Таким образом, B.caapi содержит в себе несколько алкалоидов с приставкой "гарм-", включая сложный метиловый эфир гармиковой кислоты и его же амид, а также гармалиновую кислоту. Все эти вещества имеют в своей структуре вышеупомянутый атом углерода. Алкалоиды, не имеющие этого атома в этой позиции, обычно получают приставку "нор", свидетельствующую о том, что углерода нет на месте. Например, при наличии карбонильной группы у нас получится кетатетрагидроноргармин; а с ацетильной группой - ацетил-норгармин.
      Наукой исследованы еще несколько видов Banisteriopsis - но скорее с этноботанической точки зрения (как компоненты аяхуаски), чем с точки зрения их химического состава. Исключением здесь является лишь весьма интересный вид B.rusbyana (известный также как B.cabrerana и под более распространенным названием Diplopteris cabrerana).В его составе мы совершенно неожиданно находим множество триптаминов во главе с ДМТ. Имеется здесь и NМТ, и 5-МеО-ДМТ, и буфотенин. Напрашивается интересная аналогия с инь и ян: подобно тому, как в одном всегда присутствует маленький островок другого, посреди триптаминовой фракции B.rusbyana обнаруживаются следы карболина (точнее, N-метил-тетрагидро-бета-карболина), а посреди карболиновой фракции B.caapi следы 6-метокси-триптамина.
      Второй по значению природный источник гармалинов - это Peganum harmala, или сирийская рута (семейство Zygophillaceae). Она богата гармином и гармалином, но в ней можно найти и небольшие вкрапления других алкалоидов (например, вазицин и близкие ему хиназолиновые соединения), а также серотонин и его 6-гидроксипозициональный изомер (6-гидрокси-триптамин). Подробнее об этом будет рассказано в главе "Хоаска, или Аяхуаска"; здесь же скажем, что эти вещества, по-видимому, не оказывают никакого влияние на общее воздействия экстракта сирийской руты. Он чрезвычайно популярен в современных "домашних" рецептах аяхуаски; но следует отметить, что аяхуаска, используемая в религиозных ритуалах Бразилии, до сих пор приготавливается из двух компонентов: Psycotria viridis и B.caapi. Первый в данном случае служит источником ДМТ, второй - гарминово- гармалиновой добавкой.
      ОДНОЗАРЯДНЫЕ СЕМЕЙСТВА
      "Однозарядными семействами" я называю группы растений, которые иногда содержат ДМТ или родственные ему вещества, но, в общем, не представляют из себя ничего особенного. Обычно они не имеют психоактивных свойств; алкалоиды проявляют себя лишь во время цветового теста либо в ходе психофармакологических исследований, преследующих совершенно иные цели.
      Впрочем, в семействе Acanthaceae все-таки есть психоактивные растения. Хотя большинство южноамериканских "нюхательных" растений принадлежат к роду Virola, здесь есть еще один род, Justicia, члены которого могут быть психоактивны сами по себе или в сочетании с другими компонентами церемониальных препаратов. Большинство членов рода - травы и кустарники, но здесь есть и несколько деревьев. Листья наиболее изученного вида J.pectoralis содержат все, что надо: NМТ, ДМТ и 5-МеО-ДМТ. Однако есть сведения, что их используют лишь в качестве ароматической добавки к популярным нюхательным смесям; поэтому неизвестно, насколько наличие триптаминов может способствовать психоактивности данного растения.
      Растения семейства Urticae (например, крапива) известны всем и каждому. Некоторые роды этого семейства были проанализированы на наличие алкалоидов, но большинство из них не содержит никаких триптаминов кроме обычного серотонина. Есть основания полагать, что "римская крапива" (Urtica pilulifera)содержит буфотенин, но ни одно из этих растений не проверялось на наличие ДМТ или 5-МеО-ДМТ.
      Семейство Lauraceae объединяет в себе виды лавров и лавровишен. Здесь нет и намека на ДМТ, но некоторые родственные ему триптамины все же были обнаружены. Например, в коре бразильской разновидности лавра, Nectandra megapotamica, содержится довольно много NMT; а в разновидности Umbellularia californica, распространенной в Орегоне и на калифорнийском побережье, имеется буфотенин. Несколько видов Persea spp. также подверглись анализу, но в них был найден только серотонин.
      Семейство Chenopodiaceae состоит из марей и амарантов. Следы NMT были обнаружены здесь в нескольких родах, включая Arthrophytum leptocladum, A.wakhanicum, Girgensohnia dipteria, Haloxylon scoparium и Hammada leptoclada, но лишь в ничтожно малых количествах, о которых не стоит и говорить.
      В семействе Ochnaceae есть один камерунский древовидный кустарник, Testulea gabonensis, который содержит и ДМТ, и NMT (вместе с его формамидом) в коре ствола. В семействе Aizoaceae ДМТ и NМТ содержатся в некоторых видах рода Delosperma. Точно так же в семействе Poligonaceae, согласно некоторым сведениям, ДМТ-содержащие виды обнаружены в роде Eriogonum.
      Внося последние дополнения в одно из приложений, я буквально споткнулся о еще одно семейство - Loranthaceae, в которое входит растение-паразит омела. Ее ягоды, по видимому, содержат 1-этилтриптамин, фармакологические свойства которого не изучены; но следует отметить, что это настоящий изомер ДМТ с 1-этилом вместо N,N-диметила).
      Я не знаю, как их используют местные жители; и я уверен, что упустил из виду множество рассыпанных там и сям мелких драгоценностей; но вся изученная мною ботаническая литература пока что свидетельствует о том, что в остальных семействах нет ни малейшего намека на ДМТ.
      Здесь я сделаю краткое, но информативное отступление о повсеместной распространенности очень простой молекулы N,N-диметилтриптамина, или ДМТ. Это одна из самых маленьких и самых простых молекул триптаминового мира, и, что важнее всего, это буква Т в слове TIHKAL, вынесенном в заглавие этой книги. ДМТ уже сыграл (и, очевидно, продолжает играть) роль поворотного пункта в философии лекарственных средств и в постоянном диалоге между медициной и законом.
      Действительно ли "натуральные" препараты безопаснее синтетических? ДМТ был сперва синтезирован в лаборатории и несколько десятилетий числился среди "синтетических" препаратов, пока наконец не был выделен из растительного сырья. После этого он превратился в "натуральный" препарат. От этого не изменилось ровным счетом ничего - кроме позиций, занимаемых его сторонниками и противниками. Конечно, и в "синтетическом", и в "натуральном" ДМТ неизбежно остаются следы других веществ, которые выдают его происхождение. Но никто никогда не докажет, что эти следы могут существенно влиять на действие препарата.
      Может быть, все натуральные источники ДМТ со временем исчерпаются или будут уничтожены? Нет и еще раз нет. Ведь только в этой главе описана добрая сотня таких источников; и нетрудно предположить, что еще много сотен просто-напросто неизвестны науке. Они прячутся и от этнофармакологов, и от борцов с наркотиками: ведь далеко не каждое подозрительное растение поддается простой проверке жеванием или глотанием. Неактивность ДМТ при пероральном приеме заставляет проявлять изобретательность в поиске его новых источников.
      В Интернете есть этнофармакологи, которые постоянно исследуют разные растения и сообщают о результатах. Культовое применение аяхуаски в Бразилии изучается все более и более тщательно и внедряется в идеологию США и Западной Европы. Об этом уже писали Маккена, де Корн, Отт, Рэч (Raetsch), Пенделл, Столарофф и многие другие. В некоторых европейских странах уже официально признана допустимость (и даже ценность) научных и личных исследований в области расширения собственного сознания при помощи различных средств, включая психоделические препараты. Этот здравый и честный подход когда-нибудь укоренится и в Соединенных Штатах. Впрочем, противникам ДМТ есть о чем задуматься уже сегодня.
      Сможем ли мы когда-нибудь выяснить, какую роль играет ДМТ в качестве нейротрансмиттера или действительного лиганда биохимии мозга? Я боюсь, что это может случиться где угодно, только не в США и не при моей жизни. Вспомним о том, что подобные исследования были запрещены несколько лет назад (как раз тогда, когда было сделано предположение о нейротрансмиттерной роли ДМТ) и с тех пор не разрешались ни под каким видом. Первый шаг, который следует сделать в этом направлении - это отмена необдуманных антинаркотических законов и правительственного контроля над медицинскими и научными исследованиями. Ведь сегодня получить разрешение для научной работы с препаратами "списка №1" - дело настолько сложное, что просто отропь берет. Пожалуй, прогресс в этой области вскоре будет достигнут где-нибудь в Западной Европе - в одной из стран, где хранение данных препаратов и работа с ними не преследуются законом. Но в США политические выгоды пока что ставятся выше медицинских. В результате о психоделиках продолжают рассказывать всякие ужасы вместо того, чтобы изучать их по-настоящему.
      БИОСИНТЕЗ
      Синтез - это превращение вещества А в вещество Б; а тот, кто совершает это превращение, называется химиком. Обычно весь процесс происходит так: химик берет вещество А, затем находит лабораторный стакан, мешалку, колбу, паровую баню, обратный холодильник, и кипятит "А" в течение нескольких часов, затем фильтрует, экстрагирует, концентрирует, дистиллирует и кристаллизует. Я занимаюсь тем же самым: успешно синтезирую "Б" из "А" с 67%-ным выходом, используя стандартную технику "in vitro". Это и называется синтетической химией - по крайней мере, так скажет вам любой химик, которого вы встретите на регулярной полугодовой конференции Американского Химического Общества. Единственный живой предмет, участвующий в данном процессе, -- это сам химик, который трудится за лабораторным столиком, взвешивает, отмеряет и, наконец, выносит полученный продукт на обозрение фармакологов или патентоведов. Конечный продукт "Б" (цель всех совершенных операций) опять-таки не имеет никаких признаков живого существа: он был зачат в лабораторной чашке и выношен в пробирке.
      Но химик может превратить "А" в "Б" и совершенно иным способом. Что, если он растворит "А" в чашке воды или закатает в желатиновую капсулу, а потом проглотит? В этом случае его тело послужит химическим сосудом, а его печень или легкие дадут средства, необходимые для синтеза. Затем химик должен в течение 48 часов собирать свою мочу, а затем экстрагировать, концентрировать, дистиллировать и кристаллизовать ее. В этом случае он синтезирует "Б" из "А" с 67%-ным выходом, используя стандартную технику "in vivo". Здесь лабораторная посуда сделана не из стекла (vitro), а из живой плоти (vivo). Все биохимики и фармакологи, раз в полгода собирающиеся в Бостоне на свою Фармакологическую и Экспериментально-Терапевтическую конференцию, беседуют о метаболизме, биоконверсии и роли тех или иных ферментов. Это тоже синтез, но уже полностью зависящий от живого организма.
      Существует еще много промежуточных уровней химических реакций, на которых встает вопрос об использовании того или иного жизненного процесса. Вся эта глава посвящена живым системам - грибкам, кораллам, водорослям, травам, цветам, деревьям, лягушкам.
      Человек способен учиться у природы, способен понять механику роста деревьев и созревания плодов - для этого нужно только терпение. Такая учеба чем-то напоминает синтез in vivo: мы берем живое существо и пытаемся присоединиться к нему в его мире. Но как назвать процесс, при котором живое существо превращается в препарат, а все дальнейшие операции над ним производятся уже в лабораторной посуде? Как назвать процесс, при котором искусственно выращенные дрожжевые грибки сбраживают раствор сахара? Как назвать процесс, при котором исходный материал "А" подвергается воздействию ферментов пуповины новорожденного ягненка или ферментной фракции печени живого кролика, используемой в качестве реагента? Что это: in vitro или in vivo?
      Я хотел бы завершить эту главу тремя примерами таких "двусмысленных" химических операций. В сущности, это будет рассказ о том, как человек "простирает руку свою" на иные живые системы, которые находятся между живым миром природы и неодушевленным миром лаборатории.
      Первый пример касается недавнего сообщения об остроумном способе синтеза индолов, разработанном в Германии. Представьте себе доблестно растущую грибницу, которая умеет извлекать из своего рациона натуральный ДМТ и (с помощью активного, но не слишком подавляющего фермента, способного "прилеплять" к триптамину гидроксильную группу) превращать его в псилоцин. Эта грибница иногда справляется даже с 4-гидроксилированием, но это уже не важно. Главное, что исходным материалом этого хитроумного синтеза натуральные грибы избрали ДМТ. Конечный продукт синтеза - 4-гидрокси-ДМТ (псилоцин), и это все, что делает данный организм и на что он способен. Имеется исходный материал, совершается синтез, выходит конечный продукт. И этот продукт, который составляет самую суть знаменитых Волшебных Грибов, теперь можно выращивать на грядке или в лаборатории!
      Но давайте слегка изменим исходный материал. Пусть наша маленькая грибная фабрика продолжает работать - мы лишь уберем из нее ДМТ и заменим его чем-нибудь вроде ДЕТ. Грибы продолжают работать, гидроксиляция происходит, но в результате мы получаем 4-гидрокси-ДЕТ - интересное вещество и активный психоделик, впервые синтезированный лабораториями Sandoz, но совершенно не встречающийся в природе. Не исключено, что грибница, политая MIPT, начнет производить 4-НО-MIPT вещество, обладающее всеми свойствами псилоцина, но, насколько я знаю, до сих пор не запрещенное ни одним законодательством. Таким образом, можно эксплуатировать естественный процесс, обеспечив его искусственным исходным материалом - и в результате получить продукт, которого до сих пор не существовало в природе! И грибы, которые его синтезируют, так никогда и не узнают, что послужили почвой для чужого семени.
      Как-то раз мне довелось узнать про одну очень занятную особенность нашего законодательства. Дело в том, что оно не запрещает никаких грибов. Запрет касается только активных компонентов этих грибов, т.е. псилоцина и псилоцибина. В законе упомянуты только четыре растения, и еще два проскользнули туда благодаря одной некрасивой махинации. Согласно Списку Веществ, Подлежащих Контролю (1970), это кактус пейот, конопля, опиумный мак и кустарник кока. В силу некоторых административных маневров сюда прибавились Tabernanthe iboga и Catha edulis, причем никто не оспаривал их включения в список. Но грибы Psilocybe spp. не упоминаются нигде. Они вполне законны. Хотя, если они содержат в себе вещества, упомянутые в Списке №1, они вполне могут расцениваться как упаковка, в которой эти вещества транспортируются и доставляются к потребителю. А теперь подумаем вот о чем: если некая несчастная разновидность грибов содержит в себе запрещенные индольные соединения, то можно ли иметь при себе эти грибы на законных основаниях? Конечно, у нас уже есть Билль об Аналогах Веществ, Подлежащих Контролю (1986); но прежде, чем объявить то или иное вещество "аналогом" псилоцина, необходимо доказать, что оно действительно способно оказывать аналогичное воздействие. То есть, для того, чтобы синтез этого неизвестного вещества считался уголовным преступлением, необходимо преднамеренно испытать его на каком-нибудь человеке. Занятно, не правда ли? Ну, не станут же они (т.е. судьи) цитировать эту книгу! А даже если и станут, им всегда можно ответить, что это чистый художественный вымысел.
      Однако перейдем ко второму примеру нашего диалога in vivo - in vitro. Одним из первых моих наставников был профессор медицинской химии из Сан-Франциско, который провел часть своей аспирантуры в Италии, в лаборатории некоего профессора микробиологии. Там он изучил процесс производства и использования культурной среды для выращивания грибков. В частности, он открыл, что некоторые грибки (например, эрготовые) замечательно выращиваются в хлебной квашне. Одним из них, насколько я помню, был эрготовый грибок Claviceps paspali. Из литра стерильной среды, зараженный чистой пробой данного организма, впоследствии выходили сотни миллиграмм пропаноламида лизергиновой кислоты. Затем (возможно, я не помню всех подробностей - как-никак, двадцать лет прошло) этот алкалоид кипятили в толуоле, чтобы отбить аминоспирт и выделить лизергиновую кислоту, которую, при должном старании, можно было превратить в несколько сотен миллиграмм ЛСД.
      Господи! Всего лишь литр жидкой кашицы -- и несколько десятков тысяч доз кислоты? Но мой наставник не осознавал своих возможностей и, быть может, не осознает их и до сих пор. Однако этот случай свидетельствует о том, что доступ к зловещему тартрату эрготамина не обязательно является прелюдией нелегального производства психоделиков.
      И еще один пример. Почти все интересующие меня производные ДМТ синтезируются в растениях на основе аминокислоты триптофана. Чтобы произвести такую трансформацию, растение должно прибегнуть к одному из двух возможных приемов. Во-первых, оно может декарбоксилировать триптофан, получить триптамин и затем метилировать его; во-вторых, оно может метилировать триптофан, а затем декарбоксилировать его. Если при этом должно произойти ароматическое замещение (например, гидроксилирование в 5-позицию), то оно может иметь место на любой промежуточной стадии. Оба обязательных этапа реакции обеспечиваются ферментными системами, которые вполне резонно названы декарбоксилазами и N-метил-трансферазами. Короче говоря, превращение триптофана в ДМТ - это некий ферментативный процесс, при котором метиловые группы могут быть добавлены как до, так и после декарбоксилирования.
      Исходным пунктом этого биосинтеза ДМТ служит триптофан. Это важнейшая аминокислота, один из основных составных блоков белка; сама по себе она используется как мягкое седативное средство и вот уже много лет продается в любом магазине здорового питания. Однако несколько лет назад ведущие японские фирмы сократили процесс ее синтеза на одну ступень, в результате чего аминокислота оказалась загрязнена следами токсичного побочного продукта и начала вызывать так называемый "эозинофило-миалгический синдром" (ЭМС). Источник заболевания вскоре был найден и устранен, и триптофан снова мог поступать в продажу как безрецептурный медикаментозный препарат. Но в период всеобщего замешательства FDA все-таки успел наложить ограничение на торговлю аминокислотами. И, хотя кризис уже остался позади, сегодня триптофан можно приобрести только при наличии рецепта. Мы еще вернемся к этой теме, когда будем обсуждать способы синтеза триптаминов.
      А теперь поговорим об N-метилированных триптофанах. Монометилированные и триметилированные алкалоидные аминокислоты можно найти практически во всех тропических кустарниках и вьющихся растениях из семейства бобовых. N-метилтриптофан иногда называют абрином. Его добывают из семян чрезвычайно ядовитого растения Abrus precatorius, которое часто путают с другими красносемянными растениями семейства бобовых, упомянутыми в соответствующем разделе этой главы. Там я говорил о семенах и растениях, а здесь расскажу об их компонентах. Есть три довольно похожих слова: абрин (abrine) - аминокислота, абрин (abrin) - выделенная белковая фракция, и "абрус" (Abrus) - первоначальное название семян растения, и собственно говоря, его родовое название, зафиксированное в Британском Фармацевтическом Кодексе. Об аминокислоте неизвестно почти ничего, кроме того, что она присутствует в семенах в количестве 5%; что же касается выделенного абрина, то он состоит из белков, которые весьма эффективно препятствуют агглютинации эритроцитов и служат сильнодействующим клеточным ядом. Смертельная доза абрина для лабораторной мыши (при инъекции) составляет один микрограмм. Смертельная доза для человека, по-видимому, составляет около миллиграмма, то есть примерно столько, сколько содержится в одном таком привлекательном и ярком семечке.
      Но прежде всего нам стоит обратить внимание на один триметилированный триптофан -- четвертичную соль N,N,N-триптофана (она же бетаин триптофана) и монометиловый аналог абрина, который был обнаружен в семенах Abrus precatorius, а также в листьях, стволе и корнях этого растения. Есть он также и всеменах съедобной чечевицы (lens culinaris), Pterocarpus officinalis и некоторых видов рода Erythrina (см. историю о красных бобах), которые более известны как вместилище совершенно оригинальных алкалоидов почти индольного происхождения, объединяемых в класс эритродинов. Они также обнаружены и в растениях рода Sida, принадлежащего к совершенно другому семейству Malvaceae. Это S.acuta, S.cordifolia, S.rhombifolia и S.spinosa; все они содержат гипафорин или его сложный метиловый эфир в корнях, стволе и листьях. Данная четвертичная соль триптофана представляет собой очень сильный конвульсивный яд, и это следует учитывать при выделении любых алкалоидов из вышеперечисленных растений. Но следы этого вещества обнаруживаются и в корнях некоторых бобовых рода Glycyrriza, которые служат сырьем для производства лакрицы, но при этом содержат заметное количество гипафорина.
      И моно-, и триметилтриптофан могут быть выделены из растительного сырья в виде сложных метиловых эфиров. Абриновый метиловый эфир был обнаружен в Sida cordifolia. Еще один богатый источник подобных веществ - ядовитый горошек из Австралии. Здесь есть группа бобовых рода Gastrolobium, которые известны в народе под общим названием "ядовитых": ядовитый кустарник, ядовитый узколист, ядовитый лавр и т.д. Есть отдельный отчет по G.gallistachys, где упоминается о наличии в данном растении сложного метилового эфира абрина. Сложный метиловый эфир гипафорина был выделен из Abrus precatorius. Интересно, что N,N-диметилтриптофан - гомолог гипафорина, который может быть превращен в ДМТ путем простого декарбоксилирования, довольно редко встречается в растительном мире. Я знаю один единственный отчет, где упоминался этот сложный метиловый эфир, обнаруженный в корнях и листьях растения Pultanea altissima (семейство бобовых).
      Вся эта выставка метилированных триптофанов устроена здесь с одной целью: показать, что они могут служить биосинтетическими прекурсорами метилированных триптаминов. Есть несколько многообещающих сообщений о синтезе ДМТ из суспензионных культур отдельных клеточных линий барвинка Catharanthus roseus, где "искуственное" применение определенных ферментов использовалось в "пробирочном" синтезе алкалоидов, которые не свойственны барвинкам в естественном виде. И даже бетаиноподобный четвертичный гипафорин (в lens culinaris) может выводить триметиламин в процессе метаболизма, "доращивая" его до еще одного потенциального синтетического прекурсора - индолакрировой кислоты.
      И последний комментарий. Почти сорок лет назад один исследователь из Национального Института Духовного Здоровья (Мэриленд) обнаружил в легких кролика фермент, способный перемещать одну метиловую группу из аминокислоты S-аденозил-метионина в триптамин,. С помощью этой системы из серотонина можно получить N-метилсеротонин, из N-метилсеротонина - буфотенин, из триптамина N-метилтриптамин, а из N-метилтриптамина - ДМТ. Ну, просто сундучок фокусника! Необходимо подготовить всего лишь два фермента: один должен уметь метилировать S-аденозил-гомоцистеин в S-аденозил-метионин, а другой должен уметь регенерировать S-аденозил-гомоцистеин, передавая метиловую группу какому-нибудь амину. Два катализатора нагреваются в камере до 37 градусов, через капельную воронку воронку сверху добавляем триптамин, а внизу получаем готовый ДМТ. Вот и вся наука - а технические детали оставим для инженеров.
      --
      Итак, мы совершили междисциплинарную пробежку по многим областям науки. Каждая из них содержит фактическую информацию, которая помогает понять взаимосвязь между человеком и химией, между человеком и природой. Мы часто приходим в отчаяние при виде разных юридических и социальных преград, которые укрепляются день ото дня. Но даже камень не вечен. Берлинская Стена считалась непреодолимой - но она пала. Советская "империя зла" казалась вечным врагом нашей страны. Сейчас ее уже нет. И в нашей Химической Войне тоже нужно бороться до конца, доблестно и смело. Быть может, завтра они объявят, что война кончилась - но никогда не признаются, что потерпели в ней поражение. Мы должны действовать мягко, но непрерывно. Как сказал Самюэль Джонсон, "для терпения и умения нет почти ничего невозможного".
      ГЛАВА 16. ХОАСКА, ИЛИ АЯХУАСКА
      (Говорит Шура)
      Начнем с объяснения названия этой главы, "Хоаска, или Аяхуаска". Различие между этими двумя названиями отчасти связано с историей, отчасти с современным словоупотреблением, а также с необходимостью зафиксировать кое-какие сведения в алфавитном порядке. Проще всего (хотя и не совсем точно) будет сказать, что выбор названия зависит от места, в котором вы живете. Хоаска - португальское название данного напитка, а аяхуаска - его испанское имя. Однако сегодня я уже не могу подписаться под таким утверждением, поскольку слышу оба термина от людей, которые хорошо говорят и по-испански, и по-португальски. Еще более осложняет дело тот факт, что (насколько мне известно) слово "хоаска" является чем-то вроде товарного знака, запатентованного UDV (Uniao de Vegetal) церковью Бразилии. Ни один священный напиток, пусть даже приготовленный из тех же самых растений, не станет хоаской до тех пор, пока его не благословит Местре Габриэль; и именно Местре из UDV решают, кому назначать это лекарство. С другой стороны, суффикс "-хуаска" успешно применяется во многих сложных словах: например "гайяхуаска" (растительные снадобья, которые не являются хоаской), "фармахуаска" (комбинации, в которые входят аптечные лекарства), "эндохуаска" (естественное смешение предметов в мозге). А недавно я слышал даже такие новосозданные термины, как "акацияхуаска" и "мимозахуаска" (снадобья, приготовленные из листьев акации и мимозы). И я подозреваю, что, если кто-нибудь в порядке эксперимента сварит напиток из нюхательного порошка йопо и цветков страстоцвета, то это зелье тут же будет названо анаденантерахуаской или пассафлораинкарнатахуаской. Вот так. Далее я намерен называть "хоаской" любые амазонские напитки (пусть даже и не получившие высочайшего благословения); а все, что варится за пределами Амазонии, я буду называть "аяхуаской".
      Совсем недавно на одном собрании, посвященном культуре хоаски, некий докладчик сообщил, что это слово состоит не из двух слогов (WAS-ka) и не из четырех (EYE-ah-WAS-ka), но из двух с половиной слогов. Тут он произнес нечто среднее между ee-WAS-ka и eye-WAS-ka; но, поскольку сам он был уроженцем Нью-Йорка, его верхне-манхэттенский акцент поведал мне не столько о бразильских гласных, сколько о его личном способе их восприятия.
      Еще одно различие между хоаской и аяхуаской напрямую связано с темой данной главы и заключается в том, что состав этого напитка может быть очень разным. Термин "аяхуаска", конечно же, может употребляться в связи с религиями и национальными культурами Амазонии; но существует также много других, местных названий: каапи, лаге, йахе, мии, дапа, натема и пинде (причем некоторые из них обозначают не столько сам напиток, сколько его компоненты). Две церкви, о которых будет сказано ниже, употребляют описательные названия "дайме" и "вегеталь". Термин "хоаска" преобладает в культурном контексте современной Бразилии и обозначает напиток, приготовленный по строго определенному рецепту. Однако его популярность уже перешагнула границы этой страны, а идея смешивать два препарата распространилась и извратилась настолько, что даже термин "аяхуаска" сегодня является лишь одним из многих, хотя в последние несколько лет именно он начал применяться повсеместно и приобрел почти мистическое звучание. Количество любительских исследований в этой области неуклонно возрастает: сегодня они ведутся во многих странах мира и, разумеется, в Соединенных Штатах. Буквально каждый месяц я узнаю о какой-нибудь новой комбинации растений, которую опробовали и сочли вполне пригодной. И все они простодушно именуются "аяхуаской". А сколько еще самодельных аяхуасок было опробовано и признано негодными - об этом можно только догадываться.
      Популярность термина "аяхуаска" во многом связана со стремительным разрастанием движения "Нью Эйдж", философия которого слеплена из визионерства, траволечения, культа здоровья и природы. Дикари тропических лесов и пустынь считаются здесь последними хранителями природной мудрости. Многочисленные книги об альтернативных способах жизни уже сделали свое дело: слова "шаманизм" и "аяхуаскеро" прочно вошли в наш современный язык. А в последнее время появились даже специальные работы, посвященные аяхуаске: например, Ayahuasca Analogues Джонатана Отта, или Ayahuasca Visions Луиса Эдуардо Луны и Пабло Амаринго. И редкая работа по этноботанике или шаманизму обходится нынче без раздела (пусть даже самого крошечного), посвященного аяхуаске или аяхуаскеро.
      Аяхуаска имеет очень древнее происхождение: традиция ее употребления возникла раньше, чем появилась письменность. Она является неотъемлемой частью древних религий и медицинских техник всех аборигенов Амазонии, вплоть до возвышенностей Колумбии, Эквадора и Перу. Многие исследователи сообщают о ее использовании в шаманизме (особенно в лечебных ритуалах). К сожалению, многие из лидеров этой культуры сегодня считаются "гражданами второго класса", поскольку с трудом говорят на западных языках и ничего не смыслят в политике. И даже более того: большинство южноамериканцев считает местных индейцев грязными, тупыми и ленивыми тварями, которые тормозят весь прогресс. Религиозная жизнь Южной Америки сегодня обходится практически без участия индейцев.
      Но вернемся к термину "аяхуаска". Это модное слово тоже очень расплывчато. Например, в Перуанской Амазонии так называют напиток, приготовленный из растения Banisteriopsis caapi без каких-либо добавок; тем же самым словом называют и это растение, и любые экстракты из него. Само слово "аяхуаска" происходит из языка индейцев кечуа, где оно означает "лоза душ" или "лоза мертвых". В других регионах можно встретить другие названия: например, колумбийское слово "яхе" дало название соответствующей алкалоидной фракции Banisteriopsis caapi -- ягеин (также называемый телепатином, поскольку ему приписывают некие телепатические свойства). Основные алкалоиды этой фракции - гармин, гармалин и тетрагидрогарман; все они подробно описаны в рецептурной части данной книги. Однако никакого ДМТ здесь нет.
      Напиток аяхуаска широко используется в Амазонии, Перу, Эквадоре, Колумбии и Бразилии - впрочем, чаще всего его применяют не для видений, а для очистки желудка и кишечника. В связи с этим его называют "ла пурга" или "ла лимпия". Другие названия аяхуаски - такие, как "камарамти" или "чауа" - связаны с грязно-бурым цветом самого экстракта; прочие растения, добавляемые в экстракт, обычно называются "миша". В большинстве случаев полевые исследования аяхуаски принадлежат этнографам и антропологам, поэтому многие из добавляемых растений до сих пор не идентифицированы.