У высших животных оно находится уже на видовом уровне. И единичные мутации, часть которых приводит в конечном счете к эволюционно значимым изменениям вида, являются результатом взаимодействия внешних факторов с регулирующей деятельностью видового самоосознания. Человек обладает индивидуальным самоосознанием. Поэтому в случае человеческого существа автоматическая видовая эволюция отсутствует. Я уже говорил, что для людей в эпоху технократической цивилизации она почти полностью себя исчерпала. Теперь мы можем развиваться только индивидуально и только сознательно. Возможно, на некотором этапе осознанно достигнутое индивидуальное развитие станет достаточно массовым для того, чтобы человек изменился как вид. Но сейчас об этм говорить еще рано. А количество мутаций всегда было относительно небольшим, основная масса особей эволюционирующего вида является, так сказать, экспериментальным полем природы. Поэтому сознательное человеческое развитие - удел немногих избранных. И в этом нет никакой несправедливости, ибо избранные избирают себя сами. Каждый может себя избрать, об этом мы с тобой тоже уже говорили. Потенциальную возможность сознательного развития имеет каждое человеческое существо. Но единицы из множества тысяч становятся на этот путь и единицы из тысяч вставших на него удерживаются на нем. Избранность в данном случае отнюдь не означает блага и привилегии, а наоборот - стирание личных амбиций и ежесекундный труд, постоянное напряжение. Подавляющее большинство людей не хочет и никогда не захочет отказаться от условной определенности автоматического существования на уровне программы, принять на себя осознание ответственности за каждую мысль, слово и действие. Ибо, когда судьба отступает, мгновением выбора определяется все, что последует за ним, поэтому Мир для избраного становится зыбким и непредсказуемым... - Ну хорошо, допустим... - перебил его я. - А что, если человек причисляет себя к избранным, считает себя чем-то этаким особенным, а на самом деле он - самый обычный, такой же, как все?
      Мастер Чу рассмеялся: - Так ведь это как раз и есть то самое, чем занимается девяносто девять целых девятьсот девяносто девять тысячных процента всего человечества. Если не больше... Каждый человек гдето - пусть даже в самой глубине души - чувствует себя этаким пупом земли, единственным и неповторимым, самой-самой важной персоной на свете. И в чем-то это, как ни странно, соответствует истине. И даже не потому, что весь Мир для человека существует фактически только в его собственном восприятии, так что для самого человека центр Мира, ключевая точка в самом деле совпадает с его "я". Дело в том, что каждый человек ДЕЙСТВИТЕЛЬНО уникален и неповторим. В Мире есть только что-то одно, что он может делать лучше, чем кто бы то ни было другой. И именно делая это, он может наиболее эффективно развиваться с точки зрения энергетической эволюции его индивидуального сознания. Помнишь, мы говорили с тобой когда-то о дхарме?.. Поэтому, рассуждая о серой массе, о среднем обычном человеке, нужно отдавать себе отчет в том, что такой вещи вообще не существует в природе. Под обычным человеком следует понимать человеческое существо, обладающее некоторым средним для человечества в целом удельным уровнем энергии. Именно это ограничивает его возможности и не дает проявиться тому грандиозному творческому потенциалу - в самом широком смысле который скрыт в каждом из нас. В КАЖДОМ!!! Нас обманывает и smhwrnf`er наше чувство собственной значительности. И только потому, что мы неправильно им пользуемся. Тысячелетиями мы все время допускаем одну и ту же ошибку: нам ИЗНАЧАЛЬНО кажется, будто мы УЖЕ ЕСТЬ ИЗБРАННЫЕ. Мы не желаем понять тот простой факт, что чувство собственной значительности присутствует в нас для того, чтобы указать нам: мы МОЖЕМ СТАТЬ ИЗБРАННЫМИ. Но в силу своей тупости, лени, я не знаю, чего еще, мы не хотим признать, что для того, чтобы СТАТЬ ИЗБРАННЫМИ, нам необходимо долго и упорно РАБОТАТЬ. Талантливость здесь ни при чем. Творчество - побочный продукт энергетического развития. Стать избранным означает не стать великим творцом "чего-то там", а обрести способность осознанно творить самого себя. А творение "чего-то там" или "чегото тут" - чисто технический аспект, который прикладывается к этому автоматически. Мы - существа, естественным правом которых является право свободного выбора. Любому из нас позволено все. Теоретически. А практически все определяется энергетическим правом. Ты можешь делать все, на что у тебя хватит энергии. Ты можешь делать также и то, на что ее не хватит, но тогда у тебя неизбежно возникнут проблемы. И чем на большее ты замахнулся, тем круче будет результат. Всего-навсего... И справиться с возникшими вследствие такого расклада неприятностями ты сможешь только если выработаешь в себе устойчивое - несгибаемое - да? как там у Карлоса? - намерение изменить свой энергетический статус. То есть, стать избранным. Избрать самого себя в качестве субъекта и объекта осознанной эволюции... Если же человек считает себя избранным, а на самом деле им не является, и ничего не делает для того, чтобы таковым стать, то он попросту на каждом шагу получает от жизни по мозгам. И это - его проблемы. Проблемы несоответствия его реального энергетического шаблона тому, в который он пытается себя втиснуть и который не в состоянии контролировать из-за хронической нехватки энергии. Практически все наши проблемы порождены нашей же собственной дурацкой привычкой выдавать желаемое за действительное, нашим самым главным и самым разрушительным пристрастием - пристрастием к перманентному вранью, прежде всего самим себе. Ну, а из него уже вытекает вранье всем окружающим, и сама наша жизнь превращается в нескончаемый круговорот вранья. Чтобы вырваться из него, нужна энергия, много свободной энергии. И - намерение прекратить врать... Он немного помолчал, а потом вдруг неожиданно вернулся к оставленной было теме: - Кстати, все глобальные благодетели - типичный пример патологических самообманщиков. И все они непременно отличаются одной крайне неприятной общей чертой - жесточайшей нетерпимостью ко всему, что может хотя бы намеком указать им на их пристрастие к вранью. Всем им всегда свойственно навязывать себе и другим жесткие морально-этические нормы, которые не имеют ничего общего с лежащими в основе изначальных заповедей принципами оптимизации энергетических взаимоотношений человека с самим собой и с окружающими. Мораль благодетельствования - всеобщего или для избранных - мировой революции или фашизма, конкретика не важна всегда вытекает из желания уничтожить всякую возможность непредсказуемых человеческих реакций, всякий намек на инакомыслие. Все должны быть загнаны в рамки жестких шаблонов и обманывать себя по общепринятой методике. Таков универсальный принцип всех благодетелей. И в этом, как ни странно, нордический фашизм где-то даже честнее - если можно употребить это слово, говоря о потоке массированного вранья - многих благостных форм, идеологи которых p`gck`cnk|qrbs~r о Боге, Христе, самопознании, Будде, космической любви и всеобщем благоденствии, на практике занимаясь усиленной экспансией с помощью жесточайшего кодирования и дебилизации своих последователей... - Стоп! - прервал я его. - А как же твоя омнио-тренингтехнология и планы ее распространения. Разве это не попахивает намерением облагодетельствовать человечество? - А у меня нет никаких планов. И потом, причем здесь я? Вот у тебя есть шанс угодить в ловушку. Если, конечно, ты не сможешь не написать... - И что, по-твоему, может помочь мне избежать западни? - Отрешенное чувство юмора и наплевательское отношение. - А конкретнее?.. - Написав об омнио-тренинге, ты должне будешь "отпутстить" свои книги в мир и отвернуться от них... Сделать это будет сложно, предупреждаю, но если ты привяжешься к ним и к системному обучению людей этому искусству, ты пропал. - Но ты ведь меня обучал... - Тебя одного. И - от случая к случаю... Сам с собой ты проделал неизмеримо больший объем работы, чем я - с тобой. Тебе предстоит как бы сделать в информационное поле человечества "инъекцию" нового подхода к старому, как сам Мир, знанию. А на то, что человечество с этой инъекцией будет делать, тебе в идеале должно быть в высшей степени наплевать. И ни в коем случае нельзя никого никуда настойчиво зазывать, пытаться раскрывать глаза на свет истины или навязчиво толкать к знанию. Пусть каждый поступает так, как считает нужным. - А магическая сеть, которую мне, по твоим словам, придется сформировать вокруг себя? Люди, которые ее составят - ведь мне же придется их учить. - Их будет очень немного, не более двух десятков. И потом, это - совсем другое дело... Главное - всегда отдавать себе отчет в том, что выбор, который делают другие люди - не твое дело. Иначе ты пропал. Я могу однозначно утверждать, что стремление облагодетельствовать человечество - самый непримиримый и понастоящему страшный враг истины, а значит - и свободы, в особенности - свободы внутренней. И прежде всего - внутренней свободы того, кто набивается людям в благодетели. А без нее, как и без конкретной любви, не бывает ни внешней свободы, ни сострадания, ибо сострадание - это полностью лишенный структуры интегральный сплав всех эмоций, слитых вместе свободной любовью и глубиной понимания. Если этого нет, вырваться за рамки энергетической структурированности и преодолеть "слоистую дискретность" осознания невозможно, какой бы огромной ни была личная сила, и сколь полным ни был бы контроль. Нужно умудриться совместить человеческую любовь и нечеловеческую свободу, только тогда возможна полнота понимания, из которой вырастает сострадание. У тебя есть любовь и почти есть свобода, следовательно, у тебя есть решающий шанс... - Но ведь ты говорил, что те, кого мы любим, чаще всего становятся причиной самых тяжелых битв в нашей личной войне... - И победа именно в этих битвах является для нас решающей... А еще я говорил, что умение любить просто так - великое искусство... Любить, понимая и ничего не требуя взамен. Любить необусловлено, предоставляя полное право тем, кого любишь, быть такими, каким они хотят быть. По большому счету, только это и есть любовь. Остальное - самовлюбленность и использование близких существ для реализации своих меркантильных интересов, направленных на получение m`hank|xecn наслаждения от жизни в этом мире... За чужой счет... Чем выше ты поднимаешься по восходящей спирали самоосознания, тем труднее тебе оставаться обычным человеческим существом, тем более растянутым в многомерности Вселенной становится твое восприятие. Попробуй, и ты поймешь, какая из битв - самая тяжелая... Это похоже на пружину. Чем больше ты ее растягиваешь, тем с большей силой она стремится сжаться. Тебя будет неудержимо тянуть в холодную бесконечность. И если ты заберешься достаточно высоко, и у тебя не окажется надежного якоря здесь, в структурированном мире людей, ты никогда не достигнешь абсолютного света. Ты либо зависнешь где-то в прмежуточной неопределенности параллельных миров, либо абсолютная тьма однородной Великой Пустоты вновь поглотит тебя, и тебе придется начинать все с самого начала. Вообще все, а не только цепочку воплощений на этой планете... Любовь, обычная человеческая любовь к обычным человеческим существам - тот якорь, который может нас удержать. Без нее мы безнадежно отрываемся и теряем возможность вместить в свое осознание все. И тем самым утрачиваем упорядоченность самоосознания... И потом, ты когда-нибудь думал о том, сколько в твоей любви тебя самого, а сколько - собственно самой любви?..
      Он замолчал и снова закрыл глаза. Кое-в-чем я с ним соглашался... Но в основном... Было что-то самое главное, в чем он меня не убедил, и, как мне тогда казалось, не смог бы убедить никогда. Но это не имело ровным счетом никакого значения. Он был где-то очень-очень далеко. Я чувствовал, что в моей жизни его уже почти нет. - Псолушай, - сказал я, чтобы окончательно расставить точки над "i", - все время хотел задать тебе один вопрос... Ты, когда объясняешь что-то или рассказываешь - почему ты обязательно валишь все в одну кучу?.. Это настолько неудобно... Представляешь себе, каково потом все это разгребать и раскладывать по полочкам? - А ты бы хотел, чтобы по полочкам полученную тобой информацию в твоем сознании раскладывал кто-то другой... Интересно, как ты себе это представляешь? Только в детективах - причем далеко не в самых лучших - вещи следуют друг за другом, разворачиваясь в стройные колонны причинно-следственных связей и т.п. А в жизни... Самое важное и ценное этот мир вываливает нам на голову как бы между прочим, в общем потоке мелькания дней, вплетенных в умопомрачительный ком хаотической суеты. Он свит наподобие гордиева узла неисчислимыми сюжетными линиями, подавляющее большинство которых в извечно неоконченном виде существует только лишь в нашем воображении... И одни и те же линии у каждого из нас - свои... Скажи, кто может решить, что тебе действительно нужно, а что - нет? За одним тянется другое, хвосты мыслей, объяснений и иллюзорных интерпретаций перепутаны между собой настолько, что разобрать, где из них - который, просто-напросто невозможно... И не нужно... - А как же? - Да никак... Когда приходит время, все лишнее отпадает само собой...
      Мы поднялись наверх, когда ярко-красное солнце коснулось пронзительной кромки моря. Он забросил на плечи рюкзак, повернулся и молча зашагал прочь. Ветра не было, и я слышал, как хрустит у него под ногами сухая трава. На душе у меня было на удивление спокойно. Несмотря на полное безмолвие, я не видел вокруг его головы никаких ореолов. Это был просто человек, который просто шел on вечерней степи. - Эй, - окликнул я его, - ты говорил, что каждый... Ну, что любой человек может стать избранным... Если я тебя правильно понял... Ты действительно так считаешь? Он перестал идти и с усмешкой посмотрел на меня: - Я ничего подобного не говорил... Или же ты меня неправильно понял... В любом случае, я так не считаю. Он отвернулся и пошел дальше, но шагов через пять снова остановился и бросил через плечо: - Может любой, кто захочет, но далеко не любой способен решиться на то, чтобы захотеть... И он продолжил свой путь по бурой каменистой степи сквозь розовую солнечную пыль.
      Подошел Игорек и спросил, дохнув перегаром: - Че это он? - Видать, пора, - ответил я. - А-а-а... Че ж вы не сказали, мы б до шоссе подбросили... На раз... Как-никак соседи... - Он - странный парень. Очень любит ходить пешком... - Ну, тогда пусть идет. Оно и правда, не сильно чтобы далеко... К утру доберется. Почему странный? Вовсе не странный. Ночью по степи - милое дело... Сам уважаю. Когда тверезый.
      ЗНАМЕНИЕ ДЛЯ МАСТЕРА ЧУ
      В ту ночь я так и не сумел заснуть.
      Я лежал в спальном мешке, брошенном на траву рядом с палаткой, и неподвижно смотрел в звездное небо. Летчики давно угомонились. Вокруг стояла тишина, в которую вплетались лишь доносившиеся снизу звуки прибоя, да редкие крики ночных птиц. В моем уме почему-то все время крутились слова и мотив песни, которую довольно часто напевал Мастер Чу:
      Мне об огне не говори, не жди подсказки изнутри, мы, может быть, сегодня здесь в последний раз. Чья в том вина, что ты вчера глядел на звезды до утра, и молча слушал море, не смыкая глаз?..
      Рассветы дальних берегов, печати пройденных шагов, кто знает, где лежит его последний шаг? Лишь моря шум да ветра вой, и кто здесь мертвый, кто живой, где белый флаг, и кем убит последний враг?..
      С утесов белых ветер пыль несет в глаза, а волны пахнут свежим сентябрем. Скатилась, дрогнув, по щеке слеза... Кто знал что мы опять себе соврем? Ну кто мог знать, что мы опять себе соврем?...
      Что с нами сделает зима? В свои ли мы войдем дома? И кто сегодня - тот, кем был еще вчера?.. И каждый день мы на закат бросаем свой последний взгляд, а план на завтра - это только до утра...
      Где здесь тепло, где - горячо? Украдкой - взгляды за плечо, а там - все то, что здесь у нас взаправду есть... И ветер северный придет, и солнце в море упадет, и наплевать на грусть и злость и честь, и лесть...
      С утесов белых ветер пыль несет в глаза, а волны пахнут qbefhl сентябрем. Скатилась, дрогнув, по щеке слеза... Кто знал, что мы опять себе соврем? Ну кто мог знать, что мы опять себе соврем?..
      Потом все повторялось с самого начала, потом - еще, и еще, и еще... Я не возражал, в этой песне даже было что-то, соответствовавшее моменту. По крайней мере, так мне казалось... Это продолжалось довольно долго, я даже утратил ощущение времени. А потом пришла Сила...
      Я не знаю, когда это случилось, только помню, что светать еще не начинало. Я ощутил, как со стороны моря сквозь ноги в мое тело вваливается нечто огромное и абсолютно неотвратимое. Это был мощный толчок, тугой импульс чего-то, свернутого в гигантский невидимый конус, основанием уходивший в непостижимую бесконечность, а вершиной вонзившийся в мое тело сквозь ноги и промежность. Это что-то было никаким, я не мог видеть его, и я не мог его слышать. Я осознавал только то, что это и есть Сила. Она протащила меня вместе со спальником несколько метров по траве, приподняла и мягко встряхнула в воздухе на высоте примерно полуметра от земли. Это произошло в считанные мгновения, я даже не успел ничего сообразить, я так и продолжал пялиться на песчаные искры Млечного Пути. Потом Сила просочилась сквозь макушку моей головы и копьеобразно вытянутым острием пронзила бесконечность до самого другого ее конца. Я рухнул плашмя на землю, сильно ударившись спиной. От удара у меня перехватило дыхание, в глазах засуетились желто-фиолетовые искры, и я увидел пространство изумрудно-зеленой тьмы. Там была подвешенная в пустоте лунная дорога, по которой я шел, она вела в город, светлыми силуэтами прямоугольных строений проступавший на фоне бутылочного неба. Впереди - недалеко от города - дорога превращалась в широкое поле лунного света, простиравшееся до самых строений и с ними сливавшееся. В самой середине неба чуть-чуть слева от меня маячила волокнистая луна.
      Впереди по дороге шел Мастер Чу. Почему-то босиком. Я видел его бритый затылок, фланелевую клетчатую рубаху с расстегнутыми рукавами и джинсы, как всегда, протертые до дыр.
      Сбоку от дороги - прямо посреди темно-зеленой пустоты - сидел безобразного вида тощий и грязный носатый старик в набедренной повязке и намотанном на голову рыжем полотенце. Он делал вид, что ему нет до нас никакого дела, а сам все пристально косился в нашу сторону рубиновыми глазами, в серединках которых вместо зрачков мерцали яркие точки янтарного света. Мне стало жутко, я почувствовал, что старик этот очень опасен. Я понял, что ЗНАЮ, кто он такой, но признаться себе в этом побоялся.
      Мы шли по дороге - Мастер Чу впереди, я - в нескольких шагах за ним, старик сидел и косился, луна переливалась в бутылочном небе, и все это было погружено в немыслимой плотности звенящую тишину.
      Вдруг что-то сделалось с луной. Она начала вращаться, в ней появились красные и фиолетовые волокна, которые свивались в два вихря, делая луну похожей на двукрылую свастику или китайский символ Великого Предела - Тай Цзи. По небу побежали радужные сполохи. Они стягивались к луне, вплетались в ее вращение и все больше проявляли ее новое качество. - Знамение для Мастера Чу, - возникла в моем сознании четкая tnplskhpnbj`. Едва я это подумал, как Мастер Чу побежал. Я испугался, что могу не угнаться за ним, и тоже начал было набирать темп, но чтото не пускало меня. Я продолжал идти шагом. Я посмотрел туда, где сидел старик. Его там больше не было, от него остался один только взгляд, и именно этот взгляд был тем, что не позволяло мне бежать. Он опутывал все мое тело чем-то похожим на тонкую световую паутину. Я повернулся, чтобы взглянуть, что делает Мастер Чу. Он бежал все быстрее и быстрее...
      Я понял, что он уходит. Сейчас он как следует разгонится, взлетит и устремится к предельной луне, и навсегда в ней пропадет, она поглотит его, он сольется с ней и без остатка в ней растворится. И я останусь один на один с безсубъектно существующим в вездесущем нигде взглядом этого жуткого старика... Я не знал, хорошо это или плохо, но, тем не менее, не на шутку испугался. Мне захотелось, чтобы ничего такого не случилось, чтобы все оставалось по-прежнему, однако я не знал, как остановить Мастера Чу. Взгляд проклятого старика не давал возможности предпринять какие-бы то ни было решительные действия.
      Внезапно я вспомнил наставления о глазных вихрях, которые дон Хуан давал Карлосу в какой-то из его книжек. Ну да, левый глаз втягивающий, правый - излучающий! Если сейчас мне удастся по взгляду отыскать глаза этого чертова старика, то, возможно, сквозь тот из них, который окажется левым, я сумею проникнуть внутрь его осознания. А там уже можно будет совершить какую-либо энергетическую диверсию и тем самым на пару минут нарушить его внутреннее равновесие. Я почему-то прекрасно понимал, что нанести ему сколько-нибудь серьезный энергетический или психологический ущерб, который надолго вывел бы его из строя, я не в силах, более того, что даже пытаться это сделать ни в коем случае нельзя.
      Я изобразил полное отсутствие какого бы то ни было интереса к дальнейшей судьбе Мастера Чу, равно как и к тому, что с ним происходит в настоящий момент. Таким способом я рассчитывал усыпить бдительность жуткого старика. Через некоторое время моя уловка подействовала, поскольку я ощутил, что опутывающее действие его взгляда стало несколько более мягким. Тогда, дождавшись очередного вдоха - откуда-то у меня была уверенность в том, что проникнуть внутрь него легче в тот момент, когда он начнет делать вдох - я мягко и ненавязчиво скользнул по силовым линиям его взгляда в то место, где они, вихреборазно закручиваясь по часовой стрелке, втягивались в массу его осознания. Осторожно заглянув внутрь, чтобы удостовериться, туда ли я попал, я понял, что не ошибся: то, что я видел, действительно являлось осознанием этого дрянного старикашки. Следить за ритмом его дыхания было совсем не сложно, поскольку он в точности соответствовал ритму чередования моих собственных вдохов и выдохов. Поэтому на следующем же вдохе я нырнул в левый глаз старика, стараясь вытянуться в нить и слиться со спиралью естественного вращения его глазного вихря. Старик, вроде бы, ничего не заметил, по крайней мере, никаких изменений в его поведении я не ощущал.
      Я не боялся, что после совершения энергетической диверсии не смогу выбраться наружу: втягивающее усилие его левого глаза не было таким уж значительным, и я чувствовал - силы моего намерения вполне хватит на то, чтобы это усилие преодолеть. У него, конечно, будет несколько неприятных моментов, но это уже не мои проблемы. Кроме того, он сам в этом виноват...
      И тут этот чертов дед вдруг выкинул фокус, которого я от него никак не ожидал. Он просто-напросто закрыл за мной глаз. Я понял, что попался. Это была тщательно спланированная акция. Он отслеживал все до малейших подробностей, и своими мыслями об энергетической диверсии и проникновении внутрь его осознания сквозь левый глаз я сам предложил вариант безотказной ловушки, ему же оставалось только все это разыграть, что он и сделал мастерски, словно перед ним лежал лист с тщательно выписанными нотами...
      Это же надо быть таким идиотом! Забыть, что глаза имеют свойство закрываться!.. Я понимал, что влип, так как вырваться сквозь мощную заслонку тяжелого века мне явно было не под силу.
      Я срочно ринулся организовывать диверсию, но тут же обнаружил, что и здесь дед обвел меня вокруг пальца. Внутри его осознания не было ничего - ни единого объекта, ни одной точки фиксации, за которую можно было бы зацепиться, и от нее раскрутить шлейф провокационных мыслей и желаний. ТАМ НЕ БЫЛО НИЧЕГО ВООБЩЕ! Ничего, кроме кристально чистого плотно набитого пустотой пространства. ЕГО ОСОЗНАНИЕ БЫЛО АБСОЛЮТНО БЕЗУПРЕЧНЫМ! И я понял, что окончательно проиграл...
      Смирившись с этим и окончательно утратив всякую надежду, я вяло втянулся в поток естественного хода его внутренней пустоты, полагая, что рано или поздно этот поток вынесет меня к правому глазу, и я смогу выбраться наружу. Я знал, что мое тело продолжает свой путь по лунной дороге, и теперь у меня в уме электродрелью звенела одна-единственная мысль. С отчаянным жужжанием она ввинчивалась в текучую слоистость межизвилинных промежутков и пульсировала в потоке венозной крови, с бульканьем и хрюканьем низвергавшейся в пропасть упавшего от ощущения поражения сердца: "Поскорее вернуть восприятие в тело, которое неприкаянно бредет по лунной дороге..." Откуда-то мне было доподлинно известно, что дед не закроет правый глаз, потому как вовсе не желает меня уничтожить или навечно зафиксировать мое осознание в себе. Он просто тянул время...
      И тут меня осенило: "Он не знает, что я знаком с физиологией энергетических каналов, он намерен отправить меня по большому кругу - как минимум в обход всей его микрокосмической орбиты! Он думает, что я так и остался обычным советским инженером, для которого психофизический тренинг - не более чем просто врямяубойное хобби и повод поизъясняться многоумственно в клубах грязно-желтого сигаретного дыма на кухонной чайно-кофейной сходке альтернативных дисидентов от ЛСД и безнадежно богемных заложников самиздата!" Я удивился столь наворотистой формулировке, однако понял, что это - шанс взять реванш... И неторопливо двинулся вправо.
      Вряд ли он что-либо заподозрит, скорее всего решит, что я смирился и направляюсь к нисходящему правому каналу, чтобы по нему скатиться в точку начала малого небесного круга.
      Я чувствовал - он не догадывается о том, что я обладаю секретной информацией о тайной правой ветви восходящего левого канала. По словам Мастера Чу, о ней вообще мало кто знает... Если мне удастся обмануть его до конца, то через считанные мгновения я буду уже на свободе.
      Приблизившись к развилке, я бросил взгляд вниз - в нисходящий канал. Старик, видимо, ощутил присутствие моего внимания в нем, и qnbqel успокоился. И тут, собравшись в жесткую точку, свернув в мгновенный жгут воли все свое намерение, я метнулся вверх и оттуда, не давая ему опомниться, - направо - в тайную правую ветвь восходящего левого канала, а из нее - наружу, сквозь излучающий вихрь правого глаза и дальше - по направлению его взгляда - в свое тело... Уже встраиваясь в собственную энергетическую структуру, краем восприятия я уловил восторженную мысль деда, щупальцем метнувшуюся мне вслед: - Ловок, шельмец! Ну, уважаю!.. Поднастроив слегка расплывшееся за мгновения моего отсутствия зрение, я поискал взглядом Мастера Чу. Он уже достаточно сильно разогнался и взлетел, вытянувшись над дорогой. Мне было видно, как встречный ветер треплет нитки драных штанин вокруг его босых ступней. Еще чуть-чуть, и вернуть его уже не удастся...
      И тут у меня вдруг совершенно непроизвольно вырвалось: - Эй, а мама как же? Это было настолько неожиданно, что я оторопел. Надо же! Ведь я ничего не знал ни о его маме, ни об их отношениях... И вообще эта фраза не была моей. Видимо, она незаметно прилепилась ко мне гдето там - в глубинах осознания этого деда. Она явно была оттуда...
      Мастер Чу повернул голову и бросил через плечо, не переставая набирать скорость и высоту: - А что - мама? И этот поворот головы в корне изменил всю ситуацию. Плотным напором набегающей пустоты Мастера Чу завалило на левый бок, он, будучи не в силах сохранить направление полета, вынужден был сделать широкий вираж и, описав в небе плавную дугу, опуститься на дорогу метрах в двадцати позади меня. Пролетая мимо он с досадой пробурчал: - Вот дятел!... Ну какое тебе дело?! Я не мог его видеть, потому что не знал, как повернуть голову совсем назад, однако был доволен, ибо спиной ощущал, что он должен быть там. Потом я вспомнил, что никто никому ничего не должен, и он тут же свернул куда-то в сторону и пропал в плотной пустоте тягучей изумрудно-зеленой тьмы. Мне показалось, что он пошел по другой дороге лунного света, но я не был в этом уверен, поскольку не помнил, чтобы мы проходили что-либо, похожее на развилку.
      Город исчез, исчезли луна и лунная дорога, вместо этого я смотрел в темно-синее с фиолетовым пространство, из которого прямо мне в глаза был устремлен жесткий немигающий взгляд золотого воина. Тела не было, я видел только его абсолютно безволосую голову, обтянутую сверкающей в лучах неизвестно откуда падавшего света идеально отполированной металлической кожей цвета червонного золота. Гладкие линии резких скул, мускулистые виски и жесткие контуры щек, прямой нос, широкий лоб и абсолютно отрешенный изучающий взгляд рубиновых с янтарными зрачками огромных глаз.
      Дикий ужас охватил меня. Но он смотрел спокойно и неподвижно, и я вдруг обнаружил, что знаю, кто он, что всегда это знал, и что все мои страхи напрасны. Его взгляд словно говорил мне: "Ну что ты суетишься? Все о'кей... Мы ведь так давно знакомы. И теперь между нами нет посредников. Так что давай посмотрим, на что ты способен сам по себе."
      Я почувствовал, что могу разговаривать с ним. Для этого не msfmn было ничего произносить, достаточно было только подумать, и слова возникали сами собой, и обретали собственное независимое существование в пространстве безмолвного знания. Точно так же само собой возникало и существовало как безмолвное знание то, что он говорил мне. - Ты - Шива, - сказал я. - Да, - согласился он. - Но имя не имеет значения, у Меня есть много других имен. - Я не знаю, почему назвал именно это... - Просто тот Мой аспект, который принято называть Шивой, в наибольшей степени соответствует тебе в твоем нынешнем состоянии. - Но откуда я знаю, что Ты - это Ты, а не дьявольское наваждение? - Дьявольское наваждение? А что плохого в дьявольском наваждении? Любое наваждение - только шанс распознать обман и разрушить еще один слой бесперспективных иллюзий. В конце концов, дьявол - это тоже Я. Что же касается знания... Приобретать мы можем лишь информацию, которая необходима для того, чтобы проявить, выразить и измерить изначально присущее нам безмолвное знание, само же знание существует всегда. Все изначально знают все, просто предпочитают делать вид, будто им не сказали... А потом либо сваливают свой груз на чужие плечи посредством исповеди, либо заливают водкой, либо так и живут, маясь от душераздирающих шевелений поселившихся внутри стальных ежей угрызающей совести. В каждом человеке всегда присутствует нечто, знающее, кто есть кто, и что хорошо, что - плохо... - Но ведь у каждого человека - свои критерии... - Именно поэтому желательно не лгать самому себе. - А если за всю жизнь тебя ничему другому никогда не учили? - За которую из жизней?.. И - кто не учил?.. Окружающие?.. А при чем здесь они?