ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Мы не спускали глаз с невысокой гряды холмов, заслонявшей от нас речную долину. Гряда эта была перерезана тропой, которую проложили бесчисленные стада бизонов, ходивших на водопой к реке. Вскоре услышали мы топот копыт, становившийся все громче и громче. Из-за гряды показались всадники, широкоплечие, приземистые люди. Ехали они по десять — двенадцать человек в ряд. Волосы их были разделены пробором, и косы спускались на оба уха. Дядя сказал мне, что это ассинибойны.

Смеясь и болтая, они приближались к нам; лошади их бежали рысцой. Я заметил, что многие воины вооружены не только луком, стрелами и щитами, но и ружьями. Было их много, очень много, столько же, сколько и нас. Нам предстояло вступить в бой с сильным отрядом ассинибойнов, злейших наших врагов. Мне стало страшно, так страшно, что я почувствовал тошноту. Снова дядя наклонился ко мне и шепнул:

— Не бойся их! Побори страх! Будь смелым!

Я сделал все, чтобы побороть страх. Я призвал на помощь Древнего Ворона, я дал обет Солнцу подвергнуть свое тело пытке, если останусь целым и невредимым.

Я говорил себе, что передо мною убийцы моего отца; мне представляется случай отомстить за него, и отступать я не смею.

Когда враги спустились к подножию холмов, дядя издал наш боевой клич и повел Ловцов навстречу отряду. В то же время выбежали из рощи Смельчаки и Бешеные Собаки; первые напали на врагов с фланга, вторые перерезали им путь к отступлению. Все мы стреляли из луков и ружей; в воздухе гремел наш боевой клич.

Врагов мы застигли врасплох. У многих ружья были в чехлах, и они не могли сразу их вытащить. Несколько всадников упало и несколько лошадей было ранено, раньше чем неприятель открыл по нас стрельбу. Раненые лошади лягались, ржали, метались во все стороны. Наконец, раздался боевой клич ассинибойнов, и враги, с трудом сдерживая испуганных лошадей, начали стрелять. Некоторые лошади пытались вскарабкаться по крутому склону, но срывались и падали, другие пробовали прорваться сквозь наши ряды, потом бросались назад и кружились на одном месте.

Я выстрелил и промахнулся. Вторая моя стрела вонзилась в шею лошади, которая встала на дыбы в тот момент, когда я спустил тетиву. Всадник соскользнул на землю, заревел от бешенства и бросился ко мне, размахивая боевой палицей. Из колчана я вытащил три стрелы, теперь у меня оставалась только одна. Если я промахнусь, враг не пощадит меня. Был он рослым и сильным, глаза его горели ненавистью. О, как мне хотелось повернуться и убежать! Но о бегстве нечего было и думать. Я стиснул зубы, прицелился и изо всех сил натянул тетиву.

Я видел, как стрела вонзилась в грудь моего врага. Не мешкая, я выхватил из колчана еще несколько стрел. Заревев от гнева и боли, он левой рукой схватил оперенный конец стрелы и пытался ее вытащить. Он пробежал еще несколько шагов, потом пошатнулся и упал к моим ногам. Я смотрел на него и не верил своим глазам. Уж не во сне ли вижу я мертвого врага, лежащего у моих ног?

— Хорошо, сын мой! Вперед! Стреляй! Стреляй! — услышал я голос дяди.

Он стоял подле меня. Ружье он бросил на землю и посылал стрелу за стрелой в группу всадников, напиравших на нас. Я заметил, как один из них, по-видимому вождь, начал делать какие-то знаки, подзывая к себе всадников. Многие пытались к нему подъехать, но лошади их, обезумев от страха, отказывались повиноваться. Один раненый лежал на земле и звал на помощь; еще секунда — и он погиб под копытами лошадей. Наконец, вождь спрыгнул с лошади, и его примеру последовали все остальные. Гурьбой бросились они к реке, но здесь им путь преградили Бешеные Собаки.

— Скорее! Мы должны их остановить! — крикнул дядя.

Мы побежали наперерез, но опоздали. Бешеные Собаки, не выдержав натиска, расступились, и ассинибойны пересекли рощу и с крутого берега бросились в реку. На берегу они оставили свои одеяла и палицы, а многие побросали даже луки и ружья. Река в этом месте была глубокая, но очень узкая и немало воинов все время плыли под водой. Но плохо пришлось тем, кто не умел нырять. Мы выстроились вдоль реки и стреляли в пловцов. В последний раз взмахнув руками, они погружались в мутную воду и шли ко дну. Мы так никогда и не узнали, сколько человек здесь погибло.

На противоположном берегу раскинулась большая роща. Когда ассинибойны выбрались на сушу и скрылись за деревьями, мы прекратили стрельбу. Молча посмотрели мы вниз на реку, потом переглянулись.

Железная Рубаха крикнул моему дяде:

— Вождь, отыщем переправу и догоним врагов!

— А чем ты будешь их убивать? Голыми руками? — откликнулся Быстрый Бегун.

— Пусть все пересчитают, сколько пуль и стрел у нас осталось!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Все начали осматривать свои колчаны и пересчитывать пули. У меня осталась только одна стрела. Со всех сторон доносились возгласы: — «Ни одной пули!», «А у меня одна!», «Ни одной стрелы не осталось!».

— Так я и думал! Здесь кончается для нас тропа войны! Бешеные Собаки и Смельчаки, отвечайте, все ли у вас целы и невредимы? — крикнул Быстрый Бегун.

Тотчас же послышался ответ:

— Все мы живы! Нет ни убитых, ни раненых.

А из отряда Ловцов один только человек был легко ранен. Немыслимым казалось, что за победу не пришлось заплатить, и, однако, это было так. Воины начали подбирать вещи, брошенные ассинибойнами. Я мечтал завладеть ружьем, но меня опередили и расхватали оружие. Одеяла мы швырнули в реку, а затем спустились в овраг ловить лошадей, оставленных неприятелем. Они рассыпались по склону и мирно щипали траву. Мы окружили их, и мне посчастливилось поймать ту самую лошадь, которую я подстрелил. Кто-то раньше меня схватил волочившуюся за ней веревку, но я показал ему мою стрелу, запутавшуюся в гриве, и получил лошадь. На нас всех не хватило лошадей, и сорок шесть человек должны были ехать по двое.

Затем мы сосчитали убитых и завладели их оружием. Я взял боевую палицу убитого мной воина; скальпа с него я не снял, так как дядя был свидетелем моего подвига, и я не нуждался в этом трофее. Я был уверен, что видел ружье в руке врага, но сейчас ружья не оказалось, должно быть, кто-то взял его. Трое или четверо ассинибойнов были еще живы, и мы поспешили прекратить их мучения. Убитых мы насчитали пятьдесят два человека, да при переправе погибло не меньше двадцати.

Покинув поле битвы, мы поехали в рощу, где стояли лагерем. Громко распевали мы победную песню пикуни, зная, что нас слышат ассинибойны, мокрые, полураздетые, скрывающиеся на противоположном берегу. Дорого заплатили они за то, что вторглись в нашу страну, чтобы совершить на нас набег!

Зашла речь о пяти разведчиках, посланных к низовьям реки.

— Быть может, они убиты, — предположил кое-кто из воинов.

Но другие утверждали, что они скоро вернутся. Так и случилось. Не успели воины снять боевой наряд, как прибежали разведчики. Спускаясь к низовьям реки, они увидели неприятельский отряд, направлявшийся к верховьям, и тотчас же побежали назад. Когда мы тронулись в обратный путь, я посадил одного из разведчиков на свою лошадь. Он так устал, что у него слипались глаза, и я должен был его поддерживать.

На закате солнца Быстрый Бегун послал вперед пятерых воинов и приказал им убить двух-трех бизонов. Мы же должны были ехать медленно, чтобы не спугнуть стада. Вскоре загремели выстрелы, и когда мы подъехали к охотникам, они уже сдирали шкуры с двух больших бизонов. Мясо разделили между отрядами, а мне дали куски, приходившиеся на долю дяди. Теперь Быстрый Бегун уже не искал уединения, мы присоединились к его отряду Ловцов и ужинали вместе с другими воинами.

Быстро пролетел этот вечер. Один за другим воины выступали вперед и перечисляли подвиги, совершенные ими во время боя. Гремела победная песня, воины плясали вокруг костров. Наконец, очередь дошла до меня, и я рассказал о том, как убил ассинибойна. Когда я умолк, дядя обратился к воинам с такими словами:

— Дети мои, все было так, как он говорит. Я сам это видел и горжусь своим племянником.

— Молодец, Маленькая Выдра! Храбрый юноша! Он будет великим воином и защитником пикуни! — закричали Ловцы.

А я так был счастлив, что мне захотелось петь и плясать. Я уже готов был вскочить, но дядя снова заговорил:

— Ловцы! Маленькая Выдра доказал, что он храбрый юноша. Все вы знаете, что он постился, увидел вещий сон и убил большого медведя. А сегодня он совершил подвиг — убил одного из наших врагов. Он готовится к тому, чтобы вступить на тропу ловца орлов.

Дядя умолк.

Я ждал одобрительных возгласов и похвал, но все молчали. Одни посматривали на меня с любопытством, словно в первый раз увидели, другие покачивали головой. Наконец, один из Ловцов сказал:

— Вождь, опасное дело — ловить орлов. Мало кто за него берется. Напрасно поощряешь ты своего родственника. Жизнь его нам нужна, и жалко будет, если она так скоро оборвется. Ты знаешь, что я не трус, и однако я никогда не осмелился бы спуститься в ловушку.

У меня сжалось сердце, когда я услышал эти слова. Затаив дыхание, я ждал, что скажет Быстрый Бегун. И все воины смотрели на него и с нетерпением ждали ответа. Долго он молчал, и, казалось, о чем-то думал. О, как я боялся, что он согласится с Ловцами! Что, если и он считает меня слишком молодым для такой работы?

— Друзья, — произнес он, наконец, — не мне, простому воину и охотнику, указывать путь моему родственнику. Наставник у него — Красные Крылья, жрец Солнца и хранитель Трубки Грома. И по словам Красных Крыльев, этот юноша совершит то, что всем нам кажется невозможным. Не было еще в нашем племени молодого ловца орлов, но я верю, что скоро Маленькая Выдра будет приносить орлов в наш лагерь.

— Будем надеяться, что сбудутся твои слова, — сказал возражавший ему воин.

Остальные молчали и украдкой на меня посматривали. Я читал их мысли: думали они о том, что скоро я уйду в страну Песчаных Холмов. Слова Быстрого Бегуна рассеяли мои опасения. Мне хотелось крикнуть воинам, что недалек тот день когда они будут покупать у меня орлиные хвосты, но я промолчал. Давно уже понял я, что не слова, а дела имеют цену.

На следующее утро я встал на рассвете, разложил три костра в лагере Ловцов и побежал к реке купаться. У костра я высушил волосы, расчесал их и заплел в косы. Воины проснулись поздно, выкупались и принялись за стряпню. Я поел, поджарил мясо для дяди и ушел в лес, захватив с собой две продолговатые коробки, раскрашенные и обшитые мехом, которые я снял с седла убитого мною врага. В них он хранил боевое свое снаряжение. Долго любовался я его боевым нарядом и головным убором, и мне очень хотелось оставить себе эти вещи. Но я поборол искушение, повесил их на ветку тополя и принес в жертву Солнцу. Потом я побежал назад, к лагерю, и ни разу не оглянулся.

Когда караульные вернулись и поели, мы оседлали лошадей, отнятых у ассинибойнов, и тронулись в путь. Еще две ночи провели мы в долине реки Медведь, а к вечеру третьего дня подъехали к лагерю пикуни. Здесь мы сделали остановку, и воины надели боевое снаряжение и раскрасили лица, чтобы торжественно въехать в лагерь. Так как у меня не было боевого наряда, то я мог только раскрасить себе лицо. Потом я густо намазал красной краской ладонь и оставил отпечаток руки на правом плече моей лошади в знак того, что она отнята мною у врага. Лошадь была черная и на ее глянцевитом плече резко выделялась красная рука.

Вскочив на коней, воины запели победную песню и, размахивая скальпами, поскакали к лагерю. Мужчины, женщины, дети выбежали из вигвамов, выкрикивая имена родных и друзей, восхваляя воинов, одержавших победу над ненавистным врагом. Громче всех кричала моя бабушка, пробивавшаяся сквозь толпу женщин. Голос ее покрывал другие голоса. Я слышал, как она называла меня великим воином и мстителем. Растолкав мужчин, женщин и детей, преграждавших ей дорогу, она пробралась ко мне, выхватила у меня из рук боевую палицу ассинибойна и, размахивая ею, пустилась в пляс, не переставая выкрикивать:

— Маленькая Выдра! Маленькая Выдра! Он убил врага и завладел его лошадью. Великим вождем будет Маленькая Выдра, сын моего сына!

Подошла мать, взяла меня за руку и улыбнулась, а слезы струились по ее щекам. Когда толпа поредела, мать схватила мою лошадь за повод и повела к нашему вигваму, а бабушка шла подле, воспевая мне хвалу. От крика она охрипла и могла только каркать, как ворона.

Перед нашим вигвамом я сошел с лошади и стреножил ее, а мать сняла с нее седло. Войдя в вигвам, я кликнул волчонка. Когда в лагере поднялась суматоха, он испугался и спрятался под звериную шкуру, но услышав мой голос, тотчас же вылез, Я уселся, он вскочил ко мне на колени и, тихонько повизгивая, лизнул меня в лицо. Обрадовался он мне гораздо больше, чем Синуски, которая лениво повиляла хвостом.

О, как приятно было вернуться домой, сесть на мягкое ложе из звериных шкур, смотреть, как мать хлопочет у костра! Она угостила меня пеммиканом и жареной олениной. Два дня назад, сказала она, Красные Крылья убил большого оленя. Я увидел шкурки бобров, сложенные на земле, и узнал, что они принадлежат мне. Каждый день старик ходил к ловушкам и приносил матери всех пойманных бобров. Было их тринадцать. Как много сделал для меня этот старик! Мать рассказала мне, что каждый вечер на закате солнца надевал он свой боевой наряд, садился на лошадь и разъезжал меж вигвамов, выкрикивая имена отсутствующих воинов и молясь за них Солнцу. Он не пропустил ни одного дня, хотя очень уставал после охоты и ловли бобров.

Поев и отдохнув, я стал рассказывать о неожиданной нашей встрече с ассинибойнами, о битве, о том, как враги наши тонули в реке. Не забыл я упомянуть и о рослом ассинибойне, которого мне посчастливилось убить, когда он замахнулся на меня палицей. Я умолк, а бабушка прохрипела:

— Ты выдержал испытание. А теперь нужно складывать вещи. Завтра мы все уложим и на следующее утро тронемся в путь.

— Куда же мы пойдем? — удивился я.

— Мы пойдем по тропе, ведущей к нашему народу, — ответила она. Я покачал головой.

— Но ты же обещал мне вернуться к каина!

— Я не говорил о том, когда мы к ним вернемся. И мне не хочется их видеть. Что они для меня сделали? Ничего! А что сделали для меня пикуни? Все! Да, им я обязан всем!

Бабушка завернулась в одеяло, заплакала и вышла из вигвама.

Мать тяжело вздохнула.

— О, как мне надоело слушать об этих каина! — воскликнула она.

И на этот раз я сказал ей, что мы должны прощать старухе ее слабости. Закутавшись в одеяла, мы направились к вигваму Красных Крыльев.

— Ха! Вот он, мой молодой воин! — приветствовал меня старик, усаживая на ложе из шкур.

По правую его руку сидел Быстрый Бегун и еще пятеро Ловцов. Вслед за ними вошел в вигвам вождь всего нашего племени, Одинокий Ходок, и старейшины четырех или пяти кланов. Когда все уселись и стали передавать друг другу трубку, Одинокий Ходок попросил моего дядю рассказать о стычке с ассинибойнами. Дядя начал рассказ и не забыл упомянуть о том, как я сразил одной стрелой рослого ассинибойна. И все эти великие воины захлопали в ладоши и посмотрели на меня одобрительно, а Одинокий Ходок сказал:

— Воины из клана Короткие Шкуры, радуйтесь, что этот юноша входит в ваш клан! Я слышал, что он хочет стать ловцом орлов.

— В жилах его течет кровь Коротких Шкур. Мы ждем от него великих подвигов, — отозвался Быстрый Бегун.

— Если советы мои пойдут впрок, он сделается великим ловцом орлов, — заметил Красные Крылья.

Рассказав о битве с ассинибойнами, Быстрый Бегун заговорил о том, что лежало у него на сердце. В походе он молился Солнцу, приносил жертвы, призывал тайного помощника, но не увидел вещего сна, предупреждающего о близости неприятеля. Неужели теперь с приближением старости лишился он дара видеть вещие сны?

— В ночь перед битвой ты ничего во сне не видел? — спросил Красные Крылья.

— Я видел сон, но он ничего не предвещал. Видел я лагерь пикуни в месяц Спелых Ягод. День был жаркий; мужчины отдыхали в тени вигвамов, женщины сушили ягоды на солнце. Больше я ничего не видел.

— Да разве этого мало? — воскликнул старик. — Это сновидение послано Солнцем. Вот как нужно его истолковать: ты и твои воины одержите победу и увидите месяц Спелых Ягод. Солнце от тебя скрыло близость врага, оно хотело послать тебе неожиданную радость: всем вам суждено было выжить, а врагам вашим пасть в бою.

— Верно, верно! Рассей свои сомнения, друг мой, Солнце тебя не покинуло!

— воскликнул Одинокий Ходок.

И все воины с ним согласились. Но меня слова старика не убедили. Я подумал, что каждое сновидение можно истолковать по своему желанию. Конечно, я промолчал, а Быстрый Бегун словно переродился. О битве он рассказывал вяло, без всякого увлечения, думая, по-видимому, о чем-то другом. Но теперь лицо его осветилось улыбкой, он выпрямился, захлопал в ладоши и крикнул:

— Конечно! Как же это я не понял сна? Друзья, вы рассеяли мои сомнения! Теперь я вижу, что ошибался. Одинокий Ходок прав: Солнце меня не покинуло.

Заговорили о другом. Докуривая третью трубку, старейшины порешили сняться с лагеря, так как женщины уже запаслись шестами для вигвамов, и провести лето в окрестностях форта Длинных Ножей, к югу от Большой реки.

Когда воины ушли, я сказал Красным Крыльям:

— Теперь я прошел через все испытания, какие ты мне назначил: я постился, я участвовал в бою и убил врага. Долго ли мне еще ждать или я могу стать ловцом орлов?

— Да, я думаю, что теперь ты закален и можешь сделать первую попытку, — ответил старик. — Посетив форт Длинных Ножей, мы пойдем к реке Стрела и в долине этой реки раскинем лагерь. Там ты выроешь ловушку на вершине горы, которая находится к югу от реки. Я знаю, что над ней часто парят орлы.

На следующее утро я поехал вместе с Красными Крыльями к запрудам взять наши капканы и в обоих мы нашли по окоченевшему бобру. Так как женщины в тот день складывали наши пожитки, то мы со стариком сняли со зверьков шкуры. Растягивая шкуры на обруче, я сказал Красным Крыльям:

— Как жаль, что у меня мало шкур и я не могу купить ружье! Там, на горе, в ловушке для орлов, я бы чувствовал себя в полной безопасности, если бы подле меня лежало ружье.

— Не думай об этом и не беспокойся: быть может, ты еще получишь ружье, — ответил он.

Я спросил, как может это быть, когда мне нечем заплатить за ружье, он только усмехнулся и сказал:

— Подожди и увидишь.

Никогда еще не была моя бабушка такой сердитой и сварливой, как в этот день. Помогая матери укладывать наши вещи, она все время ворчала.

Красные Крылья, бродивший около нашего вигвама, искоса на нее посматривал и, наконец, отозвал ее в сторону. Не знаю, о чем они говорили, но после этого разговора она притихла и охотно стала нам помогать.

На следующее утро мы снялись с лагеря и поехали по горной тропе на юг, к Молочной реке, а оттуда к форту Длинных Ножей, куда прибыли на пятый день. Вожди и старейшины в тот же день отправились в форт, и белый начальник (как я уже говорил, звали его Длинноволосый) устроил для них пиршество. Вернулись они вечером и объявили, что кладовые и склады доверху наполнены товарами.

Быстрый Бегун принес своей жене подарок от жены Длинноволосого, которая приходилась ей двоюродной сестрой. Это была маленькая шкатулка длиной в три ладони, вышиной в две, с круглой крышкой, замком и ключом, раскрашенная желтой и красной красками. В шкатулке лежали иголки, шилья, катушки ниток и связки разноцветных бус.

Жена Быстрого Бегуна пришла в восторг и стала расхваливать белых за то, что они умеют делать не только ружья для мужчин, но и вещи, полезные для женщины. Что может быть лучше такой шкатулки, в которой женщина может хранить под замком все свои сокровища?

Услышав ее радостные возгласы, прибежали соседки и стали любоваться шкатулкой. Слух о ней разнесся по всему лагерю, и перед вигвамом Быстрого Бегуна собралась толпа женщин, которые хотели поглазеть на диковинку. Узнав, что на складе в форте хранится около сотни таких шкатулок и стоят они четыре бобровые шкурки каждая, женщины разбежались по своим вигвамам и потребовали у мужей шкурки. Некоторые мужья согласились сразу; те, у кого шкур было мало, отказали, потому что хотели купить более необходимые вещи. Но нашлись и такие, которые имели много шкур, но ни одной отдать не хотели, так как были бессердечными скрягами и думали только о себе.

Ночь прошла тревожно. Многие женщины легли спать в слезах, многие мужчины, к великому своему удивлению, узнали, что жены считают их скрягами и негодяями. Никогда еще не слыхал я, чтобы женщины так кричали, как в эту ночь. Конца не было спорам. Сотни женщин хотели купить шкатулку, а шкатулок в форте было только сто. Многие уговорили своих мужей отправиться в форт задолго до рассвета и, когда распахнутся большие ворота, первыми войти в комнату, где сложены товары.

Ночью пара за парой, пешком или верхом, они потихоньку покидали лагерь. Когда рассвело, оказалось, что покупателей собралось у ворот вдвое больше, чем было на складе шкатулок. Как они толкались, стараясь первыми войти в комнату с товарами! Женщины, которых оттеснили, уселись на землю и с горя заплакали. Нам рассказали об этом, когда мы только что проснулись, и моя мать смеялась до слез. «Лето, когда женщины покупали шкатулки», надолго осталось у нас в памяти.