Здесь и произошла моя встреча с известным всей дивизии разведчиком капитаном А. И. Дровалем. Оказалось, что это бойцы его группы, накануне овладев Верхней Атамановской, создали условия для столь быстрого продвижения нашего полка на Скородное и захвата его с ходу. По моей просьбе капитан ввел меня в некоторые подробности смелого налета на Верхнюю Атамановскую.
      ...Ночь тогда выдалась на редкость вьюжной. Разведчики Дроваля, пробираясь к этому населенному пункту, неожиданно наткнулись на отходящую колонну противника и, не долго думая, незаметно пристроились к ней. Так вместе с гитлеровцами и втянулись в деревню. И только там открыли внезапный огонь по противнику. 38 наших воинов уничтожили 80 фашистов и 102 взяли в плен. А саперы старшего лейтенанта К. П. Миткалева подорвали 2 железнодорожных моста и несколько складов с боеприпасами.
      Но на этом дерзкие дела группы далеко не закончились. На обратном пути разведчикам капитана А. И. Дроваля удалось, как выразился сам Александр, "пошуметь" еще в нескольких деревнях, захватить и раздать местным жителям хлеб и скот, предназначавшиеся для отправки в Германию, а в районе Старого Оскола отбить и спасти от угона в фашистское рабство большую колонну советской молодежи.
      С тех пор я внимательно следил за дальнейшей судьбой этого лихого разведчика. Знаю, что он с боями дошел до венгерской столицы, отличился там при взятии здания парламента. Был несколько раз ранен. С войны вернулся с осколком в легком. Позднее эта рана сказалась: у Дроваля развился туберкулез. Он умер в городе Пирятине - на, родной Украине, о которой он так часто вспоминал на воронежской земле.
      ...В Скородном нас пополнили, мы смогли довести свои батальоны почти до их штатного состава. Из этого сделали вывод: не за горами еще более серьезные дела.
      И не ошиблись. 9 февраля до нас дошло волнующее известие о том, что 40-я армия вошла в Белгород, а днем раньше войска генерала И. Д. Черняховского освободили Курск. Приехавший в Скородное начальник штаба дивизии подполковник Н. Н. Петренко доверительно сообщил мне, что в соединении уже получен приказ через Казачью Лопань и Прудянку наступать на Харьков.
      - Так что скоро, Штыков, - закончил подполковник, - мы вступим на землю моей ридной маты Украины!
      И действительно, пройдя утром 11 февраля по еще дымящимся улицам Белгорода, мы вскоре оказались уже на украинской земле. Сразу было видно, что здесь совсем недавно гремели жестокие бои. На обочинах шоссе, ведущего к Харькову, густо чернели остовы сгоревших вражеских танков, валялись искореженные орудия и вездеходы. В стороне тянулись снежные валы брошенных врагом позиций. Рядом с шоссе, уступая дорогу войскам и технике, шли, волоча санки, а то и толкая впереди себя двухколесные тележки с пожитками, женщины, старики и дети - местные жители, возвращающиеся в освобожденные советскими войсками города и села. Все чаще слышалась напевная украинская речь.
      Где-то в районе Прудянки, на пути к Дергачам, нас встретил начальник оперативного отделения дивизии капитан А. П. Мелентьев. Вдвоем с ним зашли в какую-то придорожную заброшенную хатенку. Здесь Мелентьев развернул свою видавшую виды карту и вкратце ознакомил меня с последними данными обстановки. Оказалось, что первый эшелон дивизии - полки Билютина и Казакевича, овладев Прудянкой, захватили было и Дергачи. Но вскоре были выбиты оттуда контратакой противника. Задача нашего полка - разгромить фашистов в южной части Дергачей и закрепиться там.
      Приказ есть приказ. Только вот очень уж он трудно выполнимый. Дело в том, что из-за плохих дорог у нас отстала полковая и приданная артиллерия. А на увязку взаимодействия с соседями совсем нет времени. Значит, придется атаковать Дергачи наличными силами.
      Но с ходу ворваться на южную окраину этого населенного пункта нам не удалось. Больше того, противник сам стал предпринимать контратаки.
      В ходе их отражения к нашему наблюдательному пункту неожиданно подкатили три "виллиса". Из них вышли два генерала в сопровождении группы незнакомых мне командиров.
      - Гвардейцы двадцать пятой? - хмурясь, спросил один из генералов.
      - Так точно, товарищ командующий! - ответил я, сразу поняв, что передо мной стоит не кто иной, как сам командующий войсками Воронежского фронта генерал-полковник Ф. И. Голиков.
      - Почему же тогда воюете не по-гвардейски? Застряли в каких-то Дергачах, а впереди ведь Харьков. Почему так слабо работает ваша артиллерия? Выкатывайте орудия на прямую наводку и бейте.
      - Рады бы, товарищ командующий, но артиллерия почти вся отстала, пояснил я. - Обходимся пока тем, что есть в наличии.
      - Ну, тогда дождитесь ее, не лезьте на рожон. Зачем нужны лишние потери? И атакуйте не днем, а ночью. Ночь - наша союзница.
      Так мы и поступили. Тем более что теперь могли оправдать свою задержку со взятием Дергачей - приказ командующего! Подтянули артиллерию и, едва стемнело, обрушили весь ее огонь на противника. Вслед за этим в атаку пошли стрелковые батальоны. Один из них, под командованием капитана Никифорцева, сразу же ворвался на южную окраину поселка. А вот батальон капитана Обухова вначале было залег под огнем противника. Но, поддержанный артиллеристами капитана Локацинина и минометчиками старшего лейтенанта Савченко, вскоре тоже пошел вперед.
      На улицах Дергачей разгорелся скоротечный ближний бой.
      Гвардейцы дрались с такой яростью, что гитлеровцы не выдержали и в панике отошли не только с южной окраины, но и вообще оставили поселок. Это был большой успех, о котором я немедленно сообщил в штаб дивизии.
      Итак, еще один барьер на пути к Харькову преодолен!
      * * *
      Обстановка осложнилась. В Ольшанах ведут тяжелый бой полки К. В. Билютина и П. К. Казакевича, а мы не можем им ничем помочь. Вышли все боеприпасы, а без них много ли навоюешь? То и дело связываюсь с исполняющим обязанности начальника тыла дивизии В. Ф. Писаревым, прошу, умоляю поторопиться. Наконец приходят несколько подвод и грузовиков. Немедленно посылаю их на дивизионные склады в Казачью Лопань.
      Пока подвозят боеприпасы, ко мне в штаб полка прибывают заместитель командира дивизии полковник А. Г. Дашкевич и только вчера получивший очередное воинское звание майор А. П. Мелентьев. Первым берет слово начальник оперативного отделения.
      - Вот здесь, - показывает он карандашом на карте, - застопорились Билютин и Казакевич. Нужно им немедленно помочь. Ведь Ольшаны и Пересечная для гитлеровцев сейчас не менее важны, чем взятые вами Дергачи. Их они будут защищать отчаянно. Ибо отлично понимают, что сдача этих населенных пунктов равносильна захлопыванию створок ворот. А паи... Нам Олыпаны и Пересечная тоже вот так нужны. - Он чиркнул себя ребром ладони по горлу. - С их взятием мы расчищаем себе дорогу для удара по Харькову с северо-запада, режем шоссе на Полтаву.
      - И еще учти, - дополняет Мелентьева Дашкевич, - ? войска фронта обложили Харьков почти со всех сторон. Теперь наша очередь. А значит, нужен темп и еще раз темп. Торопись.
      Проводив замкомдива и начальника оперативного отделения, я с группой офицеров своего штаба, обогнав полковую колонну, поспешил к Ольшанам, где сразу же встретился с командиром 81-го полка П. К. Казакевичем.
      - Ну слава богу, что подоспел на выручку, - обнимая меня, обрадованно сказал тот. - Звони немедленно комдиву.
      Я позвонил и тут же получил распоряжение наступать на стыке между полками Билютина и Казакевича, овладеть Гавриловной, чтобы затем выйти на западную окраину Харькова.
      Атака нашего полка вначале развивалась очень успешно. Но затем в районе станции Пересечная произошла заминка. Здесь наступал батальон капитана А. Я. Обухова. Гитлеровцы встретили его плотным огнем, заставили залечь. Выручили наши артиллеристы, которые с такой точностью ударили по дотам и дзотам врага, что в первые же минуты заставили замолчать большинство из них. Батальон возобновил атаку и ворвался на станцию.
      А вскоре противник оставил и Гавриловну. До Харькова нам осталось пройти всего лишь несколько километров.
      К ночи наши передовые подразделения одолели и эти километры, вышли к городской окраине.
      В штаб полка неожиданно приехал заместитель командующего армией генерал-майор Ф. Ф. Жмаченко. Впервые я увидел его еще в начале ноября прошлого года, на Дону, в районе сторожевского плацдарма. И вот теперь вторая встреча. Невольно подумалось: "И чего бы это заместителю командующего армией ездить по полкам?" Выяснилось, что по приказу К. С. Москаленко генерал-майор Ф. Ф. Жмаченко возглавляет сейчас ударную группировку армии, в которую входит и наша дивизия. Ну а в нашем полку оказался по той причине, что мы, сами того не ведая, сумели опередить другие части, рвущиеся к Харькову, и теперь находились на самом острие ударной группировки армии.
      Генерал тепло поговорил со мной, с другими офицерами штаба. Поздравил с успехом. И сказал:
      - В Харьков войдем через Холодную гору. В этой связи советую переместить полк вот за этот лесок.
      Мы выполнили приказ заместителя командующего армией. А поздно вечером все три батальона полка уже ворвались на западную окраину города. "Вошел в Харьков, - докладывал мне командир третьего батальона Обухов. - Веду бой в районе Холодной горы. Продвигаюсь по Нижне-Гиевской. Прошу дать огонька по северной части Крутогорки". Его просьба была тут же выполнена, и вскоре по телефону снова раздался его взволнованный голос: "Взял первых пленных. Отличились пулеметчики лейтенантов Сарычева и Овсянникова. Развиваю атаку левее кладбища в сторону вокзала".
      Находившийся у нас до утра генерал Ф. Ф. Жмаченко, перед тем как отправиться в соседнюю дивизию, собственноручно подписал боевое донесение, из которого значило, что 73-й гвардейский стрелковый полк в 24.00 14 февраля вышел на Холодную гору.
      Приблизительно в это же время для наращивания нашего успеха по приказу комдива был введен в бой и полк К. В. Билютина. Он ударил в сторону вокзала, куда наступал и батальон А. Я. Обухова. А некоторые подразделения нашего полка уже вышли на одну из центральных магистралей города - улицу Свердлова, пересекавшую Харьков с запада на восток.
      * * *
      Утро 14 февраля. Полк ведет бой в восточной части Холодной горы. Сюда, поближе к наступающим батальонам, я приказал перевести и свой НП.
      С Холодной горы - а она действительно оказалась горой - взору открывалась впечатляющая картина. Внизу раскинулся огромный город. Его окраины затянуты дымом пожарищ. Особенно много очагов огня с противоположной от нас стороны. Мы знаем, что оттуда, от тракторного завода, теснят фашистов войска генерала П. С. Рыбалко. А мы как бы идем к ним навстречу.
      Между тем бои в городе проходят с большим ожесточением. Гитлеровцы цепляются буквально за каждую улицу, дом. Большую роль здесь играют штурмовые отряды и группы, заранее созданные нами из бойцов и командиров, уже имеющих опыт ведения боя в крупных населенных пунктах.
      И они успешно справляются со своей задачей. Так, когда батальон М. С. Никифорцева в районе улицы Свердлова попал под сильный огонь и залег, ему на помощь тут же пришла штурмовая группа под командованием лейтенанта П. И. Корнева. Под прикрытием пулеметов ее бойцы скрытно вышли к каменному зданию гостиницы, откуда противник вел огонь, дружно забросали ее окна гранатами и ворвались внутрь помещения. Вслед за ними туда же устремилась и рота автоматчиков. Через несколько минут все было кончено, батальон Никифорцева снова пошёл вперед.
      В ходе уличных боев в Харькове немало беспокойства нам доставляли и гитлеровские, как мы их окрестили, "городские кукушки". Засев на чердаках зданий, они в первую очередь старались вывести из строя наших офицеров. И это им зачастую удавалось. Чтобы избавиться от опасных "кукушек", мы вынуждены были даже специально выделить в полку группу снайперов, которую возглавил старший лейтенант А. И. Ходько. Разбившись по парам, наши сверхметкие стрелки оказывали большую помощь наступающим ротам и батальонам.
      В стесненных условиях города с самой лучшей стороны проявили себя и минометчики. Особенно батарея под командованием двадцатилетнего старшего лейтенанта П. А. Пономарева. Она не раз выручала из весьма сложных ситуаций батальон капитана А. Я. Обухова, которому была придана.
      К исходу 15 февраля наше продвижение вперед несколько замедлилось. Связывает Южный вокзал, за который вот уже в течение всего дня безуспешно дерутся батальон капитана А. Я. Обухова и 78-й полк. А штаб дивизии то и дело запрашивает из Ольшан обстановку в районе вокзала, Что отвечать? Единственное: ждем обещанную артиллерию, готовим общий штурм.
      Артиллерия подходит где-то уже во второй половине ночи. Вот теперь воевать веселее. Утром, после артподготовки, снова атакуем вокзал. И сразу же добиваемся успеха. Первыми в здание вокзала врываются штурмовые группы, за ними стрелковые роты Т. С. Петрова, А. Е. Гусарова, автоматчики А. В. Юрина.
      Южный взят. И сразу же батальон Обухова устремляется к Николаевской площади. К центру города продвинулись и остальные батальоны полка. Наш командный пункт размещается теперь в доме номер 17, что на Московском проспекте.
      16 февраля войска Воронежского фронта полностью очистили Харьков от немецко-фашистских захватчиков. Трудно представить наше ликование по этому поводу! Правда, радость тут же была омрачена одним печальным известием: погиб командир 81-го гвардейского стрелкового полка полковник П. К. Казакевич.
      Это случилось, как мы потом узнали, в районе Ольшан, где полк Казакевича совместно с несколькими батальонами из стрелковой дивизии полковника И. В. Данилевича перекрывал противнику пути отхода на запад. Гитлеровцы здесь шли буквально напролом. Пустив вперед до 50 танков, а за ними моторизованную пехоту, противник очень скоро смял батальоны из дивизии Данилевича, но полк Казакевича стал для него непреодолимой преградой. Разгорелся упорный бой. Во время него осколками от снаряда, разорвавшегося вблизи наблюдательного пункта, и был убит П. К. Казакевич, а его заместитель по политической части Н. Е. Головашев тяжело ранен.
      С этими офицерами меня связывала крепкая фронтовая дружба. Она зародилась еще с той памятной новогодней ночи, что мы вместе провели в обледенелой землянке на сторожевском плацдарме. И вот теперь Павла Константиновича нет в живых. В это трудно верилось. Но действительность, к сожалению, неумолима.
      Родина высоко оценила ратные дела командира 81-го гвардейского стрелкового полка. Полковнику П. К. Казакевичу было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
      * * *
      Вечером 17 февраля наш полк в числе других частей дивизии покинул Харьков. Мы пошли дальше на запад, где нас с нетерпением ждали жители других оккупированных врагом советских городов и сел.
      Но обстановка вскоре резко изменилась. 19 февраля немецко-фашистские войска неожиданно сами перешли в контрнаступление. Их удар пришелся по ослабленным соединениям правого крыла Юго-Западного фронта. Они отошли. В результате обнажился левый фланг и нашего, Воронежского фронта. И хотя его войска все еще продолжали продвигаться к Днепру, уже ясно обозначилась угроза выхода немцев к Харькову и Белгороду.
      19 февраля наша дивизия была неожиданно передана в состав 3-й танковой армии. На первых порах это вызвало некоторые дополнительные трудности. Именно о них-то и шла речь на одном из совещаний у комдива, которое состоялось в ночь на 22 февраля в населенном пункте Федоровка.
      Перед этим, развивая наступление из Харькова на Валки, наши полки с ходу захватили крупные села Новый и Старый Мерчик. Но вскоре под натиском превосходящих сил противника вынуждены были отойти к Люботинскому шоссе. Мой полк занял оборону в районе хутора Петровский. Держались из последних сил. Чувствовалась острая нехватка боеприпасов.
      Как оказалось, в таком положении был не только наш, 73-й гвардейский. И другие командиры полков говорили на совещании о том же: нет боеприпасов, нечем воевать. Слушавший все эти упреки исполняющий обязанности начальника тыла дивизии капитан В. Ф. Писарев в конце концов не выдержал, заявил:
      - А где я их возьму? Дивизию ведь передали Рыбалко. А его склады буквально у черта на куличках. Вот если б транспорта было побольше... А так... Одна у нас надежда - сороковая, наша бывшая, армия. Может, по старой памяти и выручат? У нее ведь снаряды в Казачьей Лопани, это все же не так далеко. Попробую договориться... Но и командиры полков должны мне помочь. Пусть находят лошадей, повозки, машины. Иначе...
      - А я думаю, что командиров следует разгрузить от этих забот, - сказал присутствующий на совещании начальник политотдела дивизии П. Н. Павлов. Пусть уж лучше они продолжают руководить боевыми действиями своих полков. Обстановка ведь сложная, товарищи. Ну, а что касается обеспечения транспортом... Этим займемся мы, политаппарат дивизии. И немедленно! Время не ждет. На юге наши войска уже отходят к Северскому Донцу. Не ровен час, гитлеровцы вот эту синюю стрелу - ту самую, что у начальника оперативного отделения на карте, - перекинут в нашу сторону, тогда держись!
      - Держаться-то будем, на то мы и гвардейцы, - задумчиво сказал командующий артиллерией дивизии полковник М. Ф. Гусельников. - Но долго ли? Ведь сейчас фактически воюет одна пехота. В частях и подразделениях почти нот противотанковых средств. Да и тридцатьчетверок давненько не бывало. Одно название, что вошли в состав танковой армии...
      Словом, командир дивизии заверил нас тогда в том, что им будут предприняты все меры для обеспечения частей боеприпасами. А в заключение сказал:
      - Ну а завтра, в день 25-й годовщины Красной Армии и Флота, будем воевать наличными силами и средствами. Все, что есть в транспорте дивизии, передаю в полки. Да и самим командирам частей следует поделиться друг с другом всем, чем можно. Мы должны снова отбить у противника Доброполье, Новый и Старый Мерчик и выйти к Валкам. Это и будет наш боевой подарок славной годовщине. - Сообщил:.. - Кстати, завтра у нас может появиться генерал Рыбалко. Так что всех прошу быть на своих местах...
      И действительно, утром на НП моего полка неожиданно прибежал вестовой из батальона капитана М. С. Никифорцева. Еле переводя дух, доложил:
      - Товарищ майор, к нам большое начальство заявилось. Приехали на бронетранспортере. Главный из них - низенький такой, - никак, генерал. Они сейчас там, у крайней хаты. Велели вам прибыть.
      Взяв коня, я тотчас же помчался на окраину хутора Петровский, где у бревенчатого амбара в группе офицеров, одетый в бекешу, стоял командующий 3-й танковой армией. Генерал-лейтенант танковых войск П. С. Рыбалко действительно был низкого роста, с бритой головой и высоким, прямо-таки сократовским, лбом.
      Его бледное лицо свидетельствовало о чрезмерной усталости. И лишь серые, глубоко посаженные глаза были полны жизни.
      Командарм весьма дотошно расспросил меня об обстановке, приказал не на карте, а непосредственно на местности показать расположение огневых средств, как обеспечены фланги и взаимодействие с соседями. Поинтересовался наличием в полку противотанковых средств, порядком их предполагаемого использования. Убыл в свой штаб, располагавшийся в Мерефе, только после того, как началась общая атака дивизии.
      Наш полк, наступая в центре ее боевого порядка, довольно успешно продвигался к Новому Мерчику и вскоре ворвался на его южную окраину. А в ночь на 25 февраля части дивизии овладели также и Валками.
      В Валках мы находились не более суток. Но постарались и эту короткую передышку использовать с максимальной пользой. В частности, провести совещание с моими заместителями, начальниками служб, комбатами, выяснить их нужды, выслушать мнение каждого о только что прошедших боях.
      Первым взял слово начальник артвооружения полка М. Д. Ханип. Он посетовал на то, что, несмотря на обещания, боеприпасов все-таки подвезли мало: всего 60-70 процентов от полного комплекта. Потому-то артиллеристы и не смогли как следует поддержать действия пехоты.
      Кстати, на слабую поддержку, артиллеристов жаловались и некоторые комбаты. В частности, большие претензии на их счет высказали А. Я. Обухов и его замполит А. Б. Ибрагимов. Я понимал их. Наступая на самом ответственном участке, этот батальон понес значительные потери. И в то же время относить все это на долю только одних артиллеристов, якобы не сумевших вовремя погасить все огневые точки противника, было бы не совсем верно. Гитлеровцы ведь тоже воевать умеют, как и маневрировать своими огневыми средствами. И здесь как раз был тот самый случай. Ну а наши артиллеристы...
      - Вас ведь поддерживала батарея лейтенанта Стеблинского? - вместо ответа спросил я Обухова.
      - Да, батарея Стеблинского...
      - Вот видите! Ведь ему генерал Шафаренко прямо на поле боя вручил орден Красной Звезды. Такое бывает не часто. А вы говорите, что он вас плохо поддерживал. Нет уж, капитан, в понесенных потерях ищите свой собственный промах.
      Кстати, о командире батареи С. В. Стеблинском у нас говорили с большим уважением не только в полку, но и в дивизии. Смелый, волевой офицер, он мастерски руководил вверенным ему подразделением. Помнится, в период боев за Харьков его тяжело контузило. И все равно он наотрез отказался отправиться в госпиталь. Позднее, уже при форсировании Днепра, Сергей Васильевич снова проявил незаурядное мужество и героизм, за что был удостоен звания Героя Советского Союза.
      26 февраля в полку состоялось еще одно мероприятие, памятное для многих. Был произведен прием отличившихся воинов в партию. Этой высокой чести удостоились старший лейтенант Петриченко, лейтенанты Сарычев, Овсянников, сержант Каинов и многие другие. Мы все хорошо знали этих людей, видели их в боях. На груди у каждого вступающего в члены ВКП(б) было по нескольку правительственных наград. Но, принимая на себя высокое звание коммуниста, они клялись перед своими боевыми товарищами, что будут еще упорнее громить ненавистного врага, если потребуется, отдадут свои жизни во имя полной победы над гитлеровскими захватчиками.
      * * *
      Утром 27 февраля 25-я гвардейская стрелковая дивизия была поднята по тревоге и, сдав занимаемый рубеж в районе Валок частям 69-й армии, взяла курс на Мерефу, Змиев.
      Поздно вечером подошли к Мерефе, где располагался штаб 3-й танковой армии. Начштаарма генерал-майор Д. Д. Бахметьев лично встретил дивизию на окраине селения. Срочно вызвал к себе генерала П. М. Шафаренко.
      Через полчаса, вернувшись от Бахметьева, Павел Менделеевич собрал у себя командиров частей и отдал боевой приказ. Из него я уяснил, что мой полк должен занять оборону по линии южная окраина Змиева, Замостье, Зидыш.
      - Времени на организацию обороны у нас крайне мало, - сказал в заключение комдив. - Так что, пока нет непосредственного соприкосновения с противником, постарайтесь использовать каждую минуту.
      ...Наступило 2 марта 1943 года. На командный пункт полка прибыл генерал П. М. Шафаренко с группой офицеров, чтобы лично проверить готовность нашей обороны. Но едва мы приступили к осмотру позиций, как налетели вражеские самолеты. Посыпались бомбы. Воздушный налет пришелся по Змиеву, Замостью, Зидькам. Глухие разрывы доносились и со стороны Тарановки...
      Как только фашистские самолеты, отбомбившись, улетели, на КП зазуммерил полевой телефон. Взяв трубку, я услышал в ней голос подполковника Н. Н. Петренко. Он попросил подозвать к аппарату комдива. Переговорив со своим начальником штаба, тот сообщил нам:
      - В районе Шляховое и Валки противник прорвал-таки нашу оборону и устремился на Харьков. Полагаю, что гитлеровцы ударят и по Тарановке. Там уже замечено скопление их танков. Об этом только что доложил в штаб дивизии Билютин. Еду туда.
      Но прежде чем уехать, сказал мне:
      - А вы, товарищ Штыков, готовьтесь встретить врага на своем направлении. Больше того, продумайте план возможной контратаки на Тарановку и Соколово. Думаю, что скоро это понадобится.
      Оставшись на КП один, я тут же позвонил Билютину. Захотелось более подробно ознакомиться с обстановкой в районе Тарановки.
      Всегда спокойный, Кондратий Васильевич на сей раз был очень взволнован. Говорил отрывисто, поспешно. Чувствовалось, что ему не до меня.
      - Атакуют, гады, со всех сторон... И танки, и самоходки, и бронетранспортеры с автоматчиками... Всего полно, как на параде, - говорил Билютин вперемежку с отдаваемыми им распоряжениями. - Эсэсовцы пьяные, прут в психическую... Только что одного такого субчика взяли в плен. Передо мной стоит. Хоть и наткнулся рылом на кулак, а морду воротит, что твой граф. Словно не он, а мы у него в плену...
      Помолчал, видимо что-то высматривая со своего КП, и заговорил опять, уже спокойнее:
      - Особенно плохи у меня дела на юго-западной окраине Тарановки. Что-то я там недосмотрел. Вон комбат Петухов докладывает: "Атакуют танки, более двух десятков". А чем их отбивать? Артиллерии-то почти совсем нет. Да и пехоты не густо. - Окреп голосом: - Но будь спокоен, Штыков. Ведь мы все-таки гвардия! Хотя... Ты все же, Николай Григорьевич, будь готов помочь...
      Горячий бой вскоре захлестнул всю Тарановку. Трудно пришлось 78-му полку. И все-таки бойцы Билютина продолжали держаться, проявляя при этом массовый героизм и мужество. Об одном из таких эпизодов мне бы и хотелось рассказать.
      ...Их было всего лишь двадцать пять гвардейцев во главе со своим командиром взвода лейтенантом Петром Широниным. Они занимали оборону несколько на отшибе от основных сил полка, прикрывая у Беспаловки перекресток железнодорожной и шоссейной дорог, связывающих Лозовую с Харьковом.
      И случилось так, что именно эта горстка храбрецов, вооруженная винтовками, автоматами, ручными пулеметами да противотанковыми гранатами, имевшая всего лишь одну противотанковую пушку, приняла на себя удар 25 танков и до полутора батальонов пехоты.
      И все-таки враг здесь не прошел. После боя из группы в живых осталось лишь пятеро - П. М. Широнин, И. Г. Вернигоренко, И. П. Букаев, А. М. Тюрин и А. Ф. Торопов. Это были те, кому довелось увидеть позорное бегство фашистов с поля боя. Остальные пали смертью храбрых, до конца выполнив свой солдатский долг перед Родиной.
      Это было в марте. А в середине мая в дивизию пришел Указ о присвоении всем двадцати няти широнинцам звания Героя Советского Союза. Этой же высшей награды Родины удостоился и командир 78-го полка гвардии полковник К. В. Билютин.
      * * *
      В тот же день, 2 марта, когда начались тяжелые бои под Тарановкой, в полк позвонил начальник штаба дивизии подполковник Н. Н. Петренко и сообщил, что с завтрашнего утра нашим правым соседом станет батальон... чехословаков. Полагая, что ослышался, я переспросил его. Но Петренко подтвердил:
      - Да, чехословаки. Впрочем, по этому поводу ждите письменных указаний. - И положил трубку.
      И действительно, вскоре пришло такое указание. В нем говорилось буквально следующее: "Довести до всего личного состава, что но решению партии и правительства на территории Советского Союза ведут и будут вести борьбу с оккупантами иностранные части..."{4} Кроме того, командирам частей предписывалось срочно ознакомить своих солдат и офицеров с чехословацкими опознавательными знаками и их паролем - "Свобода". Как мы потом узнали, этот пароль совпадал с фамилией командира чехословацкого батальона.
      Наших новых соседей я увидел уже на следующее утро, когда с офицерами штаба и комбатами проводил рекогносцировку южнее Соколове. На чехословаках шинели английского покроя цвета хаки, светло-желтое снаряжение с двумя наплечными ремнями, русские шапки-ушанки с металлическими кокардами. Все вооружены нашим, отечественным оружием.
      Тогда, в период мартовских боев, мне не удалось войти в личный контакт с их командиром Людвиком Свободой, хотя не раз приходилось разговаривать по телефону как с ним, так и с его заместителями. Наша встреча состоялась значительно позже, уже в конце войны, когда советские войска вступили на территорию Чехословакии. В марте же сорок третьего по распоряжению командира дивизии я просто послал к чехословакам для знакомства и увязки совместных действий своего заместителя Б. М. Генералова и помощника начальника штаба полка Н. Н. Щербакова.
      Наши товарищи многое узнали тогда о новых боевых соратниках и их командире. Среди чехословаков кроме Людвика Свободы кадровыми офицерами были его заместитель Богумир Ломский, начальник штаба батальона Отокар Рытирж, начальник разведки Войша Эрбан, командиры подразделений Отокар Ярош, Ян Кудлич, Ярослав Лом, Антонин Сохор и другие. В батальоне, насчитывавшем около тысячи человек, имелось несколько десятков коммунистов, в том числе участников войны в Испании. Однако подавляющее большинство личного состава освоило лишь азы военного дела и, конечно, не имело боевого опыта. Вот почему советское командование вначале планировало использовать батальон на менее опасном направлении. Но чехословаки сами изъявили желание вступить в бой на трудном участке фронта. И просьба их была удовлетворена. Как показали дальнейшие события, 1-й отдельный чехословацкий батальон сражался с фашистами с исключительным мужеством, полностью оправдал оказанное ему советским командованием доверие.
      В первых числах марта центром ожесточенных схваток в полосе обороны нашей дивизии по-прежнему оставался участок 78-го гвардейского стрелкового полка. Четыре дня здесь шли упорные, кровопролитные бои. А в это время другие части, продолжая совершенствовать свою оборону, лишь отражали атаки вражеских подразделений, проводивших разведку боем, да вели борьбу с воздушным противником.
      Но вскоре и у нас наступили горячие деньки. Утром 8 марта разведчики и артиллерийские наблюдатели полка донесли на НП о движении пехоты и колонны танков противника в сторону Соколове и высоты 162,3. Мы видели, как врага тут же встретила огнем из Соколове дивизионная артиллерия, поддерживающая чехословацкий батальон. А вслед за этим пришло тревожное донесение и от лейтенанта Н. Г. Бекшипа, оборонявшего со своим подразделением высоту:
      - Товарищ майор! Нас атакуют тайки и до роты пехоты противника. Принимаю бой! Поддержите огоньком.