Кляев молчал, только сопел недовольно носом. Надо полагать, картина, нарисованная опытной Ивановой рукой, произвела на него сильное впечатление.
      – По-твоему выходит, что камуфляжи на пустыре следы заметали?
      – А чёрт его знает, что из этого выходит, – расстроенно плюнул на асфальт Царевич. – Может операция какая-то суперсекретная проводится, а ты ломаешь игру компетентным органам.
      – Ну и что ты предлагаешь? – Самим надо шевелить извилинами, Вася. Дело это странное и запутанное. Тут есть шансы угодить не только в клинику, но и под пулю, а то и под осиновый кол.
      Расстались у дверей первого подъезда. Васька нехотя побрёл домой, шаркая по каменным ступенькам лестницы стертыми подошвами, а Царевич еще минут пять курил на улице, задумчиво глядя в густеющую черноту ночи.
      Назвать это стояние размышлениями, было бы слишком смело, ибо в голове у Ивана перепутались все извилины, оставалось только ждать короткого замыкания с последующим отказом обоих полушарий служить инструментами анализа и фантазий.
      В квартире было тихо, как в гробнице фараона. Вот только камасутрой Царевичу заняться было не с кем. Иван на всякий случай заглянул в ванную комнату, но, увы, там было пусто. Ничего не оставалось делать, как провести ночь в одиночестве и хорошо бы без сновидений. Желание Ивана Царевича не было, к сожалению, учтено вышестоящими инстанциями, отвечающими за ночное времяпрепровождение, ибо сон писатель, измученный реалиями, всё-таки увидел. Сначала Царевич долго, целую вечность, брёл по выжженной солнцем степи, изнывая от жажды. Все его попытки напиться пресекались Сан Санычем Шараевым, который исполнял в этом дурацком сне роль сестрицы Аленушки. Сам Шараев жажды почему-то не испытывал и бодро шагал за измученным Иваном, раздавая руководящие и направляющие указания. Вопреки всем сказочным стереотипам Царевичу было запрещено пить чистую родниковую воду, ибо, по словам Сан Саныча, организм Ивана не был к ней приспособлен. Шараев предложил Царевичу напиться из козлиного копыта, но тот гордо отказался. Следующим было копыто свинячье. Измученный жаждой Царевич уже почти убедил себя в том, что кабаном быть всё-таки приличнее, чем козлом, но, к счастью, они набрели на копыто жеребячье. Царевич заржал от восторга раньше, чем успел испить затхлой водицы. А уж когда напился, то почувствовал неслыханный прилив сил и, бросив надоевшего Сан Саныча, сивкой-буркой помчался по изумрудному полю. Почему выжженная земля вдруг стала изумрудной, Царевич не знал, а спрашивать было не у кого. Он просто скакал по этому полю, бодрым ржанием подзывая кобыл.
      Кобыл жеребец Царевич так и не обнаружил, зато накликал аркан себе на шею. Брошенная чьей-то твёрдой рукой петля настолько туго перехватила горло, что оставалось только или умирать, или сдаваться. Царевич предпочёл сдаться.
      Жеребца Царевича доставили ко двору царицы Семирамиды, где, вопреки легенде, он не был обласкан. Царица оказалась почему-то Наташкой Бердовой, которая стала пенять Ивану на недостаток любовного пыла во время последней встречи. Царевич оправдывался тем, что был он тогда в образе человеческом, а не жеребячьем, в том смысле, что какой может быть спрос с женатого писателя. Семирамида-Наташка с Иваном не согласилась, заявив, что спрос будет и с разведенного писателя и с сиво-бурого жеребца, которого она таки заставит показать дорогу к живой воде. А если тот заартачится, то быть ему мерином до конца дней. От столь удручающей перспективы Царевич проснулся в холодном поту и спросонья даже попытался нащупать рукой копыто. Копыто он не обнаружил, но все остальное было на месте. Установив сей радостный факт, Царевич окончательно пришёл в себя. Время было позднее, в том смысле, что раннее утро Иван уже проспал. Жажда, мучившая его во сне, была утолена водой из-под крана, водой отнюдь не родниковой, но, во всяком случае, не заколдованной. За что Царевич немедленно поблагодарил городские власти. Какое всё же счастье, что нашей замечательной страной управляет не царица Семирамида. И на кой чёрт этой дуре понадобилась живая вода?
      Пока Царевич, жуя бутерброд с колбасой, обдумывал этот сложный вопрос, зазвонил звонок. Иван нехотя открыл дверь и впустил возбужденного Ваську Кляева, который, ни слова не говоря, сразу же бросился к крану.
      – Тоже жеребцом всю ночь работал? – зачем-то полюбопытствовал Царевич. – Каким жеребцом? – удивился Кляев, – Ты что, умом тронулся?
      В принципе Иван не стал бы отвергать это предположение. Сумасшедшим он себя пока ещё не чувствовал, но поврежденным в уме мог уже назваться.
      – Я их нашёл, понял, Ванька. Я их, гадов, вывел на чистую воду – Тпру, – притормозил Кляева Царевич. – В смысле, погоди. Ты, собственно, о чем? – О Селюнине с Шишовым, – небольшие Васькины глаза смотрелись прямо-таки прожекторами от раскочегарившего их внутреннего огня. – У них там склад.
      – Где склад? – растерялся Царевич. – Какой склад? – В подземелье, – пояснил Васька. – Там, где мы вчера с тобой были. Я сегодня чуть свет подхватился и туда. Хотел со следователями, поговорить, которые место преступления будут осматривать. Лужи крови и всё такое.
      – Поговорил? – Нет там ни крови, ни следователей, – безнадёжно махнул рукой Васька. – Как нет крови? – не поверил Царевич. – Ведь буквально куски мяса летели. – Нет не только крови, но и следов от сгоревших машин.
      – А от протекторов? – От протекторов есть. Такое впечатление, что на пустыре выгуливали целое автомобильное стадо. И гильзы стреляные кругом.
      – Дела, – почесал затылок Царевич. – Если всё эта нам с тобой померещилось, то откуда гильзы?
      – Так и я о том же, – охотно согласился Кляев. – Какая-то непоследовательная белая горячка. – А Селюнин с Шишовым здесь при чем? – вернулся к началу разговора Царевич. – При яблоках они, Иван, при молодильных яблоках! Сам видел, как Селюнин в подземелье спустился и вынес оттуда сетку молодильных яблок. А следом Сеня появился и тоже не пустой.
      – Так, может, яблоки не молодильные, а самые что ни на есть обычные. А Селюнин вполне мог в подземелье оборудовать себе погреб. – А зачем тогда Валерка Бердов приперся к Шишовым? – Думаешь за яблоками? – удивился Царевич. – Да уж, наверное, не за мандаринами, – огрызнулся Васька. – Тем более что и Михеев с Вепревым к Люське подались и у обоих в руках сетки с фруктами.
      Дались Ваське эти чёртовы яблоки! Царевич, съевший вчера на закуску загадочный фрукт, никаких перемен в себе не почувствовал, ни позитивных, ни негативных. Если не считать дурацкого сна, то спал он как обычно. Но снами писателя Царевича не удивишь, снились они ему и прежде, ещё покруче нынешнего.
      К тому же, если верить ночному видению, Семирамиду-Наташку интересуют не молодильные яблоки, а живая вода. Тем не менее, Валерка зачем-то всё-таки приехал к Шишовым. И если верить Мишке Самоедову, то именно Бердов поставляет Люське клиентуру для охмурения.
      – Ты поторапливайся, – заегозил Кляев. – А то упустим резидента.
      Царевич собрался за две минуты, его не на шутку разбирало любопытство. Во двор спускаться не стали, устроили наблюдательный пункт на площадке между вторым и третьим этажом. Отсюда Бердовская «Волга» смотрелась как на ладони. Валерка ждать себя не заставил и объявился в сопровождении двух амбалов возле машины буквально через пять минут после того, как Царевич с Кляевым приступили к наблюдению. В руках у Бердова была приличных размеров клетчатая сумка, но определить на глазок, есть ли в той сумке молодильные яблоки, не представлялось возможным. Сумку писатель бросил в багажник, а сам сел за руль. Амбалы-охранники, подозрительно оглядев напоследок пустующий в эту пору двор, забрались на заднее сидение.
      – У, мафия, – зло прошипел Кляев. – Ты посмотри, что делается.
      Возразить на эти слова Царевичу было нечего: как ни крути, а с такой солидной охраной просто так в гости не ездят, тем более нищие российские писатели. – Зря ты яблоко вчера съел, – сказал Кляев, усаживаясь за руль «Москвича», – его надо было отдать в лабораторию на анализ.
      Очень может быть, что Васька был прав, но если это яблоко из Кощеева сада, то земная наука вряд ли сможет дать ответ о его структуре. Сказал Царевич всё это, разумеется, в шутку, но Кляев шутить сегодня расположен не был. Он, похоже, уже вошел в роль оперативного работника и сейчас всё своё внимание сосредоточил на белой «Волге», которая разбрызгивала грязь всего лишь в полусотне метров впереди.
      Царевич хоть и ввязался в дурацкую погоню за хорошим знакомым, но никакого сыщицкого азарта в себе пока не чувствовал. Вчерашняя ночь с перестрелкой угнетающе подействовала на его нервную систему, Иван потерял почву под ногами и, кажется, утратил ориентиры, которые не только вели его из мира реального в мир вымысла и фантазии, но и возвращали обратно. Вчера он впервые понял, что из того мира можно и не вернуться, навсегда или, точнее, до самой смерти оставшись пациентом психиатрической больницы. Царевич всегда считал свою жену здравомыслящей женщиной, можно даже сказать, излишне прагматичной. Новомодной российской хвори, бизнесу, она не была чужда и довольно успешно работала в последние годы в какой-то коммерческой конторе. Успешно, разумеется, с точки зрения Царевича, который никогда большими деньгами не ворочал, да и никогда к ним не рвался. Однако Верка своим положением была недовольна, а немалую зарплату называла жалкой подачкой. Словом, вздумай Вера Михайловна открыть свой бизнес, Царевич не очень бы удивился, но торговать молодильными яблоками, это, согласитесь, уж слишком. Тем более что товар этот, как понял из ночного диалога Иван, контрабандный.
      «Волга» остановилась у знакомого Ивану серого невзрачного здания, где вот уже лет десять располагался офис Шараевского издательства «Гермес», промышлявшего на литературной ниве исключительно детективам наикрутейшего разлива и фантазиями в стиле «а ля рюс», с лешими, кощеями, ведьмами, разбавленными ещё и нечистью забугорной вроде гоблинов, сатиров и прочих вурдалаков.
      С Шараевым у Царевича в последнее время отношения подпортились очень сильно, но всё же не настолько сильно, чтобы поверить в его мафиозно-криминальную суть.
      – Все они, буржуи, одним миром мазаны, – рубанул по-пролетарски Кляев. – А вы с Валеркой подкулачники. Пудрите мозги трудовому народу вместо того, чтобы поднимать его на борьбу за правое дело. – А какое дело сейчас правое? – полюбопытствовал Царевич. – Вероятно то, которое левое, – не очень уверенно отозвался Васька.
      Шараев, оглядываясь по сторонам, боком подсел на заднее сидение, после чего «Волга» резво рванула с места.
      – Сходняк у них намечается, не иначе, – предположил Кляев, – Вот бы накрыть их банду разом.
      – Не торопись, – усмехнулся Царевич. – Ты пока ещё не прокурор, а я не начальник УБОПа.
      Поблуждав по центру города, «Волга» укатила на окраину, где притормозила подле не то склада, не то завода. Водитель и три пассажира покинули салон и скрылись в небольшом зданьице, расположенном рядом с воротами.
      – Теперь мой ход в игре, – сказал Кляев.
      И прежде чем Царевич успел рот раскрыть, Васька стремительно выскочил из «Москвича» и рванул к «Волге». Багажник он открыл всего за несколько секунд, вытащил оттуда сумку и прогулочным шагом вернулся обратно. – Пора смываться, – сказал он, прыгая за руль.
      «Москвич» круто развернулся на небольшом пятачке перед воротами и нашкодившей собачонкой выскочил на дорогу.
      – С ума сошёл, – рассердился Царевич. – Это же кража чужого имущества да ещё с взломом.
      – Это имущество либо ворованное, либо контрабандное. Можешь мне поверить, в милицию они обращаться не будут.
      Царевич на всякий случай покосился в зеркало заднего вида. Похоже, Кляевский демарш не остался незамеченным. Белая «Волга» уже стартовала за похитителями. Впрочем, главную опасность для «Москвича» представлял сейчас «Форд», этот невесть откуда взявшийся забугорный урод висел у Кляевского недомерка буквально на хвосте.
      – Врёшь, – зло сказал Васька, – нас так просто не возьмёшь.
      «Москвич» проявил неожиданную резвость и без большого труда оторвался от преследователей, к немалому удивлению Царевича, который по гуманитарной своей простоте полагал, что «Форд» куда резвее «Москвича», а забугорное всегда лучше нашего.
      – Движок – зверь, – прицокнул языком Кляев. – Ну и водитель не хухры-мухры.
      В профессионализме своего водителя Царевич нисколько не сомневался, всё-таки Васька почти двадцать лет за рулём, и голыми руками его на дороге не возьмёшь. Зато у Ивана были серьёзные основания сомневаться в психическом здоровье старого друга. Как очумел он из-за молодильных яблок. К тому же в сумке могло оказаться нечто совершенно иное, не имеющее к Кощееву саду никакого отношения. – Яблоки там, – возразил Кляев. – Сумка ими доверху набита. Видимо Селюнин поставляет их Шишовым небольшими партиями, а те, подкопив, сплавляют потом Бердову с Шараевым, которые ищут оптового покупателя. – Ну а Наташка здесь при чём? – Наташка прикрывает. В «Форде», который мчит сейчас за нами, наверняка сидят её люди, если они вообще люди.
      Это, называется, приехали. Нет, не в том смысле приехали, что вдруг остановились. Погоня как раз продолжалась на предельных скоростях, у Царевича в глазах рябило от крутых виражей и звенело в ушах от повизгивания тормозов «Москвича», не сдающегося врагам. Интересно, а кто ещё, кроме людей, может так по-свински преследовать ни в чём не повинных сограждан? Ну, пусть и слегка виноватых в мелкой краже десяти-пятнадцати килограммов яблок. Но, согласитесь, это ведь не та вина, за которую расплачиваются жизнью. Во всяком случае, Царевичу умирать точно не хотелось, и он молил Бога, чтобы «Москвич» не вылетел со скользкого полотна дороги и не вляпался в чей-нибудь солидный железный зад, с прискорбными для пассажиров последствиями.
      Царевича пару раз подкинуло на сидении и один раз приложило к железной крыше, после чего он на некоторое время потерял ориентировку. К тому же Ивану показалось, что мимо его уха пролетела пуля и даже не одна. – Вылезай, – крикнул Кляев.
      Кажется, они вновь оказались на том же пустыре, на котором Царевич прошлой ночью пережил массу впечатлений. Оглушённый Иван с трудом узнавал местность, зато он без труда опознал надоевший «Форд» и белую Бердовскую «Волгу», которые на предельной скорости рвались оборвать закачавшуюся на волоске Царевичеву жизнь. Пули действительно свистели и даже выбивали искры из окружающего Царевича железного хлама. – Открывай люк, – крикнул подбежавший с сумкой в руках Кляев.
      По этим катакомбам Царевич не бегал лет двадцать пять, по меньшей мере, но к собственному удивлению ориентировался в них неплохо. Во всяком случае, не залетел в тупик и не попал под пулю обезумевшей погони. Кляев пыхтел за его спиной и ни в какую не соглашался бросить распроклятую сумку под ноги её настырным хозяевам, которые, похоже, собирались преследовать беглецов до самой преисподней. Впрочем, на такой длинный забег у Царевича, пожалуй, не хватит дыхания. Ему казалось, что бежал он целую вечность, а по часам вышло от силы минут двенадцать. Но и этого пока оказалось достаточно, чтобы отложить вопрос о жизни и смерти на неопределённой время.
      – Ну, Кляев, – с ненавистью прошипел Царевич, прижимаясь телом к выросшей на пути решётке, – тебя убить мало.
      От решётки пахнуло серой, и Царевич невольно отшатнулся. Очень может быть, что за решёткой хранились промышленные отходы, но Иван в любом случае не собирался здесь задерживаться. Впрочем, помехой его желанию были стены, вполне надёжные, бетонные, которые вставали преградой на его пути, куда бы он ни пытался вывернуть. И вообще подземелье явно выросло с тех времён, когда здесь резвился двенадцатилетний Ванька со школьными и дворовыми приятелями. Создавалось впечатление, что все эти двадцать пять лет строительство здесь под землей не прекращалось ни на минуту, и несостоявшаяся овощная база превратилась в объект стратегического назначения, охвативший не только всю площадь под городом, но, похоже, вышедший уже и за его пределы. – До Китая они, что ли, собрались дорыться, – возмутился Царевич в полный голос. – Лабиринт какой-то.
      – Точно как у тебя в «Жеребячьем копыте», – ударился в неуместные сравнения Кляев. – Именно по такому лабиринту твой герой попадает в Берендеево царство.
      Царевич недоверчиво покосился на стены. Родной железобетон сменился неизвестным материалом, блестевшим в тусклом свете как антрацит. Ивану стало не по себе.
      – Откуда сюда свет попадает? – Ты у меня спрашиваешь? – удивился Кляев.
      В лабиринте действительно было относительно светло, и это вселило в Царевича надежду.
      – Давай съедим по яблочку, – предложил Кляев. – А то сосёт под ложечкой.
      Между прочим, вкус у Кощеевых яблок был отвратительным, это Иван отметил ещё вчера, и если под водку вчерашняя половинка проскочила в Царевичев желудок без больших усилий, то сегодня, несмотря на голод, ему с большим трудом удалось дожевать четвертинку. Кляев, однако, съел целое яблоко с аппетитом и даже потянулся за добавкой, но продолжению трапезы помешал шум, долетевший сверху.
      – Вроде трамвай прошёл. – Надо найти канализационный люк, – предложил Васька. – И через этот люк выбраться наружу. – Как ты его найдешь, – усомнился Царевич, уныло разглядывая несокрушимые стены. – По запаху, – сказал Кляев, застёгивая сумку.
      Мысль показалась Царевичу разумной. Не то, чтобы он был любителем специфических ароматов, но в нынешнем их положении кочевряжиться не приходилось. Кляев шел впереди, шумно втягивая ноздрями большого носа воздух. Царевич же наоборот старался дышать как можно меньше, ибо Кляев на удивление быстро отыскал нужную дорогу, и не приходилось сомневаться, что они попали именно туда, куда стремились.
      Мучения Царевича, впрочем, были непродолжительны, миновав полноводный ручей городских стоков, искатели приключений действительно наткнулись на лестницу в десятка полтора каменных ступеней, которая вела наверх. Да и специфический запах здесь ощущался гораздо меньше. Лестница привела друзей в подвал жилого дома. Покрутившись по подвальным помещениям, Кляев уверенно заявил, что жильё это не коммунальное, а частное, и принадлежит оно какому-нибудь буржую, разбогатевшему на страданиях народных. Царевич не то чтобы не сочувствовал народным страданиям, но и Кляевской классовой ненависти к представителям российского капитала не разделял. Впрочем, место для дискуссий было самым неподходящим, и Царевич решил отложить перевоспитание Кляева в духе либеральных ценностей до лучших времён. В любом случае, появление в доме, неважно пролетарском или буржуйском, двух посторонних субъектов вряд ли доставит радость хозяевам. Чего доброго заподозрят в покушении на имущество, и к статье за похищение яблок добавится ещё и статья за проникновение в чужое жилище с недобрыми намерениями.
      Кляев, продолжая играть взятую на себя роль проводника-следопыта, вывел утомившегося Царевича в горние выси. В смысле – на свет божий. А свет этот падал из узких окон помещения, которое, скорее всего, служило хозяевам кладовой для всякой рухляди. Задерживаться здесь не имело смысла, и Царевич выскользнул вслед за Кляевым в коридор. Откуда-то справа слышались приглушенные голоса. Царевич указал Ваське глазами налево, где по всем приметам должен был находиться выход, но упрямый Кляев Ивановой мимике не внял. Крадучись он пошёл именно направо, рискуя оказаться в положении застигнутого на чужой жилплощади вора. Голоса становились всё отчётливее, Царевич легко разобрал целую фразу, удивившись несказанно при этом её содержанию.
      – А я вам говорю, что это Верка наняла Кляева, чтобы сорвать нам выгодную сделку.
      Царевич узнал говорившего – Валерка Бердов, да и голос собеседника мастера детективного жанра был ему знаком. А услышав этот голос, Иван без труда опознал и дом, где ему доводилось бывать пару раз по протекции Шараева. Дом принадлежал столпу губернского общества Леониду Петровичу Костенко, про которого бяки, а может и не только бяки, распространяли нехорошие слухи, вплоть до того, что называли видного коммерсанта, вхожего в мэрский и гу6ернаторский кабинеты, главарём местной мафии. Царевич клеветническим слухам не верил, а точнее не придавал им значения: ну кто, скажите, ныне из имеющих деньги и власть без греха. Костенко, по мнению Ивана, был не лучше и не хуже других. Увы, этому лестному для Леонида Петровича мнению именно сегодня суждено было подвергнуться серьёзному испытанию.
      – Мне товар нужен, Бердов, а не оправдания. По вашей с Шараевым вине сорвана сделка и практически провален канал сбыта, суливший немалые барыши.
      – Вряд ли шоферюга видел нашего клиента, – возразил третий голос, принадлежащий, конечно же, Шараеву. – Да и Вероника здесь, скорее всего, ни при чём. После инцидента на пустыре она зализывает раны.
      – По-твоему, и вмешательство Матёрого исключается? – Скорее всего, мы имеем дело с чистой самодеятельностью дворового полудурка, который что-то случайно увидел, что-то подслушал и решился на совершенно идиотское предприятие по собственному почину.
      Услышав из уст Шараева столь нелестное о себе мнение, Кляев, однако, не обиделся, а весело подмигнул Царевичу.
      – Остаётся только удивляться, как это полудурку, – последнее слово Костенко произнес нажимом, – удалось обмануть целую армию охранников, которую мы задействовали на время проведения операции. – Мы исходили из того, что против нас будут работать профессионалы, – обиженно закрякал Шараев. – А от дураков и дилетантов защититься просто невозможно. – Откуда Кляев узнал о товаре? – Скорее всего, от первичных структур Вепря и Михеича. – А нельзя ли как-то урегулировать этот вопрос?
      – Увы, мы делаем все, что можем, но в первоструктурах очень сильна тяга к алкоголю, и стоит только нашим знакомым принять хотя бы малую дозу, как они тут же возвращаются в первородное состояние, сохраняя при этом, к сожалению, в памяти кое-что из пережитого в другом образе. А что у трезвого на уме, то у пьяного, как известно, на языке.
      – Неужели против этого нет лекарства? – Лекарство есть, но это ни много, ни мало как человеческая кровь. В нашем мире их безопаснее поить водкой. – Для кого безопаснее?
      – Для нас не в последнюю очередь, Леонид, ибо упыри, напившись крови, становятся просто неуправляемыми. Ты же знаешь, что в том мире за Михеевым и Вепревым числится масса неприглядных дел. Не хватало еще, чтобы они разгулялись в мире нашем. К сожалению, мы и так уже встревожили многих, включая Царевича. – Какие меры приняты для его нейтрализации? – спросил Костенко. – В том мире мы уже накинули ему хомут на шею, но пока его не удается приручить в мире нашем. Ты же знаешь, как его стережёт Вероника. Пока что с ним в контакт сумела вступить только нимфа Лесси, но это уже без всякого нашего участия. Я же тебя предупреждал, Леонид, не надо кормить даму яблоками, а теперь нам придется возиться с Лариской. Куда, интересно, твой Синебрюхов смотрит?
      – Это моя вина, – смущённо закашлялся Костенко. – Хотел развлечь женщину. – Пока ты развлекаешь женщин, Леонид Петрович, – желчно заметил Шараев, – мы рискуем потерять контакт с Царевичем, который один знает дорогу к источнику с живой водой.
      Ивану очень хотелось заглянуть в комнату и воочию убедиться в том, что его слуховые галлюцинации имеют ещё и вещественную основу. То, что он слышал, могло быть только бредом, и ничем иным оно быть просто не имело право. В принципе, Иван готов был уже публично объявить себя сумасшедшим, лишь бы только существующее вне нашего сознания бытие приобрело свои прежние сугубо материалистические формы. Увы, реальность продолжала сопротивляться усилиям Царевича голосами всё тех же людей, которых Иван доселе считал сугубыми прагматиками, напрочь лишёнными каких бы то ни было склонностей к фантазерству. – Наталья должна соблазнить Царевича в нашем мире, – дал свою рекомендацию Костенко.
      – Она уже пыталась это сделать, – напомнил Шараев. – Именно с этого мы и начали свою операцию. Кто мог тогда предположить, что с его женой тоже происходят метаморфозы. Впрочем, мы многое тогда не знали, так что винить некого. – А как Царевич попал в тот мир да ещё в жеребячьем обличье? – спросил Бердов. – Это тоже, между прочим, загадка, – вздохнул Шараев. – Конечно, всё обернулось нам на пользу, но подумать здесь есть о чём. Возможно, яблоко он получил от жены, возможно – от Лариски Синебрюховой. – Надо поймать Царевича, – сказал Костенко. – Поймать, это еще полдела, – задумчиво протянул Шараев, – Нужен сексуальный контакт с Наташкой, чтобы в том мире Жеребец стал послушным орудием в руках Семирамиды. К сожалению, Царевич от контакта уклоняется.
      – Пусть она его изнасилует, – настаивал Костенко. – Я протестую, – взвился Бердов. – Речь всё-таки идёт о моей жене. – Валера, дорогой, – медовым голосом запел Шараев, – речь идёт, пардон, не о бабе, а о миллиардах долларов, практически о власти над миром, а ты тут со своим совковым пафосом. Прагматичнее надо смотреть на вещи.
      Отповедь Сан Саныча произвела, видимо, на писателя впечатление, во всяком случае, никаких протестов с его стороны больше не последовало. Зато заскрипела входная дверь, и в коридоре появился молодой человек приятной наружности в новёхоньком кожаном пиджачке, облегающем могучие плечи. Скорее всего, это был охранник Костенко. Увидев на территории вверенного ему объекта посторонних лиц, кожаный пиджак сначала остолбенел, а потом издал протестующий и угрожающий крик. Кляев первым сорвался с места, Царевич последовал его примеру. К сожалению, дорога к выходу из особняка была перекрыта охранником, в глубоком тылу плескали руками и досадливо крякали три богатыря в лице коммерсанта, издателя и писателя. Беглецам не оставалось ничего другого, как спасаться тем же путём, который вывел их, было, на белый свет. Царевич поскользнулся на ступеньках и едва не грохнулся вниз, но в последний момент всё-таки удержался на ногах к большому огорчению преследователей, которые орали во всё горло: – Держи вора!
      Кляев первым форсировал ароматную речушку и при этом едва не уронил драгоценную сумку. Во всяком случае, изрядное количество фруктов было утеряно, что, впрочем, сослужило беглецам добрую службу. Преследователи ринулись подбирать яблоки, уносимые потоком, а Царевич с Кляевым успели за это время уйти далеко и затеряться в бесчисленных переходах подземного лабиринта.
      Царевич, надорвавший дыхание бегством, чувствовал себя загнанной лошадью, которую надо бы пристрелить, да пулю тратить жалко. Умственные же его силы находились практически на той же грани истощения, что и физические. Становилось очевидным, что мир вокруг сошёл с ума, но в чём причина этого массового помешательства, оставалось только догадываться.
      – Весь не весь, – поддержал его Кляев, – но какая-то значительная его часть, это точно.
      – Что делать-то будем? – спросил Царевич, уныло разглядывая несокрушимые стены. – Языка надо брать, – сказал Кляев. – Допросить его с пристрастием и выяснить, наконец, что это за яблоки, откуда они берутся и для кого предназначены.
      Царевичу предложение Васьки понравилось, но для того, чтобы добраться до «языка», минимум нужно выбраться наружу. К сожалению, они опять заблудились. Причём заблудились столь надежно, что хоть садись на землю, посыпай голову поскрипывающим под ногами песком и кричи «ау».
      На этот раз даже Кляевское обоняние мало помогало делу. Не смотря на все старания, Васька вынюхал только несокрушимую железную дверь, петли которой были смазаны машинным маслом. И если судить по запаху, смазаны они были совсем недавно.
      Железная дверь вселила в Царевича определённую долю оптимизма – всё-таки примета цивилизации или, как говорят Бердов с Шараевым, нашего мира. А вот что такое тот мир, Иван так и не понял.
      – Кто такая Семирамида и при чём тут жеребец? – спросил Кляев, с мастеровым прищуром оглядывая дверь.
      – Жила во времена оны ассирийская царица, – пояснил Царевич. – Если верить древним сплетникам, то была она не в меру любвеобильна и воспылала страстью к жеребцу. Но это, конечно, исторический анекдот. Не пойму только, зачем я Семирамиде понадобился. – Ей нужен не ты, – возразил Кляев, открывая перочинный ножичек и подступая к замку. – Ей нужна живая вода. – Зачем? – тупо удивился Царевич. – На продажу. Покупателей найдется с избытком. Правильно сказал Шараев, речь идёт о миллиардах долларов.
      – Бред какой-то, – вздохнул Иван. – А при чём здесь я? – Если верить твоему «Жеребячьему копыту», то ты один знаешь туда дорогу. Кто принес живую воду для Вероники и тем спас ее от смерти? Ты, Иван Царевич, защитник всех сирых и убогих в Берендеевом царстве и в сопредельных землях. Кстати, ты эту дорогу неразборчиво описал, следы, что ли заметал?
      Ответить Иван не успел, дверь неожиданно распахнулась, открыв проход в обширное помещение, которое, судя по ассортименту, было воинским складом. Во всяком случае, на стеллажах вдоль стен лежало именно оружие. Причём оружие разных эпох и, по преимуществу, отечественного производства. Царевич без труда опознал автомат Калашникова, пистолеты Стечкина, Макарова и даже винтовку Мосина, которая была в ходу ещё в первую мировую войну. Чуть поодаль стоял пулемет Максим, который так и просился на Чапаевскую тачанку. А расторопный Кляев отыскал даже маузер в деревянной кобуре. Этот маузер он тут же подвесил к поясу и теперь смотрелся комиссаром из некогда популярных фильмов о гражданской войне.
      Дальше пошли совсем уже музейные вещи, вроде кремневых ружей, мушкетов, дуэльных пистолетов, не говоря уже об оружии холодном в виде шпаг, сабель, мечей, кинжалов, и прочего того же сорта исторического барахла. Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.