— Не слушайте этого негодяя, Чарнота, — возмущенно выкрикнул Крафт. — Это он похищает людей и ставит сатанинские печати. Не забывайте, что он жрец храма Тьмы.

Обвинение, что ни говори, было серьезным, но на Ключевского оно не произвело особого впечатления, его красивое лицо первого любовника продолжало оставаться невозмутимым.

— Так вы считаете, Марк, что в центре нашего города находится гробница атланта?

— Во всяком случае, у меня есть все основания это предполагать. Согласитесь, ничем иным нельзя объяснить те метаморфозы, которые происходили на сцене нашего театра.

— А вы не пробовали использовать для поисков саркофага прибор из замка Монсегюр? Ведь он, кажется, остался у вас?

— Прибор у нас изъял генерал Сокольский, — усмехнулся Марк. — Хотя справедливости ради надо заметить, что он уже не функционировал. Видимо, вышел из строя во время рождения нашего замечательного птенца.

— А вы не пробовали обследовать подвальные помещения театра?

— Разумеется, пробовал, чем навлек на себя гнев уважаемого директора Кругликова. Он почему-то решил, что имеет в моем лице дело с тайным террористом, задавшимся целью взорвать вверенный его заботам театр, и даже собирался сдать меня в ФСБ, но, к счастью, в последний момент опомнился. В подвале я не нашел ничего или почти ничего, если, конечно, не считать странных знаков, которыми помечены в нескольких местах его стены.

— Вы имеете в виду букву «Д»?

— Значит, вы с ней уже сталкивались?

— Да. В подвале хохловского особняка.

— Любопытно, — нахмурился Ключевский.

— Более чем. Я думаю, что с помощью этого знака какой-то расторопный господин перекрывает все входы и лазейки, ведущие на остров Буян. Насколько я понимаю, связь с островом потеряли не только почитатели Мерлина, но и вы, Марк Константинович?

— Это не совсем так, Вадим Всеволодович. Я ведь атлант. И никакая сила не сможет помешать мне вернуться в храм Тьмы. Но что касается Апландии, тут вы правы, мне не удается проникнуть туда, несмотря на все прилагаемые усилия.

У меня не было причин не доверять словам Марка де Меласса. Я был почти стопроцентно уверен, что если бы у него была возможность навестить Диану де Грамон, то он непременно сделал бы это.

— И кто же он, по-вашему, этот таинственный господин Д?

— Понятия не имею, — пожал плечами Марк. — Могу только сказать, что он не связан с храмом Тьмы.

— А с храмом Йопитера?

— Это уже по вашей части, Чарнота, у меня доступа в этот храм нет.

— Следовательно, я могу рассчитывать на вашу помощь в этом деле, Ключевский?

— Вне всякого сомнения, Чарнота. Я лично заинтересован в том, чтобы вывести этого таинственного господина на чистую воду.

— Последний вопрос, Марк: вы привлекали к работе Веру Смирнову?

— Нет. Я с ней даже незнаком, хотя и слышал о ее существовании от Закревского.

Мой ночной визит к Ключевскому можно было считать вполне успешным. Он хоть и не продвинул меня ни на йоту в разгадке тайны странного происшествия в загородном доме, но все-таки многое прояснил в создавшейся ситуации. Мне стали понятны цели Общества почитателей Мерлина, и я мог теперь выдвинуть по крайней мере какую-то версию по поводу пропажи одного из его уважаемых членов. Своими раскопками в центре города эти люди встревожили некоего очень информированного господина, и он принял меры для того, чтобы помешать им довести задуманное до конца.

— Боря, ты сообщил о своих проблемах Сокольскому?

— Сообщил. Он сам просил меня информировать его обо всех странных событиях, происходящих в нашем городе. Станислав Андреевич обещал прилететь завтра, точнее, уже сегодня утром.

Разговор этот происходил в моей машине, когда мы втроем возвращались от Ключевского. Крафт, разумеется, не был в восторге от вмешательства компетентных органов, но в его положении впору было уже хвататься за соломинку.

— Покажите мне тот барак, который вы собираетесь сносить.

— На кой черт он вам сдался, Чарнота? — возмутился Крафт. — Вы что, бараков не видели!

Тем не менее я настоял на ночной экскурсии к интересующему меня объекту. В конце концов катавасия началась именно из-за этого построенного еще в начале века двухэтажного деревянного здания. Кому-то очень не хотелось, чтобы давно отжившая свой срок халупа была снесена. Мы подъехали к бараку почти вплотную и остановились под его окнами. В одном из них, на первом этаже, горел свет, — видимо, в эту ночь не только мы трое мучились бессонницей. Я вышел из машины и заглянул в окно, благо оно было на уровне моих глаз и мне не пришлось даже привставать на цыпочки, чтобы увидеть лежащего на полу у стола человека. Возможно, этот человек был пьян, но что-то мне в его позе не понравилось.

— Куда ты, Вадим? — окликнул меня Мащенко.

— Сидите в машине и не высовывайтесь, — распорядился я.

Лестница жалобно заскрипела под моими кроссовками и завибрировала так, словно я был по меньшей мере слоном с соответствующим слоновьим габаритам весом. Впрочем, до интересующей меня двери мне требовалось преодолеть всего несколько ступенек, и я преодолел их без приключений, сохранив в целости руки и ноги. Замок в двери был незамысловатым, — во всяком случае, серьезным препятствием для человека сведущего не только в магии, но и в слесарном деле он не стал. Квартира, в которую я проник, не отличалась роскошью отделки, что, впрочем, меня нисколько не удивило. В таких трущобах у нас живут люди небогатые, которым не только на приличные обои, но и на хлеб денег порой не хватает. Да и никакой косметический или капитальный ремонт не мог бы вернуть деревянному бараку утерянную во времени красоту. Если эта красота вообще когда-то имела место быть. Я прошел в комнату по гнилым половицам и остановился на пороге. Человек, лежащий на полу, был немолод, где-то в районе пятидесяти лет. Лицо его было спокойным, хотя и неестественно бледным. Впрочем, мне до сих пор не доводилось видеть румяных покойников. А то, что передо мной труп, я понял с первого взгляда. Для очистки совести я все-таки попытался нащупать пульс и положил пальцы ему на шею. Пульса, разумеется, не было, зато я обнаружил две капельки крови, выступившие из небольших ранок, возникших, надо полагать, после укусов насекомых. Версия об ограблении отпадала. Красть в этой обители нищеты и скорби было практически нечего. Никаких следов насилия на теле покойника я не увидел.

Создавалось впечатление, что он просто сидел на стуле и пил чай, а старушка смерть застигла его за этим тривиальнейшим по своей сути занятием. Стакан с недопитым чаем я обнаружил на столе, здесь же стояли блюдце с печеньем и сахарница. Внимание мое привлек подстаканник из серебристого металла. Непонятно было, как такая изящная и дорогая вещь могла оказаться в собственности человека небогатого. Да и вензель, украшавший подстаканник, показался мне знакомым. Это была все та же буква «Д», рядом с которой было изображено существо, которое я принял за дракона, а прозаически настроенный Крафт — за крокодила. Не сочтите меня вором, но подстаканник я прихватил с собой. Это была улика, наводящая на размышления. Мне даже пришло в голову, что человек, пользовавшийся подобной вещью, не мог умереть своей смертью.

— Ну что? — спросил меня Крафт, когда я садился за руль «форда».

— Он мертв, — сказал я и протянул Вацлаву Карловичу похищенный подстаканник.

На Крафта проклятый вензель произвел даже большее впечатление, чем на меня, во всяком случае, он побледнел и тут же передал подозрительную вещицу в руки изнывающего от любопытства Мащенко.

— Этого человека убили?

— Я не эксперт, Вацлав Карлович. Хотя и не исключаю, что его отравили.

— Чаем? — удивился Боря.

— Меня смущают два микроскопических отверстия на шее покойника. Возможно, его покусали насекомые, но не исключено, что его убийцы воспользовались шприцем.

— Скажите, Вацлав Карлович, у вас не было проблем с жильцами?

— Дом-то аварийный, — обиженно буркнул Крафт. — Три семьи согласились сразу, и мы уже вручили им ордера. А старик заупрямился, хотя мы за ценой, как вы догадываетесь, не стояли.

— Мне он не показался стариком, — покачал я головой. — На вид ему лет пятьдесят.

— А какая разница, сколько ему лет, — пожал плечами Вацлав Карлович. — По паспорту он Сусанин Макар Ефремович, шестидесяти лет от роду.

— А чем он мотивировал свой отказ покинуть аварийный дом?

— Он якобы родился в этом доме. Воспоминания и все такое.

— А где его семья?

— Нет у него семьи и никогда не было. Родители умерли лет двадцать пять назад, а он всю жизнь бобылем прожил.

Вроде бы ничего загадочного, а уж тем более подозрительного в поведении Макара Ефремовича Сусанина не было. В пятьдесят лет менять привычный образ жизни поздновато, тем более человеку одинокому, у которого ничего в жизни, кроме воспоминаний, не осталось. И если бы не этот странный подстаканник, невесть какими путями попавший в руки Макара Ефремовича, я бы не стал ломать голову над причиной его вполне естественной смерти.

— Если экспертиза установит, что Сусанин умер насильственной смертью, то вам не поздоровится, Вацлав Карлович.

— А при чем тут я? — возмутился Крафт. — Да и с какой стати я стал бы убивать ни в чем не повинного человека.

— Тюрина вы, однако, устранили. И Клыкова тоже.

— Смерть Тюрина — несчастный случай, — вскинулся Крафт. — А Клык покончил жизнь самоубийством. Это установило следствие. К тому же оба они были законченными отморозками, и никто не скорбел об их смерти.

— А с подельниками Клыкова вы уладили свои отношения?

— В общем, да, — нехотя отозвался Крафт. — А какое это имеет отношение к исчезновению Купцова и Шварца?

— Возможно, они вам мстят.

— Слишком уж замысловатая месть для урок, — хмыкнул Вацлав Карлович. — Скорее, они просто подослали бы киллера. Разве что Дерябин…

Крафт не закончил фразу и умолк. Может, его поразило наличие заглавной буквы «Д» в фамилии его недруга.

— Да при чем тут Дерябин, — пренебрежительно отозвался с заднего сиденья Мащенко, — нашли тоже мага и чародея. Он же туп как пробка.

— Тем не менее я бы на вашем месте проверил этого типа, Вацлав Карлович, — посоветовал я Крафту. — Выясните, где он был в ту ночь, когда пропали Купцов и Шварц.

— С Дерябиным я разберусь, — махнул рукой Крафт. — А куда вы нас привезли?

— В казино. Хочу повидаться с одной своей хорошей знакомой.

— С Веркой, что ли? — догадался Мащенко. — Так ведь она без гроша сидит после развода с мужем.

— А миллион долларов, который ей подарили подручные Варлава?

— Те денежки давно уже крякнули, — хохотнул Боря. — С ветру пришли, на ветер и ушли. Ты что, Верку не знаешь? Связалась с какими-то аферистами, хотела сорвать куш, а те ее обвели вокруг пальца.

— А как же щедрый любовник Шварц?

Теперь уже засмеялся Крафт:

— Вы не знаете Генриха Иоганновича, это такой скупердяй, каких свет не видывал. Если она от него что и получила, так только дырку от бублика.

Неприятности, выпавшие на долю бывшей любовницы, меня не столько огорчили, сколько удивили. Простушкой Вера Григорьевна никогда не была. А тут вдруг нате вам, сразу два прокола: позволила обвести себя вокруг пальца каким-то расторопным ребятам и вдобавок взяла в любовники законченного скупердяя. И это Верка-то, с ее феноменальным нюхом на щедрых мужчин! Здесь что-то было не так. Шварца я видел только на фотографии, но мне уже тогда показалось, что Генрих Иоганнович не годится в герои романа моей старой знакомой.

Я не ошибся в своем предположении и обнаружил Верку в том самом месте, где ей и надлежало быть. То есть у рулетки, где она развлекалась в компании крупье и еще десятка разгоряченных игрой джентльменов. Время приближалось к пяти часам утра, но игроки, похоже, не чувствовали усталости.

— Тринадцать, — шепнул я на ухо Верке, которая уже занесла руку с горстью фишек над цифрой шесть. Мадам Смирнова сначала сделала ставку, а уж потом повернула порозовевшее лицо в мою сторону.

— Не дай бог тебе ошибиться, Чарнота!

— А когда это, интересно, я ошибался?

Не ошибся я и на этот раз, повергнув в изумление как крупье, так и Веркиных партнеров по безумному увлечению.

— Чтоб ты провалился, Вадимир, сын Аталава, — ругнулась Верка, сгребая кучу выигранных фишек. Впрочем, произнесены были эти слова ликующим голосом, и я решил проигнорировать прозвучавшее в них нелюбезное пожелание.

— Вас проводить, сударыня, до машины? — вежливо предложил я.

— Вообще-то у меня есть провожатый, но так уж и быть, окажем любезность бывшему любовнику.

Стоявший в двух шагах от Смирновой рыжеватый молодой человек почему-то обиженно запыхтел. Очевидно, он и был тем провожатым, которого я своим появлением оставил без работы. Тем не менее я проигнорировал пыхтящего юношу и не только довел Верку до роскошного белого «мерседеса», но и подсел к ней в машину на переднее сиденье.

— Поздравляю тебя, дорогая, с ценным приобретением, — сказал я, разглядывая салон новехонького автомобиля.

— Это ты о «мерседесе»?

— Нет, о Генрихе Иоганновиче Шварце.

— Ах ты вот о ком, — нахмурилась Верка. — Так ведь он убит. Какой ужас.

Последние слова были произнесены таким равнодушным тоном, что мне оставалось только порадоваться своей проницательности. Становилось совершенно очевидно, что Верка к пропавшему бизнесмену сердечной склонности не питала.

— Это его подарок?

— Ты имеешь в виду Шварца?

— Нет, я имею в виду твоего нанимателя.

Верка попыталась возмутиться, запротестовать, но в последний момент передумала. Возможно, ее мучила совесть. Хотя не исключено, что я слишком хорошего мнения о своей старой знакомой и ее сейчас обуревали совсем другие чувства. Ну, например, чувство страха перед разоблачением.

— Кто этот человек? — хриплым голосом спросил рыжеватый юноша с заднего сиденья.

— Сиди, Сенечка, и не рыпайся, — махнула в его сторону рукой Верка, — этот тип тебе не по зубам.

Похоже, рыжеватый юноша был иного мнения и даже предпринял попытку оказать на меня силовое давление с помощью пистолета Макарова, который он приставил к моей голове. Мне ничего другого не оставалось, как отправить хулигана в глубокий нокаут, дабы он не мешал нашей с Веркой дружеской беседе.

— Какой агрессивный молодой человек, — осудил я разгорячившегося Сенечку. — Ты не ответила на мой вопрос, бесценное мое сокровище.

— Может, и сокровище, но не твое, — грубо отрезала Верка, обиженная, видимо, на меня за бесцеремонное обращение с доблестным охранником.

— Так как же зовут твоего нанимателя?

— Слушай, Чарнота, зачем ты опять лезешь в чужие дела?

— Видишь ли, утерянный алмаз моего сердца, в своих скитаниях по дальним мирам я обрел статус Совершенного, а это накладывает на меня определенные обязательства.

— Чарнота — Совершенный! Вы на него посмотрите! В таком случае я ангел во плоти.

— И что же заставило ангела во плоти в очередной раз спутаться с сомнительными элементами потустороннего мира?

— При чем тут потусторонний мир, — возмутилась Верка. — Мне предложили сотрудничество наши компетентные органы.

— Тебя завербовали? — искренне удивился я. — Кто бы мог подумать, что наши спецслужбы падут столь низко.

— Это ты на что намекаешь? — взвилась Верка.

— Извини, погорячился. Просто никак не предполагал, что интеллигентная женшина, моя хорошая знакомая согласится исполнять роль стукача при районном отделении милиции.

— При чем тут милиция, — пожала плечами Верка. — Он сотрудник ФСБ.

— И сотрудник приставил тебя к Шварцу?

— А ты знаешь, кто он, этот твой Генрих Иоганнович? Он ведь член тайной организации и прибыл к нам с целью проникновения на секретный объект.

— Кто бы мог подумать, — безоговорочно осудил я забугорного агента. — Так тебе заплатили за безупречное исполнение служебного долга?

— Разумеется. Что же, по-твоему, я даром должна была ноги бить?

— Некоторые люди, дорогая, делают это из патриотических побуждений.

В ответ Верка лишь презрительно фыркнула, из чего я с прискорбием заключил, что чувство патриотизма ей чуждо. С другой стороны, у меня были большие сомнения, что наша Федеральная служба безопасности с ее весьма скромным бюджетом способна содержать такого алчного агента, как Вера Григорьевна Смирнова.

— Он оплатил твои карточные долги?

— Допустим. И что с того?

— Ничего. Хотелось бы узнать имя твоего резидента.

— Двадцать тысяч.

— Рублей?

— Не строй из себя идиота!

Деньги у меня были. Правда, я собирался использовать их для игры, но, в конце концов, общественные интересы всегда были для меня более значимы, чем личное благополучие. Поэтому я без споров отсчитал Верке требуемую сумму.

— Надеюсь, они не фальшивые?

— Сударыня, вы имеете дело не с аферистом, а с особой царской крови.

— Не надо мне объяснять, Чарнота, с кем я имею дело в твоем лице. Я на тебя насмотрелась во всех видах. Дракунов его фамилия. Владимир Васильевич.

— А адрес?

— Понятия не имею, где он живет. Мы с ним познакомились в казино.

— Внешность, возраст и звание?

— Шатен, элегантный, приблизительно твоего роста и телосложения. Возраст в районе тридцати пяти — сорока лет. Полковник.

— Особые приметы?

— Не знаю, что сказать. Разве что уши у него оттопыренные.

— Спасибо за информацию, сударыня.

— Не стоит благодарности, дорогой. А Сенечка скоро очнется? Мне же за него отчитываться придется перед специальными службами.

— Думаю, через полчаса оклемается. А как, кстати, фамилия твоего доблестного стража?

— Не то Зубов, не то Беззубякин.

— Ну, дорогая моя, с такой памятью тебе только в агентах и ходить.

Легкость, с которой Верка сдала, а точнее, продала своего нанимателя, меня насторожила. Кажется, моя старая знакомая заподозрила что-то неладное и решила подстраховаться, натравив на полковника Дракунова зверя апокалипсиса в лице своего хорошего знакомого Вадима Чарноты. Все-таки мадам Смирнова ведьма со стажем и с большим опытом оперативной работы, а потому подозревать ее в наивности было бы большой глупостью.

Сокольский прибыл ближе к полудню. За это время я успел уже выспаться и являл собой миру свежевыбритого молодого человека, готового если не к подвигам, то к серьезному разговору. Остановился Станислав Андреевич, как и в первый свой приезд, у Бори Мащенко, из чего я сделал вывод, что его визит в наш город носит неофициальный характер. Впрочем, не исключено, что делалось это в интересах конспирации. Будучи полным профаном в таких тонких областях, как разведка и контрразведка, я не берусь обсуждать поведение истинных профессионалов. Приехал Сокольский на явку в сопровождении все тех же неизменных Миши и Васи. За то время что мы не виделись, Миша изрядно потолстел, а Вася приобрел новый костюм и теперь смотрелся франтом. Проанализировав все обстоятельства, я методом дедукции установил, что компетентным товарищам повысили зарплату. С чем я их и поздравил.

— А ты откуда знаешь? — сразу же насторожился подозрительный Василий. — Это же секретная информация.

— Так ведь он демон, — заступился за меня Боря Мащенко. — Нечистая сила. А там знают все о наших земных делах.

Вспыхнувший было спор между Василием и Борей оборвал Станислав Андреевич — он сухо предложил всем перейти к деловой части встречи. Мы чинно присели к столу в роскошной гостиной и даже отказались от вина, которое предложил нам гостеприимный Боря Мащенко. Вацлав Карлович, приглашенный компаньоном на совещание с компетентными товарищами, сильно нервничал, но тем не менее довольно связно изложил историю исчезновения Купцова и Шварца. Правда, об истинных целях Общества почитателей Мерлина он даже не упомянул, зато не преминул подчеркнуть, что объект в центре города бизнесмены собирались возводить на абсолютно законных основаниях, и даже предъявил генералу соответствующие бумаги. Сокольский бумаги взял и передал Михаилу и Василию, которые тут же углубились в их изучение. Мистическую сторону дела пришлось освещать мне. Никаких бумаг в подтверждение своих слов я предложить органам не смог, а потому мои рассуждения вызвали скептические ухмылки подчиненных Станислава Андреевича, которые, будучи людьми прагматичными, ни в грош не ставили мой статус атланта и Совершенного. К тому же я вызывал у них вполне обоснованные подозрения в качестве демона и зверя апокалипсиса.

— Дракунов, — задумчиво протянул Сокольский, — кажется, я где-то слышал эту фамилию.

— Так точно, товарищ генерал, слышали, — поддержал начальника Василий. — Он проходил по делу о мошенничестве. Тогда он тоже представился полковником ФСБ.

— То есть к органам этот тип не имеет никакого отношения? — уточнил я.

— Мошенников у нас не держат, — твердо сказал Василий, глядя мне прямо в глаза.

— Так вы считаете, что этот Дракунов связан с островом Буяном? — спросил Сокольский.

— Очень может быть. Хотя, возможно, он просто блефует, используя суеверия наших граждан, которые в последнее время просто помешались на магии, астрологии и прочих подобного же рода штучках.

— Уж чья бы корова мычала, — произнес куда-то в пространство Боря Мащенко, настроенный в этот серенький осенний день меланхолически.

— По нашим сведениям, — доложил Василий, — этот Дракунов пытался организовать в городе Энске религиозную секту тоталитарного толка с нетрадиционными методами воздействия на сознание граждан. Однако был разоблачен и привлечен к административной ответственности.

— Мелковато для нечистой силы, — вздохнул Мащенко. — А где находится город Энск?

— Это секретная информация, — строго посмотрел на него Василий.

После такого заявления сотрудника компетентных органов в гостиной воцарилось многозначительное молчание. Что же касается меня, то я пришел к выводу, что служба безопасности нашего родного государства наконец-то озаботилась проделками нечистой силы и теперь отслеживает даже самые невинные потуги на магическое величие, пытаясь пресечь заразу в зародыше.

— Там обеспокоены, — веско произнес Сокольский и показал глазами на потолок. На потолке были нарисованы не то амуры, не то ангелочки с крылышками, но все, разумеется, поняли, о ком ведет речь генерал. — И даже в международном масштабе.

— Мама дорогая, — потрясенно произнес Мащенко. — Допрыгались.

С Борей мысленно согласились все, но прокомментировать столь важное заявление Станислава Андреевича отважился только Крафт:

— Возможно, товарищ генерал, я вторгаюсь в сферу вашей компетенции, но мне кажется, что вы должны взять на заметку всех лиц, так или иначе связанных с островом Буяном. В первую голову я имею в виду тех людей, что едва не осуществили с помощью птицы Феникс грандиозный переворот, повлекший бы за собой изменения едва ли не во всех государственных системах.

— Взяли, — сухо и коротко отозвался Сокольский.

— Да, но как же быть с тем же Марком Константиновичем Ключевским, который ведет предосудительный образ жизни? Или с Анастасией Зиминой, исчезнувшей в неизвестном направлении?

— К сожалению, господа, правоохранительным органам нечего предъявить людям, поставившим на сцене спектакль, пусть даже и предосудительного содержания, — с горькой усмешкой отозвался Сокольский.

— Но этот, с позволения сказать, спектакль едва не обернулся для человечества катастрофой! Неужели вы не понимаете, Станислав Андреевич, что в следующий раз подобное представление может завершиться успешно, если у вас под рукой не окажется демона, способного одним ударом снести голову самому Асмодею.

— А что вы нам предлагаете, Вацлав Карлович, — раздраженно отозвался Сокольский, — запретить все постмодернистские спектакли в стране и вернуться к проверенному методу соцреализма?

— Да. Предлагаю, — упрямо тряхнул лысеющей головой Крафт. — Лучше уж колхозники и сталевары на сцене, чем нечистая сила.

Либерально продвинутые Василий и Михаил протестующе загудели. А Боря Мащенко не удержался от реплики:

— Да вы консерватор, батенька. Я бы даже сказал, контра.

— Вам же русским языком сказали, Борис Семенович, что наверху обеспокоены, — не сдавался Крафт.

— Наверху действительно обеспокоены, — подтвердил Сокольский, — но все-таки не настолько, чтобы раздувать скандал и запрещать свободу творческого самовыражения. И вообще, борьба с подобными негативными проявлениями — это дело спецслужб, и привлекать к этой проблеме внимание широкой обшественности мы не собираемся. Задача ясна, господа?

— В общих чертах, — подтвердил Боря Мащенко. — А как обстоит дело со средствами?

— Средства нам выделили из резервного фонда, — сухо ответил генерал. — На борьбу с нечистой силой хватит.

Мне ответ Станислава Андреевича понравился, и я тут же предъявил работникам органов счет к оплате. А именно расписку Смирновой Веры Григорьевны с обозначенной на ней суммой сделки — двадцать тысяч долларов.

— Я вас умоляю, Чарнота, — возмутился Крафт. — Речь идет о спасении человечества, а вы занимаетесь крохоборством. Не хватало еще, чтобы наше федеральное правительство оплачивало скромный труд средневековых французских феодалов.

— А он натуральный феодал? — строго и грозно глянул на меня Михаил.

— Я бы сказал, натурализовавшийся, — поправил компетентного товарища Вацлав Карлович. — Но феодал — это точно. У него во владении два замка.

— Господи, — вздохнул атеист Василий, — с кем приходится иметь дело…

Благодаря недружественному выпаду Вацлава Карловича возмещение за понесенные на службе Отечеству убытки я так и не получил. Компетентные товарищи воспользовались неожиданной поддержкой российского буржуя и отклонили мое законное требование как сомнительное и требуюшее дополнительной проверки. Мне такая дискриминация по социальному и национальному признаку показалась оскорбительной, и я пригрозил прекратить сотрудничество с компетентными органами. В конце концов, дело не в деньгах, плевать я хотел на эти двадцать тысяч долларов. Тут дело в принципе. Почему-то буржуям можно возмещать убытки, а феодалам нельзя?! Василий, представлявший в нашем споре интересы государства, решительно заявил, что никому он платить не собирается — ни феодалам, ни тем более буржуям. И вообще, скромнее надо вести себя, товарищи. А платить за фамилию какого-то мелкого афериста двадцать тысяч долларов — это натуральное мотовство, которое не выдержит бюджет страны.

— Этот аферист связан с потусторонними силами!

— А вы докажите нам это, товарищ феодал, — сказал Василий. — Тогда мы рассмотрим ваше заявление.

— Вот именно, — поддержал офицера спецслужб Крафт, — нельзя швырять государственные средства направо и налево, тем более в период тяжких экономических и социальных потрясений.

Короче говоря, меня убедили. Свои требования к органам я временно снял, пообещав в короткие сроки доказать свою правоту. Мое громкое заявление компетентные товариши в лице Миши и Васи восприняли скептически, и лишь Станислав Андреевич Сокольский мрачно кивнул головой. Я попросил генерала выяснить по своим каналам причину смерти Макара Ефремовича Сусанина.

— Вы подозреваете, что его устранил Дракунов?

— Во всяком случае, я этого не исключаю.

— Но ведь Дракунов не был заинтересован в смерти Сусанина, — возразил мне Василий, — скорее уж наоборот. Старик своим упрямством и нежеланием покидать насиженное место лил воду на его мельницу.

При этих словах капитан ФСБ бросил весьма красноречивый взгляд на Вацлава Карловича. Крафт побагровел, но сдержал эмоции, отлично понимая, что ссора с сотрудниками могущественной конторы в сложившихся обстоятельствах ему ни к чему.

— Что вы предлагаете, Чарнота?

— Я хочу осмотреть этот барак, Станислав Андреевич. Не исключаю, что умерший Сусанин имел какое-то отношение к острову Буяну. И именно этим вызвано его упрямство.

Сокольский не возражал. Миша и Вася выразили горячее желание принять участие в моих поисках того, не знаю чего. Похоже, компетентные товарищи не слишком мне доверяли и не хотели выпускать из виду в столь ответственный момент. Разумеется, Крафт и Мащенко тоже увязались с нами, хотя на месте Бори я подыскал бы себе другое занятие на сегодняшний день.

Барак днем выглядел еще более непрезентабельно, чем ночью. Некоторое оживление в окружающий пейзаж вносили правоохранительные органы и медицинские работники, суетившиеся возле подъезда. И хотя я сообщил им о смерти Сусанина еще ночью, к делу они приступили только сейчас, когда стрелки часов перевалили за два часа пополудни. Скорее всего, правоохранители не поверили анониму, но, возможно, полагали, что покойник не убежит, а потому и торопиться, в сущности, некуда. Мы вышли из «форда» и присоединились к небольшой толпе зевак, собравшихся, чтобы проводить в последний путь одинокого человека. Первой отъехала машина «скорой помощи», увозя в своем нутре бездыханное тело. Милиционеры у барака тоже не задержались, — видимо, посчитали смерть Сусанина естественной и не подлежащей длительному расследованию. Не исключено, что у медиков на этот счет будет другое мнение, но их заключение поступит к правоохранителям еще не скоро. Словом, время для тщательного осмотра подозрительного строения у нас было. Дождавшись, когда рассосется толпа, мы вошли в подъезд, где еще не выветрился запах квашеной капусты. Барак был пуст, последний обитатель покинул его, хотя и не по своей воле, несколько минут назад, и тем не менее это построенное в начале прошлого века здание продолжало хранить в себе тепло ушедшей навсегда жизни. Мы быстренько пробежались по этажам, благо их было всего два, но ничего подозрительного в четырех оставленных жильцами квартирах не обнаружили. В подвал мы спустились по гнилой лестнице, которая отчаянно скрипела и стонала под тяжестью нахлынувших кладоискателей. В подземелье было сухо и пыльно. Весь скопившийся за сто лет эксплуатации дома хлам был в наличии, занимая приличную площадь и мешая озабоченным людям в их поисках.

— Интересно, — проворчал Миша, ударившийся коленом о диван, из которого во все стороны торчали ржавые пружины, — куда смотрели пожарные. Достаточно одной спички, чтобы от барака остались одни головешки.

Не знаю, куда смотрели пожарные, но мы с Крафтом оглядывали стены в поисках уже знакомого нам вензеля с загадочной, как сфинкс, буквой «Д».