– Опять жареную конину жрать? – возмущается Гилва. – От винта, Повелитель! Сегодня готовлю я! – и прямо из воздуха начинает вытаскивать серебряные блюда с таким, что мне и не снилось. Зеленое мясо с нежно-голубыми овощами смотрится довольно непривычно, а вкус и вовсе экзотический. Описать не смогу. Кто не пробовал – не поймет, а кто пробовал – и сам знает.

После завтрака приступаем к сооружению тренажера – имитатора Логруса.

– Нет, – поправляет меня Гилва, – просто тренажера, развивающего твою реакцию и умение видеть спиной.

Тренажер крайне прост – натягиваем между деревьями на разной высоте веревки и подвешиваем к ним мешки и мешочки с песком.

– Лабиринт – статика, Логрус – динамика, – проводит вводный инструктаж Гилва. – Для прохождения Лабиринта нужны сила и упорство. Для Логруса – ловкость и изворотливость. Конкретно для тебя – еще большое желание не сойти с ума. Остановка – смерть. И там, и там.

Тренажер готов. Гилва и Паола раскачивают мешки, а я должен просто пастись на полянке, не давая себя обидеть. Кажется, просто. Уступай дорогу мешку – и все. Но если их три десятка, все качаются с разным периодом, сталкиваются, меняют направление… А тут еще Гилва с Паолой их то подталкивают, то придерживают. Вам никогда не попадали мешком песка по физиономии? Одно хорошо: когда лежишь, избитый, на спине и смотришь в голубое небо, все эти сволочи проносятся над тобой.

– Как говорил один мой знакомый, жалкое, душераздирающее зрелище, – комментирует Гилва. – Выйди из круга.

Покидаю площадку, и мое место занимает дева Хаоса. Она спокойно гуляет по площадке, иногда задерживаясь, иногда ускоряясь, или делая шаг в сторону. Один только раз бросилась плашмя на землю, и над ней столкнулись три мешка. Потом ей надоело ходить руки в карманах, и Гилва начала наносить по проносящимся мимо мешкам короткие, сильные удары.

– Еще раз попробуй, – сказала она.

Пока я отлеживаюсь, избитый, Гилва обучает Паолу основам фехтования. Кажется, девушки поладили.

Ночью мне снятся мешки. Уворачиваюсь от одного, уступаю дорогу другому, но тяжелый удар настигает сзади, бросает вперед, а там летит навстречу еще один… Огромный – как аэростат. С криком просыпаюсь. И так – до утра.

Дался мне этот Логрус…

Дни летят один за другим. Тяжелые, однообразные, но скучными я бы их не назвал. Учусь играть по здешним правилам. Тренировки с утра до вечера. Тренажер, уроки борьбы и фехтования, общефизическая подготовка. Помнится, в школе космодесанта возмущался избытком часов физической подготовки в расписании. Детские забавы! Сейчас смог бы побить мировые рекорды в половине видов спорта. Медленно, но верно становлюсь суперменом. Но до Гилвы мне далеко. Как только кажется, что достиг ее класса, она – как в компьютерной игре – переключается на следующий уровень сложности. Посмотреть на наши тренировки со стороны – сплошное смертоубийство. Началось с того, что в учебном бою Гилва заехала мне сапогом в пах. На некоторое время я потерял интерес к обучению, а ее клинок оставил царапину на моей груди.

– Ты убит, – сообщила она.

С тех пор в учебных боях допускаются любые приемы, использование любых подручных средств. Другое занятие – совсем мирное. Гилва бежит по лесу разминочным бегом, а я должен не отстать от нее. Но я двигаюсь по ветвям деревьев. А-ля Тарзан. Конечно, я мухлюю. В полную силу играю с отражениями, и подготавливаю себе тропу среди ветвей. Гилва не возражает. Только иногда сворачивает то направо, то налево, и все мои труды – коту под хвост.

Паола изо всех сил старается не отстать от меня. Физически это невозможно, но за упорство я ее очень уважаю. Конечно, уважение уважением, но половину дня она по моему приказу проводит за компьютером. Учится. Я наколдовал ей знание языков и быстрочтение. Из-за этого у нас вышел грандиозный скандал.

– Не смей меня изменять! Ты не имеешь права меня менять! – кричала она, размазывая слезы. – Не перебивай меня!

– Знаешь, Повелитель, она тебе не пара, – заявила Гилва. – Отправь ее домой. Посмотри на меня. Я тихая, мягкая, послушная. Согласна, при случае, лошадью поработать. – С этими словами тихая и мягкая начала прямо на глазах трансформироваться в лошадь, почему-то покрытую чешуей. Дальше – женская свара. С трудом утихомириваю обеих. Паола рыдает у меня на плече, Гилва смотрит в землю и играет желваками. Поглаживаю ее по плечу, спинке. Странные у них с Паолой отношения. День – подруги до гроба, день – кошка с собакой. Иногда обеих убить хочется. Чтоб снять напряжение, веду их к тренажеру. Раскачиваем мешки, и, все трое, устраиваем что-то вроде поединка. Правила простые. Не дать мешку с песком сбить себя, и толкнуть мешок так, чтоб он задел соперника. В этом виде спорта Паола с Гилвой меня превосходят.

– Вот тебе за быстрочтение! – кричит Паола, когда мешок задевает меня. – Вот тебе за гриву! Вот тебе за левое копыто! Вот тебе за седло с уздечкой! – сама же она скользит между мешками так, словно их нет. И вдруг замечаю, что мешок, который должен был ударить ее в спину, внезапно изменил направление и пронесся рядом.

– Спасибо, Гилва, – говорю я во время отдыха, отослав Паолу домой за лимонадом.

– У девочки нет такой регенерации тканей, как у нас, – отвечает она.

– А как мои успехи?

– Сейчас узнаем, – она достает из кармана черную ленту и завязывает мне левый глаз. – Вперед!

Боже мой! Как в первый день! С трудом уворачиваюсь от мешков. Не вижу общей картины. Мешок на излете бьет в солнечное сплетение. Лечу спиной вперед, получаю полновесный удар в правое плечо, и тут же – в спину. Такой, что дыхание перехватывает, а ноги отрываются от земли. Выплевываю песок, переворачиваюсь на спину и медленно прихожу в себя. Неужели один глаз так много значит?

Через два дня свободно перемещаюсь по площадке с завязанным глазом. Любым. А когда снимаю повязку, понимаю, что этот тренажер себя исчерпал. Все вижу, все предвижу, практически не обращаю на мешки внимания.

Что дальше, Гилва?

Весело звенят мечи. Солнце вспыхивает на клинках звездочками. Завтра мы снимаемся с насиженного места. Гилва теснит меня, выкрикивая названия приемов, поз и ударов. Названия я пропускаю мимо ушей, а приемы запоминаю.

– Переходи в атаку! – командует Гилва, и теперь я тесню ее. – Быстрей! Еще быстрей! – радостно кричит она, и я увеличиваю темп. Здорово! Утро замечательное! Сейчас мы фехтуем просто ради удовольствия, и никаких грязных приемов можно не опасаться. Речка журчит, птички поют, клинки звенят – вот оно, счастье!

– Завтрак готов! – кричит нам Паола.

– Ты уже проиграл! Ты задумался о бифштексе, – комментирует Гилва, пробивая мою оборону.

– Признайтесь, леди, что это гнусная клевета, – перехожу в атаку я. Гилва отступает. Внезапно под ноги ей попадает сук, мокрый от росы, она поскальзывается, теряет равновесие, и мой клинок, не встретив отпора, рассекает ей горло. Еще четыре сантиметра, и снес бы голову напрочь. Роняю оружие, и с ужасом смотрю на тонкую красную полоску, пересекающую шею девушки. Мгновенный испуг в ее глазах сменяется тоскливой обидой. Губы приоткрываются, и изо рта вырывается факел пламени. Это огненная кровь жителей Хаоса. Сейчас она вспыхнет вся…

Выхожу из ступора. Не я – тело само начинает действовать. Подхватываю девушку на плечо, в несколько прыжков достигаю речки, бросаюсь в воду. Тушить – это понятно. Это знакомо. Дальше – что?

Ее тело, удивительно легкое, не хочет тонуть. Заталкиваю под воду, накатываю сверху камень. Не всплывет. Выскакиваю из воды – и бегом вдоль берега. Сто метров в одну сторону, поворот, сто метров в другую. Как менять отражения, не знаю. Призываю только: не умирай! Живи! Все, кто рядом, кто слышит меня, помогите ей!

Паола воет и корчится на песке у обреза воды. Кровавая пена поднимается со дна. Бегаю вдоль берега. Сто метров направо, сто налево. Лабиринт, ты слышишь меня? Помоги ей! Ты же можешь! Не умирай, дева Хаоса. Держись. Выдумай что-нибудь. Смени обличье, вы же умеете…

Паола больше не бьется. Кровавое облако сносит вниз по течению. А я, как заведенный, ношусь вперед-назад по берегу. Не умирай, Гилва!

– Стой, – говорит Паола, приподнимаясь на локтях. – Больше не нужно.

Послушно останавливаюсь. Из воды показывается голова Гилвы. Она хватается рукой за траву на берегу и мучительно кашляет, отхаркивая из легких воду и кровь.

– Помоги же!

Бросаюсь к ней, вытаскиваю из воды. Боже, вместо ног… Вся нижняя часть тела серебрится рыбьей чешуей. Русалка! Гилва с испугом и изумлением осматривает себя, ощупывает шею. Поперек горла – багровая полоса зажившего шрама. Подходит бледная Паола, тяжело опускается на колени. Девушки обнимаются, прижимаются лбами, улыбаются друг другу. Наконец Гилва обращает ко мне лицо.

– Силен ты, Повелитель, но дура-ак… Не будь я под водой, орала бы как недорезанная. Ноги склеил, а о жабрах не подумал. Спасибо Паоле – не дала утонуть.

Поднимаю ее на руки, несу в дом. Сшибаю сапогом пару мухоморов. Возвращаюсь за Паолой. Девушка сидит на берегу страшно бледная, почти зеленая. Отношу и ее в дом, кладу на кровать рядом с Гилвой.

– Потерпи еще пять минут. Я сейчас побегаю, верну тебе ноги.

– Стой. Стой, сукин кот! Сама справлюсь. Ты лучше вино красное сотвори. Кагор, или еще что. Всю кровь из девочки выкачал.

Опять чего-то не понимаю. Если из кого и выкачал, так из нее. Причем тут Паола? Лезу в холодильник, достаю теплую бутылку кагора. Наливаю в два высоких стакана, сам пью из горлышка. Гилва вливает оба стакана в Паолу. Малышка совсем ослабла.

– Расскажи, что ты чувствовала.

– Когда ты мне голову срезал? Холодно стало. Печально и обидно… что все так глупо и нелепо. Когда камнем придавил, все, думаю, теперь точно конец. И могильной плиты не надо. Не мог поменьше найти? А потом совсем интересно стало. Ты слил наши сущности – мою и Паолы. Я была собой – и я была Паолой. На берегу лежу, корчусь, ногтями песок скребу. Моя кровь в воду уходит, а Паолина в меня вливается. Ну а когда ты начал мне ноги в хвост склеивать, да кости дробить, тут уж пожалела, что сразу не умерла. Хорошо хоть, недолго.

Осторожно ощупываю хвост. Кости ног прощупываются, но на них не меньше пяти суставов. Гилва вдруг начинает смеяться.

– Повелитель, с таким другом, как ты, никаких врагов не надо!

– ?

– Ты, когда мне хвост делал, ничего не забыл? Намекаю: люди иногда писают. – Подсунула под себя ладонь, выгнулась мостиком, провела сверху вниз и добавила: – И какают.

Паола переворачивается на живот, зарывается лицом в подушки и повизгивает. Гилва валится на одеяло рядом с ней, обнимает за плечи и смеется до икоты.

По-моему, у них не все в порядке с торможением.

Гилва наотрез отказалась от помощи. Говорит, что хочет сама разобраться в моем заклинании трансформации. В лошадиной форме разобралась, теперь может трансформироваться в скакуна. Но это заклинание намного сильнее и непонятнее. На второй день я посоветовал ей сменить форму на одну из демонических. Она творчески развила идею. Превращается то в черного клыкастого, зубастого, чешуйчатого монстра (сверху) с серебристым рыбьим хвостом (снизу), то снова в русалку. Облик русалки каждый раз иной. То пышная блондинка, то брюнетка, то рыжая и тощая. С каждой трансформацией чешуя отступает сантиметра на полтора-два. Еще немного, и покажутся колени. Гилва словно волной сгоняет с себя мой невольный подарок. Но сама измоталась до предела. Трансформации даются очень нелегко.

Паола сидит за компьютером, поглощает один за другим женские романы второй половины ХХ века. Она и раньше во всем подражала Гилве – в одежде, жестах, выражениях. А теперь, после слияния сущностей, они вообще стали как родные сестры. Не могу сказать, что мне это совсем не нравится, но очень уж Гилва цинична.

– Богдан, иди скорее сюда! Я нашла, нашла! – Подбегаю, смотрю на монитор.

– Ну и что?

– Как – что? Прочитай! Они на разных языках говорят, но друг друга понимают. Как мы!

Действительно! Полная аналогия. Смотрю, что за книга. Вторая половина ХХ века. «Град обреченный». Стругацкие А и Б. «Хроники», кстати, тоже относятся ко второй половине ХХ века. Надо заняться этим вопросом.

Выхожу на природу, бегаю вокруг домика и возвращаюсь со вторым компьютером и большим плоским монитором. Мой компьютер – карманный. Пластинка 5 на 8 сантиметров. Вставляю компьютер в слот монитора и штудирую историю двадцатого века. Что именно ищу, пока не знаю. Но должна, обязана быть какая-то зацепка. Почему раньше я жил в мире с простыми и ясными физическими законами? Как я оказался в этом мире? Что я делал перед тем, как попасть в этот мир? Помню, мы исследовали Горгулью. Горгулья – планета-шатун. Газовый гигант, несостоявшаяся звезда. Давно должна была замерзнуть, превратиться в глыбу замерзших газов, но не превратилась. Наоборот, напоминает кипящую кастрюлю. Предположительно, объект Странников. Гравитационное сканирование показало, что планета имеет твердое ядро – правильный двенадцатигранник. Я совершил десять или одиннадцать погружений в атмосферу, Тимоти – шесть, Лоуренс – два. Все шло по плану. Что же было дальше? Почему раньше я не задумывался, как сюда попал? Явно ненормальное поведение.

После часа упорных размышлений прихожу к выводу, что мозг до сих пор был словно под местным наркозом. Любопытство и чувство реальности заблокированы полностью, и только сейчас оттаяли. Как такое можно сделать, не знаю. Я не психолог. Наверно, можно, если сделали. Видимо, боялись, что попав в этот мир, умом подвинусь. Это я-то, космодесантник. Хотя, если процедура стандартная… Такая же стандартная, как шлюзование, не будут же ее менять. По уставу не положено.

Паола с Гилвой что-то тихонько обсуждают. Оглядываюсь на девушек. Сидят, полуобнявшись, за компьютером, Паола объясняет, Гилва слушает. У нее уже показались из-под чешуи колени. Ноги срастаются в хвост в районе щиколоток. Завтра можно будет отправляться к Логрусу.

– … Трудно быть глупым?

– Гил, прости…

– Куда хоть ушел?

– Не знаю.

Гилва отправляется на поиски жеребца. Из полукапсулы выходит Паола.

– Завтрак готов! Все за стол!

– Камелот пропал. Я не привязал, и он убрел куда-то.

– Тяжело быть бестолковым?

– Оля не убегала…

– Сравнил. Сейчас позову. – Паола делает глубокий вдох, вся напрягается так, что лицо багровеет и издает лошадиное ржание. Очень похоже. Не проходит и двух минут, как на поляну выбегает черный жеребец Гилвы, трусит к Паоле и утыкается носом в ее ладошку. Паола довольно смеется и гладит его по шее.

За завтраком обсуждаем последние детали. Нужно наколдовать лошадей мне и Паоле. Нужно наколдовать три колоды карт для связи. Паола заявляет, что нужно заехать в деревню, проститься с родителями. (Мы с Гилвой удивленно переглядываемся.) Лошадей Гилва берет на себя. (Мне нельзя это дело доверять: всех девок перепорчу, разбирайся потом…) В деревню Гилва очень не хочет, готова даже на это время трансформироваться в лошадь, но Паола обещает, что, в случае чего, заступится. Странно изменились их отношения. Паола искренне привязана к Гилве. Гилва же смотрит на нее… Как подрывник на ящик динамита, вот! Самое точное сравнение. Без страха, где-то даже с любовью, но без фамильярности. Кончив есть, выходим наружу. Гилва радуется ногам и демонстрирует, какие они у нее стройные да длинные. Между прочим, запросто поднимает прямую ногу выше головы. Но канкан танцевать не умеет. При случае в варьете свожу.

Расходимся в разные стороны. Я – за колодами карт-телепортаторов, Гилва – за лошадьми. Паола поколебалась-поколебалась – и побежала за мной. Хочет сказать что-то важное, боится, и поэтому сердится. На меня. Странная логика. Женская.

– Говори, все свои.

– Ты только не думай, что я… но если захочешь к себе в постель Гилву положить, то я не против. Но жена – я, а она любовница! Иначе я не согласна.

– А какая разница между женой и любовницей?

– Если я тебе не нравлюсь, можешь снова сделать меня лошадью!

Неужели это девушка моей мечты? Обнимаю ее за талию, разворачиваю к себе лицом, смотрю в глаза. И тут она бросается мне на шею. Минут двадцать целуемся. Паола бормочет бессвязное, что жить без меня не может, что я самый-самый, что она меня недостойна, но будет стараться, что я ни о чем не пожалею… Нет, это она. Девушка моей мечты. Робкая и смелая одновременно. Красивая как мираж и верная как собака. Упорная, озорная и непредсказуемая. А то, что поворчать иногда любит – так не может же женщина состоять из одних достоинств. О такой я мечтал, такой я ее выдумал, такую и получил. Хорошо это, или плохо – жить в мире, где девушку мечты не нужно искать по странам и континентам, а достаточно выдумать? Представить себе до последнего волоска – и вот она, живая и теплая. С виду хорошо. Но какой-то обман в этом… «Бесплатный сыр бывает только в мышеловках» – сказал бы вредный Кравчук. «Кто ценит доставшееся даром?» – спросил бы Клест.

– Я плохое сказала? – пугается Паола, ловя мой хмурый взгляд.

– Ну что ты, малышка. Я о делах подумал. – Она сразу веселеет. Идем по тропинке, взявшись за руки. Вызываю перед собой образ Лабиринта, и буквально через несколько метров нахожу три колоды карт в кожаных футлярах с ушками, чтоб можно было повесить на поясной ремень. Вынимаю колоду и рассматриваю картинки. Паола, прикусив губу, тоже смотрит на них.

– Не смотри пристально, – предупреждаю я ее. – Вызовешь козырной контакт.

– Я знаю. Читала «Хроники».

На картах множество незнакомых мест и людей. Надеюсь, Гилва знает, где они и кто они. Откладываю в сторонку три карты. Гилва в костюме для верховой езды со стеком в руке – такой я впервые ее увидел, я в скафандре Сомова без шлема и Паола в обтягивающем спортивном костюме. Крутит педали велотренажера – ну и фантазия у меня!

– Ой, это я! – вскрикивает девушка. – А что я делаю?

– Развиваешь мышцы. Будет время – научу на велосипеде ездить и на мотодельтаплане летать. – Убираю карты в футляр, оставляю только козырь Гилвы. Глянцевый картон холодеет в руке, картинка приобретает глубину…

– Кто это?

– Мы с Паолой.

– А, Повелитель. Неужто получилось? Не хотела раньше говорить, но такое не удавалось даже Сухэю. Считалось, что карты нужно рисовать руками, в месте, желательно, поближе к одному из полюсов мира. Лучшие карты нарисованы в Эмбере или на Дворах Хаоса. Ты очень силен, Повелитель. И неотесан как чурбан.

– Хватит комплиментов. В краску вгонишь. Как у тебя дела?

Гилва делает шаг в сторону, и вижу двух великолепных лошадей. Одна – вылитая Оля. Вплоть до кисточек на ушах. Оля-2 звучит некрасиво. Буду звать Поля. А вторая лошадь – … конь!

– Дай руку, – Гилва протягивает жесткую ладошку, и мы с Паолой проходим к ней, оставляя вместо себя на тропинке тающую радугу. Паола бьет в ладоши от восторга. Протягиваю Гилве ее колоду, и она деловито изучает картинки. Пристально смотрит мне в глаза.

– Кто это, Повелитель?

– Не знаю. Думал, ты знаешь.

– Я знаю, – подтверждает Гилва и убирает колоду, хмуря брови.

Паола вскакивает на жеребца, колотит его пятками по крутым бокам и уносится вдаль. Мы с Гилвой идем шагом. Ее Камелот в конюшне, а я не умею ездить без седла.

– Повелитель, я встревожена и напугана, – говорит дева Хаоса.

– ???

– Когда ты слил наши с Паолой сущности… В «Хрониках» описаны призраки Лабиринта. С виду плоть, а внутри, словно каркас, фрагменты узора Лабиринта…

– Паола – призрак Лабиринта?

– Нет… Не совсем. Она – человек, но только последний месяц. А до этого… Нет слов. Какая-то структура. Не знаю, как описать. Она не матерью рожденная. Представь, много-много узелков, они связаны тонкими нитями. Такая сложная паутина. Только не плоская, а объемная. Некоторые нити соединяют соседние узелки, а некоторые к дальним через всю конструкцию тянутся. И по нити можно двигаться только в одну сторону. Назад – нельзя. Если назад – рядом другая нить должна быть. Я не знаю, как точнее объяснить.

– Я понял. Ориентированный трехмерный граф.

– И вот эта паутина переходит в сознание обычного человека. Потом ты ее сделал лошадью, потом – снова человеком. Ну, обычные воспоминания.

– Паола знает, что у нее внутри?

– Как она о себе узнать может? Если ты нас еще раз сольешь, узнает. Из моих воспоминаний.

– Ты, когда раньше ходила по отражениям, с кем-нибудь объединяла сущности?

– Нет. Это вообще второй раз в жизни.

– Паола – дочь отражений. Ее выдумал я. Вот что значит эта паутина.

– Срань! Не надо говорить ей об этом. Ты выдумал ее славной девушкой.

– Гилва, а ты – как? Полностью сняла мое заклятие?

– Нет. Что-то осталось. Помнишь, в «Хрониках» Мерлин настроился на голубой камень. Ему пришлось пройти Лабиринт, чтоб очиститься. Видимо, мне придется еще раз пройти Логрус.