— Итак, этот разговор состоялся в вашем Горном Форте, — размышлял Питамакан. — Это у самой границы страны горного народаnote 61. Кутене не собирались идти туда ставить свои капканы. Они сказали Большой Ноге Кроу, что отправятся в горы по тропе вдоль реки Белли. Я думаю, это значит, что мы найдем их к югу от ее истоков: сразу возле них или на западном склоне хребта.

— Более вероятно последнее, — заметил Бесстрашный.

— Сколько дней пути от Горного Форта до тех мест? Вы полагаете, что восемь дней? Это означает, что в нашем распоряжении шестнадцать дней, а вероятнее и все двадцать с момента отъезда Рыжеголового. Угрожая нам в бешенстве, он заявил, что заставит нас дорого заплатить за сделанное с ним, но он не сумеет нас перехватить, — сказал я.

— Однако он постарается это сделать. Скверный Язык отправит его и других за нами, лишь только узнает о случившемся. И они поскачут быстро! — воскликнул наш новый друг.

— Ха! Кто боится птичьей головы, — нараспев произнес Питамакан поговорку черноногих, означавшую, что он ничего не боится. — Пусть только явится этот Рыжеголовый. Он у меня поплачет!

Мы хорошо выспались в эту ночь, а наши лошади так набили желудки, что застонали, когда мы стали их седлать. На восходе мы внимательно осмотрели речную долину с высокого места. На всем ее протяжении бизоны и антилопы мирно паслись или отдыхали. Мы посмотрели вверх на громадные горы — они розовели в лучах восходящего Солнца. «Какие же они суровые и неприступные», — подумал я. Казалось, что нам просто не пробраться среди этих ужасных утесов и огромных бездонных ущелий! Но путь наш вел именно туда, и мне предстояло попытаться пройти по нему.

Мы спустились к реке, искупались и напоили коней. Затем мы поджарили и съели свои порции мяса. Часом позже мы прибыли к большой тропе черноногих, шедшей через предгорья; тропе, проходившей с севера на юг, с одного конца их великой страны до другого. Они пользовались ею с незапамятных времен, и, по крайней мере, сто лет — на лошадях. Но задолго до этого они проходили по ней с помощью своих огромных волкоподобных собак, переносивших на себе вьюки или тянувших волокуши с грузом!

Тропа спускалась вниз в долину по широкому оврагу, пересекала приток реки и уходила вверх по другому оврагу. Мы внимательно осмотрели ее и не нашли ни малейших следов кутене. Дожди, а также проходящие взад и вперед стада животных вполне объясняли это. Однако племя должно было зайти в эту долину и перебраться с одного берега реки на другой. Мы тоже пересекли ее и стали подниматься по северной стороне. Через полчаса или около того мы были уже в горах и двигались скорее к югу, чем к западу. Многочисленные тропинки, по которым мы проезжали, стали теперь одной тропой, глубокой и твердой, протоптанной за сотни лет. В небольшом узком ущелье мы увидели нескольких бизонов, а далее из зарослей тополей и ив, окаймлявших водный поток, мы спугнули только лосей и оленей.

Наступил полдень, а мы все еще не нашли следов кутене и стали опасаться, что они, покинув Горный Форт, изменили свои планы и ушли в горы где-нибудь севернее реки Белли. После полуденного отдыха мы продолжили путь и около двух часов прибыли к развилке, где в главный поток впадал еще один. Бесстрашный высказался за то, чтобы двигаться вдоль большего, но мы с Питамаканом предпочли сначала обследовать меньший. Мы повернули на шедшую вдоль него тропу, такую же, как и та, по которой ехали раньше, и в пять часов вечера или около этого, поднявшись на небольшую возвышенность, увидели совсем неподалеку впереди озеро такой красоты, что не удержались от возгласов изумления. Оно узко вытянулось на целую милю, а покрытые снегом могучие горы круто поднимались от самых его берегов и отражались в спокойной воде. То тут, то там на горах росли высокие стройные деревья, и яркая зелень тополей и осин контрастировала с темными соснами и елями, которыми были одеты нижние склоны.

Мы поспешили вперед, нетерпеливо стремясь подъехать поближе к самому озеру и осмотреть его более внимательно. Проехав по широкому, поросшему высокой травой лугу, возле тополиной рощи, мы наконец обнаружили то, что так искали — явное свидетельство того, что здесь недавно проходили кутене. Под деревьями в ряд лежали палаточные шесты, а вокруг были разбросаны кострища — сотня или даже больше: они отмечали места, где стояли палатки. Здесь племя было вынуждено оставить эти шесты, так как лошади не могли тащить их дальше через горы по узкой, неровной и извилистой тропе. Это говорило о желании сохранить шесты. Значит, племя намеревалось вернуться сюда осенью вдоль реки Белли для выхода на равнину.

Осмотрев покинутое место стоянки более тщательно, мы нашли изношенные мокасины из прочной кожи лося — такую обувь кутене любят больше всего. По состоянию углей и пепла кострищ мы пришли к выводу, что они покинули это место около двух недель тому назад.

Мы были просто счастливы и решили, что нашим поискам скоро должен придти конец. Разбив лагерь в лесных зарослях и позаботившись о лошадях, мы отправились бродить по берегу озера, а потом присели отдохнуть. Я чувствовал, что готов просидеть здесь хоть несколько дней, любуясь великолепным видом — столь отличалось это место от всего того, что можно увидеть на Великих Равнинах, где проходила наша каждодневная жизнь. Я заявил, что мне хотелось бы иметь лодку: тогда мы смогли бы обследовать все озеро, каждый его залив и мыс.

Но Питамакан, слегка вздрогнув, воскликнул:

— Не желаю иметь дела ни с какими лодками! Не хочу, чтобы меня схватили подводные людиnote 62. Несомненно, множество их живет в этом глубоком горном озере.

— Мы бывали на еще более глубоких местах и до сих пор не видели ни одного из них, — заметил я.

— И я тоже, а я пересек такие большие воды — далеко на востоке. Там даже с одного берега нельзя было видеть другого, — сказал Бесстрашный.

— Ну, конечно! Никто никогда не видит их до тех пор, пока не будет ими схвачен, утащен вниз и утоплен в глубоком месте. Сколь многих наших людей на глазах у всех постигла подобная судьба! Сильные пловцы, крепкие мужчины, вдруг начинают звать на помощь: крикнет один раз, второй, может быть третий, уходит вниз, и больше его уже не увидишь! — очень серьезно заявил мой «почти-брат».

— Я думаю, что у этих пловцов происходит то, что белые люди называют судорогами, когда внезапно сводит мускулы рук или ног, или и то и другое вместе, так что человек не может ими двигать и от этого тонет, — предположил я.

— Нет! Дело обстоит именно так, как я сказал: их хватают подводные люди, — настаивал Питамакан. — В очень давние времена один пикуни бродил по берегу реки. Случайно он посмотрел вниз в глубокое место. На дне он увидел большую добротную палатку, а возле нее — людей. Этот пикуни был очень храбр: он нырнул в воду, смело вошел в палатку и приветствовал ее хозяина, великолепно выглядевшего в своей прекрасной одежде. Этот мужчина оказался вождем народа подводных людей. Очень странно, но он хорошо говорил на нашем языке. Он рассказал своему гостю, что его сородичи — очень могущественный народ, и будет хорошо, если земные люди, переправляясь через реки и озера, станут молиться им и приносить жертвы. Затем он велел своим женщинам накормить пришедшего. И как вы полагаете, что они ему дали?.. Пиявок, которых они жарили на углях, и только что собранные первые ягоды!note 63 Конечно, он не стал есть пиявок — один вид их вызвал у него содрогание — но поел ягод, и таким образом обычай гостеприимства был соблюден. Вождю он понравился и тот дал ему хорошие подарки и научил его нескольким священным песням своего народа. И, наконец, когда наш предок покидал эту палатку, вождь чем-то его натер, что позволило тому пикуни выйти на берег сухим.

— Ну, этот ваш давний предок в действительности конечно же вовсе не бывал на дне реки, а все, что вы узнали, было его сном, — заметил Бесстрашный.

— Да, это так. Но что это меняет? Ничего. Когда мы спим, наши тени блуждают и все, что случается с ними, сходно с тем, что происходит с нами наяву, — ответил Питамакан.

— Может быть, ты и прав, — произнес задумчиво наш француз. — Далеко на Востоке, когда я был еще мальчиком, наш священник часто говорил, что мы не должны верить снам. Но с тех пор за время моих скитаний со мной происходило множество странных вещей. Может быть, о многих из них тот священник и не подозревал.

Что же касается меня, то я промолчал. За несколько прошедших лет я уже наслушался рассуждений моей «почти-матери». К тому же я постоянно получал подтверждения от своих друзей черноногих — как важны их сновидения. И у меня не было ни малейших возражений против их верований.

— Ха! Плеснула большая рыба. Давайте-ка поймаем одну из них и зажарим на ужин — это будет отличным дополнением к нашему мясному столу. У меня есть леска с крючком. Я схожу за ней! — воскликнул Бесстрашный и поспешно направился к нашей стоянке.

— Если хотите — ешьте родичей подводных людей, а для меня настоящая пища — это мясо бизонов, — заявил Питамакан, как только наш друг прибежал обратно со своей снастью.

Бесстрашный привязал леску с крючком к длинному и толстому ивовому шесту, предварительно насадив на крючок небольшой кусочек мяса.

Мы прошли по берегу к каменистому мысу, с которого было удобно забрасывать крючок и просматривать дно на добрых сорок футов — такой прозрачной была вода. Я улыбнулся, глядя как наш друг забрасывает свою приманку в воду: «Она слишком велика, чтобы форель смогла ее заглотить», — подумал я. Мы следили за приманкой — зигзагами она проплыла по течению футов двадцать или даже более, на всю длину нашей лески. Затем Бесстрашный резко подтянул ее на несколько футов и снова отпустил. Так он поступал три или четыре раза. И вдруг мы увидели, как большая рыбина схватила приманку. Бесстрашный сделал широкий взмах шестом. Рыба отчаянно сопротивлялась, но рыболов был сильнее. В конце концов его добыча взлетела в воздух и, сорвавшись с крючка, упала на камни. Я подскочил и упал прямо на нее, поскольку она оказалась на самом берегу. Просунув пальцы в жабры, я схватил ее и вместе с ней встал на ноги.

Я не сомневался, что это форель, но таких мне еще не доводилось встречать. В ней было больше двух футов в длину, а весила она фунтов двенадцать-четырнадцатьnote 64. Спина ее была темной, с серебристым оттенком, а на боках виднелось множество тускло-красных пятен.

— Это пятнистая рыба! — воскликнул я.

— Конечно! Но не самая большая — в озерах западнее Горного Дома я ловил и покрупнее, — отвечал мой друг.

Несколько лет спустя я узнал, что эта разновидность называется форелью Долли Вардена. Она обычна для всех водоемов, связанных с Гудзоновым Заливом, рекой Маккензи, притоками Колумбии и реками, текущими севернее ее к тихоокеанскому побережью. На Аляске промышляющие морским ловом туземцы делают из ее кожи водонепроницаемую одежду.

Я передал рыбу Бесстрашному, и он усмирил ее, оглушив ударом по голове. Мы поспешили со своим трофеем в лагерь и развели костер из сухих тополевых веток, а когда образовалось достаточно много углей, принялись жарить на них большие жирные розовые ломти и есть их. Питамакан же, как следует высмеяв нас, занялся бизоньим мясом.

Когда мы закончили еду, была уже ночь. Мы полагали, что место нашей стоянки вполне безопасно, но не стали пренебрегать твердым правилом — уходить от места, где разжигали костер. Мы загасили его, навьючили лошадей и перебрались в самую середину широкой лощины, поросшей хорошей травой. Там мы привязали коней к колышкам пастись, а сами заснули крепким сном.

На восходе мы вернулись к прежнему месту на берегу озера, искупались в реке — вода в ней была ледяной, — а после завтрака занялись более детальным изучением окрестностей. Нам хотелось выяснить, по какому берегу последовали кутене. С помощью подзорной трубы я скоро обнаружил тропу, пересекающую несколько крутых сланцевых вершин на восточной стороне, а затем такую же на западной. Мы решили, что для нас большой разницы между ними нет. Обе они спускались к озеру. Однако, чтобы не переправляться через реку, мы должны были последовать восточной тропой.

— Ну, решено. Теперь обрати свой «зоркий инструмент» вон на те скалы и склоны с лесом, осмотри их и скажи нам, что ты там обнаружишь, — сказал мне Питамакан.

— Большеголовы! — вырвалось у меня сразу, как только я направил свою трубу в указанном направлении. — И белые большеголовы!

На верхних склонах ближайших к нам гор с правой стороны расположились два стада диких животных. Черноногие называли снежных баранов большеголовами, а снежных коз — белыми большеголовами. Они относили этих животных к одному семейству. Торговцы, посещавшие в то время эту страну, считали так же.

Питамакан взял у меня трубу и вскоре на других горных склонах обнаружил еще множество снежных баранов и коз, а также нескольких лосей и больших оленей-вапити. Примерно в миле от нас вдоль западного берега озера брел небольшой «настоящий медведь» — гризли. Мы с Бесстрашным поочередно следили за ним в подзорную трубу и таким образом с удовольствием провели целый час. Я никогда еще не встречал охотника, которому надоедало бы зрелище диких животных. Они всегда с удовольствием наблюдали за ними.

Мы неохотно сложили подзорную трубу, вернулись в лагерь, оседлали коней и поехали по тропе, идущей вдоль восточного берега озера. Мы быстро поняли, что кутене двигались не по ней, поскольку не встретили следов копыт, а когда она проходила через лесные заросли, на деревьях не было сломанных веток. Тем не менее мы продолжили путь. Пару миль дорога еще была хорошей, а потом нам пришлось прокладывать путь через хаос буреломов, наваленных снежными лавинами, сошедшими с горных склонов. Далеко за полдень мы миновали последнее такое место и прибыли к противоположному концу озера. Здесь, в маленькой долине, мы опять нашли следы кутене: старые кострища, надо многими из которых все еще стояли палаточные шесты, срубленные здесь же для одно-двухдневной стоянки. Дальнейший осмотр показал, что люди провели здесь только одну ночь: все оставшиеся от их еды кости принадлежали бизонам. Если бы племя осталось здесь на день или больше, здесь были бы также кости лосей, снежных баранов и вапити.

На самом краю этой маленькой равнины мы разбили лагерь, стреножили лошадей, чтобы они могли пастись где пожелают, и отправились разыскивать, куда кутене двинулись с этого места. Получасовые поиски показали, что по правому берегу реки они не проходили. Поэтому мы переправились через нее на плоту из связанных вместе древесных стволов и почти сразу же наткнулись на следы, ведущие вверх по долине. Тогда мы переправились обратно и вернулись к своей стоянке.

До заката оставался еще час. Поскольку мяса от добытого когда-то молодого бизона осталось всего на один ужин, Бесстрашный предложил снова порыбачить.

— Ну уж нет, — заявил Питамакан. — Что касается меня лично, то я пойду за лучшей пищей, «настоящей пищей». Дай мне твой «зоркий инструмент».

Я вручил ему подзорную трубу, и он отправился к подножию гор. Мы же с Бесстрашным взяли свои снасти — шест и леску с крючком — и где-то в пределах пяти минут я поймал в глубоком месте реки двух приличных форелей, одну — красную, другую — подобную нашей вчерашней добыче. Этого нам было более чем достаточно на два обеда. Мы выпотрошили и очистили свой улов, вернулись в лагерь и разложили тополевый костер. Я пожарил бизонины для Питамакана, а Бесстрашный в то же время приготовил для нас одну из форелей. Мы уже ели свою рыбу, когда увидели моего «почти-брата», спешащего к нам и, прежде чем он успел сказать хотя бы одно слово, я понял, что нас ожидает какое-то весьма неприятное известие.

— Что ты увидел? — поспешно спросил я.

— Семеро пеших мужчин идут прямо по нашей тропе! — воскликнул он.

— Как они далеко?! — воскликнул Бесстрашный, вскакивая на ноги и хватаясь за ружье. Я сделал то же самое.

— О, мы еще можем успеть перекусить, — ответил Питамакан.

Он подошел к костру, спокойно сел и положил рядом свое ружье. Потом он принялся разогревать свое мясо, которое я изжарил для него.

— Пока они прошли немногим больше половины нашего пути вдоль озера, — продолжил он свой рассказ. — Поистине, Высший Вождь защищает нас! Я прошел через лесок, поднялся на скалу и прямо над собой увидел трех снежных баранов. Я легко мог подобраться к ним и так и собирался поступить. Но вдруг у меня возникло чувство, что прежде стоит хорошенько осмотреть пройденную нами тропу. Это, конечно, было внушено Солнцем, оно заставило меня поступить подобным образом. Я взял наш «зоркий инструмент» и направил на ближайшую вершину, которую пересекала тропа. Там ничего не было. Также ничего не оказалось на второй, третьей и четвертой… Но на самой дальней я увидел семерых мужчин. Они были очень далеко, но твой «зоркий инструмент» приблизил их ко мне. Я разглядел, что они коренасты и крепки, одеты небогато, у всех в руках ружья, а за спинами луки в чехлах. Я смог даже рассмотреть их лица и уверен, что это змеиnote 65.

— Они шли в военный поход по реке Белли и на развилке большой тропы обнаружили наши следы. Очень плохо, что мы не проложили там ложной тропы; мы легко могли сделать это и избежать тех забот, что имеем теперь, — сказал я.

— Еще чего! Ты называешь это заботами! А я говорю — радуйся. Мы уничтожим семерых врагов! Когда будет сооружаться очередная палатка в честь Солнца, мы принесем в жертву еще семь скальпов.

— Я, мне, я не любить такого! Убивать бедных жертв, — воскликнул наш друг на своем ломаном франко-английском.

— Что он сказал? — потребовал объяснить Питамакан.

Я перевел.

— Ха! Жалеть наших врагов? Он сумасшедший! — в свою очередь воскликнул он. — Или мы их убьем, или они убьют нас!

— Но почему же? У нас ведь есть лошади и мы можем ускакать от них, — сказал Бесстрашный, теперь на языке черноногих.

— Ночью в этих зарослях на конях далеко не ускачешь. И к тому же в этих высоких обрывистых горах человек может двигаться гораздо быстрее, чем лошадь. Рано или поздно змеи нас догонят. Мы должны устранить их сейчас же, этой ночью.

— Да. Нам не остается ничего другого, — согласился я.

— Но как мы все это проделаем? — спросил Бесстрашный.

— Очень просто! Спустимся вниз, где тропа переваливает первую от нас возвышенность, заляжем и будем наблюдать. Когда они приблизятся и выйдут на открытое место, ты сможешь убить одного из них, а мы с нашими «много раз стреляющими» ружьями уложим всех остальных, — разъяснил Питамакан.

Это хороший план, подумал я. Наш друг тоже дал согласие на него, хотя и с некоторой неохотой. Разговаривая, мы спешно поглощали свою пищу. Закончив еду, мы загасили костер, обсудили, как поступить с лошадьми, и решили оставить их стреноженными пастись на этой небольшой поляне. Хотя корм здесь был и не очень хорош: кони кутене уже основательно ощипали это пастбище.

До ближайшей высоты было около полумили каменной осыпи. В наступающей ночи мы торопливо прошли по тропе до скалы, подошли к ее краю и спрятались в густом кустарнике. Все мы расположились в ряд, справа от тропы. Света было еще достаточно, чтобы просматривать всю ширину каменной осыпи на протяжении пятнадцати ярдов. Она начиналась у скалы высотой в сотню ярдов, которая как бы разделяла всю осыпь. Конец ее был пятьюдесятью ярдами ниже нас в озере. Мы решили, что пришли вовремя и у нас еще достаточно времени; если бы даже враги ехали верхом, они должны были быть еще на достаточном расстоянии внизу по тропе.

Скоро наступила настоящая ночь, и мы в своем укрытии старались припасть как можно ниже к земле, высматривая врагов, которые должны были появиться на открытом месте. Мы знали, что должны ловить момент, когда они выйдут на осыпь — даже горный лев не смог бы перейти через нее, не потревожив камней. Мы сидели в напряженном ожидании, насторожив глаза и уши в стремлении сразу же увидеть или услышать появление врага.

Полной темноты не было. Звезды ярко светили в безоблачном небе, и мы могли даже разобрать очертания причудливого камня, который лежал посреди осыпи. На озере перекликалась дюжина гагар. Вокруг нас вскрикивали совы. Одинокий волк вдали на другой стороне горы протяжно завыл, вблизи и вдали ему ответили другие — было похоже, что они собираются на охоту внизу у озера. Сбоку от нас раздался отчаянный вскрик боли — молодого медведя шлепнула его мать, подумал я. Молодые гризли ходят со своими матерями, пока им не исполнится год.

Прошел час, и мы стали все более осознавать неудобство выбранной позиции. Мы удивлялись, почему это враг подходит так медленно, шептались между собой об этом и решили, что наши преследователи ждут появления Луны. Мы следили, как Семеро медленно меняют свое положение в северной части небосвода. Наконец мы были вынуждены изменить собственное положение и лечь на живот, вытянувшись и целиком положившись на слух, который должен был предупредить об появлении чужаков и дать время подготовиться к выстрелу. Очевидно, было около полуночи, когда показавшийся край Луны обозначил вершины гор и осветил долину.

— Давайте снова сядем и будем готовы — враг скоро будет здесь, — прошептал Питамакан.