Симулякры занимались консалтингом относительно того, как оставлять минимум следов, и создавали соответствующие приспособления и софт. И все это пользовалось достаточно широким спросом. У симулякров была довольно широкая сеть, и они работали в дружеском альянсе с [WolWes] одной из хакерских группировок, действовавших на Магистрали. Симулякры заметали за хакерами их "информационные следы", а те, в свою очередь, держали у себя на бортах сервера симулякров, обеспечивая безопасность их виртуальных пространств.
         Первые полгода Катя въезжала в тему и понемногу училась производить нужный для продажи продукт. Жизнь выровнялась. Днем она была добропорядочным членом общества, по ночам - давала консультации тем, кто не хотел, чтобы в Си-Джее осели данные на него.
 
         А однажды... Однажды ей позвонил Славик и ни с того ни с сего предложил встретиться.
 
         Следы, которые человек оставляет во времени, размазанные по серо-черным ноябрьским тротуарам, в колонках банковских счетов, в опросных листах уличных маркетологов, в сотнях документов, часах домашнего видео и в школьном фотоальбоме, на винтах служебных серверов почтовых систем. Во многом другом, о чем человек забывает и не придает значения до той поры, пока следствие запущенной им причины не пересечется с ним на каком-нибудь светофоре, и все, что останется, это ломать себе голову, "откуда это на меня свалилось". А до того момента кто-то тянет за собой длинную цепь следов, состоящую из разрозненных фрагментов потревоженной реальности, от кругов на воде в местном бассейне до скачков на фондовом рынке. И цепочка эта тесно переплетается с такими же цепочками, которые оставляют другие. Выложенные на фундаментальных координатах места и времени, эти пересекающиеся цепи дают текстуру жизни, сумму событий, поступков, всех тех, кто ходил рядом. И между фактом жизни одного человека можно из клубка спутанных следов вытянуть все, что наматывалось вокруг дюжины тех, кто был когда-то рядом.
 
         Информация не бывает лишней. Информации не бывает много. Старые постулаты, основанные на слепой вере в то, что все в этом мире имеет объяснимую рациональную основу, что события делятся на причины и следствия и что вся диалектика состоит в том, что следствие когда-нибудь станет причиной.
 
         Вся первая зона Си-Джея, треть Кибернетического Глобуса являлась динамической копией реальности. Копией, которая меняется вслед оригиналу. Графическая оболочка Си-Джея отображала большинство объектов реального мира размером более десяти сантиметров. Под этой "упаковкой" лежали десятки и сотни информационных слоев, "семантических плоскостей", и графическая оболочка обеспечивала тот понятный и удобный интерфейс, посредством которого можно было взаимодействовать с информационным пространством, существующим на технологиях "слепка реальности". "Портретная плоскость", фотографическая копия земной поверхности и всего, что двигается по ней.
         Частота обновления "портретной плоскости" зависела от географического региона и от плотности источников исходной информации, которые там размещены. "Портретная плоскость" формировалась на основе видео и другой информации, которая поступала из сотен тысяч обычных видеокамер и сенсоров, которые фиксировали полный волновой спектр.
         От видеокамеры в небольшом продуктовом магазине, который располагался посередине нигде, до телескопов спутниковой сети Snowy Owls.
         В центре какой-нибудь европейской столицы или в крупном аэропорту, где были установлены несколько тысяч камер полного волнового спектра, частота обновления картинки в Си-Джее была тридцать - сорок кадров в секунду. То же самое касалось и степени детализации информации об объектах - камеры полного спектра давали представление не только о внешнем виде объекта. Волновые характеристики давали представление о его внутренней структуре, температуре и далее по списку. Если же регион представлял собой участок африканской саванны, то единственным источником исходной информации тут был спутник, "сова", запущенная в рамках программы, которую осуществлял Серебряный Холм в рамках проекта развития глобального информационного пространства. Сеть "снежных сов" обеспечивала покрытие всей поверхности Земли. Частота обновления "портретной плоскости" в незаселенных зонах составляла один кадр в десять секунд, и тот, кто решил погулять по амазонской сельве с помощью ресурсов Кибернетического Глобуса, оказывался в мире, живущем по законам замедленного кино.
 
         "Портретная плоскость" была настоящим временем Си-Джея. Отражение этого момента времени. Отснятое и ставшее прошлым видео и волновики, а также вся сопутствующая информация из "семантических плоскостей" дайса складировались в глобальном хранилище - Депозитарии Серебряного Холма. Длинный ряд отпечатков реальности, растянутый по бесконечной временной координате с разрывами в одну секунду. Тысячи терабайт информации, закатанные на оптические и магнитные носители. Оперативная, первичная, зафиксированная в точно известный момент времени информация о состоянии окружающего мира. Но Депозитарий не был резиновым и тут был свой предел. Буфер Депозитария хранил оперативные снимки первой зоны Си-Джея не больше трех месяцев. Потом информация стиралась, и на место ее записывались новые дни. Оставляли только то, что имело значение, события политической, социально-экономической и культурной жизни, динамику изменений состояния ключевых энергетических объектов, предприятий, маршруты перемещения vip's и многое другое, что потом имело шанс быть использованным в чьих-то аналитических вкладках.
         Подобные Депозитарии имели все. Емкость и масштаб подобного хранилища оперативной информации были пропорциональны ресурсам и степени влияния того, кто мог содержать это хранилище. Вершину этого хит-парада составляли "терадомены", безразмерные по обеим координатам - времени и пространству - банки данных. В такое хранилище информация только входила. И ничего не уничтожалось.
 
         Васильич снова посмотрел на индикатор входящего трафика. Масштаб отображения поменялся, и тот поток данных, который шел на борт, возрос примерно на порядок. Хайкорд просмотрел лог, из которого можно было понять, с каким потоком данных сейчас работал Ковецкий.
         Это был Clipper-78, один из платформенных "эй-ай" корпоративного класса С-2, которые принадлежали центральноевропейскому консорциуму GK; на жаргоне сетевиков назывался "пылесосом". Безличностная схема искусственного интеллекта, гигантский калькулятор, на вход которого подавались сотни терабайт из Депозитария GK. Из которого нужно было вытянуть два-три метра ключевых данных, способных стать причинами для больших следствий. Сейчас два процента распараллеленных мощностей Clipper-78 работали над несколькими потоками задач.
         Clipper -78 работал с несколькими десятками фильтров. Скелетное и визуальное отображение внешности Тенсинга, второй отсеивал и фиксировал все женские лица, которые находились рядом с хакером. Получаемый фильтрат из фото Тенсинга и сопровождающих тысяч женских лиц служил входящими данными для многомерной матрицы данных, где каждое из лиц было тем небольшим комом снега, который порождал лавину новой информации. "Эй-ай" тянул из первой зоны Си-Джея и терадомена GK все, что могло быть связано с этими женщинами. Подробные, насколько это возможно, биографии подавались как по конвейеру в третий поток, где происходило определение того, насколько тесно переплеталась судьба и карьера хакера с этими женскими лицами.
         Дальше отфильтрованный поток данных обрабатывался "проекциями" Ацтека.
         Обрабатывался даже тогда, когда деми-лич общался с операторами стационарных центров и магистралыциками GK.
 
         Субличности Ацтека сокращали время поиска в несколько десятков раз. Поиск человека, а тем более человека, который сознательно оставляет минимум следов, мог затянуться на дни и даже недели. И дело было не в количестве вычислительных мощностей, а в алгоритме поиска. Субличности выгребали из терадомена все, что связано не только с тем, кого ищут, но и его родственниками в пятом колене, и с теми, с кем цель игралась в песочнице, когда ей было три года, моделируя динамику эволюции сознания. К этому прибавлялась информация по всем тем районам, где жил человек, и как менялся ассортимент в магазинах, в которых его мать покупала ребенку одежду, еду и игрушки. К этому коктейлю добавлялась вся информация по районным дискотекам и другим местам, куда любил заходить человек. Сотни причинно-следственных связей, которые сделали человека таким, каким он есть, и заставляли ходить по тем дорогам, по которым он ходил. Зная, кто он и что собой представляет, уже не так трудно понять, куда он пойдет дальше. Субличности деми-лича накладывали те закономерности, которые существуют в окружающем мире, и те внутренние мотивации, которые двигают человеком, сознательно или бессознательно. Потом все эти векторы складывались и получался ответ.
         * * *
 
         - Ближний край, говорит ди-эм-два. Объект? - Идет в прежнем направлении. Ведет себя спокойно, не дергается. - Сделайте так, чтобы она вас срисовала. - Понятно, ди-эм-два. - В городе дайте ей уйти, но только так, чтобы не очень просто. - Все ясно. - Дадите знать, когда она сорвется. Что с базой данных на симулякров от [NNW]? - Построение профилей психики на основе их никнеймов и перекрестный анализ открытых списков EAGC. Восемьдесят процентов покрытия. Немного не сработались с киберами, информация пришла пару часов назад. - Тщательнее, ребята. - Ты не боишься, что она начнет откат прямо сейчас? Штаты, юго-восток? - Не должна. - ...Под Ииглавой она свернула на Е-55. Идет по-прежнему на Прагу. - У вас что-то есть уже? Есть скелет, есть образцы голоса, есть немного характерных жестов, ну и всякая мелочь типа марки комбинезона, номера мотоцикла. - Очень хорошо, наконец-то есть с чем работать. Отправляйте прямо операторам "платформы". - Оп-три, конец связи.
 
         Катя поднялась на первый этаж. Прямо был выход из центра, налево светился логотип общественного терминала Кибернетического Глобуса. Провести шесть-восемь часов в ки-берячейке, войдя в Сайберглоб под анонимным логином, было хорошей идеей.
         Час аренды места стоил пять евро. Она заплатила вперед сразу сорок. Мягкое, самонастраивающееся кресло, удобно расположенные на подлокотниках кресла клавиатуры и манипуляторы. Катя плюхнулась в кресло и открыла контейнер, в котором лежали простенькие "стекла", выданные ей на входе в зал. Пристроив "стекла", Катя дала команду, ячейка затянулась матовой поверхностью, скрыв ее от чужих глаз. Полазив полчаса по знакомым кластерам, она пришла к выводу, что сейчас не имеет смысла разговаривать с кем-то из знакомых. Меньше чем через полдня она должна была пропасть, и пропасть навсегда. Говорить "гудбай" своим подружкам и знакомым означало светиться лишний раз. Впереди была новая жизнь, с чистого листа. Может быть, через год-полтора она позвонит всем и даже встретится где-нибудь на нейтральной территории. Потом, когда-нибудь.
 
         Идея повидать тех, кто был ей дорог, через камеры, обеспечивавшие картинку портретной плоскости, показалась ей интересной.
         Катя включила службу доступа к общественным камерам, транслировавшим в реальном времени, и нашла район кейджа, в котором был Славик. Легкое чувство тревоги не покидало ее. И хотя в самом кейдже не было ни одной камеры, которая позволила бы ей увидеть его, наблюдение за зданием со стороны немного успокаивало.
 
         Со Славиком они встречались, еще когда она была на четвертом курсе. Но потом он ушел с факультета. По потоку прошел слух, что его взяли к себе GK. Слух был верным, он действительно попал к джакам. Они расстались тихо, он просто перестал звонить.
         У них оказалось очень много общего. "Как мы раньше этого не замечали". На самом деле за то время, которое они были в разлуке, они поменялись настолько, что стали ближе друг к другу. Та же насмешка над системой, те же ощущения тревоги и жалости к самому себе, тот же путь наружу. Она нашла симулякров, а он смог сделать себе имя на хак-сцене и в среде набирающей силу второй волны киберарта. Яркие и запоминающиеся кластеры, которые делал Славик, завоевали несколько первых мест в местных чартах. Его приглашали крупные студии, но Славик с улыбкой отказывался от этих предложений, продолжая делать себе имя независимого художника, и все чаще посматривал в сторону настоящих денег. Голливуд.
         Позиции "Фабрики грез" чуть пошатнули прорыв новых европейских студий. Но это было в начале века. В чем в чем, а в грамотных маркетинговых схемах американцы соображали хорошо, больше чем в создании оригинального содержания. Мощная закачка финансовых ресурсов со стороны издателей компьютерных игр и столпов американского кинематографа вернула все на свои места. Париж и Лондон сдали свои позиции, и на Западное побережье Штатов высадился десант молодых львов из Старого Света. Ряды стареющих первопроходцев цифрового кино навроде Джона Гаеты пополнились молодой кровью.
         Славик сумел завести нужные знакомства и уже начал разрабатывать проект, который должен был вывести его в элиту мастеров цифры. Но для низкого старта нужны были деньги. На авиабилеты, на проживание в гостиницах, на содержание агентов, на консультации с юристами. На то, чтобы оттянуться в барах Санта-Моники. Такие деньги он никогда бы не заработал, даже если бы попал в "Правекс-банк" на позицию шефа операционных кластеров. Другие, намного большие деньги.
         Его решение работать на "реальных пацанов" было воспринято Катей в штыки, но он, как и всегда, был очень убедительным в своих расчетах и быстро показал ей три цифры. Сколько им нужно для старта, как долго он должен будет работать на "папу" Толстого и сколько они будут иметь потом. Скомкав салфетку и выбросив ее в мусорное ведро, он задал ей один вопрос: "Ты хочешь обратно?" Он спросил это грубо, почти срываясь на крик. Тогда Славик первый раз сорвался при ней.
 
         Катя не хотела обратно. Он пришел в ее жизнь, и жизнь стала другой. Просто другой. То, что ждало ее через год-два, было вообще другим измерением. Процент, который мог получить Славик за аренду кластера у крупного медиахолдинга за месяц, вдвое превышал те деньги, которые заработали ее отец и мать за последние пять лет. И это было только начало. Славику было только двадцать четыре. Он был талантлив, уверен в себе и полон новых идей. Кроме денег, новая жизнь обещала новое общество. Те, кого она рассматривала на обложках журналов и в новостях, могли оказаться совсем рядом. Это было банально, глупо, Катя всегда смеялась над этими полудетскими желаниями типа водить знакомства со знаменитостями, но когда это стало вдруг так близко - захватило дух. Она поняла, что все эти насмешки были только защитной реакцией, за которой пряталась самая обычная зависть. Зависть к тем, кто не суетится в офисе от зарплаты до зарплаты, а делает настоящие деньги, которые дают больше, чем просто комфорт. Дают свободу от условностей и правил, написанных малограмотными невеждами для того, чтобы другие играли в их игры.
         И еще она подумала о родителях. О том, что через какие-то год-два она вернется в город и придет к ним. Придет, чтобы отдать им долг. Сделать их жизнь мирной и спокойной. Мать перестанет в спешке накладывать по утрам макияж и ехать на работу, давясь в пробках и сутолоке метро. А вечером ехать обратно усталой и вымочаленной за день в толпе, пропахшей потом и дешевой парфюмерией. Отец сможет забыть о кредите за квартиру. И перестать ездить на десятилетнем "ниссане". Она купит им новую машину. Две, нет - три. Через два года Женька окончит школу, и она подарит ему новенький "ягуар". Они съедут с Поздняков и купят квартиру в какой-нибудь из монолитных "свечек" в центре города. Они переберутся на тридцатый этаж и...
         Катя приняла решение.
 
         В сравнении с общим входящим потоком данных несколько мегабайт оперативной информации, которую обрабатывал деми-лич, были каплей в море. Но этот небольшой массив данных полностью изменил структуру алгоритма поиска и поменял приоритетность задач. Через три с половиной минуты в структуре произошло еще одно качественное изменение, оставившее в покое проработку четырех тысяч пятисот двадцати женских физиономий, симпатичных и не очень. Изображение молодой женщины совпало с десятью кадрами, сделанными соответственно три недели, два месяца и полгода назад. Ночные клубы Кракова и Киева, места, в которых наличие "естественной" маскировки делало затруднительной работу обычных камер. Лазерные и голографические спецэффекты перекрашивали танцпол и зал в разные цвета с частотой два такта в секунду. Постоянно двигающаяся толпа, грим на лицах делали видеокамеры не более чем декорацией для инспектора, проверяющего зал раз в полгода на наличие в нем требуемого оборудования для обеспечения безопасности. В обычных клубах аппаратуру типа Long Wave не использовали, но иногда ее все же устанавливали. Если проверка обещала быть серьезнее, чем обычно. На мониторе Ковецкого широко улыбалось девичье лицо, острый точеный подбородок, широко поставленные серые глаза. Объемная модель ее фигуры и лица, собранная на основе снимков с дискотек и сегодняшней оперативной работы, теперь стала для субличностей Ацтека основным управляющим фильтром. Теперь деми-лич качал видеоряды, исходными точками которых были клубы, в которых Тенсинг и его подруга проводили те вечера. Камеры на центральных улицах города и милицейские съемки с машин, которые патрулировали эти районы в ту ночь. Три видеоряда завели поиск в тупик. Но два месяца назад они покинули киевский "Голливуд" в три часа ночи и сделали неосторожность, проехав по центральным улицам, дав отследить почти весь их маршрут. Улица Артема, Владимирская, Крест, бульвар Леси. В районе Печерского моста они разъехались и потерялись из виду. А через пятнадцать минут с безличной расчетной карты с шестнадцатизначным номером в небольшом частном отеле в районе улицы Бастионной, в три тридцать утра, была снята сумма. Больше в эту ночь и в этом районе никто не снимал комнат в частных гостиницах.
 
         Карта засветилась еще три десятка раз в разных местах. Главным образом мелкие покупки в больших магазинах. Одежда, иногда еда. Один раз - это было в одном из мегамаркетов Болсера, огромном стеклянном колодце - в букинистическом отделе на эту карту была приобретена раритетная DVD-версия отреставрированного путешествия, которое последние битники затеяли с "детьми цветов". Том Вулф, Кен Кизи, Grateful Dead в одном автобусе. LCD-шное безумие вперемежку с отвязными хеппенингами. Полубитники-полухиппи едут через все Штаты. Характерная покупка. Тот, кто брал подобные вещи, обычно знал, что покупал. Критерии поиска дополнились ключевыми элементами, касавшимися круга интересов. Это значительно сужало область поиска. Идеология битников и хиппи была почти позабыта, современные субкультуры вели свою родословную от хакерских мифов, киберпанков, фантазий братьев Вачовски, отцов культовой "Матрицы". Найти того, кто увлекался Керуаком и читал "Пик забвения", было проще, чем рыться в списках хакерских группировок.
         Ковецкий поднял архивы групп новостей, форумов и кластеров-кофеен, в которых обсуждали темы, связанные с битниками, борцами за чистоту окружающей среды и тотальным разрушающим контролем корпораций. Список сократился. Еще раз. От идентификации личности Ковецкого отделяла еще одна, максимум две итерации.
 
         Его план, нарисованный на салфетке, был прост. На доработку кластера ему нужно было еще год-полтора. Расходы на промоушн, личного адвоката и агента стоили бы ему около пятисот тысяч евро. Это были реальные деньги, если работать на Магистрали, выполняя задания Толстого в Восточной и Западной Европе. "Папа" Толстый давал принципиальное согласие, но единственным условием, которое не устраивало Славика, было то, что Толстый хотел видеть его в постоянном штате через эти полтора года. Он давал работу, смотрел на результат и мог сам разорвать контракт, но если Толстому хотелось иметь человека в своей команде, то принимал для этого все меры. И потом вырваться из его команды было уже нереально. Отступные он ставил слишком высокие. Но и те деньги, которые Славик должен был получить в первые полгода за аренду кластера, позволили бы ему заплатить долг. В самом крайнем случае Славик мог лечь на дно на Западном побережье. Сделать пластическую операцию, изменить форму черепа, выжечь отпечатки пальцев. Катя смогла бы сделать ему новую историю, купить документы и... В общем, план был прост, но имел несколько слабых мест. Катя попыталась намекнуть на то, что есть еще и кибернетическая полиция и что он уже в списках. Он опять взорвался упреками о том, что она сомневается в его таланте и может идти на все четыре стороны, если не хочет идти с ним. Этот скандал закончился еще более неожиданно, чем она себе представляла. У Славика была истерика, он плакал, просил у нее прощения и целовал ее колени, умоляя не уходить. Говорил о том, что ему было одиноко и что он не хочет ехать на Запад один. Катя простила его и на этот раз. А на следующий день они пошли покупать новое оборудование, среди которого главными пунктами были новенький джип "чероки" для Славика и мотоцикл для Кати.
 
         Новая работа означала перемену места жительства. Вернее было сказать, что на следующие полтора-два года у них вообще не было бы дома. Работа на Магистрали подразумевала постоянное перемещение. Магистральщики проводили большую часть своей жизни на своих бортах - джипах, суперванах, микроавтобусах, которые обычно и были их домом. В лучшем случае они ночевали в мотелях, кемпингах или кейджах. Жизнь кочевника.
         Катя провела несколько бесед с центровыми симулякрами и перешла в мобильную группу, работавшую в Восточной Европе. Самый серьезный разговор должен был состояться с родителями.
         Они восприняли ее решение спокойно. Может быть, потому, что знали то, что она пыталась скрывать от них. Может, потому, что она уже была действительно взрослой, и решение о том, как, где и с кем ей жить, дальше зависело только от нее. Отец был серьезен и немного ироничен. Он знал Славика и не раз высказывал мнение о том, что у "парня есть будущее". По правде говоря, эту фразу он произносил, когда рядом была мать. Наедине с Катей отец говорил немного по-другому. Время от времени отец по своим каналам наводил справки о том, как и чем занимается Славик, и том, как смотрят на симулякров официальные органы. И выкладывал свои выводы Кате. Последний разговор наедине был более жестким, чем обычно. Планы оказаться на Западном побережье с семизначной цифрой на счету он отвергал сразу, считая это глупыми юношескими мечтаниями. Перспектива работы на Магистрали рассматривалась им в контексте уголовного кибернетического кодекса. И тут он был прав по большинству пунктов. С выездом на Магистраль вероятность получить три года условно возрастала примерно на порядок. Вероятность получить "приличную работу" стремилась к нулю. Провал в резюме надо было объяснять, и если бы выяснилось, что претендент провел два года на Магистрали, интервью можно было считать законченным. "Ты слишком рано сжигаешь мосты". Это было последней его фразой в этом разговоре.
         В его словах была большая доля правды. И легкая зависть к тому, что сейчас собиралась сделать она.
 
         Ковецкий снял "стекла".
         - "Платформа", здесь ди-эм-два. - Здесь "платформа". - Цель: Екатерина Гармаш. Приступайте к голосовой отработке цели. Принимайте необходимые данные. - Понял, ди-эм-два.
         Ковецкий повернулся к Васильичу:
         - Едем в аэропорт.
 
         Круг знакомых, бытовые мелочи, привычки, соседские сплетни. Все, на чем стоит нехитрая вязь ежедневных разговоров, этой естественной каждодневной потребности узнать. Тетя Маша была одинокой вдовой, две дочки которой давно съехали из их шестнадцатиэтажки в спальном районе и воспитывали своих детей. Старшая - в Перми, младшая - в Барселоне. Тетя Маша не любила кошек и соседа с третьего этажа, хронического алкоголика, медленно, но верно пропивающего деньги, доставшиеся от продажи второй квартиры. Тетя Маша ежемесячно снимала дивиденды с акций "Пром-эксим" и любила смотреть новости с виртуальной версией Евгения Киселева, звезды телевидения конца прошлого века.
         С матерью Кати их связывала давняя соседская дружба, единство места и времени. Они знали друг друга лет с четырнадцати, когда тетя Маша, тогда еще Мася, приехала в новый дом и пошла в восьмой класс средней школы.
         Все эти детали, необходимые для поддержания пятиминутного разговора, операторы "платформы" восстановили по той открытой информации, по тем следам, которые составляли нехитрый жизненный путь вдовы. Неоднократные жалобы на соседа выудили из архива местного отделения милиции. Нелюбовь к кошкам - из того же отделения, но уже из жалобы соседки на тетю Машу. Список акционеров "Пром-эксим" и стандартные пакеты услуг вытянули из регионального клирингового центра. Вечно молодой Киселев мог появиться на экране ее терминала только при условии подписки на один из гейткиперских информационных каналов, корни школьной и дворовой дружбы восстановили по фотографиям из кластеров и сайтов двух одноклассников матери Екатерины и тети Маши. Подделка модуляции голоса и телефонного номера была делом еще более простой техники. Голос оператора, пропущенный через фильтр, мог быть опознан с помощью трубок типа Errikson-GHJ, в функции которых входила подобная услуга. Вероятность опознания пятьдесят на пятьдесят, но у Кати был другой аппарат.
         Оперативное голосовое сканирование, короткое, но ключевое звено в отработке "цели". Короткий разговор, позволявший провести идентификацию голоса и географическое расположение отвечающего.
 
         - Все, есть, мы ее засекли. Мегакомплекс в районе Белогорской. - Это не так далеко от аэропорта. Екатерина Гармаш, двадцати трех лет от роду, уроженка Харькова, ники... - Не отпускайте ее, но никакого ближнего наблюдения. Только спутники и местные камеры. Наложение ее профиля на базу симулякров уже сделали? - Да, возможно, с ней работают еще двое. Но никаких связей ников с реальными лицами мы пока не обнаружили. - Работайте над этим. Да, сделайте мне график возможных маршрутов отхода в западном и юго-восточном направлениях из той точки, в которой она находится сейчас. Рейсы, время отлета. Все. - Уже сделано. - Хорошо, ну и что мы имеем? - Она заказала билет на рейс LARG-554. Маршрут Прага - Париж - Нью-Йорк - Лос-Анджелес. Отлет через три часа. - Что с ее дублерами? Что-то есть? - Нет, ничего не прорубилось. - Ясно... Ладно, значит, так, два техника с малым джентльменским набором и два опера-"быка" в аэропорт. Выйти в городе, переодеться и добираться на такси. Никаких "ирокезов" в радиусе десяти километров. Точка сбора: южный терминал. - Принято. - Выдвигайтесь прямо сейчас. Саша, сделай билет на ее имя по маршруту Прага - Сингапур - Лос-Анджелес или что-то типа того. Короче, чтобы она улетала отсюда по большому кругу через юго-восток, желательно, чтобы стыковка рейсов была часов на пять-шесть и в транзитной зоне, где нет доступа к терминалам Си-Джея. - Ясно, ди-эм-два. - Да, и купи билет в бизнес-класс. - Принято.
 
         Ковецкий взял сумку с заднего сиденья.
         - От Толстого нет новостей?
         - Нет, молчит как рыба об лед.
         - Плохо. Если бы он дал добро на откат своим ребятам сегодня, нам не пришлось бы гоняться за парнем завтра.
         - Ты думаешь погасить ее в аэропорту?
         - Если она успеет передать его своей дублерше, то нам придется сажать в тень все спутники, дающие картинку на "портретную" плоскость. Очень не хотелось бы это делать. Слишком много возни.
         - Она уже могла передать вахту.
         - А вот это еще не факт. Ладно, давай воспринимать неприятности по мере их поступления.
 
         Размявшись после почти восьмичасового сидения в кресле, Катя пошла обратно в камеру хранения за вещами.
         Прежде чем выйти на уровень стоянки, она зашла в женский туалет, нашла пустую кабинку и закрылась там. Она сняла красный комбинезон и надела синие просторные джинсы, черный свитер, который был на два размера больше, новые кроссовки Reebok и куртку цвета хаки. Термоформ она решила не надевать. Ей надоела эта маскировка. Через четыре часа она сядет в самолет, а еще через день будет там, где ее никто не знает. Длинные волосы она перехватила вокруг головы широкой повязкой. Из багажника в сумку перекочевала ее косметика, фен, смена нижнего белья и другая необходимая мелочевка. В самом багажнике почти ничего не осталось. Немного поколебавшись, Катя засунула в него свой красный комбинезон. Нажав на кнопку слива воды, она вышла из туалета.
         На парковочном уровне было тихо. Пройдя мимо охранника, она отметила про себя, что утреннего сухопарого брюнета сменили.
         Подойдя к мотоциклу, Катя открыла багажник и вытащила из него шлем. Черный и блестящий, верно служивший ей все это время. Жаль, придется оставить все здесь: и "суд-зуки", и всю амуницию. Она положила его обратно в багажник. Отсутствие шлема на голове было достаточным основанием для того, чтобы дорожная полиция остановила ее и оштрафовала. Но сейчас ей хотелось проехаться так вот, не оглядываясь назад и не прислушиваясь к сигналам и сообщениям в эфире. Катя вытащила из сумки свой цифровой плейер. На цветном мониторе поплыли названия групп и альбомов. Она всегда гордилась своей коллекцией. Рок семидесятых и восьмидесятых, классика харда. На кристалле флэш-памяти было записано больше двух сотен альбомов. Катя нашла Iron Maiden, Live After Death, сборник восемьдесят пятого года, живые концертные записи, пик популярности команды.
         Мотоцикл вынес ее на трассу, ведущую к международному Пражскому аэропорту.
         Размеренная речь Черчилля, которой начинался альбом, сменилась дробью ударника и ритмичными переборами сологитар. Она вырулила на хайвей, когда хриплый голос Брюса Диккенсона прервал медленное вступление и все три гитариста дружно ударили по гитарным рифам.
         "Судзуки" петлял между машинами, переходя из ряда в ряд. Ветер бесшумно бил в лицо, и вокруг не было ничего, кроме дороги впереди нее и виртуозного двенадцатиаккорд-ного хард-рока, пулеметной очередью разрывавшего окружающее пространство. Ритм песни задавал ритм движению. Все остальное не имело значения. Ни сигналящие водители машин, ни то, что, может быть, где-то в этом ряду за ней идет гейткиперский суперван. Она обгонит его, потому что она едет за солнцем, на запад. Теперь только туда. Катя долго ждала этого момента. Два года жить мыслями о том, что одним утром или вечером, без разницы, они рванут в ближайший аэропорт и что Магистраль и все, что на ней было, останется позади. И все то, что было до Магистрали, тоже. И сейчас этот момент пришел. И все, что тревожило, уходило куда-то назад, оставалась только легкость от того, что решение принято и скоро, совсем скоро все будет по-другому.