Я же больше молчал, а мысли мои были заняты главным образом Отаки: я думал о ней каждый вечер все время нашей долгой тропы. Белый Волк разрешил нам поставить свою палатку после моего возвращения с Севера. Это было также и желанием моей «почти-матери». Но как посмотрит на это дядя? Я очень опасался, что он воспримет это как несерьезную блажь, ведь в его глазах мы еще дети и слишком юны, чтобы ставить собственную палатку! Один за другим я перебирал в уме доводы, которыми надеялся убедить его в том, что мы уже способны идти собственным путем.
На рассвете мы навьючили на себя свой груз и, как и накануне, отойдя подальше на открытое место, искупались. Затем, когда мы сидели вокруг небольшого костра и жарили мясо, Бесстрашный болтал не умолкая о том, как он рад своему освобождению от Скверного Языка, и уверял, что будет счастлив работать на Дальнего Грома. Ведь этот день должен был стать последним на нашей долгой тропе, и к вечеру мы были твердо намерены прибыть в большой форт длинных ножей. И вдруг:
— Мы еще не там! — прервал разговор Питамакан. — Лучше молитесь, чтобы нам попасть туда живыми!
— Похоже, этим прекрасным утром у тебя тяжело на сердце, — заметил я ему.
— Да. Я предчувствую, что с нами что-то должно случиться! Давайте будем настороже, — отвечал он.
— Ты получил предостережение в вещем сне? — спросил Бесстрашный.
— Нет! Я не видел сна. Если б он был, я бы знал, в чем дело и мы могли бы легче избежать опасности, — услышали мы в ответ.
Хотя последнее заявление Питамакана нас отчасти успокоило, однако во время завтрака все мы особенно внимательно следили за тем, что делается в окрестностях. Несколько оленей-самцов медленно следовали вверх по долине, отыскивая подходящее место для дневного отдыха. Группа бизонов, растянувшись цепочкой, двигалась на водопой. Все вокруг дышало миром. Мы взвалили на себя вьюки и снова вышли в путь.
Поначалу на равнине и в долине реки мы видели большие стада бизонов, но вскоре их число стало быстро уменьшаться. К полудню, когда мы остановились отдохнуть, в поле нашего зрения уже были лишь отдельные животные на большом расстоянии друг от друга. Мы решили, что это верный признак того, что пикуни все еще стоят лагерем к северу от форта и что, может быть, к ним уже присоединились племена с реки Белли. Поэтому, двинувшись дальше, мы стали высматривать всадников — охотников из большого лагеря.
Через одну-две мили тропа пошла вверх на равнину — для сокращения пути она срезала большую излучину реки и экономила путнику пару миль. На самом подходе к спуску с прерии обратно в долину, когда уже можно было рассмотреть верхушки росших там тополей, прямо на нас выскочил одинокий койот. Он несся так, будто спасал свою жизнь и почти при каждом прыжке испуганно поглядывал назад — не преследуют ли его. Увидев нас, он резко повернул на юг, ища спасения на бескрайней открытой равнине.
Все мы прекрасно знали: койоты удирают подобным образом только от одного врага — человека. Когда койот еще только выскочил из зарослей, мы немедленно остановились и Питамакан воскликнул:
— Там скрывается враг!
Мы торопливо расчехлили оружие и теперь держали его наготове. До спуска в долину было не больше сотни ярдов — вполне в пределах досягаемости прицельного выстрела.
— Давайте-ка вернемся назад и пойдем на юг, а потом на восток вдоль долины, — предложил я.
И только я закончил, как Бесстрашный бегом бросился назад. А мы с Питамаканом последовали за ним. Позади громыхнул ружейный залп, и пули взрыли землю совсем неподалеку от нас, а в воздухе раздался громкий клич. Мы побежали еще быстрее. Никто из нас не оглянулся и не бросил своего вьюка. Первый пронзительный крик вызвал целый взрыв подобных же воплей. Мы продолжали бег, стремясь удалиться подальше от холмистой гряды, отделявшей прерию от долины, прежде чем нам придется остановиться и принять бой.
Мы успели покрыть уже пятьдесят-шестьдесят ярдов, когда ружья врагов загремели опять. С криком боли Бесстрашный словно переломился пополам и упал, его вьюк отлетел в одну сторону, а ружье — в другую. Но несмотря на сильный удар о землю, он потянулся за своим оружием. Сбрасывая ноши и поворачиваясь к врагу, мы с Питамаканом услышали его голос:
— Перебита! Моя рука перебита!
XIII. Триумф
Теперь мы были уже в двухстах ярдах от долины, а в полутора сотнях ярдов от нас — тридцать-сорок врагов. Увидев, что заставили-таки нас остановиться, они начали рассыпаться вправо и влево, чтобы окружить. По великолепию отделки их одежды, щитов и походных сумок мы сразу поняли, что это кроу.
— Ты стреляй в тех, что справа! — крикнул мне Питамакан, и мы открыли беглый огонь, не забывая тщательно прицеливаться.
Первым выстрелом я свалил врага, вторым и третьим — промазал. Посреди нашей пальбы выстрелил раз и Бесстрашный.
— Он упал! Он убит! Я убил его! — раздался его радостный крик.
Но я не взглянул в его сторону — все мое внимание было приковано к врагу. Теперь кроу стали что-то кричать друг другу, повернули и изо всех сил побежали обратно, ища убежища в долине.
Они обнаружили, что наткнулись на новый вид оружия, которое палит раз за разом без перезарядки. Их обуял страх — на бегу они пронзительно голосили. Тем временем, мы с Питамаканом продолжали стрельбу, и прежде, чем они достигли своего убежища, я убил еще одного и ранил другого. Товарищи подхватили его под руки и потащили. Питамакан поразил одного из них, и его место занял другой. Мгновение спустя в поле нашего зрения не осталось уже ни одного врага, за исключением тех, кто лежал мертвым или умирающим на открытом месте перед нами. Их было девятеро. Мы увидели, как один из них сел и дрожащими руками попытался прицелиться в нас. Питамакан его прикончил.
— Ты можешь идти? — спросил я Бесстрашного.
— Да, могу! Только возьми мое ружье, — ответил он.
Морщась от боли, он перехватил левую руку и встал. Я поднял его оружие и свой вьюк, а Питамакан вскинул на плечи и свою, и его ноши. И мы двинулись прочь от речной долины — прямо на юг. Из своего укрытия кроу дали по нам несколько выстрелов, но мы были вне досягаемости. Когда же мы отошли подальше на равнину, они вышли, чтобы подобрать погибших.
Удалившись на добрую милю от реки, мы устроили продолжительный привал. Руку Бесстрашного уложили в лубок, использовав для этого ветку дерева и мою разорванную на куски рубаху. Рука была перебита между плечом и локтем и очень болела. Мы решили обойти опасное место подальше, вернуться обратно к реке и двинуться прямо к Форт-Бентону, до которого (как я хорошо знал) оставалось около пятнадцати миль.
— Как могущественны боги! И как они добры к нам! — воскликнул Питамакан, когда мы снова пустились в путь. — Опять они предостерегли меня, что мы находимся в опасности. А когда мы почти подошли к зарослям, где залег враг, что они сделали? Послали этого койота предупредить нас о том, что нас ждет!
— Да, здесь за всю нашу длинную тропу мы едва избежали общей гибели, — сказал я.
— А я уложил-таки врага! Друзья мои, как я рад! Даже боль в руке теперь ничего не значит, — возбужденно заявил Бесстрашный.
— Жаль только, что мы не сможем засчитать сраженных врагов себе в подвиг — ведь в подтверждение нам не удалось забрать их оружие, — отозвался мой «почти-брат».
Беседуя в таком духе, мы продолжали идти, часто оглядываясь назад, чтобы убедиться, что враги нас не преследуют. Но ни один из них не показывался в поле нашего зрения. Вечерело, и мы решили, что они не намерены пускаться в преследование. Они не хуже нас знали о близости форта, понимая, что мы должны прибыть туда этой ночью, и тогда большой отряд черноногих (если их лагерь все еще стоит там) будет немедленно выслан, чтобы сразиться с ними. Поэтому мы пришли к выводу, что, вероятнее всего, сейчас враги удаляются с места схватки со всей прытью, на которую только способны.
Спустились сумерки. Бесстрашный стал слабеть на глазах. Время от времени мы предлагали ему, что один из нас останется с ним, а другой поспешит в форт за лошадьми. Но тот неизменно отвечал:
— Нет-нет, друзья мои. Пусть мне и трудно идти, но я хочу войти в большой форт Дальнего Грома вместе с вами и получить свою долю поздравлений за успешно выполненное дело.
Солнце уже совсем село, когда наконец с очередного холма нам открылась большая подковообразная долина и в нижнем ее конце — Форт-Бентон. А перед ним в лунном свете серебрилась река.
— Вот и конец нашей тропы! Мы дома! Ну, теперь отдохнем как следует! Отоспимся и отъедимся в сласть, — сказал я.
— И какой это большой форт! Как он могуч! И как величественно стоит! Ха! Вы, длинные ножи, все делаете с размахом! — воскликнул Бесстрашный.
— Обрати внимание, что из форта не выезжает верховых. Видно, пикуни больше не стоят лагерем здесь в холмах у форта. Должно быть, наши люди ушли, — размышлял вслух Питамакан.
В наступающей ночи мы спустились вниз по пологому склону. Мне все больших усилий стоило поддерживать слабеющего Бесстрашного. К главным воротам форта мы подошли уже в полной темноте. Все было заперто — и большие ворота, и калитка.
— Откройте! Впустите нас! — закричал я, но не получил никакого ответа.
Тогда Питамакан выстрелил, и вскоре раздался пронзительный голос Баптиста Рондена:
— Кто это там рвется внутрь?
— Это я, Ататойя! И Питамакан! — отозвался я.
Пока старик возился с запорами калитки, он восклицал снова и снова:
— Они живы! Ататойя с Питамаканом живы! Они здесь!
Все это, разумеется, звучало на языке черноногих. Заслышав это, остальные обитатели форта, перекликаясь, побежали к воротам. И к тому времени, как мы вошли, все жители форта уже собрались приветствовать нас. Моя «почти-мать» обняла и расцеловала нас с Питамаканом, а потом буквально повисла на мне. Подошел дядя, горячо пожал мне руку, обнял за плечи — и несколько мгновений не мог вымолвить ни слова. Я хорошо понимал его, ведь и сам буквально проглотил язык. Но Питамакан дара речи не утратил. Он громко воскликнул:
— Мы прошли очень опасную тропу! Мы сражались с кри и змеями и совершили подвиги! А сегодня неподалеку, на Молочной Реке, мы сразили девятерых кроу!
Какой же крик поднялся в ответ из собравшейся вокруг нас толпы! Женщины-черноногие, жены служащих форта, стали громко прославлять наши имена, просто обезумев от радости. И тут посреди всей этой суматохи Бесстрашный рухнул на землю в глубоком обмороке. Пока его поднимали и относили в комнату Рондена, я рассказал о нем дяде. Тситсаки поспешила за повязками и бандажами, а кто-то еще из женщин — за теплой водой. Когда дядя перебинтовывал его рану, Бесстрашный открыл глаза и слабо произнес на ломаном английском:
— Мон сир, я сожалею, что доставляю вам столько беспокойства.
— Ха! Никаких сожалений. Мы позаботимся о вас, — отвечал дядя.
— Мерси! — пробормотал раненый и вновь впал в забытье.
Я стоял и смотрел, как дядя искусно перевязывает рану, но вдруг почувствовал, что чья-то маленькая мягкая ладонь взяла меня за руку, и обернулся. Возле меня стояла Отаки. Я сразу же заметил удивительное сияние ее глаз.
— Это ты! Я вижу тебя! Я думал, что ты в лагере, — только и смог произнести я.
— Я вернулась сюда, чтобы ждать тебя, сразу, как только смогла, — прошептала она.
Тситсаки смотрела на нас и улыбалась.
— Вы оба с Питамаканом можете идти, мы скоро придем следом, — сказала она, и мы направились в свои комнаты.
Вскоре мы разожгли очаг и принялись готовить еду. Когда вошел дядя Уэсли, мы с Отаки сидели бок о бок, рука об руку друг с другом. Он прямо подошел к нам, обнял за плечи и произнес, может быть несколько прерывающимся голосом:
— Надеюсь, что вы будете так же счастливы, как и мы с Тситсаки!
Тут моя «почти-мать», стоявшая рядом с ним, вышла вперед и расцеловала нас обоих. Заплакав от радости, она сказала, что знает: мы всегда будем добры друг к другу. Я едва мог поверить в реальность всего происходящего: без единого слова с моей стороны дядя дает мне свое благословение!
Умяв по огромной порции мяса, мы торжественно заявили, что и северные черноногие, и кутене откликнулись на посланный им призыв. Сиксика и северные каина уже находятся в пути на юг, а кутене придут позже, вместе с летней добычей бобровых шкур. А потом мы принялись в мельчайших подробностях описывать свои приключения на той долгой и опасной тропе, что выпала на нашу долю. При этом присутствовало большинство служащих форта и, когда мы рассказывали о схватках с различными врагами, они хлопали в ладоши и восклицали:
— Прекрасно! Замечательно!
А их жены пронзительно выкрикивали наши имена и военный клич своего племени. Когда мы закончили, дядя воскликнул:
— Вы оба прекрасно выполнили свое дело! И будете вознаграждены!
В постели мы улеглись далеко заполночь.
Пока нас не было, пикуни, каина и большебрюхие перебрались за реку и разбили свои лагеря в десяти-двенадцати милях от форта на речке Шонкин, притоке Молочной. Туда и отправились на следующее утро Питамакан с Отаки.
Тситсаки с матерью Отаки заранее решили, что, хоть я и белокожий, но их дети должны поступать, как положено порядочным черноногим. Поэтому я оставался в форте в течение десяти дней, пока шла подготовка к проведению церемонии. Мне не очень понравилась такая отсрочка, но эти дни выдались для меня весьма тяжелыми. Прибыли северные племена, и я должен был включиться в интенсивную торговлю, последовавшую за большим советом и пиром, на котором дядя вручил вождям обещанные «многострельные» ружья.
Каждый вечер я проводил некоторое время с Бесстрашным. Он был просто счастлив воссоединению со своей женой и расточал громкие похвалы Дальнему Грому, поставившему его вести список продаж.
Наконец пришел день, когда дядя сказал нам с Тситсаки, что мы можем отправляться в лагерь пикуни. И мы поехали туда, ведя в поводу вьючных лошадей, тяжело нагруженных едой, одеждой и одеялами. В полдень мы сложили весь этот груз перед большой новой палаткой в общем лагере, в кругу рода Коротких Накидок. Войдя в эту палатку, мы увидели, что в ней уже поставлены ярко раскрашенные ложа, покрытые мягкими шкурами. В изголовьях и в ногах каждого из них были сделаны удобные спинки. В положенных местах лежали новые парфлеши, вьюки и другие вещи, составляющие необходимую утварь жилища.
Тситсаки не разрешила мне ничего делать.
— Ты больше не мальчик. Отныне ты обязан держаться с достоинством настоящего мужчины, которым, насколько я понимаю, ты собираешься стать, — заявила она.
Она усадила меня на ложе в глубине палатки — мое ложе в моей собственной новой палатке — и сама перетаскивала все вещи из вьюков, раскладывая в положенных местах. Затем она принесла дров и, разложив небольшой костер, приготовила еду и чай, к которому подала еще имевшийся у нас твердый-претвердый хлеб.
Потом она велела мне встать у входа снаружи и громким криком пригласить Питамакана и других ближайших друзей на угощение и трубку. Я выкрикивал имя каждого, а потом повторял приглашение, и оказавшиеся поблизости люди улыбались и отпускали одобрительные замечания на мой счет. Они говорили, что «почти-женатый» молодой человек ведет себя очень достойно при своем первом приглашении на угощение.
Один за другим явились мои гости и конечно немного пошутили на счет новой палатки и ее хозяина. Тситсаки перед каждым поставила еду и чай. Я попросил и свою порцию, но она взглянула на меня с укоризной, а собравшиеся приятели захихикали.
— О! Совсем забыл! — воскликнул я, сел и принялся резать и смешивать табак с листьями психотропного растения каксинаnote 73 на моей новой табачной доске.
Потом я наполнил этой смесью большую каменную чашечку на конце длинной трубки и приготовил ее, чтобы раскурить и пустить по кругу, когда еда будет убрана. Это последовало через пару часов. Когда же мои друзья разошлись, я поел сам и отправился наносить визиты, а Тситсаки пошла в палатку Белого Волка, чтобы сшить кое-что для Отаки. А на закате мы оба вернулись в мою новую палатку.
Пришла и Отаки. Она застенчиво прошла через весь лагерь с большим блюдом жареного мяса в руках и ничего не отвечая на шутки встречных. Она подошла ко входу в нашу палатку и позвала:
— Тситсаки, это я. Возьми, пожалуйста — здесь еда, которую я приготовила для своего будущего мужа.
Моя «почти-мать» отвела занавеску входа и взяла блюдо, а девушка сразу же поспешила обратно, не обменявшись со мной даже взглядом. Три дня утром и вечером и еще утром четвертого Отаки пришлось выносить свое испытание, проходя через весь лагерь с едой для меня. На четвертые сутки в полдень я поехал на охоту вместе с Питамаканом, а моя «почти-мать» вернулась в Форт-Бентон. На закате я вновь прибыл к своей большой и красивой палатке, отдернул дверную занавесь и вошел. Отаки сидела напротив моего ложа. На ней было красивое новое платье из красного фабричного сукна. Она нежно обратилась ко мне:
— Муж мой!
— Жена моя! — воскликнул я, стремительно проскочил через всю палатку, сел рядом с ней, обнял и поцеловал.
Так мы и начали нашу долгую и счастливую жизнь друг с другом. Две недели мы оставались с пикуни, а потом перебрались в форт.
В положенное время прибыли кутене и продали нам огромное количество бобровых шкур. Они присоединились к племенам черноногих и вместе отправились проучить кроу. Впрочем, разведчики последних обнаружили приближение врага и, побросав немало своего добра, включая палатки со множеством утвари, племя кроу нашло спасение в бегстве за реку Йеллоустоун.
Вооруженные новыми ружьями племена черноногих и кутене перебили той зимой неимоверное множество бизонов. По весне мы получили от них порядка восемнадцати тысяч добротно выдубленных бизоньих шкур, около трех тысяч шкурок бобра и несколько тысяч шкур волков, оленей, антилоп и других животных.
Та зима положила начало концу бизоньих стад на всем Северо-Западе Великих Равнин. Скорострельная винтовка Генри стала тем оружием, которое просто выбило их так же, как и прежде неисчислимое обилие прочей дичи.
Note1
Черноногие — конфедерация трех близкородственных алгонкиноязычных племен на крайнем северо-западе Великих Равнин: сиксика (собственно черноногие), каина (известны белым, как блады, или кровь) и пикуни (известны белым, как пиеганы).
Note2
Следует иметь в виду, что кроме одного, а то и трех-четырех старших вождей, в каждом из степных племен было до нескольких десятков различных вождей, которые были лидерами родов, воинских обществ и пр.
Note5
Чуть более 70 метров.
Note6
Пеммикан — измельченное в порошок сушеное мясо, перетертое с вялеными ягодами и залитое жиром.
Note7
Могущественная английская компания, державшая в своих руках монопольную торговлю с индейцами по всей северной и западной Канаде.
Note8
Шерсть и мех на зимних шкурах животных были самыми длинными и густыми, и потому они ценились наиболее высоко.
Note9
Среди степных племен была повсеместно распространена вышивка полосками расщепленных и раскрашенных игл дикобраза (имеющих изначально трубчатую форму и белый цвет).
Note10
Капот — свободное полупальто с капюшоном, сшитое из мягкого шерстяного одеяла.
Note11
Большебрюхие (от: знака на языке жестов, характеризующего их, как любителей поесть) — алгонкиноязычное племя степных кочевников. Черноногим известны как ацина (букв. «люди живота»), французам и американцам как гровантры (фр., букв, «большие животы»). Некоторое время (с середины XVII в. по 1861 г.) входили в Конфедерацию Черноногих, а затем перешли на сторону абсароков (кроу). Французы называли их — степными большебрюхими в отличие от хидатса, известных им как речные большебрюхие.
Note12
Сарси (на языке черноногих букв, «недостойные») — маленькое кочевое атапаскоязычное племя. Находились под покровительством Конфедерации Черноногих. Кутене — одно из племен Плато (бассейн реки Колумбия), расположенного за хребтом Скалистых Гор. Говорят на совершенно обособленном языке.
Note13
По-видимому, речь идете Гражданской Войне между Севером и Югом (1861-65).
Note14
Креолы (то же, что метисы) — дети от смешанных браков европейцев с индеанками.
Note15
Традиционные индейские танцы, как правило, носят ритуальный характер и изначально не предназначены для увеселения.
Note16
Пьер Шуто, глава Американской Меховой Компании.
Note17
Травуа — слово французского происхождения для обозначения индейской волокуши в виде длинных скрещенных шестов, закрепленных на спине лошади, со спускающимися на землю концами, между которыми натягиваются ремни и шкуры для крепления поклажи.
Note18
У пикуни были следующие роды: Кровавые, Белогрудые, Сушеное Мясо, Мокасины с Черными Заплатами, Жареный Спинной Бизоний Жир, Быстро Заканчивающие Еду, Несмеющиеся, Жарящие Бизоний Горб, Черные Двери, Одинокие Едоки, Ободранные Спины, Редко Бывающие Одинокими, Упрямые Сердца, Одинокие Бойцы, Короткие Накидки, Древесные Вершины (букв. Большие Сучки на Вершине Дерева), Люди-Червяки, Маленький Хрупкий Жир, Бизоний Навоз, Не Имеющие Парфлешей (больших сумок из сыромятной кожи), Убивают Рядом, Все Вожди, Вокруг Красные Шкуры и Много Знахарей. (Крупнейший род пикуни — Короткие Накидки — часто кочевал отдельно от основного племени. Некоторыми исследователями он даже выделяется в самостоятельное подплемя, называемое южными пиеганами.)
Note19
Имеется в виду температура по шкале Фаренгейта. Речь идет приблизительно о 20°С.
Note20
Бесплодные земли к северо-востоку от Форт-Бентона, где, по вере черноногих, обитают души умерших.
Note21
Красные куртки — англо-канадцы. Прозваны так по цвету форменных курток английской королевской конной полиции.
Note22
Один ярд составляет чуть меньше метра.
Note23
Стоит обратить внимание на то, что в гостях в форте белых людей вожди расселись (или были рассажены) как в индейской палатке и заняли места в соответствии с племенным этикетом.
Note24
Душистая трава (суит-грасс) — растение, повсеместно применявшееся степными индейцами в ритуальных целях. Длинные стебли сушились и сплетались в косы, которые применялись как благовоние для воскурений.
Note25
Индейцы не курили табак в чистом виде, а смешивали его с различными травами и древесной корой.
Note26
Индейские церемониальные трубки представляли собой массивные каменные чашечки, соединяемые с длинными деревянными чубуками.
Note27
По традиции племен Великих Равнин, все новое открывалось людям в снах и видениях. Поэтому они распространяли это и на белых людей.
Note28
Обряд потельной палатки, напоминающей нашу баню, применялся в большинстве индейских племен в качестве очистительной церемонии перед любым серьезным начинанием.
Note29
Прежде, чем приступать к дублению шкуры, с нее следует содрать мездру (остатки мяса и жира), что было исключительно женским делом.
Note30
Степные племена широко использовали спинки для сидения полулежа. Они изготавливались из коротких (по ширине спины) ровных прутьев, которые связывались один к одному в длинные, скатывающиеся в рулон, полосы. Верхний конец такой полосы закреплялся на высоте головы сидящего человека, а нижний лежал на земле.
Note31
Среди степных племен была повсеместно распространена традиция поиска священных снов и видений, в которых мужчина обретал покровительство, как правило, со стороны Духа того или иного животного. Знахарь зачастую поддерживал постоянную мистическую связь с таким духом, которая осуществлялась в снах и особых прозрениях.
Note32
Для духовной культуры в традиционных обществах характерно представление о Высшем Божестве, как об абсолютно непостижимой и ничем не ограниченной Высочайшей Сущности.
Note33
Речь идет о древнем мифическом первопредке бизонов, который рассматривается как некий предводитель всего бизоньего «народа».
Note34
А! — «да» на языке черноногих.
Note35
По представлениям степных племен, все эти стороны света находятся под властью особых божеств, или высших сил, к которым и обращался человек при совершении обряда Священной Трубки.
Note38
Обрывистые берега рек часто служили древним индейцам в качестве ловушек для загонной охоты. В исторический период они еще долго использовались для охоты на бизонов.
Note39
Реки Джудит и Масселшел.
Note40
Условная фраза, предлагающая гостям расходиться.
Note41
Красивая, быстрая и очень выносливая порода лошадей, выведенная и разводившаяся племенами палусов и не-персе.
Note42
Пенд-ореи (от фр. «серьги»; по большим раковинам, которые они носили в ушах), или калиспелы (самоназвание: букв. «народ камаса») — небольшое племя колумбийского Плато, относящееся к группе внутренних селишей.
Note43
Созвездие Большой Медведицы.
Note44
Я часто говорил себе, что должен провести раскопки в этом месте и найти реликты, изготовленные древними предками черноногих. Но каждый раз что-то мешало мне это сделать. А потом пришли инженеры, строившие железную дорогу Канада — Грейт-Фокс, и проложили линию прямо там! Да! Прямо где мы с Питамаканом ехали той ночью в счастливой уверенности, что такая жизнь для нас будет длиться вечно. Через тридцать лет я уже проезжал там по стальным рельсам! Счастье, что я успел пройти этими старыми тропами, на которые потом ринулись орды переселенцев, разграбивших нашу великую страну и, в конце концов, вовсе отобравших ее у нас!
Note45
Однако, какой же игрушкой оно было по сравнению с дальнобойными ружьями наших дней! Но тогда мы думали иначе. С ружьями Генри мы без всяких колебаний вступали в схватку с самым свирепым гризли. А на это и сегодняшние охотники не осмеливаются.
Note46
Ки-нук-си-ис-и-сак-та — Малая Река.
Note47
Река Много Мертвых Вождей — Сайта-Мария.
Note48
А сегодня этот уголь разрабатывается. В нескольких милях от реки находится канадский город угольщиков Летбридж.
Note49
Холм Белли, от которого и получила название одноименная река.
Note50
Олдмен (Oldman) — англ., букв. «старик».
Note51
Чуть больше сантиметра.
Note52
Все племена Великих Равнин пользовались единым языком жестов, служившим для свободного межплеменного общения.
Note53
Кроу (англ., буквально «вороны») — кочевое сиуязычное племя Великих Равнин (самоназвание — абсароки). Традиционные враги черноногих, постоянно теснивших их с севера на юг.
Note55
Читателя может удивить то, что индейский знахарь дал человеку имя по своему собственному сну, в котором нарекаемый даже никак не фигурировал. Однако это было вполне нормально. При необходимости дать кому-либо имя, жрец всецело сосредотачивался на этой проблеме и просил указания свыше. В таком положении любое видение или яркий впечатляющий сон могли быть естественно восприняты им за таковое знамение.