В августе 1891 года мы томились в фактории Киппа без цели, и дни казались бесконечными. Индейцы разбрелись по равнине, запасая на зиму дикую вишню и Охотясь лишь для собственного пропитания, поэтому торговать с нами им было нечем.

— Мне хочется снова пожить несколько дней с черноногими, — сказал я как-то вечером Киппу.

— Поживи, — коротко ответил он.

На рассвете я оседлал свою охотничью лошадь и запасся парой одеял. Путь мой лежал в лагерь черноногих на реке Масселшелл, где в нее впадает Кривой ручей. Я был желанным гостем в палатке Три Медведя — отца моего близкого друга по имени Орлиная Голова. Орлиной Голове, как и мне, было двадцать два года от роду. Меня усадили на лежанку, на которой мне предстояло потеснить ночью своего друга, и его мать Бросающая Копье вместе с его миловидной сестрой Ахки, Той, Что Летает, поставили передо мной яства: миску супа и блюдо с пеммиканом, обильно приправленным ягодами. Я с аппетитом поел, не оставив ни крошки, и опорожнил вторую миску супа. После этого Три Медведя зажег свою огромную черную каменную трубку и передал ее мне, и мы сели курить. Позже мы с Орлиной Головой бродили по лагерю, а вечером любовались, как танцуют Вороны — члены «братства воинов». Вороны были взрослыми, опытными воинами, и совсем скоро им предстояло ступить на тропу войны с сиу-головорезами.

Бросающей Копье захотелось сшить для дочери новое платье из тонких свежевыдубленных антилопьих шкур. Разговорам об этом не было конца. На груди будет три солнца, выложенных из игл дикобраза — красное, белое и желтое, на спине, между лопатками, — красная бабочка из игл, символ удачи и хороших сновидений; подол до самого пояса будет украшен лосиными зубами. По словам матери, для такого платья потребуются шкуры шести антилоп, которые и предстояло добыть Орлиной Голове и мне.

И вот ранним утром мы покинули лагерь вчетвером: Орлиная Голова и я — чтобы охотиться, мать и дочь — чтобы собирать вишню. Когда скрылся из виду лагерь, и мы потрусили к долине реки Масселшелл, Орлиная Голова запел вдруг Песню Вызова: «Ахкси Кива, Ахкси Кива!» («Я ничего не боюсь, я ничего не боюсь!»)

— Орлиная Голова! — возмутилась Бросающая Копье. — Сейчас же прекрати петь эту песню. Она приносит несчастье. Ты накличешь беду. Твой дядя, Маленькая Выдра, распевал ее три дня кряду, прежде чем отправиться в погоню за этим ужасным головорезом Белой Собакой. Больше мы его не видели. Это несчастливая песня для нашей семьи. Я запрещаю — тебе петь ее.

— Ха! Это вы, женщины, так думаете. А песня хорошая: она придает храбрости, — ответил он, но петь перестал.

Проехав по долине миль пять или шесть, мы свернули на восток, в широкий, заросший кустарником овраг. Впереди ехал Орлиная Голова со скальпом и рогами антилопы на макушке. Внезапно он сделал нам знак остановиться, а сам пустил лошадь медленным шагом, время от времени привставая в стременах, чтобы оглядеться. Неожиданно он пригнулся, соскочил с лошади и кивнул нам, приглашая последовать его примеру. Мгновение — и мы, покинув седла, уже стояли подле него.

— Сделайте два шага вперед, посмотрите сквозь кустарник — и вы увидите большое стадо антилоп.

И верно — на склоне, примерно в миле к югу от нас расположилось стадо в сто, а то и больше голов. Все антилопы лежали, только три-четыре самца зорко несли стражу на случай появления врагов — волков или людей. Между нами и стадом простиралась гладкая равнина, но неподалеку от облюбованного антилопами склона начиналась длинная расселина, сбегающая к реке.

— Ты и сестра вернетесь с нами к горловине оврага, где мы видели густые заросли вишни, — быстро проговорил Орлиная Голова. — Потом мы с Апикуни поскачем вдоль реки, укрываясь за грядой, пока не окажемся позади антилоп. Если они никуда не уйдут, мы сможем добыть их столько, сколько захотим.

Это означало, что нам придется описать круг в пять-шесть миль, прежде чем мы подберемся к стаду. Все вместе мы отправились к горловине оврага, и, расставаясь с женщинами на краю вишневых зарослей, Орлиная Голова сказал:

— Ну вот, наберите побольше. Но как только услышите выстрелы, поспешите к нам, чтобы помочь разделывать добычу.

Женщины принялись проворно наполнять мешки спелыми ягодами, а мы что было сил помчались вдоль реки. Въехав в расщелину, Орлиная Голова вновь привстал в стременах, чтобы оглядеть долину, и сообщил мне, что стадо все так же лежит на склоне.

Расщелина оказалась узкой, извилистой и усеянной валунами, и нам пришлось довольно долго пробираться по ней, пока мы не очутились позади гряды. Наконец, выбравшись из расщелины, мы пришпорили лошадей, чтобы обойти стадо с тыла. Затем мы спешились и стали карабкаться кверху. Взглянув с гряды вниз сквозь заросли шалфея, мы увидели, что находимся прямо над антилопами, но более чем в трехстах ярдах от них. Все стадо, кроме трех часовых, лежало на земле.

Орлиная Голова подполз ко мне и прошептал:

— До них слишком далеко, чтобы стрелять наверняка. Оставайся здесь и будь настороже, я заставлю их подойти поближе.

— Он прополз немного вперед и приподнялся, так что рога у него на голове показались над зарослями шалфея. Стерегущие стадо самцы заметили рога, и белая шерсть у них на крестцах встала дыбом. Орлиная Голова пригнулся, а потом снова высунул рога, и проделал это три-четыре раза подряд. Старые самцы-часовые наверняка вообразили, что видят своего соплеменника, и вознегодовали, что он осмелился приблизиться к их самкам и молодняку. Увидев рога во второй раз, они сделали несколько угрожающих прыжков, тряся головами, фыркая и стуча передними копытами, от чего все стадо встревоженно повскакало на ноги. Когда же чужак показался в четвертый раз, часовые помчались в нашу сторону, увлекая за собой остальных.

Этого нам только и надо было. Подпустив передних совсем близко, мы открыли стрельбу, но при первых же выстрелах антилопы развернулись и рванулись по склону прочь и спустя мгновение стали недосягаемы для пуль. Однако восемь или девять из них остались лежать бездыханными или бились на земле, пытаясь подняться.

Мы прекратили мучения подранков и взялись за ножи. Орлиная Голова заметил, что женщины наверняка слышали выстрелы и скоро будут здесь, чтобы свежевать добычу вместе с нами. Однако их все не было, и Орлиная Голова сказал:

— С женщинами так всегда. Стоит им напасть на ягодное место, и они забывают обо всем на свете.

Наконец мы покончили с разделкой туш и привязали шкуры к седлам. Собрав мясо в одном месте, чтобы на следующий день отвезти его в лагерь, я привязал к ближайшему кусту платок, который будет отпугивать волков и койотов.

Солнце было в зените, когда мы вскочили на лошадей и поскакали туда, где расстались с женщинами. Но, прибыв на место, мы не нашли их. Решив, что они набили мешки доверху и вернулись в лагерь, мы уже собирались тронуться за ними следом, как вдруг увидали их вьючные мешки, наполненные лишь наполовину, лежащие там, где были раньше привязаны их лошади. Рядом валялись мешочки поменьше, оброненные, должно быть, в спешке, поскольку земля вокруг была усеяна вишнями.

— Что же случилось? — встревожился Орлиная голова. — Что заставило их внезапно побросать поклажу?

Ничего вокруг не давало ответа на вопрос, что могло их напугать. Но, покружив немного, мы нашли следы их лошадей, ведущие в сторону от лагеря. Было видно, что лошади умчались быстро. Мы всерьез забеспокоились.

Мы пустились по их следам по широкой пыльной тропе, которая вскоре привела нас к реке. Здесь мы замешкались: через реку переправилось стадо бизонов, затоптавшее следы лошадиных копыт. Откуда взялись бизоны? Мы не видели их. И что заставило их пуститься вскачь? Наверное, они перепугались оттого, что из рощицы на той стороне реки внезапно появились лошади с нашими женщинами в седлах. Мы ездили взад-вперед, всматриваясь в следы в поисках объяснений происшедшего. Орлиная Голова то и дело громко взывал к богам своего племени о помощи:

— О, Солнце! О, вы, всесильные светила! Помогите нам отыскать мою мать и мою сестру, помогите уберечь их от опасности!

На опушке рощи мне все же удалось понять причину бегства женщин. На протоптанной животными тропе я разглядел отпечатки лошадиных копыт поверх следов, оставленных бизонами. Я подозвал Орлиную Голову и показал ему на тропу.

— Ха! Отряд воинов! Надо спешить! Вперед!

Милей дальше долина реки круто сворачивала к западу. В этом месте следы бизонов и лошадей разделились: бизоны поскакали в южном направлении, следы лошадей вели дальше по тропе.

Кони несли нас сквозь заросли. Вдруг из ивняка, окаймлявшего тропу, появилась Та, Которая Летает, и мы остановили коней. Ее глаза были расширены от страха, и, когда Орлиная Голова спрыгнул с коня и обнял ее, ее стала бить такая сильная дрожь, что слова ее было трудно разобрать:

— Вражеский отряд — восемь всадников — мы увидали их — успели вскочить на коней — они спугнули бизонов, которые побежали за нами — моя лошадь не могла скакать быстро — мать велела мне спрятаться здесь — она вместе с моей лошадью поскакала дальше — она сказала, что скачет быстрее, чем враг, и доберется до вас первой…

— Оставайся здесь, пока мы не вернемся за тобой, — сказал Орлиная Голова, вновь садясь в седло. — Но если до ночи мы не вернемся, беги в лагерь и, смотри, прячься среди деревьев.

— Хорошо, брат, — ответила она и добавила, когда мы уже были готовы пришпорить коней: — У них лошади нашего племени: старая пегая кляча Белой Антилопы и рыжая Большого Бегуна.

Значит, мы могли надеяться догнать их. Мы поняли, что они совершили набег на табун, пасшийся у нашего лагеря, и в спешке угнали упряжных и вьючных лошадей.

Струйки пота прочертили борозды на раскрашенном лице Орлиной Головы; от волнения его глаза приобрели дикий блеск: он потерял рассудок от тревоги за мать. Я тоже беспокоился: и за нее, и за нас самих. Понукая коней, мы пытались наверстать минуты, потраченные на Ту, Которая Летает. Мы не теряли следов вражеских воинов, и наконец» подъехав к броду, мы увидели, что на его противоположной стороне камни еще не обсохли от воды, стекавшей незадолго до этого с их лошадей.

— Держись, держись! — кричал мне Орлиная Голова. — Мы нагоняем их!

— Держусь! — храбро кричал я в ответ, но на самом деле я вовсе не был уверен в счастливом исходе погони: всего двое — против восьмерых!

Солнце клонилось к западу, но мы уже настигали их. Покинув долину реки, мы вырвались на равнину и увидали индейцев. До них оставалось около полумили, и такое же расстояние отделяло их от женщины, рядом с лошадью которой неслась лошадь ее дочери. Она мчалась по дуге, намереваясь вновь приблизиться к реке, но расстояние между ней и ее преследователями уменьшалось, так как они неслись ей наперерез. Мы последовали прямо за ними.

Наши кони были в мыле, но с вражескими лошадьми дело обстояло не лучше, к тому же они были не такими резвыми, как наши. Постепенно мы нагоняли их. Беглянка обернулась и поняла, что враг скоро настигнет ее. Внезапно она остановилась, развернула коня, пересела на другую лошадь и снова рванулась вперед. На все это ушло совсем немного времени, но преследователям хватило его для того, чтобы приблизиться к ней на расстояние выстрела. Однако они не открыли огонь; было ясно, что они намерены схватить ее живой. Эта цель поглотила их настолько, что они не замечали, что расстояние между нами сокращается.

Когда нас отделяло от отряда не более трехсот ярдов, один из них оглянулся и увидел нас. Мы тут же открыли пальбу, почти не целясь и едва успевая передергивать затворы винчестеров. Они тоже принялись обстреливать нас. При первых же наших выстрелах один из них ткнулся головой в землю, у другого задело лошадь, но всадник ловко выпрыгнул из седла и приземлился на ноги. Потом конь Орлиной Головы, издав почти человеческий вопль агонии, рухнул на землю, придавив ему правую ногу.

— Я освобожу тебя! — крикнул я, спрыгивая с лошади.

— Нет, продолжай стрелять! Я сам освобожусь, — прокричал он в ответ.

Один из всадников продолжал преследовать Бросающую Копье, остальные же принялись кружить вокруг нас, стреляя на скаку. Индейца, чью лошадь сразила пуля, не было видно. Я не сомневался, что он подползает к нам в зарослях шалфея, чтобы точнее прицелиться. Именно этот невидимый ползущий враг представлял главную опасность. Стремясь уберечься от пуль скачущих стрелков, я одновременно шарил глазами по окрестным зарослям, надеясь, что неосторожное движение выдаст его присутствие.

Несмотря на то, что мы тщательно целились в кружащих вокруг нас всадников, нам не удавалось поразить ни их, ни их коней. Вражеские пули щелкали по камням и ветвям, иногда под самым нашим носом. Наконец пуля размозжила голову моей лошади. Пока она оседала на землю, мне удалось спрыгнуть и скорчиться рядом с ней, чтобы укрыться от того, кто, хоронясь в шалфее, медленно, но упорно полз в нашу сторону. Меня трясло от возбуждения.

Орлиная Голова ободрил меня твердым голосом:

— Не бойся! Целься хорошо, убивай их!

Я, не отвечая, продолжал осыпать пулями ближайшего всадника, огромного индейца в каких-нибудь двухстах пятидесяти ярдах от меня. Паля в нас из своей однозарядной винтовки и размеренно перезаряжая ее, он распевал какую-то песню. Всем своим видом он, казалось, говорил: «Ты все равно умрешь!»

Орлиная Голова потом рассказывал мне, что он тоже стрелял только в него. То ли он, то ли я все-таки попал в его лошадь, раздробив ей переднюю ногу. Она споткнулась, попыталась удержаться на трех ногах, но это ей не удалось. Индеец вывалился из седла и нырнул в заросли, чтобы, как его товарищ, подползти к нам поближе. Я чувствовал, что нам скоро наступит конец. Ощущение было отвратительным.

Продолжая стрелять, я поискал глазами Бросающую Копье и ее преследователя. Он неотвратимо приближался к ней. Скоро он поравняется с ней и схватит ее. Она станет его рабыней. Ужасной, о, ужасной будет ее участь!

Я выпустил во всадников еще две пули и промахнулся. Ползущие к нам враги ничем не выдавали себя. Скоро они до нас доберутся. Я в отчаянии загнал в магазин винтовки последние четыре патрона, думая про себя, что использовать их все мне уже не удастся. Тщательно целясь, я стрелял в скачущих индейцев и неизменно промахивался. Посылая в ствол очередной патрон, я снова взглянул в сторону Бросающей Копье и ее преследователя — и не поверил собственным глазам.

— Орлиная Голова, Орлиная Голова! — завопил я. — Мы спасены! Смотри!

Неподалеку от Бросающей Копье из расщелины вылетело сорок-пятьдесят всадников, которые неслись теперь к ней, крича и размахивая руками. Завидя их, ее преследователь резко развернул коня и припустил в сторону своих собратьев, которые перестали кружить вокруг нас и сбились в кучу, издавая возбужденные крики.

— Наши воины! Мы спасены! — радостно провозгласил Орлиная Голова.

Оба отставших без коней индейца вскочили вторыми седоками за спины своих товарищей, и все они поскакали прочь, бешено размахивая плетьми, стремясь укрыться в овражке к югу. Орлиная Голова и я выпустили в их сторону последние патроны, но опять мимо. А наши воины уже приближались к нам, испуская радостные вопли, с явным намерением настигнуть ускользающего врага.

Наконец появилась и Бросающая Копье. Соскочив с лошади и смеясь и рыдая одновременно, она принялась обнимать и целовать Орлиную Голову, потом бросилась ко мне, приговаривая при этом:

— О, как могущественно, как великодушно Солнце! Оно послало воинов нам на выручку, оно спасло нас!

Орлиная Голова подбежал к лошади убитого нами воина и схватил ее за уздечку. Странно, подумал я, что ни один из наших врагов, лишившихся скакуна, не попытался спастись бегством на ней.

— О, вы спасены! Но удалось ли вам поразить врага? — спросила Бросающая Копье.

— Одного, — ответил Орлиная Голова. — Это я убил его. Вот, смотри. — И с этими словами он подскочил к убитому головорезу и оскальпировал его, а потом забрал все, что на нем было: карабин «спрингфилд», ленту с патронами, нож и совсем новый головной убор из перьев.

Бросающая Копье с любовью смотрела на него и громко провозглашала нараспев:

— Мой сыночек Орлиная Голова, он убил врага! Мой сыночек Орлиная Голова — храбрец!

Вид поверженного врага приводил их в такой восторг, что я не стал говорить, что, возможно, это моя пуля свалила индейца с лошади.

Наши враги и их преследователи скрылись за невысоким гребнем, но теперь, услышав оттуда частые выстрелы, мать и сын стали горячо молить Светила — Солнце, Луну и Утреннюю звезду, чтобы они сохранили нашим воинам жизнь и помогли им одолеть врага.

Мы с нетерпением ждали их возвращения. И вот они показались на гребне, распевая победную песню, потрясая скальпами и гоня рядом лошадей, которых головорезы украли ночью из нашего табуна. Все семь индейцев нашли смерть на равнине, и ни один из наших спасителей не был убит.

Так у меня появилась лошадь, чтобы ехать домой, вместо той, которая была подстрелена подо мной. Ту, Которая Летает, мы нашли на том же месте, где оставили ее, и вернули ей ее лошадь.

В этот вечер наша палатка наполнилась гостями, пришедшими послушать о наших приключениях. Наконец, когда все ушли и мы уже собирались отдыхать, Бросающая Копье сказала Орлиной Голове:

— Сынок, нам сегодня чуть не настал конец, а все из-за того, что ты пел Песню Вызова. Теперь ты знаешь, что тебе нельзя петь эту ужасную песню, которая приносит несчастье.

— Да, я пел ее, — ответил Орлиная Голова, — и что же? Гляди, мы убили восьмерых головорезов, захватили восемь ружей и много другого. Разве ты не видишь, мать, что это лучшая из песен, приносящих удачу?

И на это у Бросающей Копье не нашлось ответа.