- Увы, сын мой, я и сам не знаю ныне, кто я и какого рода.

- Как то есть не знаете?

- Истинно говорю вам, что оно повинно во всех моих горестях, человечек опасливо покосился на существо. - Ибо тщится оное создание убедить меня, что я Беда, а я никакой не Беда и уж тем более достопочтенным никогда не был. Когда я родился, назвали меня Патриком. Потом стал я называться братом Аврелием, а теперь вот... теперь я Беда.

- И точно не достопочтенный? - небрит был этим несколько смущен.

- Отнюдь, сын мой. Это кара за грехи мои. Ибо грешен я, грешен перед Господом.

История брата Аврелия, пересказанная небритом Родом брат Аврелий, как видно уже из имени его, был ирландец, но, будучи монахом смиренного ордена бенедиктинцев, юность провел во Франции (а то и в Галлии), зрелые же годы - в земле Италианской. И повсюду, помимо всяких там богоугодных дел, а порою, вероятно, и вместо них, занимался он также и перепиской книг, что, по его словам, споспешествовало души его спасению. Иными словами, человек он, вне сомнения, порядочный, тем более что именно это занятие он любил и писал красиво и без ошибок.

И все было бы хорошо, если бы не попались однажды смиренному иноку какие-то материалы о скитаниях короля ирландского, кажется, Тундала; брат Аврелий склонен видеть в этом перст диавола, тем паче текст был явно не богослужебный. Будучи не лишен талантов, текст этот он не просто переписал, но еще якобы добавил много чудесно-сумарчных подробностей и тщательно все проиллюстрировал.

Дело это и впрямь было несколько сомнительного благочестия, и понятно, что за такие художества Господь вполне может и покарать истинного католика. Посему брат Аврелий, грешный и кающийся, был за гордыню низринут в сию обитель греха и страданий. И терзал демон адский душу его словами премногостранными и еретическими, к коим он питал некогда пристрастие столь неистовое. Ну, в общем, вот и аминь.

* * * - И что же, - спросил небрит, - это оно все время вот так?

- Увы, сын мой, постоянно, исключая лишь время, к несчастью, краткое, оному демону для сна потребное.

- Да чего же ему надо?!

- Сказано уже было, сын мой: требует, говоря мне слова многостранные и пречудные, чтобы добыл либо сделал ему вещи, этими словами именуемые.

Брат Аврелий явно надорвался на видениях ирландского короля, и тут небрит его вполне понимал. Неясно было, правда, как эти видения связаны с дпевом маразма, но раз уж брат Аврелий был здесь, следовало предположить, что как-то связаны.

Поскольку демон все еще спал, небрит мог поразмыслить, как именно, и эти продолжительные и приятные умствования помешали ему прислушаться к разговору брата Аврелия и Кварка. Эти последние путем в высшей степени схоластическим пришли к несколько неожиданному выводу, что гомункулус, даже если он не крещен, может и должен считаться христианином, будучи создан человеком, может быть, даже и неверующим, но... Раз у других не получилось, стало быть, его Господь сподобил.

Меж тем существо пробудилось и потребовало метаболизм, чтобы им позавтракать.

Метаболизма под рукой не оказалось, и существо, довольно легко с этим примирившись, возжелало последовательно девиацию, акцент либо параллакс. Небрит угостил его парадоксом (что-то из Оскара Уайльда), и существо малость успокоилось.

Оказывается, и с этим существом (или демоном, но, в конце концов, демоны ведь тоже существуют... или нет?) можно поладить, решил небрит. Он подошел к брату Аврелию и что-то прошептал ему на ухо. Брат Аврелий расплылся в улыбке.

- Не угодно ли эпигастрия? - спросил он, набравшись смелости.

- Угодно! Жить без него не могу!

Вместо эпигастрия существо в конце концов получило эпиграф, и эпиграф пришелся ему по вкусу. Затем последовали эпифания, эпиллий, эпиграмма, эпиталамма, под конец же - эпитафия.

Брат Аврелий говорил много и долго, и самой длинной оказалась эпитафия, сочиненная экспромтом. Было там, наверное, страницы на полторы гекзаметром на нескольких языках. У небрита мороз пробежал по коже, а неосторожно выросшие поблизости уши тут же увяли. Существо через некоторое время последовало их примеру. Оно стало совсем крохотным, сморщенным, и теперь уже никак нельзя было бы углядеть на нем особые приметы, даже если бы таковые были. Потом и существо стало неразличимо для глаз, а на то место, где оно только что находилось, упала с неба огромная каменная плита - наша троица едва успела от нее увернуться. На плите было написано: "Здесь никого нет".

- Плита не могильная и тем более не надгробная, - задумчиво констатировал небрит.

- Так ему и надо: нечего гоняться за всем заграничным, - сказал Кварк.

Брат Аврелий только перекрестился и молвил, что аминь, мол.

- Ну да, - согласился небрит, - именно аминь. Пошли отсюда.

- Айда! - возгласил Кварк.

- Истинно говорите: надлежит нам покинуть сию пустынь во имя Господа.

Но покинуть пустынь оказалось не так-то легко - в первую очередь потому, что как раз пустыни никакой и не осталось. Однако даже и то, что осталось, вело себя странно, еретично, пожалуй, себя вело: когда странники повернули назад, чтобы укрыться от устрашающего дыхания маразма под сенью клюкв, - зарослей не оказалось и в помине. Вместо них поперек дороги торчал высокий серо-бурый забор.

На заборе было написано: "Посторонним вход запрещен". А чуть пониже: "Предъявляй пропуск только в развернутом виде".

Что такое пропуск, небрит не знал, то есть, пожалуй, даже и знал, но, во-первых, предпочитал такие досадные погрешности именовать лакунами, во-вторых же, как ни старался, не мог представить себе, каким это образом лакуну можно не только развернуть, но еще и предъявить. Поэтому небрит начал теряться в догадках, и терялся бы он, надо полагать, долго, если бы машинально не нацепил на нос очки.

Это помогло: он увидел, что справа забор загибается, что там стоит маленькая будочка и, самое главное, что возле будочки в заборе проделаны ворота.

Будочка тоже была серо-бурого цвета, маленькая и обшарпанная, какая-то вся из себя перекосившаяся. До такой степени перекосившаяся и полуразвалившаяся, что плотно закрытая дверь стояла отдельно от нее, и внутрь можно было пролезть, а не то что заглянуть.

Изнутри будочка являла собой зрелище не более привлекательное, нежели снаружи:

было там сумрачно, на полу стояла лужа чего-то, издали похожего на чернила, а по потолку вилась паутина. Как-то сбоку стоял убогий стол, на столе дырявый чайник, а на стуле рядом - существо, каких небрит раньше никогда не видывал.

Было оно маленького роста, но при этом очень жирное, короткорукое и коротконогое, с жиденькой бороденкой на шее. Одето существо было в нечто серо-бурое с проплешинами, а в руке держало арбалет. Арбалет тоже был старый, с порванной тетивой, но приклад у него был еще цел. Существо сидело и строго смотрело на чайник. Потом достало откуда-то лист ветхой бумаги с большой кляксой внизу, что-то там нацарапало и показало чайнику. Тот немедленно закипел - даром что пустой и дырявый. Существо налило в стакан жидкость невнятного цвета - как показалось небриту, тоже серо-бурого.

- Здравствуйте, - сказал небрит, - я небрит.

Существо воззрилось в щель.

- Почему?!

Голос был такой, что небрит ощутил, как волосы его встают дыбом.

- Предъяви пропуск, - продолжало существо.

- Простите, пожалуйста, - сказал небрит, - но что такое пропуск?

- Ты того, - сказало существо, взяв арбалет наизготовку, - не нарушай, а то получишь...

- Извините, - вступил в разговор брат Аврелий, - что именно он получит?

- Известно что, - сказало существо, улыбнувшись. - Заряд соли он получит, по филейным частям.

- Ну что же, - сказал небрит, - мы, разумеется, не будем нарушать. Мы, конечно, сразу уйдем, только покажите, пожалуйста, какой он, этот пропуск. У вас ведь, наверное, есть...

Небрит поинтересовался из чистого любопытства, в известных пределах свойственного всем небритам, однако существо повело себя странно и неожиданно.

Оно переменилось в лице, стало суетиться, бегать по будочке, охлопывая свое неопрятное одеяние, а потом вылезло наружу, село на землю и горько заплакало.

- Ну вот, - сказал Кварк, - то он угрожал, теперь разревелся. Кто же нам объяснит, что такое пропуск?

А существо сидело и рыдало, заслонив дверь своим могучим задом. Арбалет остался на столе; приглядевшись, небрит увидел, что не только тетивы на нем не было, но и самого арбалета, в сущности, не было тоже: арбалет оказался призраком, как и существо в серо-буром.

- Так вы, стало быть, дух, - с облегчением сказал небрит.

- Да, - простонало существо, не прерывая рыданий, - я дух, всего лишь дух.

- А чей вы дух, позвольте полюбопытствовать?

- Я не просто дух, - горделиво проплакало существо, - я последний из духов-хранителей древнего и мудрого племени ухров.

История падения племени диких ухров, пересказанная небритом Что это за племя, откуда взялось и почему так называется - этого, кажется, не знает никто. Ясно, что дикими они были всегда, а вот самоназвание, как утверждают некоторые, приобрели одновременно с начатками грамотности. Кто именно обучил их писать хотя бы пропуска, неизвестно по сей день. Автору представляется наиболее вероятным, что племя это, уже и в ту отдаленную эпоху людоедское, было посещено каким-то странствующим миссионером. Он успел выучить грамоте нескольких туземцев, после чего был съеден как впоследствии выяснилось, преждевременно:

читать туземцы еще не могли, зато писать очень полюбили. Какой национальности был почивший слуга Господа, сказать мудрено, поскольку во всех памятниках письменности ухров нет ни одного осмысленного слова.

Несомненно, однако, что в смысле племя и не нуждалось: некий колдун сумел непонятным автору способом связать письменность с магией. Когда ему это удалось, и началась эпоха ухров.

О раннем периоде ничего определенного сказать нельзя. Известно лишь, что в ходу был алфавит не то латинский, не то арабский, а печать не была еще изобретена. В эту же эпоху племя в целях решения продовольственной проблемы начало взимание штрафов с шедших на водопой животных, для каковой цели был воздвигнут забор с примыкающей живодерней.

Культура племени быстро развивалась, пока с изобретением печати не произошел раскол на несколько враждующих партий, каждая из которых владела собственной печатью - разумеется, единственно правильной. В ходе гражданской войны, в которой использовались такие варварские виды оружия, как арбалеты, заряженные солью, скоросшиватели и даже пресс-папье, племя оказалось под угрозой вымирания.

Спасло его лишь появление Великой печати Роршаха в виде большой кляксы, в которой каждый мог увидеть все, что ему угодно.

Демографический кризис был побежден с помощью справки о размноженности, по предъявлении которой незамедлительно появлялся новый ухр. В связи с этим съели оставшихся женщин, предварительно изъяв у них пропуска. Воцарившийся вслед за тем мир был нарушен лишь много лет спустя, когда один из ухров потребовал пропуск у другого: справка, как оказалось, способна была создавать лишь новых членов племени, но отнюдь не документацию на них. В соответствии с национальным характером это досадное упущение привело к многовековому кровопролитию, за которым несколько неожиданно последовала эпоха расцвета.

В стране началось всеобщее благоденствие, демократия достигла неслыханных высот:

за последние двести лет существования племени ни один ухр не был съеден против своего желания. Казалось, ничто не предвещало катастрофы.

Но внезапно было обнаружено, что на Великом охранном заборе, воздвигнутом незадолго до того на месте пришедшего в ветхость Изначального забора, висит бумажка с большой и страшной печатью. Что там было написано, ухры, не умея читать, не знали; вероятно, именно поэтому они перебили и съели друг друга. В живых остался лишь один, спрятавшийся в бутылку из-под чернил. Его дух и по сей день требует пропуск у всех, кто направляется к водопою.

С духом не рекомендуется вступать в разговоры, поскольку это может быть опасно для вашего здоровья. Оружие его не причинит вам вреда, если только сами вы не дух. Впрочем, всегда можно обезопасить себя, потребовав пропуск: дух-хранитель убежден, что пропуск существует по сей день, однако найти его невозможно, поскольку пропуск заколдован и залит чернилами.

* * * - Да, ребята, много же на свете идиотов! - сказал Кварк.

- Воистину ужасен гнев Господа нашего на язычников, осмелившихся впасть в грех чревоугодия относительно смиренного служителя церкви.

- Пошли отсюда, а то я, кажется, начинаю попахивать пылью, - сказал небрит.

- Точно, и клякса на тебя ползет.

Небрит в испуге стряхнул кляксу.

Пройдя через будочку, они пересекли становище, по дороге осмотрев вигвамы.

Вигвамы были входящие, исходящие и отхожие, и на всех было написано, что требуется пропуск, а к двери отхожего вигвама оный пропуск был прикреплен отравленными кнопками. Пропуск был большой, круглый и страшный: там было очень много страниц, и в центре каждой зияла огромная жуткая печать. Кварк поднес к пропуску зажигалку - все вокруг заколыхалось, завоняло и исчезло. Исчез и забор, только дух-хранитель по-прежнему торчал около своей призрачной будочки, да осталась стоять живодерня, сложенная из циклопических каменных блоков, потому что на крыше ее давно уже свили гнезда дикие еропланы.

Впереди лежала широкая ровная дорога, вымощенная паркетными плитами. По дороге бродили разные звери: они давно уже поняли, что дух им не страшен и что здесь можно устроиться вполне уютно. Мимо пробежало что-что большое и пушистое.

- Здравствуйте, - сказал небрит, - я небрит.

Но большое и пушистое уже скрылось. Вместо него небриту ответил изрядный тигр с полосками темно-фиолетового цвета на ярко-желтой шкуре. Тигр был вида настолько сытого и добродушного, что небрит даже не особенно испугался.

- Здравствуйте, - сказал тигр. - Вы на водопой?

- Нет, - ответил небрит, - нам надо найти дубовую рощу.

- Ну, стало быть, нам по дороге.

- А вы воистину тигр? - спросил брат Аврелий.

- Кто же я, по-вашему, такой, если не тигр?

Он изогнулся так, что полоски стали отливать изумрудом.

- Вы, сын мой, поистине очень сходны с оным, только вот расцветка у вас какая-то... небогоугодная.

Видимо, брату Аврелию доводилось переписывать и бестиарии.

- Разве я похож на малолетнего тигренка?

- Отнюдь, - успокоил его Кварк.

- Почему же мне нельзя одеваться по моде?

- Стало быть, у вас не вошел еще в моду стиль ретро, - решил небрит.

- Был, - вздохнул тигр, - в прошлом году был. Только это очень быстро отошло:

кому понравится друг друга есть...

- А сейчас чем вы питаетесь, сын мой?

- Да все больше чаек пьем, - сказал тигр, блаженно осклабившись, - с плюшками.

Вы, кстати, не проголодались?

- Нет, спасибо, нам вот в дубовую рощу бы надо...

- В таком случае, с прискорбием вынужден вам сообщить, что не могу сопровождать вас далее. Видите тропинку? Вам по ней идти. Только не советую я...

- Почему же?

Тигр задумчиво почесал задней лапой за ухом.

- К сожалению, не могу сказать вам наверное. Но, знаете ли, говорят, что вдоль этой торпинки творятся странные дела. А в конце...

Он помолчал минуту, словно то, что он собирался сказать, представлялось ему вовсе уж невероятным.

- В конце тропинки поляна, а там пасется сивый мерин. И главное будто бы с ним не заговаривать. Лучше всего пройти мимо, там будет еще одна тропинка, как раз в рощу. Так, кажется...

Тигр оглядел компанию, облизнулся и сказал:

- Слушайте, а может все-таки не надо? Плюшек лучше поедим...

- Не приличествует ли нам остаться, братия? - с надеждой спросил брат Аврелий.

Небриту тоже очень хотелось чаю с плюшками, но он боялся, что пока они будут пить, пройдет слишком много времени и наступит холод и смерть.

- Ладно, - разрешил Кварк, - идите с миром, святой отец. Дорогу вы знаете, если вдруг чего.

Тигр махнул хвостом, и они с братом Аврелием поспешили вперед. Небрит постоял немного, вздохнул и свернул на тропинку. Хотелось плюшек.

Тропинка производила впечатление хоть и не слишком популярной, но заросшей как раз настолько, чтобы радовать глаз ярок-зеленой травкой, ни в коей мере не препятствующей пешему хождению. Было светло, тепло, благоухали цветочки, в воздухе порхали бабочки, колибри и райские птички, шелестела листва, - короче, мир был прекрасен, и трудно было поверить, что где-то впереди обитает таинственный и грозный сивый мерин.

- А что такое мерин? - спросил Кварк.

Небрит задумался.

- Не знаю, - сказал он наконец. - Рыба, наверно, такая. Вроде мурены.

- Какая рыба, дурья твоя башка, если он пасется? И что такое сивый?

- По-моему, - небрит не мог сослаться на более авторитетные источники, - по-моему, это что-то индийское: Шива там, Вишну. В общем, не знаю, честно закончил он.

Да, ситуация становилась сложной, загадочной и даже, пожалуй, угрожающей.

Попробуй не заговорить с сивым мерином, если не знаешь, что это такое! А может, напутал тигр, может, мерин этот не сивый, а просто-напросто красивый? Тогда все было бы ясно и понятно: несчастное создание, допустим, страдает припадками нарциссизма, во время коих общение с оным затруднительно. Небрит стал перебирать в памяти медицинскую терминологию, и это несколько его успокоило.

В сознание он пришел от истошного вопля: "Торпеды!!!"

Небрит вздрогнул и огляделся. Торпед не было и не предвиделось, зато на суку сидел большой ярко-серый попугай. Попугай был упитанный и величественный.

- Бронепехота в количестве до полуроты, - четко произнес он.

- Что такое? - шепотом осведомился небрит.

Птица, очевидно, все же услышала.

- Химическая атака! Долой! Подпор-р-ручика ко мне!

- Почем я знаю? Кажется, просто говорящий попугай, - Кварк пожал плечами.

- А откуда такой лексикон?

- Реактор вразнос! - сообщил попугай. - Командор горит! Катер-р-ра! К чертовой бабушке!

- Наверное, какой-нибудь командор и потерял, - сказал Кварк и подлетел к птице.

Небрит попытался сообразить, кто такой командор, но ничего не получилось. То есть получилось, что командор - это некто, сгоревший из-за того, что торпеда разнесла реактор и посему нуждающийся сразу в подпоручике, бронепехоте и чертовой бабушке. Это как раз было понятно, но если бы это хоть что-нибудь проясняло!

Послышались крик, писк, квохтанье и кудахтанье, а через мгновение попугай с испугом не то заорал, не то спросил: "Ядерный фугас?" Небрит посмотрел вперед и увидел Кварка с попугаем в руке.

- Да сиди ты, хороший мой, - приговаривал Кварк, - сиди, скотина, чтоб тебя разорвало, осколочного снаряда на тебя нет...

Услыхав про осколочный снаряд, попугай успокоился и стал клювом поправлять эполеты на правом крыле, нежно воркуя: "Фугас, припас, боезапас..."

- Вот, - Кварк предъявил небриту птичью лапу.

На лапе было широкое массивное кольцо из странного металла. На кольце было выгравировано: "Кадровый служебный попугай № 712-бис джамп-рейдера Имперского флота "Превосходительный".

- И что же это значит? - небрит терялся в догадках.

- Ты кто такой? - спросил кварк у попугая.

Тот слегка поправил эполеты и принял относительно солидный вид, что было нелегко, поскольку Кварк все еще держал его за ногу.

- Кадровый служебный попугай № 712-бис джамп-рейдера Имперского флота "Превосходительный", - отчеканил он.

- Здравствуйте, - сказал небрит, - я небрит.

- Да погоди ты, - шикнул Кварк. - Род занятий?

- Ксенолингвистика, - попугай сложил крылья по швам.

- Заняте в настоящее время?

Попугай помрачнел.

- Несу службу Его Императорскому Величеству, - ответил он наконец.

- Где экипаж дажмп-рейдера?

- Экипаж изменил Его Императорскому Величеству, - произнес попугай торжественно-похоронным тоном.

Небриту показалось6 что попугай потрясен этим до глубины души, и небрит, пожалуй, не стал бы его дальше расспрашивать.

- Местонахождение джамп-рейдера в настоящее время? - продолжал бессердачный Кварк.

- В дубовой роще.

- Обстоятельства измены экипажа?

Попугай изложил.

История краха Империи и мягкой посадки джамп-рейдера "Превосходительный", пересказанная небритом Если верить кадровому попугаю, то Империя некогда не только существовала, но была притом могущественна до крайности и даже более того. Верить попугаю, возможно, не следует, но важно, что, во-первых, Империя была космическая и, следовательно, без межзвездных кораблей обойтись не могла. Во-вторых же, важно, что когда наш попунай только еще вылупился из яйца (а ему, по его словам, сто пятьдесят четыре года), этих самых кораблей почти не осталось.

Причин тому было множество. Корабли частью проржавели, частью взорвались по старости и износу, частью же и вовсе никогда не существовали. А в основном они, похоже, разлетелись кто куда, а экипажи тем самым совершили измену, ибо первыше всего им полагалось чтить Его Императорское Величество. Попугай утверждает, что изменники давно уже неутешно скорбят и раскаиваются, но доказательств у него нет.

Кораблей почти не было, но Его Императорское Величество еще было, хотя, похоже, мало кто об этом знал. И всего-то осталось у него два старых джамп-рейдера - "Неукоснительный" и "Превосходительный", - похожие друг на друга, как эполеты солдат одного полка. Набрать команды никак не удавалось: все либо сидели на пенсии, либо лежали в могиле. С грехом пополам завербовало Его Величество двадцать человек. Двадцать первым стало Его Величество собственной персоной, но двадцать второго офицера невозможно было найти никакими силами, посему на должность ксенолингвиста назначили попугая.

За время сборов первый механик "Превосходительного" умер от старости, и эскадра стартовала без него. В плане стратегическом она имела очень простую цель: захват Галактики со всеми ее материальными богатствами и людскими ресурсами. В плане же тактическом первоочередной задачей представлялось отыскать какого-нибудь механика.

Отыскали его на третьей обитаемой планете: первые две были настолько дики и отсталы, что не могли осознать сущность Его Величества. Впрочем, и на третьей планете нужный индивидуум был обнаружен в баре; своим собутыльникам он обещал скоро вернуться и заявил, что это, мол, будет славная потеха. Никто из подданных Величества этой фразы не понял - даже и попугай, совершивший тем самым, вероятно6 некоторое служебное нарушение.

Новый член экипажа оказался на редкость странным существом. Не имея ни малейшено понятия о сущности устава и Его Императорского Величества, он отнюдь не стремился эти сущности познать. Бытсро все исправив и наладив (чего в Империи не случалось уже столько веков, что и тут, пожалуй, можно усмотреть недостаток служебного рвения), он тратил все свое время на песенки под гитару и болтовню с командой.

Пагубное влияние механика не замедлило сказаться: вся команда "Превосходительного" в совершенстве изучила свои обязанности. Налицо была полнейшая деморализация и упадок боевого духа. И все же Его Величество приказало опуститься на четвертую планету - с целью захвата, поскольку решающих битв с враждебными флотами почему-то все не случалось.

После посадки и произошло самое страшное. В "Неукоснительном" что-то сломалось, и никто не мог сказать, что же именно. В нарушение всех уставов, предписаний и наставлений механик проник на корабль и починил его. Прочие подданные тоже вели себя не лучшим образом, и когда второй штурман попытался рассказать Его Величеству неприличный бородатый анекдот про пьяную Мозаичную торпеду, стало ясно: произошло непоправимое. Его Величество, собрав всех верных ему членов экипажа, приказало стартовать на следующее утро.

На следующее утро стартовать оказалось уже некому: на планете остались Величество лично, попугай и темная личность - личный Его Императорского Величества верховный компилятор (попугай уверяет, что "темная личность" это тоже какой-то титул). Никто из них летать не умел, исключая, конечно, попугая.

Судьба Величества была плачевна: оно долго обитало у водопоя, нападая на антилоп, пока не околело с голоду, ввиду оных антилоп преступного нежелания быть пожранными. Верховный компилятор, кажется, разбился, будучи сброшен с элерона дикого ероплана. А попугай, покинув места, связанные для него с тяжкими переживаниями, обосновался здесь.

* * * - Ну-ну, - сказал Кварк.

- Ну и ну, - согласился небрит.

- Образцовая рота, - ответил попугай.

- И что же, - поинтересовался небрит, - вы так тут и пребываете?

Попугай в недоумении замотал головой.

- Я имею в виду, - небрит решил выразиться проще и понятнее, - неужто намереваетесь вы и впредь влачить подобное существование?

Попугай махнул эполетом.

- Не так надо, - сказал Кварк. - Вот, слушай: не кажется ли тебе, что твое поведение не может быть признано допустимым с оперативно-тактической точки зрения?

Попугай нахохлился от стыда, дернулся, крякнул, высвободил ногу и улетел. Только его и видели.

- Знаешь, - сказал вдруг Кварк, - а что если мерин этот вовсе не сивый и не красивый, а просто-напросто вшивый?

- Не думаю, - небрит вздрогнул.

Вшей он боялся панически, хотя ни одной живой вши в глаза не видел. И вообще, проблема мерина волновала его теперь много меньше. В конце концов, что такое мерин? Особенно если учесть, что мимо мерина надо всего лишь пройти, чтобы добраться до дубовой рощи. А в роще не только профессор Перитрихий Триптофанович, но и всеми забытый джамп-рейдер. Небрит ощутил неудержимый интерес к технике. Короче, вовсе ему не хотелось думать о сивом мерине.

А зря! Тропинка окончилась, и впереди лежала огромная, словно море, поляна, вся заросшая какой-то травой. Небрит уставился на растеньице, пытаясь вспомнить что-нибудь из ботаники. В голову все лезли крахмальные зерна и какие-то тилакоиды.

- Ты не знаешь, что это такое?

Кварк повертел в руках травку, понюхал и отбросил, словно была она если не опасная, то по крайней мере противная.

- Белена всего лишь. Мой прародитель, кажется, однажды объелся: ведьма какая-то подучила.

- Ладно, - сказал небрит, - белена так белена. Не будем ее есть.

И посмотрел вперед. На горизонте маячили две лошади.

- Вот у них и спросим, кто такой этот сивый мерин, - предложил он.

Вблизи выяснилось, что лошади являют собой зрелище плюгавое. Цвету они были то ли серого, то ли синего, то ли вовсе сизого. На мордах застыло выражение безоговорочного довольства судьбой. Лошади мирно щипали белену.

- Здравствуйте, - сказал небрит, - я небрит.

Одна из лошадей запрядала ушами, подняла голову и сказала:

- Ну и что? Я вот, может, Пасифая, но я же никому не навязываюсь. И вообще, исходя из префектуры, конъюкнтуры, макулатуры, - она бормотала так долго-долго, закончив почему-то эласмотерием, - следует подумать об уровне эгейской культуры.

- Что это такое? - испуганно спросил небрит.

- Бред какой-то, - ответил Кварк.

А ведь похоже, решил небрит после некоторого раздумья.

- Это ведь бред? - спросил он у второй лошади.

Та тоже попрядала ушами, помахала хвостом и отвечала голосом, приличествующим даже не орловскому рысаку, а скорее разъезжающему на этом рысаке гусару:

- Никоим образом, милостивые государи мои: познания мои, не дают мне оснований предположить в сказанном любезной дамой ни малейших признаков патологии.

Впрочем, позвольте представиться, - лошадь махнула гривою и приосанилась. - Карборунд, племенной жеребец из конюшен его превосходительства подхорунжего Рябого. К превеликому моему сожалению, милостивые государи, не могу в данный момент представить вам моего хозяина. Впрочем, располагайтесь в этой зале и будьте как дома, - закончил жеребец.

- Да, - прошептал небрит, - этот, кажется, тоже...

- Бредит?

- Или просто завирается. От комплекса неполноценности.

Услыхав слово "комплекс", кобыла стала говорить что-то несусветное про гистерезис, поминутно путая его с климаксом. Теперь лошади являли зрелище уже не плюгавое, а, пожалуй, скорее жуткое. Небрита вдруг осенило.

- А вдруг это и есть сивый мерин? - сказал он.

Кварк, похоже, не на шутку испугался: во всяком случае, он ни с того ни с сего вздетел и опустился шагах в двадцати от лошадей. Но жеребец (или то в самом деле был сивый мерин?!), руководимый оскорбленным самолюбием гостеприимного хозяина, подбежал к нему и, томно помахивая хвостом, запротестовал:

- Помилуйте-с, милостивый государь... не имею чести знать вашего имени... Будьте любезны благоволить почтить скромную нашу обитель присутствием своим... Не откажите бедным, но благородным дворянам...

Небрит понял, что нормального разговора с этим существом не получится, а поскольку как-то говорить с ним было все же надо, изрек:

- Простите, милорд, но я не вижу причин для столь непочтительного обращения с отпрыском древнего рода, ныне волею судеб в столь плачевном и жалости достойном положении пребывающим. Не правда ли, граф?

- Графология, графомания, география, хронография, графография, голография, порнография, - забубнили кобыла, а потом вдруг воскликнула:

- О, как это неприлично! Как элегично, эротично и фантастично!

- Как смеете вы так разговаривать с дамою?! - вспылил мерин (или все же не мерин?) - Я требую сатисфакции!

- Сатисфакции, сатисфикции, садомазохиции? - незамедлительно откликнулся небрит.

- Секуляризации! - потребовала сивая кобыла.

- Это еще зачем? - изумился Кварк.

- Не знаю, - чистосердечно ответил небрит.

Мерин с кобылою принялись рассуждать в два голоса и договорились в конце концов до того, что бедная кобыла упала в обморок, оставаясь, впрочем, на четырех ногах. Мерин суетился вокруг, выкрикивая мудреные медицинские слова.

И как раз в это время небрит заметил, что к ним приближается, до сих пор, видимо, не догадываясь об опасности, тощий человек очень большого роста. Был он бородат, в зубах держал огромную черную трубку. В одной руке у него было что-то вроде здоровенного плоского чемодана, в другой - нечто, принятое небритом за свиток. Человек весело насвистывал грустную мелодию, исторгая из трубки клубы густого дыма.