем Лабиш успел сгрести ее в свои медвежьи объятия, в которых только что душил Хасана.

— Месье Лабиш, я так рада с вами познакомиться, — с искренним удовольствием сказала Ясмин. — Я слышала о вас столько замечательного!

— Прошу вас, зовите меня просто Бертран, — просияв от комплимента, заулыбался Лабиш. Он высвободил руки и замахал ими в направлении дома, — Сесиль! Viens ici![40] — Тут же из дома вышла, вытирая руки о подол фартука, очень миловидная женщина лет сорока пяти. — Сесиль! Mademoiselle de Saint-Clair est ici[41].

Прежде чем Ясмин успела вымолвить слово, она уже оказалась в восторженных объятиях Сесиль. Женщина отступила немного назад и заглянула в лицо Ясмин.

— Вы так красивы, — сказала она, лукаво улыбаясь. — Я это предполагала, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

— Конечно, она красавица, — загудел Бертран. — У барона был замечательный вкус… во всем.

Странное выражение появилось на лице Хасана. Казалось, этот шквал любезностей был ему неприятен, но он быстро справился с собой. Бертран неожиданно повернулся и, схватив Хасана за руку, потащил его к дому.

— Ты должен попробовать этот розлив и сказать мне свое мнение.

Все они вошли в низкую дверь черного хода и оказались в большой старинной кухне. Стены от пола наполовину были выложены квадратами голубого и белого кафеля.

Две большие чугунные плиты, явно промышленного назначения, покрытые серой эмалью, стояли рядом у одной из стен. На черных крючьях, вбитых в потолок, висели медные кастрюли и большие оловянные сковородки. Был здесь и невероятных размеров камин, полностью занимавший одну из стен. Длинная прикаминная полка была выполнена из мрамора; у противоположной стены стояли две глубокие раковины на чугунных ножках. На длинном дубовом столе в центре комнаты стояла матово-зеленая бутылка и четыре изящных бокала.

— Это из партии на продажу, — сообщил Бертран. — Попробуй и скажи свое мнение.

Лицо его озарилось улыбкой, и Ясмин показалось, что она прочла в глазах Лабиша искорку самодовольства. Бертран прекрасно знал, что вино отличное: ему просто хотелось порисоваться перед Хасаном.

На самом же деле Бертрану следовало адресовать свои комментарии ей, Ясмин. В конце концов, она ведь теперь владелица. Ясмин шумно вздохнула и сказала себе, что Бертран — всего лишь мужчина, который может серьезно говорить только с другим мужчиной. Как же уничтожить эту идиотскую привычку? Как доказать мужчинам, что она тоже человек и ее следует воспринимать всерьез?

Лабиш мастерски наполнил бокал золотистой жидкостью и протянул его Хасану, который тут же из него отхлебнул. К великому изумлению Ясмин, прополоскав вином рот, Хасан выплюнул его в камин. Однако прежде чем она успела произнести хоть слово. Халифа сделал еще один глоток, но на этот раз, подержав его во рту, проглотил.

Бертран и Сесиль не сводили с Хасана глаз. Вдруг он улыбнулся и хлопнул Бертрана по спине:

— Невероятно, Бертран. Совершенно невероятно. Мне кажется, это — лучшее из всего, что у нас когда-то производилось.

— Бертран прекрасно это знает. — Сесиль бросила на мужа восторженный взгляд. — Он просто нуждается в твоей похвале.

Она наполнила вином остальные бокалы и протянула один Ясмин. Девушка покорно сделала глоток.

Ясмин ничего не понимала в винах, но здесь ей предоставлялась прекрасная возможность начать постигать эту науку. Жидкость обладала необычным мягким ароматом и едва заметным цветочным привкусом. В ней чувствовалась даже легкая игристость. Но пузырьков не было вовсе, как и шипучести. Ясмин осушила бокал до дна, и довольная Сесиль наполнила его вновь. Прежде чем Ясмин успела поставить бокал на стол.

— А теперь, — грудь Лабиша распирало от гордости, словно у брачащегося голубя, — пойдем со мной и проверим содержимое бочонков.

Он подхватил Хасана под руку и поволок его за собой из кухни. В дверях Хасану пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться лбом о верхний край.

Какое-то время Ясмин ожидала, что они позовут ее с собой, но мужчины даже не обернулись, как будто ее не было.

«Просто не верится! — беспомощно подумала Ясмин. — Они же обещали показать мне виноградники, а вместо этого оставляют на кухне для бабских сплетен. Возмутительно!»

Ясмин двинулась было за мужчинами, но в это время Сесиль взяла ее за руку. Не желая показать, что этот жест ее разозлил, Ясмин усилием воли согнала с лица гримасу раздражения и улыбнулась женщине.

— Не хотели бы вы осмотреть конюшни, мадемуазель? — Взгляд Сесиль скользнул по костюму Ясмин. — Я вижу, что вы одеты для верховой езды.

— С удовольствием. — Ясмин собралась поставить бокал на стол.

— О, лучше захватите вино с собой, — улыбнулась Сесиль и направилась к двери. — У нас особенные лошади, они совершенно не возражают, когда пьют в конюшне.

Ясмин взяла бокал и поспешила вслед за Сесиль во двор. Они миновали несколько небольших построек. Ясмин заглянула в открытую дверь одной из них и увидела стоявшего к ним спиной Хасана.

— Он очень красив, не правда ли? — Перехватив направление взгляда Ясмин, Сесиль ей хитро подмигнула.

Та лишь пожала плечами. Ей вовсе не хотелось говорить о Хасане. Но Сесиль этого не заметила.

— Только посмотрите на его руки, — продолжала она, понизив голос до шепота, — и знаете, он сказочный любовник… О ля-ля! — Из горла Сесиль вырвался смешок. — Об этом всегда можно судить по мужским рукам. Посмотрите, какие широкие и сильные пальцы… — Сесиль вздохнула и многозначительным жестом разгладила платье на животе. — Вам страшно повезло, юная леди. — Широко открытые, ясные глаза Сесиль смотрели на Ясмин сахарным взглядом.

— А каких лошадей держал Андре? — Ясмин не терпелось замять разговор о мужчинах и об их сильных руках, в особенности о Хасане.

— Сейчас увидите. — Сесиль повела Ясмин в конюшню.

В конюшню можно было попасть с обоих концов через огромные двустворчатые двери. Одни из них выходили на небольшой аккуратный загон с темно-коричневой утоптанной землей. Скудные клочки травы виднелись лишь в углах ограды, там, куда не доставали лошадиные копыта. По всей стене длинного каменного строения были вырезаны многочисленные узкие высокие окошки. На каждое стойло приходилось по два окна, сквозь которые лился золотистый солнечный свет, рисуя на полу геометрически правильные решетчатые фигуры. Воздух был наполнен ароматом свежего сена и конского навоза.

— Здесь выездные или скаковые лошади? — поинтересовалась Ясмин, оглядывая теплое полутемное помещение.

— Ах мадемуазель. — Сесиль погладила нежно-бархатистые губы серой в яблоках лошади, высунувшей свою морду из стойла, как только женщины вошли в конюшню. — Конечно же, выездные. Зачем месье Хасану скаковые лошади? Они очень нервные и пугливые. И они непригодны для прогулок. Кроме того, скаковые лошади требуют особого ухода. А месье любит просто прокатиться — ради удовольствия.

— Я считала, что это лошади Андре.

— Vraiment[42], мадемуазель. Формально так оно и есть.

Но знаете, месье Андре бывал здесь очень редко. Это месье Хасан занимался конюшней. Он живет в Париже и всякий раз приезжает сюда. Он очень любит верховую езду. Мы с Бертраном тоже катаемся.

Ясмин остановилась возле небольшой вороной лошадки и заглянула в ее блестящие карие глаза. Благодаря своей чрезвычайной силе лошади всегда казались Ясмин сказочными великанами, с которыми она ощущала себя полностью защищенной.

Запах земли напомнил Ясмин Лотремо. Там верховая езда входила в учебную программу воспитания юных леди, и именно там, войдя в конюшню, Ясмин впервые почувствовала себя дома. Большие теплые животные с их копытами и шелковистыми хвостами, которыми они отмахивались от назойливых мух, напомнили Ясмин о козах, которых она маленькой девочкой пасла в горах. Лошади были дружелюбны, непосредственны, с благодарностью откликались на ласковое слово и прикосновение добрых рук.

Сесиль и Ясмин прошли по всей конюшне, останавливаясь у каждого стойла и уделив внимание каждой. Минут через десять в конюшню вошли Бертран и Хасан и замерли, ослепленные резкой темнотой после яркого утреннего солнца.

— Сесиль? Ты здесь? — щурясь, позвал Бертран. — Отведи баронессу в контору.

Они вернулись в дом и, пройдя через кухню, поднялись по узкой деревянной лестнице в основную часть дома.

Через просторный холл Бертран провел их в комнату, которую можно было принять за библиотеку или кабинет.

Стены ее были обшиты темно-коричневым деревом, окна закрывали плотные портьеры, отчего в комнате царил полумрак. Возникало впечатление церковного помещения.

Бертран подвел Ясмин к столу, заваленному кучами бумаг и гроссбухов.

— А вот это, — Бертран указал на две картонки с наклеенными на них этикетками, — какие-то глупые cochons[43] из рекламного агентства предлагают нам эскизы новых этикеток. Что вы думаете на этот счет, мадемуазель?

Лабиш протянул картонки, чтобы Ясмин могла лучше рассмотреть образцы. Один из них был темно-кремового цвета, изящный орнамент обрамлял надпись, выполненную круглыми черными буквами. Второй был темно-фиолетовым, буквы были красными и белыми.

— Этот мне совсем не нравится. — Взяв темно-фиолетовую наклейку, Ясмин скептически разглядывала ее в различных ракурсах. — Слишком резко. Слишком кричаще.

Наклейка не должна быть кричащей. — Ясмин небрежно бросила образец обратно на стол.

Стоявший рядом Хасан с изумлением наблюдал за Ясмин. Бертран почесал подбородок мозолистой рукой.

«Ну и потеха, — подумала Ясмин, — неужели сработало?»

Она ничего не знала ни о винах, ни о винограде, ни о финансовых аспектах виноделия, но прекрасно разбиралась в графике и дизайне. Почувствовав себя увереннее, Ясмин выпрямила спину и продолжила:

— Да. Полагаю, что кремовая с черной надписью подойдет больше, — твердо заявила она.

Бертран кивнул, а Хасан улыбнулся Ясмин. В глазах его светилась смешинка.

«Ясное дело — он думает, что я дурачусь, — решила Ясмин. — Ну и плевать».

Она с вызовом выдержала взгляд Хасана, понимая, что вольна говорить что захочется, поскольку теперь она была баронессой Ясмин де Сен-Клер. Чувствуя себя несколько глуповато, Ясмин вскинула голову и постаралась выглядеть серьезной.

— Вы выбрали то что надо, мадемуазель, — усмехнулся Бертран. — Именно такой этикеткой мы пользуемся уже сто пятьдесят лет.

Ясмин разозлилась. Что за идиотские проверочки они ей устраивают? Она открыла рот, чтобы высказать Бертрану все, что она думает о его глупых играх, но прежде чем она успела произнести слово, Хасан положил ей руку на плечо:

— Не принимай это на свой счет, Ясмин. Бертран постоянно проделывает свои опыты со всеми, и со мной в том числе. Просто это одна из его контрольных работ. Диву даюсь, как это Сесиль не приложит его как-нибудь раскаленной сковородой.

— Пытается, — громко расхохотался Бертран, — но в этом случае я срочно занимаюсь с ней любовью, и безумие Сесиль проходит само собой.

Ясмин сильно покраснела.

Заметивший ее смущение Хасан поспешил сменить тему разговора.

— Бертран, а почему бы не показать мадемуазель погреба? — сказал он мягко. — Возможно, ей захочется продегустировать вина разных урожаев.

— Bien[44], — тут же согласился Лабиш. — Ты тоже пойдешь с нами, Хасан. Мне хочется еще что-то показать тебе. — Бертран наскоро сделал несколько отметок в бухгалтерской книге, что лежала на столе, после чего повернулся и стремительно вышел из комнаты.

Они обошли дом с тыла и вошли в дверь, спрятанную в поросшем мхом каменном фундаменте здания. Сверху по дверной перемычке вился плющ, о который Ясмин едва не зацепилась волосами, следуя за мужчинами по короткой лесенке в длинный, холодный, сырой зал, стены которого от пола до потолка были уставлены деревянными бочками.

Каждый бочонок имел на лицевой части небольшой краник. Под потолком была подвешена полка, на которой стояли перевернутые вверх дном стеклянные бокалы. Хасан отступил в сторону, пропуская Ясмин вперед, а Бертран, указывая рукой на каждый бочонок, принялся рассказывать Ясмин о сортах вина и годах, когда оно было произведено. Хасан следовал за Ясмин в такой близости, что она чувствовала, как его дыхание колеблет волоски, выбившиеся из пучка. «Ненавижу эти идиотские пучки», — вспомнила она слова Хасана.

Тут Бертран неожиданно остановился, Ясмин чуть не натолкнулась на него. С полки над головой Лабиш достал бокал и подставил его под краник.

— Здесь все выглядит так, как будто там, наверху, средневековье, — сказала Ясмин, наблюдая за действиями Бертрана.

— Так оно и должно быть, — одобрительно фыркнув, отозвался Лабиш.

— А как же насчет модернизации, научно-технической революции и всякого такого? — Ясмин оглянулась вокруг. — Я не имею в виду алюминиевые бочонки или пластиковые пробки, что может повлиять на вкусовые качества вина. Я говорю о вещах, которые могли бы способствовать увеличению производства.

— Вероятно, у Бертрана на этот счет свои соображения. — Хасан бросил Ясмин предостерегающий взгляд. — В конце концов, от добра добра не ищут. Верно, Бертран?

— Верно.

— Хотите сказать, что новое — это хорошо забытое старое?

— О-о-о, у нас сплошные нововведения то тут, то там, — заявил Лабиш самодовольно. — Вот новый сорт винограда, который Андре хотел выбросить на рынок. — Открыв краник, Бертран до половины наполнил бокал вином. — Мне кажется, совсем неплохо, но попробуйте сами.

Передав бокал Ясмин, он налил еще один — для Хасана. Ясмин медленно отпила, не сводя глаз с Хасана и пытаясь понять, должна ли она делать что-то особенное, типа выплевывания вина на пол. Она не хотела выглядеть глупо теперь, когда прошла первое испытание. Но Хасан только прополоскал рот вином и, проглотив его, удовлетворенно кивнул. Ясмин последовала его примеру и нашла, что это вино не слишком отличалось от того, что они пробовали раньше, разве что было слегка более терпким и более игристым.

— О-о-о, да оно почти как шампанское! — воскликнула Ясмин, но тут же, опять смутившись недостатком собственных знаний, спросила:

— Это шампанское?

На какое-то мгновение Ясмин показалось, что она допустила непростительную ошибку. А не очередная ли это проверка Лабиша? Она надеялась, что нет. Но лицо улыбнувшегося ей Бертрана выражало удовлетворенное благодушие.

— Нет, это не шампанское. Для шампанского оно слишком легкое и слишком терпкое. Но нам хотелось бы, чтобы это вино походило на шампанское, — радостно сообщил Лабиш. — У нас для этого все условия, особенно почва.

Хасан кивнул и похвалил Бертрана за удачный опыт.

После чего осушил свой бокал до дна, за ним последовала и Ясмин. Бертран моментально выхватил у нее бокал и снова наполнил, несмотря на то что Ясмин отрицательно замотала головой. После трех бокалов вина она уже чувствовала в голове легкий шум, она никогда не умела пить на пустой желудок. Она ведь не ела с раннего утра, а теперь уже был полдень. На ее спутников вино не оказало такого эффекта, но Ясмин было достаточно. Она замахала рукой и отрицательно покачала головой, но Лабиш проигнорировал протест Ясмин и сунул ей в руку очередной бокал. Не желая выглядеть невежливой, а также потому, что ей понравилось и само вино, и то легкое чувство опьянения, которое оно вызывало, Ясмин взяла бокал.

Медленно отпивая по глоточку, Ясмин шла за Хасаном и Бертраном. Они продолжали обсуждать вкус вина то из одного, то из другого бочонка. Она стала рассеянна, хотя и понимала, что должна не терять внимания, а ловить каждое слово. Но вино кружило голову, а холодная, сырая атмосфера подземного зала не давала никакой возможности собраться с мыслями.

«В другой раз, — подумала Ясмин, посмеиваясь сама над собой. — В конце концов, Хасан сказал, что потребуется целая жизнь, чтобы научиться этому бизнесу, так что я могу позволить себе немного расслабиться, хотя бы сегодня. А жизнь — она гораздо длиннее, чем один день. Узнаю все это завтра».

Глава 15

Выпив вина, Ясмин более не испытывала сильного голода. И ей даже понравилось бродить по винному подземелью вслед за Бертраном и Хасаном, которые продолжали пересыпать свою речь бесконечным количеством терминов, совершенно ей непонятных. Волнистый рисунок текстуры деревянных бочонков, игра света и тени и непередаваемая комбинация запахов — все это вместе создавало ощущение легкой эйфории. Ясмин даже расстроилась, когда Бертран заявил, что пора идти обедать.

Выйдя на солнечный свет, Ясмин, щурясь, оглядела живописно разбросанные дома поместья и длинные ряды виноградников вдали. За домом тянулся густой смешанный лес, сберегавший виноградники от холодных северных ветров зимой.

«Мое, все это мое, — подумала Ясмин. — Как странно…»

Как только Ясмин повернула за угол, она оказалась перед фасадом дома: рядом с парадной лестницей стояли две оседланные лошади. Большой черный жеребец грыз удила и нетерпеливо бил копытом. Высоко поднятая голова сидела на мощной мускулистой шее. Когда конь повернул голову, Ясмин увидела, что один глаз у него коричневый, а другой почему-то бледно-голубой. Рядом с жеребцом стояла каурая кобыла с длинной густой шелковистой гривой и большими влажными карими глазами. На лошади была тонкой выделки узорная уздечка. Увидев приближавшуюся к ней Ясмин, кобыла чувственно расширила ноздри. Слегка потряхивая пышной гривой, лошадь изящно гарцевала на месте. Не успела Ясмин спросить Бертрана, кто это собрался на верховую прогулку, как из дома вышла Сесиль с большой корзиной. Поставив ее на ступеньки, женщина обратилась к мужу: