— Это как раз то, что я хотел заполучить, — довольно заявил Питамакан, поглаживая густой мех зверя.
Мне не надо было спрашивать, почему мой друг так желал добыть пуму: ни один воин из черноногих не считал свое боевое снаряжение завершенным, пока не мог включить в него выделанную шкуру этого зверя. Ею они покрывали свои седла.
Бесстрашный помог Питамакану снять шкуру, а потом сказал:
— Друзья мои, это прекрасная еда. Мясо горного льва даже лучше бизоньего.
— Только не для нас — это мясо предназначается Солнцу, — объявил ему Питамакан.
Пума, медведь гризли и белый бизон у черноногих считаются собственностью Солнца и потому священны. Этих животных можно убивать и снимать с них шкуру, но мясо должно приноситься в жертву великому богу неба. Поэтому и теперь, когда шкура была снята, Питамакан принес мясо в жертву Солнцу, произнеся соответствующую молитву. С очевидным сожалением отвернувшись от жирного мяса, остававшегося лежать на траве, Бесстрашный пошел с нами дальше.
Однако вскоре, когда я убил молодую бизонью телку, выглядевшую очень жирной, Бесстрашный забыл о дикой кошке. Мы притащили в лагерь много мяса и устроили пир. Потом мы пригнали лошадей, навьючили их и загасили костер. На ночевку мы встали уже в полной темноте на вершине гряды, где и оставались до утра.
Вскоре после восхода мы опять двинулись по тропе вдоль озера. Миновав его, мы с полмили ехали прерией, переправились через реку и двинулись по западному берегу следующего озера, к которому со стороны гор плавно сбегал откос. Большую часть его занимала открытая равнина, в которую вклинивались рощи тополей и осин, пересекаемые в разных местах ручьями. Миль через пять мы уперлись в подножие большого выступа из белого камня, поросшего соснами. Он спускался с высокой горы из красного камня и обрывался прямо в озеро. Тропа пошла вверх так круто, что мы были вынуждены спешиться и вести коней в поводу, а достигнув верхней точки, долго не могли отдышаться.
Открывшийся нам вид поистине захватывал — столь грандиозным и величественным он был! Озеро, находившееся на расстоянии четырех-пяти миль от нас, окружали высокие горы с обрывистыми склонами, скала за скалой поднималась прямо от его берегов. У ближнего берега виднелось несколько небольших каменистых островков. В этой части ширина озера была около полумили. Берега здесь были песчаными. Они полого спускались к воде и поросли смешанным лесом — елью и тополем. Большинство окружающих гор достигали значительной высоты. Вершины их были голыми, а к подножиям спускались толстые языки из снега и льда. За озером на протяжении десяти-двенадцати миль долина была обрамлена остроконечными пиками, чьи склоны поблескивали сплошными массами снега.
Пока я рассматривал эту грандиозную панораму, внимание моих спутников было привлечено совсем другими вещами. Внезапно раздался возглас Питамакана:
— Наши поиски окончены! Вон они, наши друзья кутене!
Он указывал на берег ближайшего озера. Вглядевшись, я увидел то, что мы так долго искали: тонкие многочисленные струйки дыма поднимались над вершинами деревьев. Выхватив из сумки и настроив свою трубу, я увидел не только дымки множества палаточных костров, но и рассмотрел людей на берегу — ходящих туда-сюда женщин и играющих детей. Мои спутники по очереди брали трубу и подтверждали, что сомнений нет, это тот самый лагерь, который мы ищем.
Мы сели на лошадей и поехали дальше. Тропа повела нас по склону горы из красного камня вдоль отвесных стен глинистого сланца, затем вниз к пенистой речке, вытекавшей из глубокого каньона и впадавшей в озеро, казавшееся иссиня-черным из-за своей неимоверной глубины. Переправившись через речку и проехав мимо возносящихся на сотни ярдов утесов, мы подъехали к озеру. Речка, вдоль которой мы двигались, впадала в него.
Еще с высоты гор я заметил в ближайшей к нам части голубого озера длинную белую полосу. Теперь же я понял, что вода впадавшей в него речки была белой или, точнее, цвета разбавленного молока. Поскольку уже давно не было дождей, я подумал, что это довольно странное явление, и мои спутники согласились со мной.
Однако у нас не было времени обсудить это подробнее, поскольку на противоположном берегу реки уже собралась изрядная толпа. Как только мы переправились, нас приветствовали вождь кутене Открытая Спина и двое-трое наиболее влиятельных лиц. Естественно, скальп змея, свисавший с седла Питамакана, сразу же был замечен, и все время, пока нас провожали к палатке вождя, в адрес моего друга звучали громкие восхваления.
Палатки кутене были меньше, чем у черноногих, и обставлены не столь удобно. Бизоньих шкур на ложах было меньше, спинок же в изголовье и в ногах вовсе не было. Но палатка Открытой Спины была сделана из восемнадцати шкур бизоньих самок и оказалась достаточно просторной, чтобы принять нас, особенно после того как вождь отправил всех своих жен (во главе со старшей) разместиться в других жилищах на все время нашего пребывания у него в гостях.
Как только мы уселись, вождь наполнил трубку и передал нам для раскуривания. Питамакан сделал это, произнеся краткую молитву. Когда трубка пошла по кругу, а женщины занялись приготовлением еды, мы сказали, что прибыли с посланиями от вождей пикуни и Дальнего Грома. Питамакан уж было собрался передать их, но вождь остановил его:
— Подожди, — произнес он. — Я знаю — то, что ты скажешь нам, очень важно. А большинство из моих детей сейчас ставят ловушки и охотятся. Подожди до их возвращения, чтобы мы все могли услышать ваши слова и вам не пришлось повторять их.
Это показалось нам разумным. Мы докурили трубку и получили по доброй порции жареной лосятины. За едой мы рассказали о своих приключениях на долгой тропе из Форт-Бентона. Между тем я вспомнил о реке и спросил вождя: почему она такая белая?
— О, это весьма интересно, — начал он. — Река берет начало в громадных толщах льда, на высоких склонах Станового Хребта Мира. Но она бела не только из-за талых вод. Дело в том, что лед постоянно ползет вниз по склону, перетирая камни. И вода становится белой именно от этого — ведь чистый, белый камень гор не то, что пыльная земля равнин.
— Как удивительно! И вы можете увидеть, как лед движется, сползая вниз? — спросил Питамакан.
— Нет. Это происходит слишком медленно, — отвечал вождь. — Но мы знаем, что лед движется. Иногда мы видим, что он стоит прямо против какой-нибудь скалы. А в следующие дни замечаем, что он уже сдвинулся ниже. Затем — еще ниже. Время от времени мы слышим (а порой и видим), как большие массы льда отламываются и обрушиваются на дно ущелья. Шум от них подобен грому.
— О, я должен подняться в горы и взглянуть на этот лед! Мне надо увидеть его, прежде чем мы отправимся домой, — воскликнул я.
— Да. Мы должны увидеть это создание Творца Мира, — поддержал меня Питамакан.
Было около трех часов дня, до назначенного заседания совета еще оставалось время, и мы пошли пройтись по большому лагерю. Все встречавшиеся нам люди приветствовали нас с улыбкой. Я обратил внимание на необычайное множество бобровых шкур, распяленных для просушки. Также мы отметили и некоторое количество шкур выдр. И повсеместно можно было видеть шкуры вапити, лосей, снежных баранов, коз и белохвостых оленей.
Осмотрев лагерь, мы вышли на берег озера и с полчаса постояли, разглядывая его и поистине удивительный горный ландшафт вокруг. Вечер был тих и ясен, вода в озере напоминала стекло, лишь изредка возмущаемое всплесками играющей рыбы. Но в наших ушах все время стоял какой-то странный звук: то громкий и низкий, то тихий и высокий. Сначала я никак не мог понять, что это такое, а затем осознал — это голос множества водных потоков, стекающих вниз по горным склонам, срывающихся в глубокие каньоны, перекатывающихся через камни и впадающих в озеро.
Я поделился своими мыслями с Питамаканом, и он сказал:
— Да, я знаю. Много лет тому назад, вот таким же вечером, мы с отцом сидели на самом краю белого каменного уступа на полпути к этому озеру. Я спросил его об этих странных звуках, и он ответил мне так: «То, что слышат твои уши — звук падающих вод. Они смеются над нами. Они говорят: „Слушай нас, смотри на нас, сколько сможешь, ты — существующий всего несколько лет. Как же много подобных тебе видели мы, приходящими сюда и уходящими прочь. Мы иные — мы поем свою песню вечно. Мы не можем умереть"“.
Бесстрашный поежился.
— Давайте не будем о мрачном! — воскликнул он, встал и пошел к лагерю. Мы последовали за ним.
А тем временем мужчины понемногу возвращались в лагерь с охоты на крупную дичь и обхода бобровых капканов. Некоторые шли пешком, другие ехали, сидя поверх груд мяса, навьюченных на лошадей. И почти каждый охотник нес одну-две бобровых шкурки. Неудивительно, что две великие меховые компании Запада так остро соперничали за торговлю с этим племенем.
Стоя и наблюдая довольно продолжительное время, я обратил внимание (хотя и не сразу) на довольно большую разницу в физическом сложении между кутене и черноногими. Ростом они почти не отличались, но кутене были заметно более широколицы, смуглы, с выраженно развитыми руками и ногами, особо выделялись мощные икры ног (видимо от постоянного лазания по горам). Отделка их одежды была совсем иной, чем у черноногих — в отличие от последних, они просто не обращали на нее особого вниманияnote 68.
Черноногие отличались изысканностью во всем, что они делали; даже в том, как они ели пальцами с помощью ножа. И делали они это всегда умеренно и с достоинством. Кутене же всякий раз поглощали громадные порции мяса, причем жадно, с волчьим аппетитом. Черноногие купались каждое утро круглый год, а кутене — лишь от случая к случаю. Первые — ежедневно тщательно расчесывали свои чрезвычайно длинные волосы, а вторые — чаще всего ходили с всклокоченной головой. Из всего этого племени один Открытая Спина по аккуратности несколько напоминал своих друзей черноногих.
По возвращении в палатку, мы поняли, что готовится настоящий пир: старшая жена вождя жарила жирные ребра двух снежных баранов. Когда они были почти готовы, Открытая Спина вышел наружу и огласил имена самых видных людей племени, приглашая их на пир и заседание совета. Они явились один за другим, входя в палатку и рассаживаясь в соответствии со своим положением в обществе. С самого начала разговор велся на языке черноногих. Все связанные с черноногими племена (кутене, сарси, большебрюхие и другие) знали их язык, но сами черноногие пренебрегали чужой речью. Будучи уверены в своем очевидном превосходстве, они не считали нужным учить другие языкиnote 69.
Как только гости утолили голод и первая трубка пошла по кругу, вождь попросил Питамакана огласить свое послание. Мой друг передал порученное ему кратко и немногословно. Затем я вручил вождю табак (тот, что отправил со мной дядя) и объявил о порученном мне деле. После этого я рассказал о нашей стычке с Рыжеголовым и претензиях Компании Гудзонова Залива на все земли Севера. Возгласы удивления и гнева часто прерывали последнюю часть моего рассказа.
С окончанием моей речи Открытая Спина произнес, обращаясь к своим людям:
— Дети мои, я полагаю, что все вы разделите мое мнение. Ответ вождям черноногих может быть лишь один: «Да! Мы присоединимся к вам на юге и поможем изгнать кроу». А ответом Дальнему Грому будет: «Да! Вождь длинных ножей, мы принимаем твои щедрые дары. Мы курим с тобой. Ты получишь добытые нами меха!»
— Да, это наш ответ!
— Твои слова — наши слова!
— Ну и псы же эти красные куртки! Мы покажем им, кто хозяин этих гор! — поддержали его собравшиеся.
— Я хочу сказать вам еще одну вещь, — продолжил я, когда взволнованные кутене слегка успокоились. — Наши огненные лодки доставили Дальнему Грому много ружей совершенно нового образца, и часть из них отложена специально для вас. Так что все вы сможете их купить, а одно уже ждет тебя, вождь Открытая Спина. Смотрите! Вот эти новые ружья!
Тут мы с Питамаканом расчехлили свое оружие и заявили, что будем стрелять в дымовое отверстие палатки. И когда мы проделали это, по изумленным собравшимся словно прошел ветер. Окончив стрельбу, мы передали ружья для осмотра, предварительно, во избежание несчастного случая, вытащив обоймы из магазинов. Забавно было слышать высказывавшиеся при этом суждения. Общим мнением было то, что это оружие — результат вещих снов белых людей. Каждый из присутствующих заявил, что сразу же по прибытии в наш форт заплатит за такое ружье любую цену. Открытая Спина не говорил ничего. Он лишь счастливо улыбался, скрестив руки на груди, вполне удовлетворенный прекрасным известием, что одно из «многострельных» ружей будет преподнесено ему его другом Дальним Громом.
Когда совет закончился, было уже довольно поздно. Мы решили на следующий день сначала пойти в долину реки, через которую переправлялись ранее, и осмотреть большой ледяной склон, а по возвращении отправиться в обратный путь домой. Когда мы уже засыпали, до нашего слуха донесся громовой раскат и эхо долго перебрасывало его с одной стороны долины к другой. Вождь сказал нам, что это и есть звук падения большой глыбы льда с высокой горы в речной каньон. Там, объяснил он, на высоком обрыве, куда залетают разве что только птицы, лежит громадный ледяной вал. Меня это так заинтересовало, что, несмотря на все предостережения, мне еще больше захотелось своими глазами увидеть это место.
Но на следующий день мы не смогли подняться вверх по долине. Перед самым рассветом хлынул сильный дождь, который не прекращался целых три дня и все это время продержал нас в лагере. Временами ливень хлестал, как настоящий поток с небес. Он сопровождался таким неистовым ветром, что содрогались даже палатки, хотя они были хорошо укрыты в лесу. На четвертый день, когда погода наконец улучшилась, мы до самого вечера не могли разыскать своих коней — они вполне освоились в табуне кутене и ушли пастись вместе с ними на горные пастбища. Вождь посоветовал нам отправиться пешком, поскольку все равно вверх по речке не было хорошей тропы. Эта часть долины редко посещается его людьми, ведь там нет бобров, а каждый случайный охотник сам выбирает себе путь по леднику, сказал он. Но мы его не послушались и приняли самостоятельное решение — больше по привычке постоянно ездить верхом.
Выход у нас получился довольно поздним. Около пяти миль вверх можно было двигаться по широкой лесистой долине. Затем она неожиданно резко сузилась, и оказалось, что двигаться дальше по речному ущелью уже невозможно. Нам пришлось подняться на правый склон. Тут-то мы и встретились с настоящими трудностями. Заросли ольхи и кустарника были столь густыми, что местами наши лошади не могли пройти.
Пришлось вернуться немного назад и избрать другую дорогу. Новый путь оказался топким, трижды наши кони увязали и всякий раз нам стоило больших усилий вытаскивать их. Все они покрылись целым слоем грязи, да и мы сами тоже. Бесстрашный сердился и сетовал на наши неудачи на французском и ломаном английском. Наконец, Питамакан одернул его в самых резких выражениях на языке черноногих, заявив, что наш спутник — никчемный нытик. Он добавил еще, что если тот не может выносить трудностей как мужчина, пусть поворачивает обратно и оставит нас в покое. Это утихомирило раздражительного француза.
Целых три мили мы продирались по кустарнику и болоту. Затем миновали очередной выступ горы и спустились во вновь расступившуюся долину. Дальнейший путь через редкий ельник был совсем не труден. Мы снова приблизились к реке и, следуя по проложенной снежными козами тропе, через пару миль подошли к очень крутому склону.
Здесь река брала начало от слияния двух потоков. В южном из них вода была молочно-белого цвета (она то и вытекала из-под того огромного ледника, который мы искали). Другой поток, как мы заметили, вытекал из длинного и узкого озера с кристально прозрачной водой. С южной стороны от него возвышался могучий горный пик и черная гора с многочисленными утесами. С западной стороны озера поднимающийся склон расступался глубоким ущельем, а дальше виднелось только голубое небо. Несколько снежных коз паслись вблизи стока этого озера, гораздо больше их было видно на утесах черной горы.
Мы переправились через реку и двинулись вверх по течению молочного притока. Через несколько сотен ярдов мы наткнулись на останки снежной козы, убитой по-видимому горным львом. Определенно, этот гребень горного хребта был излюбленным местом летней жизни для снежных коз. Теплая шерсть, густая и длинная даже летом, позволяла им быть нечувствительными к холоду. Продвинувшись еще на милю к самой горе (что стояла к югу от озера), мы наконец подобрались к началу большого ледяного вала. Здесь и там из-под него текли ручьи. Они были цвета молока — причем столь густого, что нельзя было даже рассмотреть каменистого дна… У оснований ледяных языков и особенно возле грота, из которого вытекал основной поток, лежали многочисленные глыбы, отколовшиеся от основной массы. Некоторые из них достигали размеров большого дома.
Возле одной из трещин во льду мы остановили коней, заглянули в ее зеленую глубину и содрогнулись. Затем снова переправились через поток, немного поднялись по противоположному склону и сделали там стоянку. С этой возвышенности мы могли рассмотреть весь ледяной вал громадной протяженности и толщиныnote 70.
Здесь впервые за все время наших блужданий мы уверовали, что поблизости нет никаких врагов. Мы стреножили лошадей и пустили их пастись. Затем собрали немного сухих веток и палок для того, чтобы разжечь к вечеру хороший костер. Но этот хворост был совсем не тем, которого мы бы желали — нужного нам топлива на такой высоте просто не было и выбирать не приходилось. То, что мы собрали, давало больше дыма и копоти, чем жара. Поев немного мяса, данного нам женами Открытой Спины, весь вечер мы дрожали у почти бесполезного костра, а потом до рассвета кутались в своих постелях. Это была холодная бессонная ночь.
В середине ее Питамакан вдруг спросил, сплю ли я. Когда я отозвался, он воскликнул:
— Как Солнце должно ненавидеть этого старого Творца Холода!
— Почему это? — поинтересовался я.
— Ты можешь видеть это сам, — продолжил он. — Здесь громадный ледяной вал и еще больше таких же разбросано по всему Становому Хребту Мира. Все они созданы Творцом Холода. Каждое лето Солнце гонит его назад домой на Дальний Север, растапливая при этом снег и лед, которые он каждую зиму приносит в нашу страну. Эти дела Творца Холода — вызов Солнцу. Творец Холода показывает, что он жив и будет снова и снова приходить со своими ужасными морозом, снегом и ветром, принося несчастья нам — людям и животным. Все мы — дети Солнца, которое старается нас защитить. Я не в силах этого понять. Ведь Солнце обладает громадной силой. Мне кажется, что оно должно бы найти какой-то способ покончить с Творцом Холода!
— А может, Солнце вовсе и не собирается уничтожать его. Может быть, оно и Творец Холода только состязаются, играют в большую игру друг с другом, допуская то жар, то холод, — подал голос Бесстрашный. — Как-то я слышал, что кри говорят что-то подобное.
— Ха! Кри! Эти бешеные псы! Что они знают о богах?! Когда их собственный бог — просто Кролик! Большой Белый Кролик. С таким покровителем неудивительно, что кри такой бедный и никчемный народ! — воскликнул мой «почти-брат».
— Давайте постараемся заснуть. Нам надо поспать, — сказал я, и все опять затихли.
XI. Позор Рыжеголового
Вскоре после восхода мы уже забирались на ледник. Взойдя на него по пологому склону, мы обнаружили, что он покрыт снегом, а местами пылью и каменной крошкой, которые ветер принес с обнаженных вершин. С самого начала мы поняли, что должны старательно избегать многочисленных трещин в ледяной толще, чтобы не соскользнуть в какую-нибудь из этих узких глубоких расщелин. Мы осторожно приблизились к одной из них, заглянули вниз и пришли в восхищение от красивых зеленых стен, но ужаснулись мрачной черноте ее страшной глубины.
Все выше и выше поднимались мы по ледяному валу. Уже на полпути меня поразило осознание, что толща льда под нами составляет сотни футов. Мы находились на уровне южной стороны большой горы. По левую руку от нас лед тянулся по ее склону на несколько миль до другой вершины и уходил дальше.
Пройдя еще с милю, мы наконец приблизились к верхнему краю ледника и после его предварительного осмотра решили, что нам стоит перейти с него на узкий голый гребень скалистого хребта. Но подобравшись ближе, мы увидели провал в тридцать-сорок футов глубиной, который отделял ледник от скалистого гребня. При этом и ледник и гребень обрывались почти отвесно. Мы были озадачены и не знали, что делать дальше. Тем не менее я захотел увидеть западную сторону хребта.
Бесстрашный был за то, чтобы повернуть обратно и двигаться по тому же пути, которым мы пришли сюда. Однако мы убедили его идти дальше вместе с нами вдоль южной стороны ледника и попытаться найти подходящее место для спуска. И действительно, очень скоро нам представился удобный случай — в одном месте лед треснул и образовал над пропастью что-то вроде ледового мостика. Переход был очень рискованным, но мы решились на него. Со скального гребня нам открылся вид на запад. На добрую сотню миль раскинулись горы, главным образом поросшие лесом. То здесь, то там в долинах блестели озера и тянулись нити рек. То была умиротворяющая и восхитительная картина, но не только ее замечательный вид доставлял нам удовольствие: нас радовало осознание того, что нам больше не надо углубляться в эти нескончаемые леса в поисках кутене, чтобы доставить им наши послания.
Однако долго задерживаться на месте мы не могли. Я повел нашу группу обратно через ледяной мост и дальше вниз в сторону стоянки по громадному ледяному валу. По дороге я не раз останавливался, чтобы подивиться колоссальными размерами ледника и прикинуть его толщину, которая по моим предположениям составила не менее пятисот футов.
На подходе к нижней кромке ледника я все еще шел впереди. Мы продолжали идти очень медленно, тщательно огибая все видимые трещины. И только я успел мысленно поздравить себя с тем, сколь удачно мы избежали всех опасностей, как казавшийся вполне твердым участок льда рухнул вместе со мной куда-то вниз. С криком ужаса я провалился в дыру, которая оказалась занесенной снегом трещиной во льду. Никогда в жизни я еще не был в таком опасном (а точнее сказать, ужасном!) положении. Охваченный ужасом, я скользил вниз между двумя гладкими зелеными стенами льда и не сомневался в том, что там, где они закончатся, меня ожидает смерть.
Я уже предчувствовал приближение страшного удара о дно провала. Но тут стенки его стали сужаться. Постепенно мое падение почти остановилось, и я принялся искать хоть какую-нибудь твердую опору, но напрасно — мои ноги болтались в воздухе. Я понял, что меня задержало лишь небольшое сужение, и стоит мне его миновать, как я полечу дальше вниз навстречу неминуемой гибели. Однако пока что я провалился не так уж далеко: футах в тридцати выше себя я увидел встревоженное лицо Питамакана и закричал:
— Скорее! Беги в лагерь за веревкой! Вытащите меня, прежде чем я провалюсь дальше!
Он мгновенно исчез, и появилась голова Бесстрашного.
— Ты жив! Сейчас мы тебя вытащим!
— Я постепенно сползаю! Не могу достать свой нож! Спусти мне свой! — прокричал я.
И действительно, я чувствовал, как от тепла моего тела лед вокруг разрыхляется и подтаивает. Это было ужасное ощущение!
Сверху на меня упал нож в ножнах с поясом и довольно крепко ударил по голове, поскольку я не мог отклонить ее в сторону. Я вытащил нож и без особого труда сделал им небольшое углубление для упора левой руки. Потом я попытался сделать такое же справа, но это оказалось гораздо труднее. Однако в конце концов я справился, набросил пояс на плечи, а нож вложил в ножны. И все же очень медленно, но неудержимо, я продолжал проскальзывать вниз. Лишь одно пока удерживало меня от дальнейшего падения — капот из толстого одеяла, сбившийся у меня на бедрах. Я оперся на руки, слегка подтянулся вверх, и мучительное напряжение немного спало.
Между тем Бесстрашный ободрял меня, сообщая, где находится Питамакан, побежавший за веревками. Что было бы, прими мы совет Открытой Спины отправиться пешком? Тогда без веревок спасти меня было бы невозможно, подумал я. Глядя на зеленый лед, от которого шел пронизывающий холод, я коченел. Мои ноги уже сводило от холода. Как же в тот момент я ненавидел и этот ледник, и самого себя за то, что не ограничился обозрением его с безопасного расстояния!
После долгого ожидания (показавшегося мне бесконечным!) Бесстрашный крикнул сверху, что Питамакан возвращается по леднику. А несколько минут спустя ко мне опустился конец веревки и мой «почти-брат» прокричал:
— Обвяжись ею под мышками! И подожди, пока я не вырублю упор для ног. Тогда мы тебя вытащим.
Сначала я привязал свое ружье, которое не выпустил при падении, и отправил его наверх. Скоро веревка вновь спустилась ко мне. Я обвязался ею сам и начал ползти вверх, с каждым усилием поднимаясь на несколько дюймов. Веревка была сплетена из четырех полос сыромятной бизоньей кожи. Я заметил, что как раз немного выше моего захвата в ней имелась опасная слабина — одна из составлявших ее полос была надорвана. В любой момент она могла порваться совсем. Я поглядывал на это место с ужасом, будучи уверен, что в случае обрыва, мне уже не удастся задержаться в узком месте провала!
Но, так или иначе, я постепенно приближался к поверхности ледника, а веревка все еще держала. Я мог уже отчетливо видеть напряженные лица своих товарищей, поочередно осторожно подтягивающих меня. Наконец, когда веревку в очередной раз перехватил Бесстрашный, Питамакан склонился вниз и ухватил меня за онемевшие руки. Они оба дружно сделали мощный рывок и вытянули меня на ледник рядом с собой.
— Ха! Ты остался жив, — воскликнул Питамакан.
— Еле-еле. Если бы в этой трещине не оказалось узкого места, я разбился бы в лепешку о ее дно!
— Да, теперь мы знаем, что представляет собой этот старый Творец Холода, — сказал мой друг. — Он понаделал тут провалов, и некоторые из них прикрыл снегом, приготовив ловушки для тех, кто придет сюда. Он ненавидит всех нас — и людей, и животных. Ему хочется всех нас погубить!
Я осмотрел свои бедра: они посинели и были в кровоподтеках. Зашагал я с большим трудом, все тело сильно болело. Как только мы спустились с ледника, мои спутники поторопились привести лошадей, и вскоре мы уже ехали обратно в лагерь. Обратный путь занял гораздо больше времени. Наши кони вновь несколько раз увязали в топком ольховнике нижней части долины. Но, так или иначе, мы успели прибыть в лагерь до полной темноты. Открытая Спина приветствовал нас у своего очага. Поблагодарив его, я в нескольких словах рассказал, как чуть не нашел свой конец в громадной ледяной трещине. Когда я закончил, вождь ударил себя в грудь и воскликнул:
— Какую же я сделал глупость! Я должен был предупредить вас об этих покрытых снегом провалах! Немало наших мужчин срывалось в них, и пока что никто не выбирался назад!
Позже, когда мы поели, Открытая Спина опять созвал виднейших людей племени, и они решили, где будут дальше ставить ловушки этим летом. Из Горного Форта они прямиком пришли сюда, где теперь стоял их лагерь. Закончив лов бобров в этой местности, они решили отправиться на север, ставя капканы на каждой встретившейся реке. Они планировали дважды отклониться со своего главного пути к рекам на западных склонах гор.
Они говорили, что неплохо было бы пройти к началу Ревущей Реки и половить бобров в ней и окрестных озерах, а затем двинуться на юг, к истокам многочисленных речушек, устроить ловлю на каждой из них и завершить ее на Солнечной Реке. А к концу месяца падающих листьев они наметили прибыть в Форт-Бентон для торговли с нами. После чего, присоединившись к племенам черноногих, могли отправляться ставить капканы на юге.
В заключение вождь сказал мне:
— Ататойя, передай нашему другу, Дальнему Грому, такие слова: «Вождь длинных ножей, прежде чем последние листья опадут с деревьев, мы наполним твое сердце радостью. Ты увидишь нас входящими в большие ворота твоего форта с лошадьми, тяжело нагруженными бобровыми шкурами».
— Но мой дядя хочет получить не только бобровые меха. Он хотел бы получить все. Вы же знаете, какие огромные дружеские чувства питает он к вам и вашему народу, — заявил я.
— Ха! Да, мы это знаем, — произнес он в ответ. — Хотя его кожа белая, он действительно один из нас!
— Да! И он щедр к нам! Он любит сидеть с нами за трубкой и доброй беседой, — объявил другой.
— У его жены также большое сердце: она жалеет наших вдов и сирот и всегда делится с ними, — вступила в разговор главная жена вождя.
— Вы не можете перехвалить дела Дальнего Грома и Тситсаки — все будет правда, — поддержал я их. — В детстве я остался без родителей. И они заменили мне родных отца и мать!
— Аи! Мы знаем, знаем! Разве мы не видели, как ты рос у них? А как сильно они тебя любят, — снова сказала мне эта женщина.
Когда совет закончился, было уже поздно. В заключение его было решено, что поскольку почти все бобры в верхней части озера выловлены, то завтра ловушки должны быть сняты, а послезавтра лагерь передвинется к другой стороне озера, где в него впадают несколько речек, удобных для ловли. Мы уж совсем приготовились ложиться спать, когда Открытая Спина пожаловался, что у него кончаются порох и пули, и попросил нас добыть для него назавтра нескольких снежных баранов: он нуждался в их шкурах для выделки кож на свою одежду. Мы с готовностью согласились сделать это для него. Для охоты вождь направил нас к подножию горы, где, как он сказал, этих животных всегда много.
Вот почему на следующее утро, позавтракав пораньше, мы оседлали коней, переправились через реку и поехали вдоль озера к речушке, которая вытекала из глубокого каньона между самой высокой вершиной и продолговатой горой из красного камня. Поднявшись к верхнему краю каньона, мы нашли проторенную дикими животными тропу, которая с милю вела нас, а потом исчезла. Перед нами раскинулась очень красивая широкая вытянутая котловина, обрамленная кольцом высоких утесов. По ней каскадом стекала бурная горная речка.