РЭЙ

Переход получился очень хороший. Хотя караван и выехал поздно, но лошаки были свежие, отдохнувшие и шли в охотку. Первые два-три дня всегда так. Потом у новичков накапливается усталость, и в норму они приходят только к концу второй недели. А пока у костра велись оживленные разговоры.

— Дора, вроде, в городе ты по-другому ругалась.

— То в городе. А здесь грубо ругаться нельзя. Лес кругом, однако.

— В городе можно, а в лесу нельзя? — мужчины рассмеялись. Почему-то не над ней смеялись, а над Мириам.

— Так ведь Белая Птица отвернуться может! — обиделась девушка на непонятливых чужаков. В городе шумно, все говорят, суетятся. Не разберешь, кто сказал. А в лесу — сразу ясно. Нельзя в лесу ругаться, никак нельзя!

Утром поднялись рано. Дора даже удивилась — городские, вроде, жители, а так рано встают.

— Здесь сутки длиннее. Мы еще не адаптировались, — объяснила Мири, но Дора не поняла. Взяв опустевшую флягу, она побежала к ручью. Умылась, полюбовалась своим отражением, ощупала грудь. Вроде, чуть больше стала. Мири сказала, что поднимется как у нее. Неужели такое возможно?

Дора наполнила флягу и уже вставляла пробку, когда на затылок обрушилась дубинка.

Очнулась, конечно же, связанной, перекинутой через седло. Лошак шел мерной рысью.

— Господи, опять! — застонала она.

— Болит? — поинтересовался мужской голос.

— Что?

— Голова болит? Не тошнит?

— Болит. И не только голова.

— Не хотел так сильно бить, но твои совсем близко были.

— Меня Дора зовут. Я караванщица. А ты кто?

— Рэй.

Без всяких пояснений. Рэй — и все.

— Послушай, Рэй, развяжи меня. Рабынь каравана не связывают.

— Не очень-то ты похожа на рабыню.

Дора покрутила головой. Ошейник был еще на ней.

— Я ошейник совсем недавно получила. А с караваном десять лет хожу. Не веришь, взгляни на мою спину.

Рэй взглянул и присвистнул.

— Рэй, караваном клянусь, не убегу, пока сам не отпустишь.

Сильные пальцы принялись распутывать узлы, стягивающие за спиной руки и правую ногу Доры. Растерев запястья, она схватилась за луку седла, подтянулась и села перед Рэем. Он обнял ее за талию левой рукой. Дора ощупала шишку на затылке, осмотрелась. Лошак крупный, мощный, мускулы так и играют. Всадник под стать лошаку. И ведь симпатичный. Смотрит на нее с доброй улыбкой.

— Рэй, отпусти меня. У меня муж есть. Тебе я для забавы, а он любит меня. И я его люблю.

Молчание.

— Рэй, мы по делу едем, не просто так.

Руки мужчины потянулись к ошейнику.

— Не прикасайся! — взвизгнула Дора. — Я сама сниму. Не ты его надевал.

Она расстегнула ошейник и хотела забросить в кусты, но Рэй не позволил.

— Кто ты сейчас?

— Твоя рабыня, — уныло проговорила Дора. — Хозяин, продай меня. За меня хорошо заплатят. Двадцать пять золотых дадут.

Рэй застегнул на ней ошейник.

— Кто ты сейчас?

Так просто… Двенадцать лет без ошейника, ночей не спала, мечтала об этом. Ждала, надеялась. Десять лет пыль караванных троп глотала и ждала… А тут — за неделю — дважды.

И в который уже раз все вдруг так ясно стало. Это же ответ Белой Птицы на ее мольбы. Просила ведь избавить, спасти из страшного дома — и вот… Белая Птица просьбу Доры услышала, а глупая Дора не догадалась ей сказать, что не надо больше, помирилась она и с судьбой, и со страшным домом этим. Белая Птица ей господина нашла. Лучшего из лучших. Издалека к ней, непутевой направила. Жить она с ним будет долго и счастливо. Как за высокой каменной стеной. Первый раз ошейник Черная Птица подарила, а в этот раз — Белая. И клятв никаких нарушать не надо. Не по своей воле господина покинула. Только смирись со своей женской долей… Караван предупредила, девушек спасла, нету долгов перед прошлой жизнью. А Крис…

— О!.. Караван мертвецов, ты понимаешь, что ты наделал? Тебя Крис убьет теперь.

— Если найдет.

— Ты не понимаешь! Он найдет. Мы слышим друг друга за сто дневных переходов. — Дора потянулась к медальону, но на шее его не было.

— Твой амулет упал на землю. Извини, мне некогда было его поднимать.

Все предусмотрела Белая Птица.

Дора провела инвентаризацию. Кинжала в ножнах не было, но кошель с деньгами и кошель с сонными шариками на месте.

— Рэй, я караванщица. Я не смогу жить в форте.

— Я приведу тебе двух рабынь в помощь. Ты не будешь сама работать.

— Ничего ты не понимаешь. Караванщицы не боятся работы. Они боятся на одном месте сидеть. И, если я твоя жена, отдай ножик.

Рэй достал из сапога кинжал и отдал ей. Дора открыла в изумлении рот.

— А если я тебя им?..

— Мне не нужна жена, которой я не могу верить.

Даже мурашки по спине. И Крис так же сказал.

— Я не подниму этот кинжал на тебя! — горячо проговорила Дора и заплакала. В который раз за эту неделю.

— Рэй, — подступилась она снова через некоторое время. — Я не простая караванщица. Я кэптэн. Кэптэн Дора, может слышал? Если кэптэн едет проводником, значит дело очень серьезное. Понимаешь?

— Для тебя это дело уже кончилось.

— Ты не веришь, что я кэптэн? В моем караване двенадцать лошаков и пять рабынь!

— Верю. Не очень много, но для женщины в самый раз.

— Я убивала воинов и ножом и из лука! Рэй, я не для тебя.

— Я убивал воинов голыми руками. Ну и что? Ты — моя жена.

— Ну как тебе объяснить? — Дора выхватила кинжал у него из-за пояса, прижала острие к спине. — Останови лошака, или я тебя насквозь проткну.

— Ты клялась не поднимать оружие против меня, — спокойно проговорил Рэй, не замедляя движения.

— Я говорила про свой кинжал, а это твой.

— В чем-то ты права, — Рэй остановил лошака. Ну и что дальше? Совсем недавно одна караванщица поклялась, что не убежит. Кстати, такой ты мне еще больше нравишься.

— Рэй, я не хочу тебя убивать. Отпусти меня. — Он покачал головой.

— Отпустить тебя? Да я тебя всю жизнь искал.

— Ну пойми, бестолковый, я не себя, я тебя сейчас оплакивала. Тебя мне Белая Птица послала, а возвращаться нужно под крыло Черной. Я не от тебя, я от подарка Белой Птицы отказываюсь. Знаешь, что бывает с теми, кто от Белой Птицы отвернулся? Обидится она на меня. Конченая я. Не будет счастья в моей жизни. Понимаешь, на что я иду, от тебя отказываясь.

Надолго задумался Рэй, а потом решительно повернул лошака.

— Рэй, я сама дойду, тебе туда нельзя. Убьют.

— Все бабы — дуры. А красивые — в особенности. Только о себе думаете. У меча два лезвия.

— Господин, Дора тебя не понимает.

— Если тебя мне Белая Птица предназначила, думаешь она от меня не отвернется?

— Зверюшки лесные! Ой, что будет…

— Расскажи мне о своих спутниках.

Криса и Мириам они встретили довольно далеко от лагеря. В руках у Криса была черная коробочка, которую он поспешно спрятал в карман. В руке Мириам — меч.

— Ну вот! Видишь, меня ищут, — зашептала девушка Рэю. Рэй остановил лошака, положил руку на рукоять меча.

— Крис, Мири, это Рэй! — закричала Дора еще издали. — Рэй, это Крис, мой муж. А это Мириам. — Она расстегнула ошейник и завозилась с замком.

— Ты что, знакомого встретила, — удивился Крис. Мириам нагнулась и тихо сказала ему что-то. Дора соскочила с лошака, подбежала к мужу, протянула ему ошейник.

— Застегни, пожалуйста, — приподняла обеими руками волосы. Крис проверил замок, пожал плечами и защелкнул на шее девушки. Не удержавшись, она показала язык Рэю.

— Дора, что за фокусы? Я поручился за тебя перед Гребом.

— Фокусы, да? — обиделась Дора. — Пощупай, какой величины эти фокусы, положила его ладонь себе на затылок, дала ощупать шишку.

— Тебя похитили? Это твой спаситель? — воскликнул пораженный Крис.

— Я потом расскажу. Крис, Мириам, я сказать должна. Рэй едет с нами. Так Белая Птица хочет.

— Гребу это не понравится, — произнесла Мириам и убрала, наконец, свой страшный меч в ножны.

— … Полная бредятина.

— Милый, они в это верят. Это для них жизнь. Все намного сложнее, чем ты думаешь.

— Из-за суеве… — Мириам прикрыла Гребу рот ладонью.

— Посмотри на это с другой стороны. Рэй проявил себя как джентльмен. И имя красивое. А у нас, как ты помнишь, проблема Тавии.

— Это тебя не касается, — рявкнул на нее Крис. Дора испуганно сжалась. Она ничего не понимала в разговоре. Сначала мужчины не понимали ее, пришлось три раза объяснять про Белую и Черную птицу, потом то же самое объяснила Мири, только непонятными словами, а теперь слова были понятны, но непонятно, о чем спор. Дора взглянула на Рэя. Тот сидел неподвижно, с каменным лицом.

— Крис, Дора, отойдите. Это приказ, — проговорил Греб.

— Конспиратор, — буркнул Крис, поднялся и пошел к деревьям. Дора поспешила за мужем. — Конспиратор нашелся, — бормотал Крис, усаживаясь спиной к дереву и открывая медальон. Из медальона раздался тихий, но отчетливый голос Греба:

— На что ты рассчитываешь?

— Дора сказала, что вы едете в опасное место.

— Да.

— В опасном месте кого-то могут убить. Или ее, или меня, или Криса. Если убьют Криса, Дора достанется мне.

— Интересный вариант. Особенно, если помочь Крису умереть.

Дора оглянулась. Меч Мириам был у горла Рэя.

— Не хватайся за оружие, — донесся из медальона голос Греба. — Я тебя не знаю, тебе не верю, и я тебя не звал.

Все-таки, жизнь прекрасна. Дора оглянулась, пришпорила лошака, догоняя караван и засмеялась. Просто от переполнявшего ее счастья. В караване было уже семь лошаков. И один человек, на которого она могла положиться. Сильный, храбрый и — главное — понятный.

— Дора, сюда! — закричал Греб. Девушка пустила лошака вскач, вырвалась в голову колонны.

— Что это за чертовщина? — спросил Крис, указывая вперед.

Метрах в двухстах впереди тропу пересекали завры. Огромные темнозеленые тела появлялись из леса справа от тропы и исчезали в лесу слева. Они были такие большие, что целиком их было не разглядеть. Выплывала из леса тупая морда на короткой толстой шее, передние лапы, необъятное брюхо, задние лапы. Голова уже скрывалась в лесу слева, а хвост еще не показался. Сразу за хвостом появлялся следующий завр — и так без конца. Голова, брюхо, хвост, голова, брюхо, хвост.

— Это нестрашно. Можно к ним вплотную подойти, можно даже рукой потрогать, — объяснила Дора.

— Что с ними? Мигрируют? От пожара спасаются?

— Не-а. Просто караваном идут.

— Завры — караваном?

— Ага. Вот! — девушка протянула вперед руку, будто без этого жеста завров не замечали.

— Подожди, подожди, — насторожился Греб, — если завры караваном — это не выдумка, то караван мертвецов — он что, тоже существует? Ты его видела?

— Я — нет. И не хочу видеть. Из тех, кто его видел, мало кто домой вернулся.

— Рассказывай, — приказал Греб. Глаза девушки радостно вспыхнули, она поудобнее устроилась в седле. Крис, Мириам и даже Рэй подъехали поближе.

— Давным-давно, когда дед моего деда еще не нагибаясь под лошаком мог пройти, когда завров было много, а зверей совсем мало, — начала Дора, изменив зачем-то голос, — из одного крупного города вышел богатый караван. Такой большой, какие сейчас уже и не ходят. Одних рабынь при нем было не меньше пятисот…

— Порядка двух тысяч лошадей. Э-э-э лошаков, — прикинул Греб.

— Господин, не перебивай. И все рабыни были молодые, выносливые, красивые. И стоила каждая больше пяти золотых. Но встретился им по дороге колдун. И чем-то обидел его кэптэн каравана. Ничего не ответил ему колдун, но затаил обиду и пошел вслед за караваном. А когда остановились все на ночь, развел колдун костер невдалеке и всю ночь варил свои ужасные волшебные зелья. А утром, только караван тронулся в путь, напустил густого тумана. Такого густого, что в пяти шагах ничего не видно. Кэптэну бы остановить караван, да переждать туман, но памятью он отличался крепкой, дорогу знал хорошо, потому выехал вперед и повел за собой караван. А зловредный колдун закрутил дорогу кольцом. И, когда Кэптэн догнал хвост своего каравана, колдун выкрал Кэптэна вместе с лошаком, а повод второго лошака привязал к последнему. И произнес последнее, самое страшное заклинание.

Час проходит, другой, уже туман рассеялся, а караван идет как ни в чем ни бывало. Никто не замечает, что кэптэна нет. Подошло время отдыха, а караван идет. Некому подать сигнал на остановку. Уж солнце к вечеру клонится, а караван идет. Лошаки из сил выбились, рабыни плачут, а караван идет. Солнце село и снова взошло, а караван идет. И хотели бы люди остановиться, да не могут: неведомая сила их вперед толкает. Долго ли под палящим солнцем человек без глотка воды выдержит? Скоро умирать стали. Но все равно идут. На четвертый день в караване ни одного живого не осталось, но идет караван. Шагают мертвецы, ведут под уздцы мертвых лошаков. Мясо с костей сошло, одежда истрепалась, а караван идет. Шагают скелеты людей, ведут под уздцы скелеты лошаков. Тюки с товаром под дождем мокнут, под солнцем сохнут, рассыпаются, товары на дорогу падают, никто их не поднимает. А караван все идет. И если приблизится кто к тому каравану, лошак ли, человек ли, того караван в себя засасывает. Старые скелеты от древности рассыпаются, новые их место занимают. Не кончается караван.

— Что же колдун не снимет заклятие? — спросила Мириам.

— С колдуном особая история приключилась. Когда он голову каравана с хвостом соединил и последнее заклятие произнес, не подумал, с какой стороны каравана стоит. Внутри кольца оказался. Что дальше с ним было, никто не знает. Может, с голоду помер, а может, караван его в себя принял. Некому это рассказать. Но вот что удивительно. Караван, вроде, по кругу ходит, а его то в одном, то в другом месте видят.

— Жалко девок, — первым нарушил тишину Рэй.

— Красивая легенда, грустная, — согласился Крис.

— Смотрите, уже маленькие завры пошли, — воскликнула Мириам. И на самом деле, завры сильно измельчали. Последний был совсем малыш — ростом по колено человеку и меньше двух метров длиной. В отличие от взрослых, хвостик малыша то и дело завивался колечком.

КАРАВАН

На восьмой день встретили необычный караван. Тридцать девять лошаков, восемь перепуганных до истерики рабынь и ни одного мужчины. Рабыни и лошаки грязные, чумазые, будто в болоте искупались.

— Чей караван?! Кто кэптэн? — крикнула Дора, выехав вперед. Рабыни, увидев ее, чуть не разбежались. Успокоились только когда узнали в Доре караванщицу. И тогда жалобы и мольбы полились на Дору нескончаемым потоком. А история выходила страшная и непонятная. Караван был остановлен отрядом воинов. В отряде не меньше тысячи всадников. Всех мужчин уводили по одному в шатер. Потом мужчины вернулись в караван. Были они спокойны и деловиты. Отобрали самых лучших лошаков, товары, которые не для роскоши, а которые всегда нужны, двух рабынь и ушли в отряд. А воины отряда тем временем длинную канаву выкопали. Оставшихся лошаков и рабынь туда загнали, ноги-руки связали и землей засыпать стали. Караванщики вернулись, тоже по несколько лопат кинули и снова в отряд ушли. А воины зарыли рабынь и лошаков так, что только головы над землей остались, свернули лагерь и на юг тронулись. Четыре воина у каравана остались. Подождали, когда остальные скрылись, откопали одну рабыню, ноги-руки развязали и, не тронув, вслед своим уехали. Та рабыня другую откопала. Так, всю ночь голыми руками друг друга да лошаков из земли выкапывали.

Греб, Крис и Мириам начали ожесточенно спорить на своем языке, слова в котором понятны, а фразы — нет. Рэй тоже о чем-то глубоко задумался. Поэтому Дора взяла на себя все руководство. Свернула с караванной тропы в лес, на берег знакомого озера, приказала рабыням разбивать лагерь. Обнаглев, послала Рэя добывать мясо. Заставила девушек вымыть и вычистить всех лошаков. Это была тяжелая работа, рабыни вышли на берег еле живыми, замерзшими но чистыми. Вернулся Рэй с двумя убитыми заврами. Дора зажарила их целиком. Греб и Крис уже охрипли, но все еще спорили. Мириам пыталась их помирить. Один кричал, что это гипноз, другой — проецирующая телепатия. Как поняла Дора, гипноз — это было плохо, но проецирующая телепатия — еще хуже. До того плохо, что можно возвращаться ни с чем.

Уставшие и замерзшие девушки постепенно начали оживать. Голодные взгляды скрестились на мясе. Дора и сама глотала слюнки, но дождалась, когда мясо дойдет до нужной кондиции. Все принялись за еду и шумно восхищались ее кулинарным мастерством. Жир стекал по рукам до локтей, Дора щедро отрезала рабыням сочные куски, для каждой нашла теплое слово, а после ужина лично убедилась, у всех ли хорошие подстилки и одеяла. Понемногу переговорила с каждой, выясняя, чем та занималась в караване. Девушки, почувствовав над собой строгую, но заботливую руку, окончательно успокоились.

Почему-то Дора ощутила острый укол ревности, когда Рэй положил одну из девушек с собой. Поморщившись, она решила обсудить с Гребом судьбу Каравана.

— … спасти караван. Это ее долг караванщицы, — услышала, подходя, голос Мириам.

— Мы не должны вмешиваться. Это не наше время.

— Так ей и объясни.

— Думаешь, поймет?

— Конечно, нет. Ведь это как раз ее время.

— Смерть дракона! После гибели Тавии Крис просто тронулся на своем гуманизме. Нельзя было рабыне давать свободу. Никак нельзя. У нее идея фикс — караваны!

— А тебе не кажется, что она самая нормальная из нашей компании? Меня уже несколько дней мучает ее гипотеза.

— У Доры — гипотеза?

— Да, что мы посланцы Черной Птицы. Подумай сам — главарь мафии…

— … отстраненный драконом от дел.

— Бывший главарь мафии, бывший киллер, жена которого утопилась, узнав, кто он по профессии и кибер-андроид — хороша компания? — по приказу дракона, бывшего беглого каторжника, отправились в прошлое, чтобы облагодетельствовать человечество. Причем, без его, человечества, ведома. Тебе не кажется, что любое дело, задуманное таким коллективом, немного… воняет?

— Бедная ты моя…

— Подожди, дорогой, теперь чуть-чуть смешного. Местная наивная девчонка, которая изо всех силенок старается жить по справедливости, попадает в эту странную компанию. А попав, принимает мужчин чуть ли не за ангелов небесных. Наверно, по контрасту с местными. Так, не разрушай ее иллюзии. Сыграй ангела.

— Но не могу я крутиться с этим караваном вокруг орды. Его тысяча человек видела. А что с рабынями солдаты сделают? Те, которые полгода бабы не знали?

— Греб, я не требую от тебя ответа. Подумай. Время пока есть.

Дора на цыпочках ушла в темноту, села на одеяло, обхватив колени руками. Греб ничего не имеет против каравана, но завтра прикажет его бросить. Такова жизнь. На советах караванщиков она часто видела, как кто-то яростно возражал против решения кэптэна, но на следующий день отстаивал его перед простыми караванщиками, будто это его идея. Такова жизнь… И просить бесполезно. За нее просила Мириам, а ее слово для Греба значит намного больше. Выходит, надо что-то придумать самой. До утра. Зверюшки лесные, что же тут придумаешь?

Подошел Крис, присел рядом, обнял.

— Я не наивная девчонка, — пожаловалась ему Дора.

— А кто говорит, что наивная?

— Мири.

— А-а. Она не права. Ты почемучка и маленький вулкан. Ложись спать, замерзнешь так.

Дора юркнула под одеяло.

— Кто такие ангелы?

— Ангелы — это летающие люди. С большими белыми крыльями. Вроде вашей белой птицы. По идее, должны добро творить.

— Люди с крыльями?! — поразилась Дора. — Вы, серьезные люди, верите в такую чепуху?

Утром Греб ни слова не сказал о караване. Пришлось Доре первой начинать разговор.

— А ты как сама думаешь? — спросил он.

— У Телима лошаков мало. Этих бы ему… Телим в Сэт идет. Они бы догнали, пока Телим в Сэте торгует. Но рабыни одни, без охраны не дойдут. Перехватит по дороге любой воин, продаст, богатым станет.

— Значит, проблема в охране. Караванщики нанимают воинов для охраны?

— Конечно.

— Если мы воинов наймем, они твоих рабынь не присвоят?

— Всякое бывает, но если охранник караван ограбит, его все кэптэны искать будут. А найдут — живого в землю зароют.

— Попробуем нанять охранников в ближайшем форте.

На такую удачу Дора даже не рассчитывала. Оставалось уладить некоторые формальности. Она построила рабынь.

— Я — кэптэн Дора. С этого дня вы — мои рабыни. Сейчас мы идем в форт и нанимаем воинов для охраны каравана. Потом вы идете в Сэт и присоединяетесь к моему каравану. Сейчас караван ведет кэптэн Телим. Второго такого каравана вы во всем мире не найдете. Там вас встретят как родных. Что такое плетка, навсегда забудете. Все ясно?

— Госпожа, не обижайся, но мой хозяин — кэптэн Никита, — вышла вперед одна рабыня.

— Кэптэн Никита зарыл вас в землю. Отказался от вас.

— Мой хозяин — кэптэн Никита, — упрямо повторила рабыня.

Дора задумалась. Наказывать за преданность нельзя.

— Как звать?

— Мудра, госпожа.

— Драться умеешь?

— Да, госпожа. На ножах, дубинках, как угодно.

— Откуда ты, такая упрямая, на мою голову? — Дора уже вырубала мечом из молодых березок две дубинки. На плечо легла ладонь Мириам.

— Я тебя не учила на дубинках драться. Я ее испытаю, а ты наблюдай, запоминай приемы, — шепнула она на ухо, скинула перевязь с мечом и кинжалом на землю, расстегнула и сунула Доре в руки ошейник, ловко выхватила дубинки, бросила одну рабыне.

— Подожди, Мири, так нельзя! Она моя! Она меня должна слушаться! — Дора, путаясь, в перевязях, мечах и ошейниках поспешила за Мириам, но осеклась на полуслове. Рабыня подхватила дубинку на лету, и та словно ожила в умелых руках. Девушка вращала ее в вытянутой руке, вокруг плеча, вокруг талии, подкидывала в воздух и ловила другой рукой. Безостановочное стремительное движение.

— Дора, не будь злюкой, — рассмеялась Мириам. — Не буду я твою девку бить. Разомнусь немного — и все. Очень полезно перед завтраком.

— Мири, не надо! — Дора прижала ладони к щекам, испугавшись не на шутку. Случись что с Мириам, Греб ее со свету сживет. Не посмотрит, что в ошейнике. И прав будет.