Слово о Драконе (№4) - Дракон замка Конгов

Это бывает три-четыре раза в месяц. Я спросил, если она его чувствует, значит и он ее. Почему же тогда он ее не освободил? Тетя Элли ответила, что он ее не чувствует. Вот если бы у нее был передатчик, тогда другое дело. Я долго расспрашивал, но так до конца и не разобрался. Понял только, что ее спутник – это не дракон. Он вообще как бы не живой. На этом тетя Элли очень настаивала. Но в любой момент он может связаться с драконами и позвать их на помощь. Друзья тети Элли наверняка очень долго искали ее, когда она не вернулась в срок. Но они искали ее там, куда она должна была лететь. Наверняка перевернули вверх дном всю планету, потратили на это не меньше года, она-то знает. А я должен знать, что получается, когда обманываешь друзей. Я спросил, может спутник совсем умер? Тетя Элли ответила, что один раз такое было. Лет пятьдесят назад она целых два месяца не чувствовала его. Но потом он опять появился. Тетя Элли думает, что прилетели драконы и вправили ему мозги. Они были так близко, а она сидела в подвале. Это было так обидно…

Теперь, когда тетя Элли знала, что я ее освобождаю, работать стало с одной стороны легче, а с другой – тяжелее. Тетя Элли требовала, чтоб я соблюдал конспирацию. Это значит, не пропадал в подземелье целыми днями, никогда не опаздывал на занятия, к обеду и ужину, чтоб отец не посылал людей разыскивать меня. Всегда умывался после работы. А еще мы придумали много условных сигналов. Когда я приходил в потайную комнату, первым делом три раза дергал тетю Элли за хвост, чтоб она знала, что это я. Если кто-то приходил к драконе, она делала знак хвостом, и я переставал работать, чтоб никто ничего не услышал. Если же кто-то меня разыскивал, тетя Элли делала хвостом другой знак, я сбрасывал рабочий камзол, переодевался в чистую одежду, умывался и спешил узнать, в чем дело. Вскоре домашние привыкли, что искать меня надо у драконы. Даже если меня там не было, тетя Элли громко свистела для вида, и вскоре я появлялся. По совету тети Элли, я набил свою комнату диковинками, найденными в подвалах. На стене у меня висел старинный меч с волнистым лезвием. Очень странный меч. Словно отразился в воде, по поверхности которой бежала рябь. Тетя Элли говорила, что эти находки будут объяснять мою любовь к подвалам замка. Все эти дела сильно отвлекали меня, но главная трудность была не в этом. Во-первых, я не мог сразу очистить большой кусок тети Элли, потому что ей было больно, а во-вторых, мы боялись, что обвалится потолок. Раствор, скрепляющий камни, совсем размок рядом с телом драконы. Чем дальше от нее, тем прочней он становился. В метре он становился прочным, как камень. Но по всем нашим подсчетам, от спины драконы до пола комнаты на первом этаже было чуть больше метра. Тетя Элли считала, что если кладка перестанет соприкасаться с ее телом, то вновь затвердеет. Она долго рассказывала мне о премудростях архитектуры, но я понял только одно: чтоб потолок не рухнул тебе на голову, надо вынимать камни так, чтобы получился полукруглый свод. Плоский потолок делать нельзя. Может задавить. И еще была одна сложность. Я мог освободить дракону сверху и с боков, но как быть снизу? С хвостом все кончилось удачно. Но сколько крови было! Тетя Элли говорила, чтоб я не волновался. Проблемы будем решать по мере их возникновения. Но сама волновалась. Один раз проговорилась, что совсем ослабел пресс. Как бы кишки не выпали. Что такое пресс, я знал по урокам борьбы и фехтования. Мы боялись одного и того же.

ГЛАВА 10

О том, как тетя Элли заболела, а папа оказался скупердяем из скупердяев

Тетя Элли мужественно сносила боль. Мы решили, что нужно поскорее освободить крылья и полоски вдоль бока, чтоб могла нарастать перепонка. Дело это долгое, и тетя Элли решила, что нужно рискнуть. Я начал рыть два узких туннеля вдоль боков драконы. Камни занимали уже столько места, что я начал оттаскивать их во вторую комнату. Места в ней было много, но я боялся, что не выдержит пол. Тетя Элли сказала, что решать эту проблему нужно по-научному. Если пол может провалиться, значит нужно самому сделать в нем отверстие и заполнить камнями нижнее помещение. Я ровно две недели долбил пол, а затем еще неделю расширял отверстие. Потом несколько дней перетаскивал камни. Их было много, но куча получилась совсем не такая внушительная, как я думал. Забравшись на нее, я с трудом доставал до потолка. За два года можно было наковырять и побольше.

А тетя Элли заболела. Она стала сонливой, взгляд помутнел, чешуя еще больше побледнела. Радостное возбуждение, в котором она жила последние недели, прошло. Наступила апатия. Я не знал, что делать. Когда у тети Элли начали кровоточить десны, Уртон тоже забеспокоился и рассказал отцу. Отец спустился, убедился своими глазами, пригласил лекаря из академов. Лекарь долго осматривал десны, язык, горло, щупал пульс, просил тетю Элли дышать глубже, потом не дышать. Оттягивал веко и смотрел глаза. Потом бегал по комнате и бормотал, что такого не может быть. Не может женщина забеременеть без мужского начала. При этих словах мама поручила фрейлине Саре увести меня наверх. Мама думала, что я ничего не знаю. Будто я не видел, как кобыла жеребится. Я уже дважды помогал конюху. Обтирал жеребенка холстиной и помогал ему встать на ноги. Я очень испугался за тетю Элли. Убежал от Сары, надел высокие сапоги, спустился в ручей и пошел посмотреть, нельзя ли расширить отверстие в своде туннеля, через которое тетя Элли испражняется. Под отверстием уже стояли отец и Уртон.

– Если в стены ввинтить четыре крюка, натянуть на них невод, то все будет в порядке, – говорил Уртон. – Леди дракона говорила, что детки у них рождаются совсем крохотными, с ладонь.

– Четырех крюков будет мало, – возразил отец. – Если малыш выползет из сетки, его унесет в реку. Надо натянуть сетку так, чтоб не смог выпасть.

Но в этот момент нас позвала мать. Все оказалось совсем не так. Лекаря сбило то, что у драконов два сердца. Он еще долго бродил, задумчивый, взад-вперед, бормотал, что никто на его памяти не пользовал драконов, что как можно поставить диагноз, если нельзя пальпировать живот и простучать грудную клетку. Что его никто не приглашал осмотреть здорового дракона, а теперь нате – лечите больного. А откуда он узнает, чем болеет дракон, если в жизни не видел здорового. Под конец заявил, что случай редкий, сложный, ему надо освежить знания по книгам. Отец, ни на что не надеясь, разрешил лекарю пользоваться библиотекой замка.

Два дня прошли в тревожном ожидании. Тетя Элли совсем упала духом, почти ничего не ела. Голову положила на каменный стол, глаза прикрыла. Я трижды бегал смотреть, как нарастает кожа у нее на боках – никак! Смотреть страшно! Тонкие стенки раствора и камней между моими туннелями и боками драконы рухнули, видимо от дыхания. Мясо засохло коркой, эта корка потрескалась, из трещин сочилась кровь. Загустевшей крови на полу набралось сантиметров десять.

На третий день лекарь, бледный как привидение, устроил настоящий допрос Уртону и его помощнику. Чем они кормят дракону сейчас, чем кормили раньше.

– Хорошо кормим. Что сами едим, то и ей относим. Раньше хуже кормили, – отвечал Уртон.

– Витамины! – кричал лекарь, потрясая книгой. – У больной цинга! Авитаминоз в тяжелой форме. Организму нужны витамины! Морковь, яблоки, фрукты, овощи! Сырая картошка, наконец. Все, в чем есть витамины. Немедленно, и как можно больше. Вы стали кормить только жареным и вареным, а от этого разрушаются витамины!

Он сам схватил корзину яблок и отнес в подземелье. Заставил тетю Элли съесть все до последнего. Вечером принес два ведра моркови и тоже заставил съесть. Тетя Элли сначала отнеслась к такому лекарству с недоверием, но внезапно повеселела, шепнула мне, что все поняла, и начала трескать за обе щеки все, что приносил лекарь. Через неделю она снова стала бодрой и веселой. Бока затянулись нежной розовой кожицей. Лекарь наказал Уртону, чтоб к обычному обеду драконы добавил ведро зелени в день и ведро молока. Когда отец заговорил об оплате, лекарь сказал, что вместо денег хотел бы взять несколько книг – и показал, каких.

– А как вы находите эту книгу? – спросил отец и снял с полки маленький, потрепанный томик.

– Великолепный и очень ценный экземпляр!

– Давайте сделаем проще, – отец достал лист бумаги и написал, что предъявитель сего, лекарь такой-то имеет право пользоваться библиотекой замка Конгов в любое время дня и ночи. А также, имеет право брать под расписку на долгое время любую книгу из указанной выше библиотеки. Поставил свою подпись, оттиснул печать Конгов, подождал, когда высохнут чернила, сложил лист вчетверо и вручил лекарю.

– Целое ведь больше части. Хочу добавить, что в замке Конгов для вас всегда найдется спальня, служанка и место за обеденным столом. Слово лорда! – сказал отец. И добавил к листку два кошеля золота. Лекарь ушел чрезвычайно довольный.

Вечером за ужином мать хотела пожурить отца за расточительство.

– Что ты, дорогая! Да я скупердяй из скупердяев! Книги, которые он просил, стоят в десять раз больше. А листок, который я написал, не стоит ничего. Такого уважаемого человека я пустил бы в библиотеку в любой момент, стоило ему только попросить.

Я был до того поражен, что даже забыл про еду. Два десятка книг стоили больше двадцати кошелей золота! Об этом надо поговорить с тетей Элли. Вот почему я только дважды находил в подвалах книги! Они слишком ценны, чтоб прятать их там! А как много книг в библиотеке! Почему отец не повесит на окна решетки и не поставит двойные дубовые двери, как в сокровищнице? И еще – отец называл лекаря уважаемым человеком. А тот одевается как подмастерье, и у него только одна лошадь. Об этом тоже надо поговорить с тетей Элли.

ГЛАВА 11

О том, как весело хоронили Ральфа Гиену

– Нет, цинги у драконов в принципе не может быть. А в остальном доктор был прав. С тех пор, как ты начал меня освобождать, моему организму требовалось очень много сил на восстановление утраченного. У меня хвост обрастает чешуей, а на это нужна половина таблицы Менделеева. И крови, по твоим словам, я очень много потеряла. Той еды, которую приносил Уртон, хватало, пока не началась регенерация. Потом организм исчерпал внутренние ресурсы, и мне поплохело.

– Тетя Элли, скоро у тебя накопятся новые ресурсы?

– Я думаю, если ты будешь каждый день очищать кусочек с ладонь, такого больше не случится.

Так мы и решили. И все шло хорошо, я почти освободил крылья сверху, но тетя Элли дернулась от боли и оторвала от камня крылья снизу. Сначала я думал, что она оторвала только правое крыло, но оказалось, что оба. Опять было очень много крови, тетя Элли вся дрожала от боли и стучала зубами, крепко зажмурившись. Я боялся, что Уртон заметит, что с драконой что-то неладно, но ужин принес помощник, тетя Элли к тому времени уже немного оклемалась, взяла себя в руки, и он ничего не заметил.

– Знаешь, Джон, так даже лучше, – сказала она мне через два дня. – Чем мучиться несколько недель, лучше уж один раз. Ты не заметил, новая перепонка уже начала расти?

Видела бы она свои крылья! Как она и думала, от старой перепонки не осталось и следа. Лишь узкие щели в каменной кладке. А новая перепонка… Представьте себе ощипанного цыпленка, с крыльев которого содрали кожу, но очень небрежно. Местами снизу почерневшими от крови сосульками свисают оборванные волокна мускулов. Нет, лучше ей это не описывать.

– Тетя Элли, ну как она могла нарасти, когда всего два дня прошло. Вот на хвосте чешуйки пробиваются – это хорошо видно. Полосками.

Дни шли за днями. Я неспешно освобождал спину драконы. Тетя Элли сама говорила, что спешить некуда, перепонка больше трех лет нарастать будет, но каждый день интересовалась, как там дела. А дела шли неважно. Кожица на очищенных участках нарастала намного медленнее, чем раньше. Перепонка только наметилась, но совсем не росла. И я очень боялся, что обвалится потолок и придавит дракону. Работать было очень неудобно, потому что от спины драконы до свода потолка, который я формировал, было всего сантиметров двадцать. А попробуйте сделать хороший свод, если каменщики, когда клали камни, об этом не думали. Некоторые камни были очень крупные, а спина драконы под ними – сплошная рана.

Мне оставалось очистить всего два метра спины, когда случилась беда. В тот день учитель геометрии начал рассказывать мне про теорему Пифагора.

– Знаю, – сказал я. – Пифагоровы штаны во все стороны равны. Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов.

– И доказательство знаешь?

– Два помню. А тетя Элли знает целых пять.

– А о великой теореме Ферма ты слыхал?

– А в энной плюс Б в энной неравно Цэ в энной. Только тетя Элли не знает, как ее доказать.

– Этого никто не знает. Джон, ты ни разу не спрашивал отца, зачем он пригласил меня в замок?

– Тетя Элли говорит, что она не учитель, и не может дать мне систематического образования. Она не заглядывала в книги двести лет, и могла кое-что позабыть.

– Значит, и от меня может быть какая-то польза. Приятно услышать.

Этот учитель мне сразу понравился. Не задавался, как многие. И не делал вид, что без его науки солнце остановится. А если убеждался, что я знаю урок, отпускал с занятий. Но если я не знал… До самого обеда, без всяких поблажек. Не будь я единственным учеником, он бы меня в угол на колени ставил, он сам так говорил. Но я был будущим лордом, и со мной он занимался один на один. Зато с остальными со всеми сразу. И Саманта много раз стояла в углу! И Лох стоял в углу, и Майкл и Никола. Все-таки, хорошо быть лордом!

Так как урок я знал, то освободился на два часа раньше. С разрешения отца взял подзорную трубу и поднялся на главную башню. Как хорошо в нее все было видно! Я видел, как в деревне курицы гуляют по улице так ясно, будто они гуляют по двору замка. А потом я увидел, как в реке купаются деревенские девки. Совсем без ничего. А Саманта и ее армия подкрадываются к их одежде. Я думал, они хотят спрятать одежду, но они сделали хитрее. Завязали у платьев рукава узлом и положили на место. А потом Саманта сунула два пальца в рот и громко свистнула. Какая тут началась неразбериха! Как девки визжали! А на их крики прибежал пастух, который пас коров. Все девки голышом, узлы развязывают, и тут он прибегает! Вот было весело! Ну кто еще, кроме Саманты мог такое придумать?!

Я отнес на место трубу и побежал к тете Элли, рассказать про увиденное. Тетя Элли была страшно напугана.

– Джон, беги скорее к хвосту. Я, кажется, человека убила.

Я побежал туда. Так оно и было. Гиена Ральф лежал с расколотым черепом. Если вы не знаете, это один из солдат, охранявших стены замка. Гиена – это прозвище. Лучше бы отец его выгнал, как собирался. И нечего было мамашу Флору жалеть. Тут я заметил, что рукоять ножа Гиены торчит из хвоста драконы, и все понял. Тетя Элли обхватила его хвостом и хотела дождаться меня. Мы уже давно придумали сказочку на такой случай. Что, мол, эта комната – великая тайна, что отец убивает любого, кто в нее проник, а значит, нужно держать язык за зубами. Никто не должен знать, что с дракона замка Конгов облезла вся чешуя. Все должны бояться его и думать, что он здоровый и сильный. В доказательство я показал бы пергамент с текстом клятвы, которую приносит лорд, вступая во владение замком. Некоторые места клятвы можно толковать очень широко. Но Гиена Ральф не захотел дожидаться, пока кто-нибудь за ним придет. Он выхватил нож и ударил тетю Элли. Если бы чешуйки на хвосте успели вырасти… Тетя Элли говорила, что когда чешуя вырастет, ее не пробить даже из арбалета. Но чешуйки еще даже не покрывали друг друга. Тетя Элли от боли дернула хвостом и стукнула Гиену головой о стену.

Я побежал назад и сказал ей, что из ее хвоста торчит нож. Пусть она потерпит, я сейчас его вытащу. Она свернула хвост улиткой и даже не дернулась, когда я вытаскивал нож. К счастью, это был обычный нож. Бывают ножи вроде рыболовных крючков, с зазубринами на тыльной стороне лезвия. Чтоб их вынуть, нужно вставить в рану другой нож, если рукоять не очень широкая и не мешает. А бывают ножи, к лезвию которых приклепаны упругие пластины. Когда его втыкаешь, пластины прижимаются к лезвию и не мешают. А если захочешь вынуть, растопыриваются в стороны. Такой нож вообще не вынуть. Но у Гиены был самый обычный нож. Когда я его вынул, кровь пошла сначала сильно, но быстро остановилась. Это было хорошо. Она промыла рану. Я вытащил Ральфа в большую комнату и задумался, как он сюда попал. Дверь в комнату была закрыта на замок. Ключ лежал в тайнике в соседней комнате. Я сбегал туда. Ключ никто не трогал. Коридор с обеих сторон тоже был закрыт. Я сам год назад повесил замки и завалил двери снаружи всяким хламом. Так и есть. Дальняя дверь открыта. Замок снят, но ключ в тайнике. И тут меня осенило! Быстро обыскал карманы Ральфа и нашел то, что искал! Отмычки! Ральф занимался тем же, чем и я два года назад – искал сундуки с сокровищами. Но я имел право. Это мой родовой замок, а он – гнусный вор! Негодяй! Хорошо, что леди Элана его убила. За такое отрубают правую руку и ставят клеймо на лоб. Но если б я рассказал отцу, что он нас грабил, он мог проболтаться о хвосте тети Элли. Нет, очень хорошо, что она его убила.

Когда я рассказал все тете Элли, показал отмычки и похвалил ее, она расплакалась. Вы никогда не видели, как плачут драконы? Когда говорят, что слезы ручьем, это не выдумки. Я тоже сначала думал, что выдумки. Но слезы текут у нее из глаз по носу и часто-часто капают на пол. На полу собирается лужица, и от нее тянется ручеек к водостоку. Я уже видел, как плачет тетя Элли, но так сильно она не плакала никогда. И ведь совсем не было повода плакать. Если б она нечаянно убила Уртона, тогда другое дело. Но плакать из-за Ральфа Гиены… Все-таки, тетя Элли со странностями.

– Тетя Элли, если б его не убила ты, это сделал бы я, – сказал я, чтобы утешить ее. – Он же грабил наш замок.

– Джон, я не хотела его убивать, слово дракона. Это случайность, верь мне. Ты мне веришь?

И тут, в самый неподходящий момент, пришел Уртон.

– Святая чаша, леди Элана, что с вами? Вам плохо? Я лекаря позову.

– Погоди, Уртон, лекарь тут не поможет, – ответила через слезы тетя Элли. У меня все похолодело внутри. Она такая честная, что может сама во всем сознаться.

– Чем я могу вам помочь, леди? – спросил Уртон.

– Ах, Уртон, я двести лет не видела неба. Не обращай внимания, я просто расклеилась.

Уртон ушел, задумавшись, а тетя Элли слизнула слезы и ткнула меня носом в плечо.

– Ты обратил внимание, Джон, как он ко мне обращался? Леди! Десять лет назад я и представить себе такого не могла. И все это благодаря тебе, Джон.

Мы стали думать, что делать с телом Гиены Ральфа. Я предлагал спустить его через дыру в полу в ту комнату, куда я складывал камни, да и присыпать камнями. Но тетя Элли сказала, что его там могут найти, особенно, если он начнет пахнуть. Тогда мне придется тяжко. Лучше спустить тело в туннель ручья. Так я и сделал. Надел высокие сапоги и отволок Гиену в ручей. Потом по ручью к речке, сколько мог. Когда вода поднялась до отворотов сапог, пошел назад и закрыл шлюз. Затем запер на замок дверь коридора и снова завалил ее барахлом. Тетя Элли очень переживала, не боюсь ли я вида крови. Знала бы она, сколько крови и голого мяса я видел, пока ее освобождал, не беспокоилась бы. А сколько еще увижу! Как ни считай, освободил я пока только треть. Может, чуть меньше.

Уртон здорово придумал! Они с отцом сняли со стены картину и принесли в подземелье к тете Элли. На картине была нарисована лесная полянка, ручей и небо с облаками. Тетя Элли любовалась ей часами.

День спустя, поздно ночью я открыл шлюз. Поток воды должен был унести тело так далеко, что его уже никто не найдет. На следующий день по замку поползли слухи, что Ральфа сожрал Черный Упырь. Два раза он ревел просто так, а на третий раз – утащил человека. Наиболее смелые предлагали обыскать подвалы замка и убить упыря. Я не на шутку перепугался. Но тут, очень вовремя, тело Гиены выловили у деревни. Все решили, что он упал, ударился головой и утонул в речке. Когда стали разбирать его вещи, обнаружили в сундуке много старинных ценных вещей. Я посмотрел и сказал, что все это видел в подвалах. Солдаты и домашние подтвердили, что несколько раз видели, как в свободное от дежурства время Гиена спускался в подземелья. Отец созвал всех жителей замка, несколько предметов опознали и отдали хозяевам. Из остального самое ценное пошло в сокровищницу замка, остальное отец разделил между мамашей Флорой и солдатами. Все остались довольны, и Гиену Ральфа хоронили очень весело. Солдаты перебрасывались шуточками, что мол и от Ральфа может быть польза в хозяйстве. Только сперва его нужно немного утопить. И обсуждали, кого еще стоит утопить для общей пользы. Предлагали верзилу Хопкинса, так как его легче утопить, чем прокормить. Я не помню, чтоб кого-то так весело закапывали в землю. Только тетя Элли о нем и плакала.

А на следующий после похорон день в замок вернулся лекарь. Отец и мать тепло встретили его. Я насторожился, думал, что он будет изучать тетю Элли и мешать нам, но он сказал, что хотел бы поработать в библиотеке. Отец отвел ему комнату поблизости, послал служанок убраться там, а одну, по имени Перли, приставил к лекарю и велел ни в чем не перечить. На самом деле ее звали Перл. Тетя Элли сказала, что это значит жемчужина – такой драгоценный камень, который растет в раковинах. Как может расти камень, я не понял, но тете Элли видней. Перли было девятнадцать лет, и она уже три года носила ошейник. Раньше она жила со своим отцом в деревне. Но отец наделал долгов, потом у них пала лошадь. Долги с процентами росли и росли, и по закону, через четыре года их судили. Так как взять с них было нечего, им поставили воровское клеймо горячим железом. Но не на лоб или щеку, как ворам, а на плечо, как честным людям. Отца отпустили, все равно он был слаб здоровьем, а на Перл надели ошейник и продали с торгов. Папа выкупил ее, и теперь она уже третий год живет в нашем замке служанкой. В обеденном зале лекарю выделили место за первым столом гостей, чем многие были недовольны, но не посмели возражать, потому как посадил его туда сам отец. Впрочем, лекарь редко обедал вместе со всеми. Обычно он, забыв все, протирал штаны в библиотеке. Потом, изголодавшись, бежал на кухню, или посылал Перли принести что-нибудь пожевать. Я несколько раз смотрел, какие книги он читает. Скукота. Последний раз – про осложнения при родах у коров, представляете! Да если корова или лошадь не может разродиться, ее нужно забить на мясо, чтоб породу не портила. Так наш конюх говорит, а он дело знает. Если корова слабовата при родах, то ее потомство будет еще хуже, так и пойдет. А стадо должно быть сильным и плодовитым. Когда я сказал об этом тете Элли, она лишь грустно улыбнулась, но не возразила. И стала рассказывать мне про отбор, селекцию, происхождение видов и Дарвина. Оказывается, люди произошли от обезьяны, а драконы – ни от кого. Их люди сделали. Теперь вам ясно, почему род Конгов такой знатный? Конги – это обезьяны по-научному. Мы ведем род непосредственно от обезьян. Мы – первородные!

ГЛАВА 12

О том, зачем нужны очки, и почему Берг не женился

Тетя Элли пересмотрела все картины и портреты, которые были в замке и решила сама научиться рисовать. Кисточку она держала в зубах, но смешивать краски как следует не могла. Это за нее делал помощник Уртона Йорик. Вначале я думал, что это будет мешать мне работать, но тетя Элли рисовала только по утрам, когда я занимался с академами. Очень скоро у нее начало получаться совсем неплохо. Она нарисовала портрет Йорика, потом мой, потом зеленого дракона по имени Тимур. Два дня любовалась портретом, на третий попросила меня унести его и никогда не приносить. А на пятый день попросила вернуть портрет на место. Мама, когда узнала об этом, спустилась в подземелье, и долго беседовала с тетей Элли. А кончилось это тем, что тетя Элли написала портрет мамы с папой. Если будете в нашем замке, поднимитесь на второй этаж. Он висит напротив лестницы, вы его сразу увидите.

Только я успокоился, что могу и дальше свободно работать, как лекарь повадился ходить к драконе играть в шахматы. Сначала он приходил в любое время, но тетя Элли быстро приучила его приходить утром, в то время, когда я учился, а она рисовала. Она объяснила лекарю, что только утром ощущает интеллектуальный подъем, а в другое время не испытывает от игры никакого удовольствия, одну головную боль. Лекарь прозвал ее ранней пташкой. По секрету тетя Элли сказала мне, что играет он не очень сильно и очень неровно. Но она придумала другую игру – заранее решает, выиграет она эту партию, проиграет, или сведет на ничью. Тетя Элли внимательно следила, чтоб выигранных и проигранных партий было приблизительно поровну. Представляете, насколько сильнее она играла, если одновременно с игрой еще рисовала свои картины. Но в тех случаях, когда лекарь начинал особенно интересную атаку, тетя Элли давала ему выиграть, а потом они долго смаковали варианты.

Когда я спросил у лекаря, как он находит игру тети Элли, он сказал, что она могла бы играть намного сильнее, если бы не отвлекалась на свою мазню. Некоторые ее комбинации – вершина шахматного искусства. Как она держит центр поля! Но иногда делает такие грубые ошибки, что даже обидно. Иногда видит вперед на десять ходов, а иногда и на три не видит. Но анализ партии всегда проводит великолепно. Ум у нее так устроен: с фантазией туговато, но задним числом все объяснит.

Мне исполнилось уже одиннадцать лет, когда мы с отцом решили разобрать сундуки в сокровищнице. Люди говорили, что золотые монеты становятся с каждым годом все легче, а в золоте с каждым годом все больше меди и серебра. И вот отец решил сам проверить, так ли это. Но, открыв первый же сундук, мы нашли столько интересного, что решили проверить все. В сундуке лежал хрустальный череп. Он был так хитро сделан, что если снизу поднести свечу, глаза загорались огнем. Позднее я показал этот череп леди Элане, она сказала, что там хитрая оптика: призмы и линзы, и все выточено из одного куска хрусталя. Но сначала мы показали этот череп маме. Когда вспыхнули глаза, она перепугалась, потом сказала, что мы никогда не повзрослеем, и нам чем бы ни заниматься, лишь бы увиливать от занятий. Спрашивается, зачем мы тогда учителей из академии выписываем?

А в четвертом или пятом сундуке мы нашли этот предмет. Это была Вещь. Стоило ее потрогать, и сразу становилось ясно, что это настоящая Вещь. Мы даже не могли понять, из чего она сделана. А как она была сделана! Ее было приятно держать в руках. В ней чувствовалась рука большого мастера. Сначала мы думали, что это такой поясной ремень, потому что там была застежка. Но там были еще два дымчатых… Не знаю даже, как сказать. Представьте, что маленькую хрустальную дыню разрезали вдоль на две половинки, выбрали ложкой сердцевину, а корки вставили в широкий черный кожаный ремень с рисунком тиснения, напоминающим чешую. Чешую… Чешую!

– Папа, я знаю, чье это! – закричал я, схватил Вещь и побежал в подземелье.

– Мои очки! Ты нашел их!!! Джон, смогу ли я когда нибудь отблагодарить тебя? Ты настоящий друг. Ну, надень же скорее их на меня!

Я был несказанно разочарован. Очки – это такие стекла на палочках с крючками, которые носят люди со слабым зрением. Я видел их у некоторых академов. И сразу понял, что это действительно очки. Только не для человека, а для дракона. Это очки тети Элли. У нее, выходит, слабое зрение. Сразу исчез ореол таинственности вокруг непонятного предмета. А еще я понял, что сейчас мне придется с ними расстаться.

– Лорд Райли, вы же не враг мне, вы не отнимите у меня очки, как сэр Томас?

Мне стало больно за леди Элану. Она же учила меня – не верь, не бойся, НЕ ПРОСИ. Неужели эти очки так много для нее значат, что она готова забыть свои принципы?

– Не беспокойтесь, леди, – вежливо произнес отец, – это ваша вещь, и она останется у вас. В клятве, которую я принес, принимая во владение замок, ничего не говорится про ваши вещи.

Леди Элана вытянула шею ко мне, я наложил ей на голову очки, застегнул застежку под подбородком. Очки сели так прочно и удобно, словно были частью ее тела. Несколько минут дракона смотрела на свет факела слегка поворачивая голову. Потом в изгибе шеи что-то изменилось. Словно она разом постарела на те двести лет, которые провела в подземелье. Даже ее светлозеленая чешуя – мне вдруг показалось, что она поседела.

– Сними их, пожалуйста, Джон, – произнесла тетя Элли безжизненным голосом. Я послушно расстегнул застежку.

– Что случилось, тетя Элли?

– Они умерли. Аккумулятор сел, и они умерли. Пожалуйста, оставьте меня. Я хочу побыть одна.

Никогда за все годы нашего знакомства леди Элана не говорила таких слов. Ведь приходы людей были единственными событиями в ее жизни. А сейчас она прогоняла меня.

– Тетя Элли! – закричал я и обнял ее шею.

– Пожалуйста, Джон… Ты же знаешь, со мной ничего не случится. Я не могу расколоть свой дурацкий череп об камень, он слишком прочный. Приходи завтра, а сейчас оставь меня, прошу!

Отец увел меня за руку.

– Папа, она сказала, что очки умерли. Как такое может быть?

– Не знаю, сын. На свете есть много вещей, секрет которых забыт. Скоро леди Элана сама расскажет тебе обо всем. Наберись терпения.

Ужин прошел в мрачном молчании. Как всегда, когда был не в духе, отец приказал накрыть себе стол не в обеденном зале, а в отдельной комнате, которая называлась хмурой столовой. Мать старалась выяснить у нас, что произошло, но мы дружно отвечали, что все в порядке, что ей не нужно беспокоиться.

– Ах, как вы похожи, – сказала мать. – Видно, правильно пишут в книгах – золото калечит душу.

– Пальцем в небо, – буркнул отец.

– Ну так расскажи.

– И вместо одной унылой физиономии я буду видеть перед собой две.

– Пусть так. Но семья будет едина.

Отец задумался над этим, теребя мочку уха, потом произнес:

– Джон, расскажи.

И я рассказал. Мать заплакала. Она сказала, что знает, как тяжело, когда кто-то умирает. И тут я узнал много интересного. Оказывается, у меня была сестренка на год младше меня. Но она прожила только один день. Роды у мамы были очень тяжелые, она чуть не умерла. Лекарь сказал, что если б был сын, она точно бы умерла. И с тех пор у мамы не может быть детей. Мама даже предлагала отцу оставить ее и взять другую жену, чтоб она родила ему много наследников, но отец отказался. Я стал еще больше уважать его за это.