Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тигр на свалке

ModernLib.Net / Научная фантастика / Шубин Дмитрий / Тигр на свалке - Чтение (стр. 15)
Автор: Шубин Дмитрий
Жанр: Научная фантастика

 

 


Само же казематное поселение находилось полностью под землей. Центральный бункер с системой жизнеобеспечения и минизаводом по дроблению породы представлял из себя этакую гигантскую полую шайбу, разделенную на четыре сектора и имеющую четыре уровня, а также массу туннелей, словно ходы, прорытые червем, извилисто разбегавшиеся от центральной базы во все стороны. Несколько сотен, почти тысяча рабочих каждое утро, кроме воскресенья, цепочками расползались в разные концы шахт и, трясясь по восемь часов с отбойными молотками в руках, добывали породу.

Когда шлюпка выгрузила в грузовой лифт новую партию заключенных, в числе которых был и Руг и когда этот лифт опустился на сотню метров под поверхность, бывший киллер, очутившись в коридорах поселения, сразу понял, что тут можно умереть от одного только воздуха. Спертый, сырой, пахнущий плесенью, он заставлял легкие работать чаще. Ну ничего, выживу, подумал он. Впоследствии Роберт притерпелся и особо не обращал внимания на воздух. Замечал, что кислорода не хватает лишь только тогда, когда держал в руках отбойный молоток. Тряска плохо воздействовала на дыхательные пути.

Когда Боб попал на «Хтон», удивили его также и низкие потолки в переходах. Парням выше пары метров приходилось сильно сутулиться. Поразили его и стены в коридорах, помещениях, покрытые влагой и плесенью. Они местами обвалились, местами на них выделялись пятна свежей цементной замазки. Здесь постоянно работала бригада строителей-штукатуров, подправляя внутренний антураж колонии. Руг думал, летя сюда, что наверняка в этой колонии живут законами земных тюрем, делясь на старших и на шестерок, чего он меньше всего и боялся, но не тут-то было. Люди, которых он обнаружил на «Хтоне», казались чахлыми, согнутыми, больными. Здесь, пожалуй, уже никому ничего не было нужно. Тут даже за заключенными наблюдение велось не ахти какое. Тогда, полгода назад, когда партия новичков, включая Руга, выбралась из лифта, их встретил Главный надсмотрщик колонии Дорс, который тут же процитировал нечто:

– Сойди, сойди же в наш подземный мир: Мы нуждаемся в проклятых.

Да, проклятых тут хватало. Зараза, витающая в воздухе, липла к коже, покрывая ее пятнами и гнойниками разных инфекций, что разъедали тело и изнутри, и снаружи. С бактериями справлялись сильнейшими антибиотиками, но через неделю зараза прилипала вновь. Особенно тяжелой казалась работа в шахте, кислорода постоянно не хватало, и к концу смены люди буквально валились с ног. И это при пониженной силе тяжести. Какие уж тут тюремные законы, какие уж тут беспределы, добраться бы до кровати. Были конечно и особо крепкие ребята, которые и здесь продолжали жить, а не существовать. В первый же день Руг после рабочей смены вечером подошел к надзирателю, отвечающему за порядок в колонии, и сказал:

– Слушай, Дорс, если тут поставить пару комбайнов, турбиния будет добываться в пять раз больше, чем вымучивают эти жалкие каторжане. Накрайняк можно поставить за отбойные молотки андроидов. Экономия, мать твою!

Дорс удивленно приподнял брови и ответил в библейской манере:

– Ибо не для работы вы тут находитесь, а для исправления душ ваших грешных. Ибо ад тут, и для воспарения на небо должны страдать вы.

Так Боб узнал, что у старшего надсмотрщика изрядный религиозный сдвиг. Дорс и на самом деле немного перебарщивал с религией и, работая тут, в колонии уже пятнадцать с лишним лет, считая годовые отпуска на Землю, частенько называл это место адом. Наверное, считал себя ангелом возмездия или, хуже того, чертом. А черт, он и есть черт. Никому никаких поблажек.

– Вы должны тут подохнуть, – говорил он каждое утро на перекличке. – Только тогда, может быть, Бог отправит вас на небеса. Старайтесь, сукины дети! Старайтесь страдать, старайтесь подохнуть!

Впрочем, и за самим Дорсом числился один из грешков. Поговаривали, что шибко уж он любил заниматься сексом с некоторыми заключенными мужского пола. Однако это были лишь слухи, сам он, если и имел подобные увлечения, то скрывал их серьезно. Хотел выглядеть безгрешным в глазах узников. Но, как говорят: нет дыма без огня. Впрочем всем понятно было, что если любовничек надсмотрщика кому-то вдруг и решится признаться в подобной связи, то его ждет жестокое наказание, возможно, последнее и про это наказание вряд ли кто узнает. Пропасть человеку на «Хтоне» считалось плевым делом и только администрация знала куда пропал заключенный. Секретарь всегда ставил галочку и число в графе «Дата смерти». Строгая отчетность. Поэтому если и существовали у Дорса партнеры по сексу, то они держали язык за зубами.

Сами заключенные место своего пребывания называли «Чистилищем» и, видимо, Дорс приложил к этому свою руку. Каждому очередному умирающему Главный надсмотрщик самолично отпускал грехи, хотя сана не имел. Его запросы на голубую планету о предоставление таких полномочий результата не приносили. Каждый год, находясь в отпуске на Земле, он обивал пороги кабинетов Ватиканских чиновников. Наверняка там посмеивались над чокнутым надзирателем. На «Хтоне» и без него по шесть месяцев, сменяя друг дружку, дежурили по четыре настоящих священника: два католических и два православных, что-то наподобие христианской миссии. Колония находилась под неусыпным надзором этих двух церквей. Дорс уважал парней в рясах и сутанах. Частенько подмазывался к ним, расспрашивая о религиозных канонах, пытался философствовать в беседах с ними. Однако те, прибыв на место, обычно положенный срок пребывали в хмельном состоянии, потому как начальнику колонии Эдмонту Гранду, которого редко кто видел живьем, чаще лишь на экранах мониторов, всегда нужны были свежие собутыльники с Земли. Впрочем, священники справлялись со своей работой, основной функцией которой было чуть ли не ежедневное отпевание покойников (надоедливое занятие), и проведение всех остальных, положенных по канонам, служб.

Кстати, в самой колонии заключенные не страдали от избиений, надругательств, хотя и это иногда случалось, обычно с новичками. В первые несколько недель вновь прибывшие просто находились в моральном шоке. У них кусками стерли часть их жизни и поначалу новички ходили словно в прострации, едва реагируя на окружающую их обстановку. Но постепенно акклиматизация брала верх, люди привыкали к тому, что и на «Хтоне» можно жить. Тут когда-то буйные, становились спокойными, даже незаметными. Хитрым незачем было больше хитрить. Ворам – незачем воровать. Любое происшествие казалось странным, потому что не имело смысла. Обработка памяти, вечные болезни, тяжелый труд делали свое дело. Кстати, иногда бывало когда кто-то из заключенных пропадал без следа, позже выяснялось, что исчез неисправимый буйный. Объяснялось это тоже просто: охране не нужны лишние хлопоты и подобные проблемы они решали с помощью утилизатора, конечно, без свидетелей. Секретарь вписывал слова «Несчастный случай» в графе «Причина смерти». Поэтому буйствовать тоже никто не решался. Так что картинки из жизни в «Хтоне», которые в земных разговорах «рисовал» кто-нибудь «очень посвященный», не имели ничего общего с действительностью. Боб открыл для себя здесь грубоватое, но тихое сообщество, члены которого следовали только одному правилу: не создавать никому лишних проблем.

На «Хтоне» справлялись все католические и православные праздники, частенько получалось по два праздника под одним названием, но в разные дни. Соблюдались, кстати, и все посты. Имелось два небольших подземных храма. В общем, кто платил, тот и заказывал музыку. Платили Ватикан и Москва. Основное, от чего тут мучились люди, были плохо профильтрованный воздух, работа и пища из мутагенных растений, произрастающих в подземной оранжерее. Методы земных технологий, подобные агробиоценозу [49], легко прижились на Марсе. Многие виды растений неплохо приспособились к подземному произрастанию. Однако еда, чаще всего, просто синтезировалась в специальных аппаратах из искусственных компонентов. Но больше всего заключенных изводили замкнутое пространство и телепередачи с просторной Земли. Клаустрофобия здесь была не редкостью, и многие просто сходили с ума. Шизофрения, паранойя – обычные для «Хтона» заболевания. Ну а если ты не успел сойти с ума, то все равно через некоторое время у тебя начинались проблемы с печенью и легкими. И не было никого из заключенных, кто мог бы избежать этой участи. А вот вольнонаемные и работники охраны каждые полгода должны были сменяться и, проведя отпускной год на Земле, возвращаться назад.

Впрочем, распорядок дня был свободный, кроме работы и поверок. Никого не запирали, военной дисциплины не навязывали. Поверки проводились для того, чтобы выяснить, кто умер, а кто – нет, а вовсе не для выявления сбежавших. Побег невозможен. Заключенных также строго наказывали за невыход на работу, исключения были лишь для больных, которые сами не могли двигать ногами, ну а если вышел, должен был выполнить план. Добыча турбиния была строго норматирована, и пока ты не добыл положенный вес, уходить из забоя запрещалось. Иначе – тоже наказание. В основном все наказания сводились к разным срокам пребывания в темной камере по пояс в воде, в так называемой киче. Уснуть практически невозможно, сразу захлебываешься. Говорят, подобная кара была придумана в суровой России в древние времена. На всякий случай во всей колонии в коридорах, в комнатах и в других помещениях было установлено множество телекамер для наблюдения за порядком. Конечно, драки, потасовки и другие нарушения порядка случались, не без этого, но тоже строго наказывались пребыванием все в той же киче.

Как-то раз, прожив полгода на Марсе и, кстати, ни разу не заболев, не поймав заразы, но сильно потеряв в весе, Боб пришел после очередной рабочей смены уставший и нервный. Он сел на свою скрипучую кровать и, опустив голову, забылся. Ему вновь вспомнилось море, набегающие волны. Боже мой, надо просто сделать все что угодно, чтобы вновь увидеть это, потрогать руками соленую воду. Роберту так все осточертело, что он поделился своими планами насчет побега с дряхлым негром по имени Майк Джонсон. Тот жил вместе с ним в убогой комнатушке, выпиленной в скальной породе. Вечный плесневелый запах, к которому со временем привыкаешь и уже не обращаешь внимания на такие вот пустяки. Постоянные сырость и прохлада, от которых не спасал небольшой плоский масляный обогреватель. Стены неизменно покрывали маленькие капельки испарины, которые, объединяясь в малюсенькие струйки, стекали вниз. Вода, по канавкам у стен, убегала из комнаты. Ее потом собирали, и, очищая, вновь подавали в систему водоснабжения. Негр, «сокамерник» Роберта, прожил на «Хтоне» около пяти лет и уже не выходил на работу по причине больных легких и, видимо, еще кучи болезней. Он, лежа на кровати и тяжело дыша, отживал отпущенный ему богом срок. Короткие с проседью волосы, щетина, небольшая бородка. Темно-коричневую сморщенную кожу его покрывали пятна какой-то инфекции, но это было привычным в колонии делом. Услышав от Боба, что тот намерен попытаться захватить шлюпку с тюремного корабля, Джонсон покрутил пальцем у виска и сказал:

– Руг, это невозможно. Даже если ты попадешь на катер и после каким-то случаем на сам планетолет, то тебя поймают прямо в космосе или на подлете к Земле. Мы на Марсе, парень! Из «Чистилища» бежать некуда. Здесь можно только спокойно уйти в пустыню, держать тебя никто не станет, но через несколько часов у тебя просто кончится запас кислорода, а потом за тобой придут, и только затем, чтобы забрать скафандр. Иногда такие инциденты случались, пытались люди бежать, потом хоронили их на следующий день. Тут каждый волен кончить жизнь самоубийством, и тебя никто останавливать не будет. Так что вот такие дела, – Майк развел руки в стороны. – А вообще, покажись-ка ты лучше доктору. Когда ты был у него в последний раз?

– Как обычно, в понедельник утром. Сам знаешь, сдача анализов по понедельникам обязательна. К тебе же самому санитар приходит.

– Да и не говори уж. Спокойно умереть не дают. Уже давно не секрет, что мне ничем не помочь. Подыхаю я. А санитар, извращенец, приходит и заталкивает свой поганый катетер в член, да вставляет шприц в вену. Хоть бы влил, Христа ради, что-нибудь галлюциногенное. Полетать недолго перед смертью.

– Там и полетаешь. – Руг достал сигареты и прикурил. – Слушай, Майк, а зачем нужна это чертова руда, что мы каждый день долбим?

– Турбиний?

– Он самый.

– А кто его знает. Может, из нее приборы какие делают. Слышал лишь, что металл это и что высокой проводимости. Больше ничего не знаю. Да и к чему?

– Здесь какая-то тайна, раз никто не знает.

– Совсем у тебя, Боб, крыша съехала. Ты все же сходи к врачу. Он выпишет тебе лекарства или от мании величия, или просто от депрессии, психиатру виднее. А перед тем, как пойти к нему, не смог бы ты попросить у Наташи бутылочку мхата? Мне это уже не повредит.

Мхатом назывался самогон, изготовленный из перебродившего мха, которого под землей водилось достаточно много. Эта культура произрастала только здесь, хотя и не являлась марсианским растением. На Марсе вообще не было растений или их просто пока не нашли. Кто-то не очень стерильный когда-то в древние времена занес сюда частички этой культуры. Кислород, минимум света, это все, что надо было неприхотливым растениям, чтобы выжить, потом мутировать, приспосабливаясь к другим условиям жизни, и разрастись по всей колонии.

Роберт бросил окурок на бетонный пол, затоптал и вышел из комнаты. Он сразу направился в столовую. Сейчас там как раз заканчивался ужин и подавала его повариха по имени Наташа, лет тридцати пяти. Наташа не являлась заключенной и работала здесь добровольно, на основе контракта. Она время от времени летала на Землю, чтобы почувствовать нормальную силу тяжести, посмотреть на небо, на птиц и так далее. Имущества на Земле у нее не водилось. Имелся лишь постоянно увеличивающийся счет в банке «Реконструкции и космического развития». Останавливалась Наташа у родственников в Швеции, что находится в Объединенной Европе, которые с удовольствием принимали ее у себя. Не жалко, тем более подмога, какая ни есть. Живность, сад, хозяйство и все такое.

Наташа была крупной женщиной. Голубые глаза, каштановые волосы, сложенные на затылке в модный ныне узел «Птичье гнездо». Небольшой нос, но пухлые губы и толстоватые лоснящиеся щеки. Лицо ее обычно закрывала марлевая повязка, но, заметив, что вошел Боб, Наташа сняла ее, видимо не боясь подхватить заразу, и хитро посмотрела на Роберта. Дородная женщина не страдала отсутствием аппетита и ела так много, что прилично раздалась вширь, особенно выпирали, поддерживаемые бюстгальтером, огромные груди. Она стояла за раздаточной стойкой с половником в руке. Белый халат впереди закрывал цветастый домашний фартук.

В столовой несколько запоздавших заключенных доедали свои весовые пайки. Руг, взяв разнос и получив положенную порцию пищи, сел за столик. Он с трудом переживал кусок чего-то, похожего на мясо, съел желтоватый клястер, называемый пюре, салат из невиданных растений и все это запил чуть сладковатым, с крахмальным привкусом, киселем. Потом подождал, пока в столовой никого кроме Наташи не останется и подошел к женщине.

– Майк не в себе, – сказал он. – Умирает старик. Просил бутылку мхата.

– Что-то ты, Боб, совсем на меня внимания не обращаешь, – Наташа взялась ладонями за низ своих полных грудей и приподняла их, делая вид, будто поправляет костяные вставки лифчика. – Хоть бы заметил, что я тебе пайку всегда побольше накладываю.

В колонии все знали, что Наташа время от времени спит с заключенными, притом никто ее не заставляет это делать. Она сама выбирала себе мужика и, прожив с ним пару-тройку недель, меняла партнера. В основном это были новички. Женщине не нужны загибающиеся от болезней мужики. Парни частенько делали ей комплементы, пытаясь закадрить деваху. Однако это редко срабатывало, у поварихи были свои, странные правила выбора. Боб, хоть и изрядно похудел, но за полгода пока не поймал ни одной хвори. Это Наташу привлекало.

– Так что передать Майку? – казалось, что Руг игнорировал намек.

Наташа удивилась, но все же наклонилась под раздаточный стол и достала оттуда пластиковую полуторалитровую бутыль с мутноватой жидкостью. Она протянула мхат Роберту, но когда тот попытался взять его, отдернула руку и тихо произнесла:

– Передай Майку, что примерно через три часа, после вечерней поверки, в моей комнате будет настоящий коньяк. Да и закуска будет инопланетная. Он, конечно, прийти не сможет, ноги его уже не держат. А вот ты… Придешь? – Девушка, похоже, ждала только утвердительного ответа и не торопилась отдавать мхат.

– Да, – выдавил из себя Боб и, вырвав бутыль, ретировался.

Через два часа в спортзале собрались заключенные так называемого Западного сектора. Большей своей частью дряхлые, стонущие, кашляющие и хрипящие. После переклички, которую проводил дежурный сержант охраны, после выяснения того, кто умер, а кто болен настолько, что не может передвигаться самостоятельно, все замерли в ожидание последнего штриха. Минут через пять появился Главный надсмотрщик Дорс в сопровождении католического и православного священников. Эта троица обходила сектора по очереди. Люди от бога один за другим прочли молитвы, отпустив оптом грехи, наработанные за день заключенными, и слово взял Дорс. Он, как всегда, пожелал всем подохнуть этой ночью, и на этом вечерняя поверка закончилась. Все разошлись. Многие по комнатам, кто-то – перекурить, кто-то пошел в библиотеку, где в читальном зале находился никогда не выключавшийся телевизор. На Марс транслировались два канала, оба международные – Совета правительств округов. Один назывался «Культура» – бестолковая, но нужная программа, вторая, более разнообразная, – «CNN».

Руг немного посмотрел в библиотеке какой-то дешевый черно-белый боевик и ближе к одиннадцати часам вечера ушел в свою комнату. Майк, уже изрядно надравшись мхата, лежа распевал какую-то древнюю негритянскую песнь о произволе рабовладельцев. Он слабо раскрывал рот, выставляя желтые полугнилые зубы. В помещении сильно пахло человеческими фекалиями, и Роберт подумал, что, похоже, Джонсону и вправду конец. Но не это его встревожило, а то, что теперь этот парень даже не сможет сам добираться до унитаза, расположенного в углу. Убирать же за старым негром совершенно не улыбалось.

«Черт с ним, – подумал Боб и прикурил сигарету. – Несколько дней переживу, а там все дерьмо уберут вместе с Майком».

Он приблизился к Джонсону, взял из его ослабевших рук початую бутыль, припал к горлышку и сделал несколько больших глотков. Горло, а потом и желудок приятно обожгло. Голова чуть закружилась, и Руг подошел к большому, во весь рост, зеркалу, висящему на стене у входа. Высокий, худой, но жилистый парень. Прямой нос, немного выдающиеся скулы, черные, с проседью на висках, короткие волосы и карие глаза. Потертый рабочий коричневый комбинезон, массивные высокие ботинки из грубой кожи.

«Ну, чем я плох, – мелькнула мысль. – Побриться только не помешало бы. Пожалуй, я сегодня и вправду обслужу толстушку Наташу. Сама нарывается. Тем более, завтра воскресенье и в шахту переться не надо. Мне тридцать два, и жизнь продолжается».

Спиртное немного добавило оптимизма, и единственное, что сильно волновало в предстоящей встрече с поварихой, это разговоры о новом хахаре Наташи, которые уже завтра потекут по колонии. Ох, как он не любил, когда о нем говорили. Руг был профессионалом и всегда старался оставаться в тени, сказывались наработанные навыки. Надо пробраться к ней в комнату скрытно для всех, минуя камеры слежения и любопытные глаза остальных заключенных. Хорошо хоть у вольных в жилищах нет телекамер.

У Боба стал созревать план незаметного свидания, тем более что и сама повариха не очень-то распространялась о своих партнерах. К добру это. Тайные свидания, интрига, что-то кольнуло в мозгу Роберта, что-то забытое, что-то стертое из памяти. Но это, исчезнувшее из воспоминаний, дало Ругу странный подъем настроения. На Боба нахлынули те чувства, что никогда ничем не затереть, кроме как смертью, и он блаженно закатил глаза. Пора.

Глава 3. «Аврора-дэнс».

Когда все выбрались из машины, корабль уже скрылся под поверхностью, торчали лишь какие-то шпили, да трубы, которые могли вынуждено удлиняться и из которых выплывал слабый дымок. Трассы огней, что на поверхности, что под водой, очерчивали судно, показывая его местоположение на середине русла Невы. Вся изюминка клуба «Аврора-дэнс» состояла в том, что корабль, в чреве которого и находился клуб, периодически тонул и всплывал. Это зависело от количества людей, находившихся на судне. Обычно под ночь посетители забивали каюты – отдельные кабинки, да танцевальный трюм – машинное отделение, из которого уже давно удалили все механизмы, и корабль начинал погружаться под весом клиентов. Когда же гости (обычно под утро) начинали покидать это увеселительное заведение, корабль потихоньку всплывал. Шаткий баланс был специально предусмотрен ради оригинальности клуба. Когда «Аврора» находилась в надводном положении, то на судно людей возили на катере, когда оно тонуло, то доставляли на шарообразном лифте, похожем на батискаф, который проникал в нутро корабля через специально изготовленный шлюз.

Накрапывал дождь. Сквозил ветер. Небольшая пристань была хорошо освещена. Яркая рекламная вывеска мигала названием клуба.

– «Аврора» уже под водой, – сказал Колян. – Подождем батискаф?

– Может, акваланг? – спросил Куба.

Длинный отрицательно покачал головой.

– Я еще не настолько пьян, – ответил он.

По желанию клиента можно было, заплатив, взять тут же на пирсе костюм с аквалангом и с подогревом на прокат и самому добраться на судно (предварительно подписав пару бумаг, дающих хозяевам заведения юридическую безопасность на все случаи).

– Слушай, Длинный, – сказала Жанна. – Может, посетим другой клуб? Сюда, говорят, вход стоит дороже моей жизни.

– Жан, ты только намекни, – Колян улыбнулся, – и я дам тебе побольше, чем четыре билета в «Аврору».

– Я не продаюсь, – девушка дружески похлопала Длинного по спине. – Другое дело – завоевать.

– Буду стараться. А если честно, то у меня в «Авроре» назначена встреча с одним из клиентов. Хороший мужик, много денег платит.

На пристань, выплыв из-под воды, заехал по тросу полый шар с иллюминаторами. Овальная дверь открылась, и парень в бушлате с виднеющимися на груди полосками тельняшки, в бескозырке выглянул изнутри и произнес:

– Ну что, поехали, молодежь?

– Народу много собралось? – спросил Куба.

– Почти на дне, – коротко откликнулся «лифтер».

– Не поняла… Что на дне? – переспросила Жанна.

– Да много, говорю, народу. Как обычно, забито под завязку, – ответил хозяин батискафа и, повернувшись, указал рукой на середину реки. – Скоро встанем на дно, думаю, до утра всплыть не удастся. Выходные все-таки на носу. Короче, если едите, то с каждого по десять уе за перевозку.

Колян залез рукой в карман и, вытащив перевязанную резинкой пачечку международных, но иностранных для Российского округа кредиток, рассчитался. Все забрались внутрь и уселись на мягкие сиденья, которые полукругом выпирали из обшивки. Шар был расчитан на шестерых, включая «лифтера», человек. Хозяин батискафа задраил дверцу и нажатием кнопки привел аппарат в действие. Шар стал двигаться вперед, постепенно погружаясь. Вода была мутная, поэтому в иллюминаторы созерцать было нечего, однако шлюз сильно освещался, и с расстояния в несколько метров его можно было наблюдать. Когда батискаф заехал в полость в борту крейсера, прямо из борта пополз щит, который начал отделять круглый лифт от реки. Когда часть обшивки встала на свое место, вода с характерным звуком бурления стала быстро удаляться из шлюзовой камеры. Через пару минут овальная внутренняя дверь шлюза отъехала в сторону и «лифтер» выпустил новую партию клиентов из шара. Сразу ударил в нос удушливый, наполненный всеми видами ароматов запах, а на уши принялись давить ритмичные глухие удары, отзвуки музыки, от которых, казалось, судно покачивается. Где-то там, в трюме, шла дискотека. Ребята вступили на красный ворсистый ковер небольшого холла,

и мужчина в белом парадном кителе и в морской фуражке махом руки пригласил подойти к нему. Он располагался за стойкой. Спросил:

– Отдельную каюту? Или предпочитаете зал с баром?

– Каюту на четверых, в зал сходим, когда примем соответствующую дозу. Успеем еще ногами подергать. – Колян взглянул на спутников, но те молчали и лишь Семя кивнул, показывая этим жестом свое согласие.

– Каюта по двести уе с лица. – «Привратник» любезно заулыбался, а когда Длинный рассчитался, его улыбка стала еще шире.

– Каюта семнадцать бэ, официант подойдет через пять минут. – Парень ударил в настольный колокольчик и появился матрос, который и препроводил всю компанию к месту проведения вечеринки.

Каюта походила на купе вагона, только со снятыми верхними полками и немного просторнее. Однако столик был пошире и подлиннее, сиденья – из настоящей кожи со спинками. Все остальное пространство было покрыто пестрой материей с вставками из лакированной древесины. С одной стороны в борту – круглый иллюминатор с непроглядной мутной водой за стеклом, с другой – овальная дверь с колесом, которым можно было замуроваться от всех и вся. Красный продолговатым фонарь высвечивал надпись «Exit». С боку столешницы выделялась пунцовая кнопка для вызова обслуживающего персонала, который, как и предвещал «привратник» в морской парадной форме, появился сам через пять минут. Колян заказал шашлык и острый, но холодящий томатный соус к нему. Пару порций хинкали, хачапури вместо хлеба, салат из свежих овощей, маринованные огурчики. Из зелени – кинзу, укроп и петрушку. Пару бутылок красного терпкого вина «Мукузани» и триста грамм анисовой водки «Свобода глотки».

– Для начала хватит, потом посмотрим, – констатировал Колян, обозрев блюда, когда официант уже доставил заказ.

Вино пили Жанна и Семя. Водку – Колян с Кубой. Выпили, закусили и тут в дверь постучали.

– Открыто! – крикнул Длинный и в каюту вошел солидно одетый мужчина. Строгий темно-серый костюм, белоснежная сорочка, бабочка, лакированные туфли. Лицо худое, темные глаза, прямой нос, черные короткие волосы зачесаны вбок. «Богатый мэн», как подумалось сразу Жанне, широко улыбался. Запах дорогой туалетной воды рассеялся по каюте.

– Федор Петрович… – Колян привстал и протянул руку для приветствия. После того, как все поздоровались и вновь прибывший узнал, что девушку зовут Жанна, он присел за стол и сразу стал наливать в рюмки и в бокалы. Выпили разом и принялись пережевывать сальные кусочки мяса. Федор Петрович вызвал официанта и сделал такой заказ, что столешницы не хватило. Он вел себя так, как будто пребывал тут своим парнем, хотя по возрасту наверняка был лет на десять, а то и на все пятнадцать старше самого возрастного в этой компании Длинного. Впрочем, выглядел моложаво. Он по-свойски расположился на сидении, легко дружески вписался в разговор и, когда пришло время анекдотов и шуток, хохотал вместе со всеми.

Тяга к танцам наступила часа через полтора, и на призыв Федора Петровича все дружно ринулись в коридор на звук долбящей музыки. Спустились по трапу, прошли по прямой между каютами, спустились еще и, преодолев очередной коридор, вышли «к народу». Жанна была в первый раз в этом заведении, но после выпитого спиртного зал показался ей уютным, несмотря на то, что голые металлические борта с множеством клепок могли запросто испортить эстетическое восприятие какой-нибудь утонченной натуры. Бездна прожекторов крутилась, посылая пляшущие лучи на плотную толпу танцующих. По бокам виднелись две барные стойки. Диджей скрывался за штурвальным колесом на постаменте. Полуголые девушки в бескозырках выгибались, не отпуская из рук вертикальные шесты.

Столик нашелся лишь тогда, когда метрдотелю сунули пятисотенную рублевую купюру. Сели, заказали еще водки и закуски. Куба вновь попросил шашлык.

– Ты че, – возмутился Длинный. – В каюте свою порцию съел, у Семи половину кусков утащил и еще хочешь?

– Э-э, дорогой, – с кавказским выговором бросил Куба. – Свинины много не бывает, конечно, если ты не являешься почитателем Корана.

– Мусульмане вообще свинину не едят, – сказал Семя.

– Едят, еще как едят. Брат рассказывал, в армии южане с голодухи вареные куски сала наяривали. Даже русские это не ели, а те уплетали за обе щеки, забыв о вере. Голод не тетка, так-то брат.

Официант принес заказ. Выпили, а когда послышалась знакомая мелодия в неузнаваемом ритме, ринулись танцевать. Ринулись все, кроме Жанны и Федора Петровича. Он улыбнулся и произнес:

– Староват я уже, наверное, для подобных танцев. Хотя, возможно, еще не дошел до кондиции. А вы, Жанночка, почему не танцуете?

– Наверное, тоже не дошла до кондиции. – Девушка улыбнулась в ответ. Федор Петрович ей сразу понравился. Солидный, умный, при деньгах. Или это уже привычка? Ведь был же у нее парень намного старше ее самой.

Федор Петрович же, не прекращая улыбаться, налил себе и Жанне водки.

– Давайте выпьем, Жанночка. Наверняка до кондиции не так далеко, как мы думаем.

Выпили. Жанна достала сигареты. Новый знакомый щелкнул золотистой зажигалкой. Закурив, девушка спросила:

– А вы, Федор Петрович, чем занимаетесь?

– Давайте перейдем на ты. Официант! – крикнул он, отчаянно жестикулируя, и когда тот пробрался к ним сквозь толпу, приказным тоном выдал:

– Шампанского и пару фужеров. – Федор Петрович тут же отвлекся на Жанну. – Зови меня Федор, или просто Федя. А занимаюсь я тем, что работаю помощником одного очень знаменитого, я бы даже сказал, скандального оппозиционного депутата. Такие вот дела.

Шампанское выпили на брудершафт, после чего смачно поцеловались. Жанна не постеснялась целоваться, потому как почувствовала симпатию к новому знакомому, и это сразу подвигло того на следующие действия в плане завоевания молоденькой девушки. Он пропал, а через пять минут, когда вернулся, зазвучала медленная музыка. Кавалер пригласил даму. Пока они танцевали, Федор пытался плотнее прижаться к Жанне, сыпал шутками, шепча их ей на ухо. Легко поглаживал девушку по спине, а потом и ниже. Все кончилось тем, что Федор с Жанной удалились в каюту. Она вновь не сопротивлялась, ибо попала в умелые руки взрослого мужчины. Они целовались, Федор не торопился, но когда стал расстегивать ремень на брюках девушки, раздался глухой звук стука. Он поднял голову и увидел, что в иллюминатор с другой стороны смотрит водолазная маска с вопрошающим пьяным лицом за стеклом. Федор поднялся и стал жестикулировать, показывая пальцем вбок. Водолаз кивнул и пропал.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24