Слово о Драконе (№10) - Адам и Ева – 2

Наверно, ни у кого не было такой простой, незаметной свадьбы, как у меня. Утром снилась Шейла. Открыл глаза, а она смотрит на меня и ласково улыбается. И я понял, что, кроме меня, у нее никого нет. И не будет. Я за нее отвечаю. Вот и вся свадьба. А Шейла посмотрела мне в глаза и сказала:

– Я согласна.

Так я и стал женатым человеком, обреченным на воздержание. Здорово. Такое может случиться только со мной. Недаром в детстве мямлей звали.

Нужно думать, как жить. Семь лет назад здесь жили люди. Нужно посмотреть, что осталось из их вещей. Они же на сутки уходили. Ничего с собой не брали, но и к долгому хранению ничего не подготовили.

– Кир, только не будем селиться в большом поселке, – говорит Шейла. – Поселимся где-нибудь на отшибе. Смотреть, как разрушаются без хозяев дома – это так тоскливо.

Уже почти привык к ее манере разговора. Когда я думаю, а Шейла отвечает вслух.

Сворачиваем палатку, собираем вещи. Последний раз смотрю на карту, закидываю рюкзак за спину, кладу на плечо копье, и мы трогаемся в путь. Где-то впереди река. Сколько до нее, трудно понять. На листике размером с тетрадный изображена одна восьмая всей поверхности планеты. День сегодня – чудо! Воздух такой, что вдохнул – выдыхать жалко. Но я никогда больше не увижу ребят из нашей группы, так и не узнаю, организовали у нас факультет ксенопсихологии, или нет. Никогда мои руки не сожмут ручку управления малого десантного катера, а небо на экране переднего обзора не пройдет все оттенки от голубого до темносинего во время тренировочных полетов.

К вечеру выходим на берег реки. Это не та, которая на карте, это ее приток. Ее можно по камням перейти. На одном берегу растут сосны, на другом – березы. Я хочу остановиться на сосновом, Шейла – на березовом, но тут же соглашается со мной. Разбиваем палатку и лезем в речку купаться. Вода до жути холодная и очень мокрая. В бассейне такой мокрой воды не бывает! Вылезаем на берег и учимся добывать огонь без помощи зажигалки. Бывалая таежница Шейла этого не умеет. Всегда брала зажигалку. На практике я тоже не умею, но теоретически умею девятью способами. И мы претворяем теорию в практику. Это очень весело и интересно, но огня нет. Шейла поджигает костер зажигалкой, а эксперименты откладываем до утра. Начинает холодать. Шейла надевает меховую куртку, лукаво улыбается и натягивает на голову капюшон. Бог ты мой! Она пришила к капюшону ушки.

– Чебурашка! – говорю я.

– Медвежонок! – возмущается Шейла и кидает в меня шишкой. Я ловко уворачиваюсь от шишки и ударяюсь головой в дерево.

– Тоже неплохо! – заявляет Шейла. За ужином обсуждаем, может ли Чебурашка быть медвежонком. И наоборот. После ужина смотрим, как догорают угли костра и идем спать. Я долго вспоминаю просторы Хануануа, джунгли Лаванды, а Шейла начинает плакать и шепотом ругать драконов нехорошими словами. Потом разыскивает щит и кладет мне под подушку.

Утром глаза у нее красные и заплаканные. Просит, чтоб я надел щит. Понимаю это так, что будет говорить неправду. А почему? Потому что это не предназначено для ушей драконов. Шейла смотрит мне в глаза и чуть заметно кивает. А я должен буду гадать, что она хотела сказать, произнося каждую фразу.

Вот так они и жили, – отрешенно думаю я. – В клетке. В стеклянной клетке. Сначала одна Шейла, теперь и я. Целая планета, а мы в клетке. Нет, на фиг! К дьяволу! На этот раз ты, Мрак, просчитался. Я – космодесантник. Ты хочешь, чтоб космодесантник жил в клетке? Тогда ты плохо знаешь космодесантников.

И сразу наступило спокойствие. Как перед зачетом по пилотированию. Руки немного дрожат, но мозг работает четко и быстро. Нужно только все учесть и составить план. Шейла тоже все поняла. И вяло ругается. Просто так. Можно сказать, риторически.

Драконы сильны. Но они не всесильны. Они равнодушны к страданиям Шейлы. Но не по злобе. Считают, что счастье одного человека можно принести в жертву ради светлого будущего всего человечества. Зараза! Я тоже так считал. Неделю назад. В лицо плюнул бы тому, кто не согласен. А теперь? Когда за живое задело? Когда тот самый человек, которым надо пожертвовать – Шейла. Плюнуть вверх и харю подставить? А потом лечь на девочку и осчастливить ее младенчиком, чтоб драконы были довольны. Самое смешное, она простит. Меня – простит. Мне она все простит. Вот ведь штука какая.

И тут я понял, что нам нужно делать.

Медленно стянул с шеи медальон.

– «Слушай меня, Шейла, слушай, не перебивай. Я не могу вслух говорить. Но мысли читать драконы не умеют. Поняла? Я мысленно с тобой говорить буду. А тебя потом морзянке обучу. Будешь меня за ухо азбукой морзе покусывать. У нас все получится! Такой план! Пальчики оближешь. Они в свою игру играют, делают вид, что не вмешиваются. А мы в свою игру сыграем. Будто весь их проект накрылся медным тазом.»

Поняла! Шейлочка, умница! С полуслова, с полумысли поняла! Только перестань улыбаться. Веди себя естественно.

Улыбка, так и не родившись, трансформируется в злобный оскал.

– Ты зачем, гад, щит снял? Не ругайся, да? Сам накройся медным тазом.

– Не гунди. Мне подумать надо над тем, что ты сказала.

– Укройся щитом и думай, сколько влезет.

– Сама укройся. Он думать не дает. Я с ним себя идиотом чувствую. Он мои мысли глушит.

– Врешь ты все. Внушил сам себе. Просто тебе думать нечем.

– Пусть так. Сказано – не гунди. Я думаю.

– Мне-то лапшу на уши не вешай. Думает он.

Здорово? Сидят два придурка спиной друг к другу и лениво собачатся. Идиллия! А на самом деле я в это время излагаю Шейле свой план. В деталях. С картинками, если она их видит. Не знаю, как спросить об этом. Ну, Шейлочка, милая, если ты согласна…

– Ты, сукин кот! – взрывается Шейла. – Не будет этого, понял, гад! Хоть сдохнем здесь, а не будет! Кобель! Ты щенок против меня!

– Недотрогу из себя строишь? Надежда человечества. Луч света в темном царстве! Рот закрой. Кроме мата слов не знаешь? Знаешь, кто ты на самом деле? Фонтан фекалий!

Дальше – больше. Я ору на нее, что эгоистка, плевать ей на человечество, только о себе думает. Она – что козел, сексуально озабоченный ублюдок, гнида, она лучше под гиббона ляжет. Тут я вскакиваю, хватаю ее за плечи… и отскакиваю с поднятыми руками и квадратными глазами. Пячусь, пока не упираюсь спиной в ствол сосны. Словно марионетка на ниточках делаю шаг вперед и начинаю приседания – все так же с нелепо поднятыми руками.

– Сесть! Встать! Сесть! Встать! – командует Шейла со зверским оскалом. – Сволочь! Сесть! Встать! Гад! Кобель! Гнида! Сесть!

– Отпусти, сука! – хриплю я. Хватаюсь за ветку, но ноги продолжают сгибаться, будто я все еще приседаю.

– В обезьянку решил поиграть? Лезь на пальму, падла! – командует Шейла. И я лезу! Подтягиваюсь на правой руке, хватаюсь левой за сук, подтягиваюсь на левой, хватаюсь правой… Пять секунд и пять метров. Без помощи ног.

– Знаешь, кто мой настоящий отец? Всемогущий! – кричит снизу Шейла. – Думаешь, я только мысли читать могу? Драконы так тоже думали. А вот фиг вам! Я все могу. Ты мне как собачка служить будешь! Как я мечтала передушить вас всех в поселке. Вашими же руками! Сколько лет сдерживалась! Но ты меня достал! Пусть драконы из меня фарш сделают, но на тебе я отыграюсь! За все отыграюсь. Слезай, гад.

Все это время я висел на одной руке и скрипел зубами. Услышав команду, дергаясь как марионетка, начал спускаться. На высоте трех метров схватился за сухой сук, сук, конечно, обломился и я с криком упал на землю. Но тут же перекатился несколько раз и уткнулся лицом в медальон. В щит! Поднимаюсь и, неторопясь, надеваю его на шею. Шейла смотрит на меня с ужасом и бледнеет прямо на глазах. Иду на нее медленно и грозно, словно танк. Девочка уже пришла в себя. В глазах обреченность.

– Насмерть бей, – просит Шейла. Сбиваю ее с ног оплеухой. Из разбитой губы – кровь по щеке. Отворачиваюсь и сажусь на землю. Сам себе противен. Озверел как скот. За спиной плачет Шейла.

– Кир, прости меня, пожалуйста. Я больше никогда себе не позволю. Если ты не простишь, я повешусь, честное слово. У меня кроме тебя никого нет. Совсем никого. Что хочешь со мной делай, только не бросай.

Чувствую спиной тепло ее тела. Оборачиваюсь и прижимаю к себе вздрагивающие плечи. Кажется, сам плачу.

– Теперь ты понял, почему мне нельзя? Но, если ты скажешь, я… – всхлипывает Шейла. – Я неудачный эксперимент. Знаешь, что делают с токсичными отходами? Их уничтожают. Я десять лет сдерживалась. Скрывала, чтоб мракобесы ни сном, ни духом… Чтоб они не поняли, не испугались. Всемогущий варваром был, и то пол-планеты кровью залил. А в наше время – представляешь, что натворить можно? Мракобесы не зря меня на отдельной планете держали. Убьют они меня, теперь точно убьют. И тебя убьют.

– Все будет хорошо, моя маленькая.

– Ты Мрака не знаешь. Я уже устала бояться. Мы для него – пешки в игре. Шаланда взорвалась – нас, считай, уже и на свете нет.

– Эй, вы! – закричал я в пространство. – Слышите нас, сволочи? У меня к вам деловое предложение. Шейла вам больше не нужна. Я – тем более. Так забудьте про нас. Сбросьте мешок презервативов и уматывайте с этой планеты. Это лучший выход для всех. Разрушьте все нуль-маяки и уходите из этого континуума. Оставьте нам планету на двоих, и мы не будем на вас в обиде. Снабдите только медициной. Принимаете условия?

В ответ – тишина. Это понятно. Драконы должны осмыслить случившееся.

– «Как ты думаешь, они поверили?» – мыслю я Шейле. Спохватываюсь, срываю с шеи медальон и повторяю вопрос. Шейла чуть заметно кивает, всхлипывая у меня на груди.

– «Не переиграли?»

«Нет».

– «Тогда кончай плакать. Не то я сам зареву.»

Шейла вцепляется в меня еще крепче и вновь рыдает в полный голос.

– Все будет хорошо, – шепчу я. – Верь мне. – И целую в лоб, в глаза, в мокрые, соленые щеки. – Все будет хорошо.

Всю ночь я не спал. Мучился, ворочался, вспоминая давешний спектакль. Ведь озверел я по-настоящему. И Шейла осатанела по-настоящему. И уничтожить нас могут тоже по-настоящему.

А Шейла выплакалась и сладко сопела в две дырочки, свернувшись калачиком. Я понял, чем она отличается от прочих девушек. Размахом. У нее все на полный размах. Горе – так ГОРЕ. Черное. Радость – до телячьего восторга, до щенячьего визга. Ненависть – лютая, страшная. Упорство – несгибаемое. Как она по горам шла… Упала бы, но не сказала, что устала. А какая она нормальная, я так и не видел. Нет у нее нейтрального положения. Вот сейчас спит и улыбается во сне. Снится ей что-то очень хорошее. И проснется радостная. Что с нами будет?

Евгеника строжайше запрещена. Даже прошение об исправлении генетических дефектов каждый раз рассматривается в самых высоких инстанциях. А какой шум был, когда обнаружилось, что население одной маленькой колонии не подвержено цинге. Естесственным образом это произошло, или постарался кто-то из первых колонистов, которому надоело жрать витамины, так и не выяснили. Но планету закрыли, и колонию расселили. С точки зрения логики это самое глупое, что можно было придумать. Скорректированные гены разлетелись по всему обитаемому космосу. Теперь, через много-много поколений, человечество забудет, что была такая болезнь – цинга.

Но избавление от цинги – это возвращение утраченного. Обезьяны цингой не болеют. А что сделают люди, узнав о Шейле, которая с ног до головы – результат генетического эксперимента?

– Ничего не сделают, – бормочет Шейла. – Ты забыл, кто моя мама. Моя мама – киборг. Ее изготовил Великий Дракон. Нет закона, который запрещает делать киборгов. Я знаю. А если что и не так, мракобесы все равно в стороне останутся. Не Мрак же маму сделал, а Великий Дракон. – Переворачивается на другой бок и прижимается щекой к моей ладони.

Сдвиг есть. Шейла впервые назвала маму мамой, а не мамашкой.

– Это только ради тебя, – сонно бормочет Шейла.

Просыпаюсь от радостного вопля Шейлы.

– Мы победили! – визжит она на грани ультразвука. – Кир, смотри, мы победили!!!

Выглядываю из палатки. Боже мой, выставка туристского снаряжения. А посреди Шейла пляшет как сумасшедшая. Два объемистых рюкзака, складная тележка, надувной плот, стеклопластиковые арбалеты и охапки стрел к ним. Та-ак. Почему арбалеты? Потому что им не нужны аккумуляторы. Похоже, мы и на самом деле победили. Жить мне на этой планете до глубокой старости… Виват…

Улыбка сходит с лица Шейлы.

– Кир…

– Все правильно, малышка. Я сам так решил.

– Я не малышка. Я твоя жена! Вот! – показывает пакетик. – Противозачаточные средства. Сейчас мы их испытаем!

– Вечером.

– Как будет угодно моему повелителю!

– Э-э! А сколько тебе лет?

– Кир, – серьезно говорит Шейла, – ты еще не въехал. Глупых законов больше нет. Мы сами себе законы. А физически я созрела! Иначе драконы нас сюда не посадили бы. Да черт возьми! Я же не собираюсь рожать!

Над этим тоже надо подумать, – делаю я зарубку в памяти. Шейла моментально затихает. Есть в ней что-то от восточной женщины. И во внешности, и в характере.

– Как думаешь, драконы еще наблюдают за нами?

– Конечно, наблюдают! Они такие параноики! – Шейла уже роется в рюкзаках. Я поднимаю карту. Это настоящая карта, не атлас всей планеты на десяти листочках. Здесь отмечены все поселения людей. До ближайшего около ста километров. Как я и рассчитывал, оно на берегу реки. Два-три дня на плоту, и мы там. Строили люди, значит поселок на поверхности. Драконы возводят себе дворцы под землей. Говорят, там много никому не нужного пространства, и природу не надо губить.

Сворачиваем палатку, грузим барахло на плот и отталкиваемся от берега. Шейла сначала старается грести, но плот не лодка. Грести надо вдвоем. А я устраиваюсь поудобнее и любуюсь голубым небом. Шейла сердится. Тогда я объясняю, какие молнии и ремешки надо застегнуть, чтоб плот превратился в лодку. Но это – завтра. Потому что сначала надо разгрузить плот и спустить воздух. Шейла нехотя смиряется и изучает содержимое рюкзаков. У нас теперь три рюкзака, две сумки и плот, который тоже складывается как рюкзачок. Если сзади повесить один рюкзак, спереди другой, в левую руку взять сумку, а в правую – арбалет, то все можно перенести за один раз. Только, чур, недалеко. Это же по сорок кг на человека. Нет, 30 и 50. По уставу Шейле нельзя больше 20 поднимать, но с шестьюдесятью я далеко не уйду. А если 25 и 55?

– Тридцать! – говорит Шейла.

– Доживи до моих лет, тогда и командуй.

– Слушаюсь, кэп! – А физиономия ехидная-ехидная.

Через пять минут все днище плота завалено вещами, извлеченными из рюкзака.

– Кэп, это что?

– Рация. Нажимаешь кнопку и говоришь.

– С кем?

– Сейчас узнаем. – Отбираю рацию и говорю в микрофон: «Я тут, я тут, я тут.» Голос отчетливо доносится из второго рюкзака.

– И-и-я! – восторженно кричит Шейла и запускает туда руку. Извлекает вторую рацию, обнюхивает со всех сторон, только не облизывает. И пристегивает к предплечью.

– Вверх тормашками, – комментирую я. – Тогда кнопку сможешь нажимать подбородком.

– Но тут нарисовано…

– Это народная мудрость. На случай, если руки заняты.

Шейла послушно переворачивает рацию и пристегивает вторую мне к руке. Мысленно говорю ей «спасибо» и, тоже мысленно, зачитываю пункты устава, посвященные поведению на необитаемых планетах с биосферой. Что помню, то и зачитываю. Шейла слушает затаив дыхание, только иногда переспрашивает термины. Так увлекаюсь, что не сразу обращаю внимание на шум. Сверяюсь с картой. Не сговариваясь, хватаемся за весла и гребем к берегу. Черт возьми, чтоб так слаженно грести, нужно неделю тренироваться! Шейла показывает мне язык. Есть у телепатии свои плюсы.

– «А сейчас, если женщины на минутку замолчат, мы услышим рев Ниагарского водопада, – сказал экскурсовод.» – мысленно передаю я Шейле.

Привязываем плот к дереву и торопливо укладываем вещи назад, в рюкзаки.

– Я схожу на разведку, – говорит Шейла. Советую ей взять арбалет.

– Первый, первый, я второй. Проверка связи! – доносится из рации, как только Шейла скрывается за деревьями.

– Слышу тебя, Медвежонок, – мысленно отвечаю я.

– Кир, тебе лень на кнопочку нажать? – обижается Шейла. Нажимаю на кнопочку и отвечаю по форме.

– Первый, первый, я второй! – доносится через десять минут из рации. – Вижу пороги. Шума много, а так – ничего страшного. Особенно, если по левому берегу идти. По правому нельзя, там камни. Как понял, прием.

– Вас понял, вас понял, прием, – отвечаю я.

– Конец связи, – доносится из рации. Шейла радуется новой игрушке как первоклашка. Внезапно я догадываюсь, что она держит в руках коммуникатор в первый раз в жизни. Ей просто не с кем было раньше говорить. Мать она презирала, отца игнорировала, соседей ненавидела. Общение через компьютер в поселках, которые за пять минут пройти можно, не практикуется. А доступ во внешние компьютерные сети драконы, видимо, для нее закрыли. Чтоб не разболтала о себе.

– Кир, ты словно мои мысли читаешь! – появляется на берегу Шейла. – Даже немного жутко. Я думала, общаться через технику не интересно. Потому что живых мыслей не слышно. А это – словно интерактивную книгу читаешь!

– Значит, по левому берегу, – уточняю я, отвязывая плот. Шейла торопливо привязывает к бортам рюкзаки и сумки. В мою голову закрадываются некоторые сомнения. Вместе с опасениями. Весьма обоснованными опасениями. Бросаю весло на днище и лихорадочно помогаю Шейле закрепить груз. Скорость течения нарастает. Подходим к повороту. Порогов еще нет, но вода под днищем словно кипит. Беспорядочно вспухают мелкие волны. Берега проносятся со скоростью экскурсионного автобуса. Проходим поворот.

Ух ты!.. Бросаю взгляд направо, налево…

– ИДЕМ ПО ЦЕНТРУ! – кричу Шейле, заглушая рев потока. Отчаянно гребем, направляя плот на стрежень. Порядок. Чуть табаню, выравнивая плот и вынимаю весло из воды. Пять секунд до первого буруна. Двухметровый кипящий водяной бугор. Бросаю взгляд на Шейлу. Веселый оскал от уха до уха, в глазах восторг и азарт. Понятно…

Влетаем в пенный вал. Принимаем на борт литров двести.

– Табань! – ору я, изо всех сил работая веслом. Проходим второй вал, еще литров сто балласта, а дальше они идут как кочки. Через каждые десять метров. Уже нестрашные. До самого камня нестрашные. Сушу весло… Пора!

– Взяли! – кричу я, хотя Шейла меня и так понимает. Гребем так, что весла гнутся. Камень проносится слева. Я могу дотронуться до него рукой. Чувствую ногами, как под днищем плота проходит другой камень. И тут же налетаем на следующий. Плот разворачивает. Я табаню, а Шейла гребет. Плот, словно волчок, разворачивается на 360 градусов, и камень уже позади. Налегаю на весло, отталкиваясь от следующего. Отлично! Вода вокруг кипит!

– Греби! – кричит Шейла. Оглядываться некогда, верю на слово. Гребу как бешеный. Плот все же цепляет кормой камень и разворачивается носом по течению. Выправляю курс и любуюсь. Здесь спокойно. В смысле, берега сдвинулись, глубина возросла, камни скрылись. И вообще, от нас сейчас ничего не зависит. Несемся как на автомобиле по кочкам. Точнее, как в цистерне, в которой живую рыбу возят. На борту не меньше тонны воды. Не хотел бы оказаться здесь на деревянном плоту.

– Держись! – кричит Шейла. – Сейчас начнется.

Здорово! А что же было до этого?

И на самом деле началось. Падаем с четырех метров почти вертикально. Плот уходит в глубину и, неторопясь, выныривает. Словно кит. Хорошо, что надувной. Хорошо, что не перевернулся. Хорошо, что удержались. Три «хорошо» – это много. Ненужного риска много.

Пороги позади. Только сейчас замечаю, что вода холодная-холодная. Шейла торопливо вычерпывает ее ладошками. Я просто сдвигаюсь к корме и нажимаю локтями на борт. Нос всплывает, и вода сама вытекает широким потоком. Шейла берет с меня пример, но этот трюк действует недолго. Интересное ощущение – сидеть в ванне посреди реки. Ложимся в воду, и за борт выливается еще литров сто. Все, метод себя исчерпал. Шейла опять вычерпывает ладошками.

– Не торопись, – говорю я. – Устанешь.

– А что делать?

– Гребем к берегу.

Тут обнаруживается, что весло Шейлы исчезло. Я встаю в центре плота и вижу его метрах в тридцати позади. Надеюсь, его. Гребем. Я веслом, Шейла руками. Слишком медленно. Шейла переваливается за борт и плывет брассом. Повезло – это действительно наше весло.

– Подумаешь! Выстругали бы новое, – говорит Шейла. Тоже верно.

Подгребаем к берегу, вылезаем в воду и приподнимаем край плота, сливая воду. Потом вытаскиваем на камни и переворачиваем. Шейла лезет под плот, отвязывает сумки и рюкзаки, раскладывает на каменистой полоске берега. Вся синяя, дрожит, но довольна…

Я осматриваю днище. Все-таки раза четыре мы проползли по камням. Хороший пластик – никаких следов. Открываю рюкзаки. Рюкзаки тоже хорошие. Непромокаемые. А сумки – увы. Сливаю из сумок воду, достаю наши костюмы из лосиных шкур. Чудеса! Вода с них скатывается словно с гусиных перьев. Встряхнул – и шкуры сухие. Здорово! Думал, им конец пришел.

– Шейла, чем это ты их пропитала? Жиром?

– Это не я. Это Шаллах. А ты только сейчас заметил?

Ах, так…

– Спасибо, тетенька, – говорю я, повернувшись к ближайшему кусту. Думал, Шейла опять остервенеет, но она только улыбнулась мне. Стаскивает с себя мокрую одежду, отжимает и раскладывает на камнях. Хорошая мысль! Через минуту – я в одних трусах, а Шейла… Вообще без ничего!

– Э-э…

– А мне от мужа скрывать нечего! Ты должен гордиться моей фигурой! А как будешь гордиться, если ни разу не видел?

Было бы, чем гордиться. Синюшная как утопленница, вся в пупырышках и зубы стучат. Показывает мне язык, махает руками и ногами, постепенно отогревается и розовеет. Совсем другое дело.

– Повернись-ко, дивчина! Гм-м, все на местах! Удивительно, но факт.

Вот такая досталась мне в жены. Вполне понимаю того художника, на которого она выплеснула ведро краски. Но девушке полагается быть скромной. Особенно – восточной женщине.

– Знаешь, что мне больше всего нравится на планетах с искусственной биосферой? На них комаров нет! – выдает Шейла. Явно заговаривает зубы, потому что это моя родная мысль.

– Идем, посмотрим на пороги.

– Идем! – охотно соглашается Шейла, надевает ботинки и пояс с ножом.

– Арбалет тоже возьми.

Отсюда, со скалы пороги смотрятся жутко. Особенно заключительный водопад. Намечаю маршрут, по которому надо было идти. Первый бурун, как Шейла и говорила, стоило обойти по левому берегу. Тогда не черпнули бы воды, и плот был бы легким и послушным. А дальше – все правильно. Планировать что-то бесполезно, тут только от камней успевай уворачиваться.

– Кир, а если бы ты увидел порог, ты что бы сделал?

– Сначала перенес бы рюкзаки и сумки по берегу.

– А потом?

– Не тащить же плот на себе.

Шейла приходит в бурный восторг, прижимается ко мне и целует в щеку. Холодная как лягушка. Маугленок.

– А ты очень здорово держался на порогах. Даже ничуть не испугался. Только встревожился и обозлился. А потом вообще успокоился. И вовсе я не испытывала тебя. Мне просто хотелось прокатиться по порогам. Я с детства мечтала. Один раз даже успела надувнушку на воду спустить. Но прилетела Катрин – это жена Мрака, меня из лодки вытащила и на берег отнесла.

Когда основная часть вещей подсохла, вновь грузим все на плот и отчаливаем. Хорошо! Грести не надо. И на самом деле, не планета, а санаторий. А это опасно. Потому что расхолаживает.

Вечером я сбил комком земли необычную стрекозу. Она была очень крупная, и неправильно летала. Не так, как стрекозы. Упав на землю, очень быстро побежала. Я поймал ее за трепещущие крылышки и оторвал одно. Блеснул на солнце крохотный металлический шарнир. Тогда я вскрыл ее ножом. Стрекоза оказалась микрокибом. Чудом микромеханики и электроники. Шейла была права. Драконы не сняли наблюдение. Не хотелось бы говорить об этом Шейле, но разве скроешь что от телепатки?

Первая брачная ночь не удалась. Шейле было больно, она сказала, что все не так, как она подслушивала под окнами, и нам надо больше тренироваться. А я совсем закомплексованный, не о том думаю, и вообще, браки без любви, по расчету тоже бывают крепкими. А она меня любит – я даже представить не могу, как. Потому что я единственный, кто свои мысли не прячет.

За эту ночь я очень много узнал о своей жене и жизни поселка. Шейла раньше опыты ставила. Сериал был по сенсо – «Проникающий в умы». Шейла устроила всему поселку экранизацию. Надела на голову старый шлем сенсовизора, взяла под мышку папин переносной компьютер, ходила по поселку и всем говорила, что этот шлем позволяет мысли читать, и о чем они думают. Все сначала смеялись, а потом пугались и жаловались отцу. Кончилось тем, что отец всенародно большим молотком расплющил шлем, а она, Шейла, три дня под домашним арестом сидела. Но скандал не утих. Прилетел свирепый Мрак и сказал, что дистанционное ментосканирование практикуется только на Зоне, но ВСЯКИМ об этом знать не положено, а на десятилетнего ребенка обижаться глупо. Семья Греба останется на планете, так как они раньше других здесь поселились, а остальные могут проваливать ко всем чертям. Хоть на Зону. Он, Мрак, по блату устроит. Если и до этого взаимной любви с соседями не было, то после жизнь вообще адом стала. Мрак вбил себе в голову, что она должна больше бывать среди людей, начал вывозить ее в города. Для нее такие экскурсии были пыткой. Но, на всякий случай, Шейла с пяти лет скрывала истинную силу своего дара, а поэтому приходилось терпеть. Она стала убегать в тайгу. Поначалу это вызывало много шума, но постепенно все, кроме родителей, привыкли. Отец ходил мрачный, подкладывал ей на стол справочники по выживанию, записки охотников и путешественников. Она читала. Вслух они давно уже не разговаривали. С тех пор, как отец наотрез отказался снять щит и заявил, что эта тема не обсуждается. Мать не оставляла попыток найти общий язык с дочерью. Даже уходила в тайгу к дочери и пыталась жить вместе с ней. Ничего хорошего из этого не вышло.

В тринадцать лет Шейла научилась читать мысли драконов. Узнала, что она – эксперимент, а полгода назад сумела выкачать из компа Мрака всю информацию о проекте создания новой разумной расы. В том числе, много интересного о себе и своих родителях. Мрак узнал, что она похозяйничала в его компьютере, пригласил на серьезный разговор и спросил, что она намерена делать. Серьезного разговора не получилось. Шейла была в ярости, вела себя как идиотка. (Это она сама так сказала). Кричала, ударилась в истерику, обещала рассказать всему миру, что он с ней сделал. А потом ушла в тайгу. К ней прилетали драконы, но она забралась в такую чащу, что драконы не могли туда пробраться, не проложив просеку. Они летали сверху и пытались говорить, но Шейла не отзывалась.

В тайге прожить можно. Но летом. Зимой без запасов не прожить. Даже белки устраивают склады сушеных грибов и орешков. Осенью Шейла вернулась домой. Если раньше она ждала совершеннолетия, чтобы сбежать из этого поселка на край света, то теперь понимала, что ничего не выйдет. Драконы не отпустят. Надежда умерла, осталось отчаяние и ярость загнанного в угол зверя. Подслушивая мысли драконов, Шейла узнала, что Лобасти подыскивает ей мужа. Пыталась уйти по нуль-т, но кабины были настроены таким образом, что не отзывались на запросы несовершеннолетних. На подобную дискриминацию взрослые не обращают внимания, считают это естесственным, и даже полезным. Цель же была одна – не выпустить ее, Шейлу с планеты. Все же она нашла выход. Из домашнего кибер-уборщика выковыряла блок авторемонта и подключила к одному давным-давно выброшенному киберу-ремонтнику. Через три дня у нее был личный кибер-инвалид. Неспособный к самостоятельному передвижению, но послушный. Автоматы охранной системы глупы. Они не примут приказ от подростка, но выполнят приказ кибера, не обратив внимания на подростка, стоящего рядом.

Побег был запланирован на ночь. Шейла поставила будильник на 4 утра, сунула его под подушку, легла в постель… Но в этот момент пришел Мрак. А когда поняла, зачем он пришел, успела только спрятать щит. Потом услышала негромкий хлопок под дверью, а проснулась уже в биованне.

А я думаю о том, что неужели на самом деле ввязался в борьбу с драконами. От этого становится страшно и холодно. Не от того, что шансов на победу нет, а от того, что все неправильно. Со школы учили, что драконы – это все самое чистое, светлое и честное, что есть в нашем мире. Неподкупное и непродажное. Если дела идут хуже некуда, если не на что надеяться, надейся на драконов. Они предотвращают и гасят национальные конфликты. Они берутся за самые тяжелые, безнадежные преступления – и раскрывают! Всегда! Они гасят эпидемии, восстанавливают справедливость, спасают и помогают. К этому привыкаешь с детства. И вдруг – я воюю с драконами. Страшно не то, что я с ними воюю, а то, что я прав! Или не прав? Посоветоваться не с кем… И нельзя советоваться! Это значит – рассказать. Убить в людях веру в драконов. А вот этого как раз делать нельзя. Пусть они не правы, но веру убивать нельзя. Нельзя убивать веру в справедливость. Права была Шейла – незачем тянуть остальных в это говно. Таиться надо. А как же справедливость?

Никогда мне женщин не понять. Вчера вертелась передо мною голышом, а сегодня начала стесняться. Ну и ладно. Скромность украшает!

Грузим вещи на плот и отталкиваемся от берега. Шейла что-то напевает без слов, я строю планы. Никак не могу осознать, что остался навсегда на этой планете. Ни рассудком, ни желудком. Так моя мама говорит.

– Расскажи о драконах, – прошу я.

– Зачем?

– Ну-у… Чтоб знать, с кем дело имеем.