Один из специалистов Береговой охраны, по фамилии Крон-ски, неторопливо подошел к низкому парапету на краю крыши Торгового центра. Оперся обеими руками о стену, осторожно, робко наклонился и взглянул вниз. Но тут же отшатнулся.
      Господи Боже, сержант, сказал он Оливеру, там и земли не видно! В жизни не был так высоко!
      Но ты же летал самолетом! заметил Оливер.
      То совсем другое. Кронски помолчал. И все равно я не был в восторге. Я вам не парашютист.
      Кронски стал подальше от края и засмотрелся на "Башню мира", на ряд разбитых окон по фасаду банкетного зала.
      Он держал гарпунную пушку, похожую на огромное ружье, из которой должен был выстрелить гарпун с тонким ведущим линем, который, аккуратно свернутый, лежал в специальной сумке.
      Вы это всерьез, сержант? сказал Кронски. В такую даль? На таком ветру? Он покачал головой. Ничего не выйдет.
      Оливер в душе признавал его правоту. Это было даже дальше, чем казалось с земли, сто восемьдесят двести метров, и ветер свистел в ушах, как в шторм.
      С другой стороны, он обещал Вильсону, что попытается, и не хотел изменять своему слову.
      Кроме того, по ту сторону пропасти в окнах огромного здания он видел людей и чувствовал дым, шедший в их сторону, и хотя это был не совсем "пожар в море", при упоминании о котором у каждого моряка кровь стынет в жилах, все же сердце у него тревожно сжалось.
      Я не спрашивал ваше мнение, Кронски. Действуйте. Кронски пожал плечами, взял пушку и тщательно её зарядил.
      Даже если, мы перебросим туда линь, сержант, сказал он, и переправим к ним спасательный пояс. Он в упор взглянул на Оливера. Как бы вам понравилось спускаться с такой высоты на этой висюльке при таком ветре?
      За дело, Кронски!
      Кронски кивнул. Приложил пушку к плечу и прицелился достаточно высоко, чтобы выстрел был подальше. Оливер сказал в микрофон:
      Делаем первую попытку.
      Все в порядке, ответил голос Ната. В Башне все готово.
      Эти несчастные сухопутные крысы, сказал Кронски, вечно попадают в дурацкие ситуации, да?
      Он нажал на спуск.
      Дрожащий гарпун вылетел из дула пушки. Он стремительно удалялся, легкий как перышко, сверкая в лучах вечернего солнца.
      По плавной дуге он приближался к лини выбитых окон, все выше и выше, пока не оказался на уровне вершины телевышки.
      И вот, достигнув апогея и подчиняясь воле земного притяжения, он начал падать, все ещё по дуге, и линь со свистом все ещё вылетал из сумки.
      Они провожали взглядами его взлет и падение, и ещё до того, как гарпун промелькнул мимо ряда выбитых окон уже знали, что не вышло.
      Дерьмо, сказал Кронски.
      Оливер, высокий, громадный и невозмутимый, как скала, ответил:
      Попробуйте снова. Сдаваться ещё рано.
      * * *
      Губернатор стоял в глубине зала и обнимал Бет за талию. Они вместе наблюдали как взлетает тонкий, чистый и сверкающий гарпун, и на миг у них блеснула надежда.
      Первый, кто своим точным взглядом художника угадал, что операция не удалась, был Бен Колдуэлл.
      Начинайте искать другой выход, Нат сказал он в трубку.
      Он сказал это почти шепотом, но сенатор услышал.
      Это безнадежно? спокойно спросил он.
      С такой пушкой, ответил он, вероятно, да. Думаю, что в Береговой охране есть более мощные, но насколько они точны... он пожал плечами. Доставить линь на палубу судна, особенно если это грузовой пароход совсем другое дело: в таком случае достаточно, если гарпун просто попадет на палубу. Но попасть в эти окна на таком расстоянии... Он снова пожал плечами.
      Гровер Фрэзи со стаканом в руке, как загипнотизированный, наблюдал за происходящим, и когда гарпун скользнул вниз и исчез под окнами, губы его беззвучно зашевелились и взгляд стал почти безумным.
      Кто-то в зале включил транзистор. По залу понеслись твердые ритмы рока.
      Ради Бога, сказал мэр Рамсей, сейчас не время для веселья.
      Он тоже наблюдал за падающим гарпуном, пока тот не исчез из поля зрения.
      Я сейчас это выключу.
      Оставьте, Боб, сказал губернатор, разве вы предпочитаете псалмы и молитвы?
      Не понимаю, при чем здесь это.
      При том. Голос губернатора звучал устало. На палубе "Титаника" тоже играл оркестр, когда корабль уходил под воду. И некоторые молились. В его голосе прибыло резкости, но не силы. Черт возьми, Боб, эти люди до смерти перепуганы, и я их понимаю. Пусть делают, что хотят. Его рука теснее обвила талию Бетти. Я сейчас пойду звонить. А вы?
      Пойду с вами куда угодно, ответила Бет. Я не хочу оставаться одна.
      В трубке раздался голос Ната:
      Мне очень жаль, губернатор. Слишком далеко. Оливер попытается ещё раз, но... неоконченная фраза повисла в воздухе.
      Понимаю, ответил губернатор. Делайте, что в ваших силах, он усмехнулся над собственными словами. Покачал головой. Ну ничего. Пауза. Лифты придется сбросить со счета?
      Ядро слишком раскалилось, сказал Нат. Направляющие погнулись. Мне очень жаль.
      Бет испытывала клаустрофобию в этой тесной, переполненной людьми канцелярии. Там были оба пожарных, Хоуард и Старр, Бен Колдуэлл, Гровер Фрэзи и шеф пожарной охраны. У Бетти возникло безумное чувство, что она физически ощущает расползавшийся откуда-то страх.
      Губернатор отвернулся от телефона и спросил Хоуарда:
      Вы убеждены, что лестницами воспользоваться невозможно?
      Абсолютно, ответил Хоуард и взглянул на Старра, который кивнул. Здесь все же лучше, продолжал он, хотя тоже ничего хорошего. Вот смотрите, он развел руками и поднял их вверх. Вы когда-нибудь видели, как горит лес? Или нет? Обычно это начинается с маленького очага. Кто-то неосторожно разведет костер, бросит сигарету или что-нибудь еще. Вначале займется трава, потом кусты, по^ том низкие ветви больших деревьев. Он замолчал, жестами иллюстрируя, как это бывает. Допустим, там наверху, на самой вершине одного из больших деревьев, гнездо с птенцами. Внизу на земле, да и в нижних ветвях дерева все уже горит, огонь и дым прибывает, пламя скачет с ветки на ветку. Он снова помолчал. Но гнездо ещё долго будет в безопасности. Не навсегда, чтобы вы меня поняли, но на некоторое время. Пока пламя доберется до верхних ветвей, тем птичкам лучше сидеть на месте. Последняя пауза. Особенно, если они не умеют летать.
      Шеф пожарной охраны сказал:
      А это чертовски высокое дерево. Так что кое-какое время у нас есть.
      Для чего? спросил Гровер Фрэзи. Чтобы мы просто сидели, прекрасно зная, что нас ожидает? Он вскочил. Я ждать не собираюсь! Он говорил все громче.
      Мэр Рамсей сказал с порога:
      Да сядьте вы! И ведите себя как взрослый человек! Фрэзи тихо ответил:
      Вам бы стать вожатым у скаутов. Да вы им наверняка были. Бог, Родина и Йель? Галстук в тонах колледжа и "положение обязывает"? Он направился к дверям. И не пытайтесь меня остановить, бросил он в лицо губернатору.
      Не буду, ответил тот, наблюдая, как Фрэзи исче зает за дверью.
      В канцелярии все молчали. Бет открыла было рот, только молча покачала головой. Шеф пожарной охраны беспокойно завертелся на стуле. Мэр сказал:
      Нужно было его остановить, Бент.
      Пусть это будет на моей совести, ответил губернатор.
      Пожарный Хоуард сказал:
      Ему не выйти с этой лестницы живым, мистер губернатор.
      Я это и имею в виду. Лицо губернатора выдавало внутреннее напряжение.
      На пороге появился сенатор Петере. Оперся о косяк.
      Пусть это будет на моей совести, повторил губернатор. Возможно, я прав, возможно, нет. Я не знаю. Щ мы никогда не выясним. О таких решениях можно дискутировать до бесконечности.
      Ведь речь идет о жизни человека! напомнил мэр.
      И это я понимаю, согласился губернатор, но кто дал мне право решать судьбу другого человека?
      Вы отказываетесь от своих принципов?
      В этом, Боб, сказал губернатор, и состоит разница между вами и мной. Я не верю в теорию о папочке, который всегда лучше знает, что и как. Когда речь идет об общественных интересах, я всегда занимаю твердую позицию. Но если взрослый человек решает сделать что-то, не затрагивающее остальных, это не моя забота.
      Из зала отчетливо долетели ритмы рока. Неожиданно; раздался смеющийся женский голос, в котором звучала истерика. Кто-то крикнул:
      Эй, смотрите! Он уходит!
      Сейчас это все ваше общество, Бент, сказал мэр. И оно настроено наподобие Фрэзи. Этого вы не можете отрицать.
      Именно поэтому я так решил, ответил губернатор, Честно говоря, я думаю, теперь нам будет легче. Мы избавились от взрывоопасного элемента.
      Сенатор Петере хладнокровно произнес, ни к кому обращаясь:
      Хладнокровный сукин сын, а? Никто не ответил. Сенатор улыбнулся.
      Но я должен признать вашу правоту, Бент. Губернатор встал из-за стола.
      Итак, все что нам остается, это надежда, что ваши люди, Пит, сумеют справиться с огнем раньше, чем он доберется, неожиданно он улыбнулся, до гнезда.
      Как я уже говорил, поддакнул шеф пожарной охраны, это чертовски высокое дерево. Бен Колдуэлл спросил:
      Никто не слышал прогноза погоды? Гроза с приличным ливнем могла бы помочь.
      Бет, наблюдавшая за всем этим, почти физически ощущала грозу, собиравшуюся в воздухе комнаты. Из глубины её воспоминаний всплыла та особая темнота, означавшая приближение бури, первые порывы ветра, их нарастание, первые отдаленные удары грома. Сколько раз ей довелось это пережить и сколько раз, ещё ребенком, она злилась, что гроза портит прекрасный летний день?
      Первые капли всегда были крупными, редкими, молнии сверкали все чаще и чаще и все меньше становились интервалы между ними и ударами грома.
      Двадцать один, двадцать два, двадцать три, она всегда считала интервалы в секундах, чтобы угадать расстояние до грозы, пока та не была прямо над головой, и уже не было никаких интервалов, и гром гремел одновременно с ударом молнии.
      Тогда небеса разверзались, и дождь лил сплошной стеной, иногда с градом, и градины подпрыгивали и стучали по окнам и крыше, как будто пришел конец света.
      И её это могло огорчать? Когда в эту минуту, по словам Бена Колдуэлла, гроза представлялась единственной надеждой на спасение? Невероятно!
      Да, хороший летний ливень нам бы не помешал, как раз, улыбаясь, говорил губернатор. Вы никого не знаете, Бен, кто мог бы вызвать дождь?
      В этот момент ожил телефон. Губернатор нажал кнопку, чтобы слышали все.
      Армитейдж слушает.
      Голос Ната Вильсона звучал совсем устало:
      Со вторым выстрелом получилось не лучше, чем первым. С самого начала мы не питали особых надежд, все равно старались как могли.
      Понимаю, ответил губернатор. Мы благодари за ваши усилия.
      Браун хотел бы знать, добрались ли к вам благопс лучно двое его людей.
      Добрались. Они сейчас среди нас. А двое других ус пели спуститься вниз?
      После долгой паузы послышался голос Брауна:
      К сожалению, нет, мистер губернатор. Они отрезаны на пятидесятом этаже. Ниже их по лестнице пожар.
      Тогда срочно пошлите их вверх, если они ещё мог идти.
      Над ними тоже все горит.
      Губернатор закрыл глаза. Потом медленно открыл их.
      Браун!
      Да?
      Дайте мне опять Вильсона. И, когда узнал голе Ната: Я хочу поручить вам подготовить полный чет. Главу за главой, пункт за пунктом по всей этой кс медии ошибок. И сделать это немедленно, пока ещё можно получить свидетельские показания. Ничего не утаивать, не щадить ничьи чувства. Кто что сделал кто что не сделал, насколько возможно, и почему. Пока сможем, будем вас непрерывно информировать обо всем, происходящем здесь, о каждом решении, которое примем, о каждом факте, который выясним.
      В динамике было отчетливо слышно чье-то бурчание. Это Гиддингс выражал свой протест.
      Скажите тому ворчуну, кто бы это ни был, продолжал губернатор, что это вроде предварительного слушал перед началом процесса, и если проведем его правильно, это может предупредить дальнейшие бессмысленные трагедии наподобие этой. По крайней мере я от всей души надеюсь.
      Понимаю, ответил Нат.
      Пусть говорят факты, продолжал губернатор. Заранее никого не обвиняйте. Это ни к чему. Думаю, что при этих обстоятельствах виновников найдется более чем достаточно. Он помолчал.
      Включая и некоторых из нас наверху, которые виноваты прежде всего в том, что дали своему тщеславию одолеть себя. Вы меня поняли?
      Да.
      Хорошо, сказал губернатор. Мы соберем... он запнулся, потому что в зале вдруг все стихло. Потом вдруг кто-то закричал, а кто-то завизжал. Там что-то произошло.
      Останьтесь на связи, сказал губернатор, вскочил со стула, подбежал к дверям и выглянул в зал. Боже мой! Господь всемогущий!
      Кто-то открыл противопожарные двери, потому что в них ломились снаружи. В дверном проеме стоял Гровер Фрэзи. Большая часть одежды на нем сгорела. Волосы тоже, так что череп был голым и черным; глаза на изувеченном лице выглядели просто черными дырами. Зубы сверкали в безумном оскале. С верхней половины тела свисали клочья мяса, а кожа, оставшаяся от ботинок, дымилась. С вытянутыми руками он сделал неверный шаг вперед, в горле у него что-то хрипело и булькало. И тут он внезапно упал плашмя и превратился в обугленную, почерневшую, дымящуюся кучку чего-то неживого. Еще раз судорожно дернулся, но больше уже не шевелился и не издавал ни звука.
      В зале стояла тишина, мертвая тишина.
      Губернатор негромко сказал:
      Прикройте его.
      Когда он повернул назад и двинулся в сторону канцелярии, лицо его было непроницаемо.
      "Пусть это будет на моей совести", мысленно повторил он и на миг закрыл глаза.
      ГЛАВА XXVI
      18. 09. - 18. 19
      Этого не должно было случиться но случилось, щитные системы Башни одна за другой вступали в бой её спасение, но также одна за другой проигрывали битву i погибали в огне.
      На контрольном пульте вначале горели сигналы, за кс торыми некому было следить, но когда пропало напряжение, погасли и они.
      Системы охлаждения, чьи тепловые предохранителя плавились от жары, вступали в действие этаж за этажоь Но наибольший жар был внутри конструкции здания, гд спринклеры были бессильны. А когда огонь прорывался открытое пространство и жадно заглатывал свежий вс дух, температура взлетала так быстро, что вода в подводящих трубопроводах превращалась в пар и трубы лопались. И ещё одна вражеская атака достигала успеха.
      В ядре здания вертикальные каналы, которых было её ни и тысячи, тут же превращались в вытяжные трубы, кс торые разносили огонь вверх и вниз и одновременнс заглатывали свежий воздух, раздувавший и поддерживавший пламя.
      Нагретый воздух поднимается вверх таков закой природы, а раскаленный воздух ещё быстрее, чем теплый. Но температура передавалась и через конструкцию: чер стальной каркас быстрее, через керамическую и дер вянную облицовку стен и покрытия полов медленне но так же неумолимо, а кроме того, ещё и по трубам, кабелям, коробам и нишам заземления. И огонь, достаточно разгоревшись, начинает поддерживать себя сам, повышая температуру до уровня возгорания, в результате чего ма териалы воспламеняются друг за другом. Таких случаев на совести Прометея предостаточно.
      Башня была обречена. Это гигантское здание, которое должно было оказаться в центре коммуникаций всего мира, было теперь предметом всемирного внимания в совершенно ином смысле. О катастрофе знал весь мир, кое-где известие это воспринимали с удовлетворением, если не с радостью, оттого что в мирное время в самой богатой стране мира гибнет самое новое и самое высокое из когда-либо построенных человеком зданий, и что "вся королевская рать" так же беспомощна, как и простые смертные.
      Но это было не совсем верно.
      * * *
      То, что осталось от Говарда Фрэзи, прикрыли белой скатертью и оставили там, где он упал. Противопожарные двери снова закрыли, но всем в зале было ясно, что они могут служить только временной защитой. Когда придет время, огонь они не удержат. Разве что...
      Они пытаются локализовать огонь в нижних этажах сказал губернатор. Он уже снова влез на стул. Это наша главная надежда. Он чуть не сказал "единственная надежда".
      Число слушателей поредело. В противоположном конце зала из транзисторного радиоприемника неслись звуки рока. С полдюжины людей танцевали, если это можно было так назвать. "Ну, подумал губернатор, ты сам сказал: лучше рок, чем псалмы и молитвы". И больше не обращал на них внимания.
      К сожалению, должен вам сообщить, что попытка с лифтом окончилась неудачей. И после короткой паузы: Учитывая, чем закончился первый опыт, это, возможно, и к лучшему.
      "Боже мой, подумал он, я изрекаю одну банальность за другой". С трудом заставил себя улыбнуться.
      Я не собираюсь утверждать, что все хорошо. Это не так. С другой стороны, нам здесь пока ничто не угрожает. И я, например, предпочитаю думать, что наши друзья, которые борются с огнем, подоспеют вовремя. Он помолчал. А теперь я намерен выпить. В конце концов, это же банкет.
      Слез со стула и взял под руку Бет.
      Пора выпить и найти уголок, где можно поговори Мне надоело скалиться все время, как идиоту, чтобы док зать, что я не отчаиваюсь.
      "А со мной он чувствует, что притворяться ни к чему, подумала Бет. Чудесно".
      Подошли к бару и потом с бокалами забрались в опусте ший угол. Губернатор придвинул друг к другу два кр Они сели вплотную, спинами к залу.
      Первой молчание нарушила Бет:
      Какие мысли обуревают вас, Бент?
      Хмурые и невеселые, губернатор признательв улыбнулся. Думаю обо всех этих несчастьях. Мне та жаль. И я так зол. В душе я грожу кулаком небесам. Чис детское бессилие.
      Она понимала и даже разделяла его чувства. Но пред почла оставить их в стороне.
      Когда я была маленькой, начала она, и меня шалости запирали в комнате, она попыталась улыбнут ся, то я всегда старалась думать о том, что бы я хотела 1 это время делать, и пыталась на этом сосредоточиться. Чег бы вы хотели, Бент?
      Медленно, едва заметно, спадало охватившее его нг пряжение. Улыбка смягчилась и погасла.
      Бросил бы политику, сказал он наконец. У мет хватает денег, и я сыт всем по горло. Мое ранчо в Нью-Ме хико...
      И все, Бент? Только это?
      Он не спешил с ответом. Наконец покачал головой.
      Нет. Вы заставляете меня поверить вам мои истин^ ные мысли. Совсем уйти на покой я бы не хотел. Снов та же признательная улыбка. Я адвокат. Хотел бы убе диться, насколько я в этом деле хорош.
      Вы будете хороши в любом деле, за что ни возьме тесь.
      Но мне всегда оставалась бы рыбалка, продол; * губернатор, как будто не заметив её слов. И я бы поста рался, чтобы на неё оставалось время. Он помолчал. И раз уж я вам тут рисую утопические картины, то ряде со мной были бы вы.
      Все её существо затопила теплая волна.
      Это предложение? Без раздумья:
      Да.
      Тогда, не спеша ответила Бет, я его с радостью принимаю.
      * * *
      Нат подошел к дверям трейлера, потом спустился по ступенькам на площадь и уставился на огромное несчастное здание.
      Пока Патти не заговорила, он не замечал, что она идет за ним.
      Что за люди, заметила Патти.
      Нат взглянул на густую толпу за барьерами.
      Таймс-сквер под Рождество, сказал он. Голос его дрожал от гнева. Проклятые гиены. Мы могли бы публично поджаривать людей на вертеле и загребать миллионы на продаже билетов.
      Патти молчала.
      Мы все виноваты, продолжал Нат. Это главное. Я рад, что Берт не узнал об этом.
      Спасибо. И через минуту: Но не забудьте, что в этом не только ваша вина. И моего отца тоже. В этом виноваты все, не только вы. Понимаете?
      Нату удалось улыбнуться.
      Вы умеете внушить оптимизм.
      В отличие от Зиб. Та, как это сегодня модно, предпочитала все видеть в черном свете. Еще одна характерная черта людей большого города, которая ему не нравится: твердое убеждение, что ничто не таково, как кажется. Человек никогда не бывает "за", только "против", и постоянная поза "меня никому не одурачить", которая, как изгородь из колючей проволоки, должна компенсировать внутреннюю неуверенность. И все для того, чтобы казалось, что человек принадлежит к интеллектуальной элите. Элите возможно, но интеллектуальной тут уж позвольте...
      Что станет с теми людьми, Нат? В голосе Патти чувствовалось напряжение. Неужели они...
      Наверх прокладывают шланги, ответил Нат, с этажа на этаж. Каждый шаг дается с боем. Нужно одолс сто двадцать пять этажей...
      Но я так и не понимаю, что там горит?
      Все. Некоторые помещения уже сданы. Мебель, кс ры, внутренние двери, бумага, все это вспыхивает пе вым. От этого температура поднимается и достигает точки, когда горят краска и плитка и растекается обшивка, и этого температура возрастает ещё больше, пока не загораются такие вещества, о которых человек никогда и не думал, что они горючи. Нат вздохнул: Я не специалист по части пожаров, но все выглядит примерно так.
      Что, если бы все это произошло, когда Башня уэ была бы в эксплуатации? продолжала Патти. Be там были бы тысячи людей. И добавила: Хотя дело не в количестве, да? Будь там только один человек, все рав" это была бы трагедия.
      "Посреди собственной беды, посреди горя от смерти ца, сказал себе Нат, она ещё может думать о другвд Но, возможно, это именно потому, что у неё умер отец, несчастье сближает людей".
      Что вы будете делать, Нат? Вопрос застал его врасплох.
      Я как раз об этом и думаю.
      Я имею в виду не сейчас, голос Патти звучал перь нежно, а когда все это будет позади. Нат молча покачал головой.
      Снова займетесь архитектурой? До этого момента он не задумывался, но ответил твердо и решительно:
      Думаю, нет. Пауза. Как раз сегодня утром Колдуэлл говорил о Фаросе, маяке, который стоял в устье Нила. "Он стоял там тысячу лет", сказал Бен Колдуэлл. То же самое он думал об этом здании. Нат покачал головой. Как это называется? Человеческая гордыня, вызов богам. В некоторых странах Среднего Востока ни одно здание никогда не завершают полностью. Всегда оставляют несколько кирпичей или реек, он улыбнулся Патти, потому что совершенное произведение подобно богохульству. Человек должен стремиться к совершенству, но никогда ег не достигнуть.
      Это мне нравится, сказала Патти.
      Я не уверен, нравится ли мне это, но хотя бы понимаю. Когда-то мне кто-то сказал, что неплохо, если человек пару раз получит по шапке... Он задумался. Идемте внутрь.
      Вы что-то придумали?
      Нет, Нат колебался. Но, как и вы, я не умею стоять в стороне.
      Тут ему в голову пришла новая мысль.
      Что, если бы вы не были дочерью Берта, но замужем за кем-то, имеющим отношение к Башне?
      То есть за вами? Хрупкая, твердая, готовая взглянуть в лицо любой возможности. Была бы я сейчас здесь? Патти решительно кивнула. Была бы. Старалась бы не мешать, но была бы рядом.
      Я тоже так думал, ответил Нат и удивился неожиданной радости, которую вызвало в нем это признание.
      В трейлере у рации сидел один из командиров пожарных. Слышен был только его голос:
      А вы не можете определить, как далеко тянется пожар над вами?
      Голос, отвечавший ему, был хриплым от усталости:
      Я же вам говорю, что нет! Командир с яростью прокричал:
      А под вами? Тишина.
      Тед! Говорите же! Что творится под вами? Голос, наконец, отозвался снова; на этот раз в нем прорывалась истерика:
      Что все это значит, мы что, играем в вопросы и ответы? Мы идем вниз. Если прорвемся, то расскажу, что там за пожар, ясно? Сейчас мы на пятидесятом этаже...
      А если внутрь? спросил командир. Туда нельзя? Вы могли бы высадить двери...
      Эти проклятые двери раскалились настолько, что к ним не притронуться. Вот такие дела внутри. Говорю вам, мы идем вниз. Другого пути нет.
      Браун взял микрофон:
      Говорит Тим Браун, сказал он. Желаю удачи.
      Спасибо.
      Мы на связи, если понадобится.
      Ладно. Ив сторону: Давай пошевеливайся.
      Рация щелкнула и умолкла.
      Оба командира замерли, гладя в пустоту. Патти зам ла, что губы Тима Брауна беззвучно шевелятся. Молится? Гиддингс, сморщившись, гневно сверкал глазами. Взглянул на Ната и тихонько, почти незаметно покачал головой. Нат также незаметно кивнул. Патти закрыла глаза.
      "Это невозможно", подумала она, но знала, что возможно. Это не сон, не ночной кошмар. Не будет внезапна пробуждения, не будет внезапного облегчения, что уж; исчез с лучами рассвета. Ей захотелось отвернуться и жать прочь. Куда? К отцу? Как бежала к нему сегодня дне: за утешением, за помощью, за сочувствием? Но отец...
      Переносная рация в руке Брауна вдруг ожила, из HI вырвался сдавленный вопль, потом ещё один. Потом н ступила милосердная тишина. В трейлере не раздавал! ни звука.
      Первым разорвал оцепенение Браун. Подошел к тежному столу, осторожно поставил на него рацию и вы ключил её. Ни на кого не смотрел. Потом медленно, монотонно начал проклинать всех и вся.
      ГЛАВА XXVII
      18. 1918. 38
      Паола Рамсей подошла к двум креслам в укромном уголке банкетного зала.
      Простите, что помешала, сказала она, но то, что происходит за вашей спиной... Она покачала головой. Я, конечно, старомодна...
      Губернатор кивнул. Его лицо было невозмутимо.
      Не считая Поля Норриса и Гровера, сказал он, все до сих пор держались отлично. Что же теперь?
      Кэрри Уайкофф произносит речь.
      Губернатор вскинул голову. Голос слышал, но не мог разобрать слова. Однако тон, высокий, визгливый, почти истерический говорил достаточно.
      Вероятно, заявляет, что нужно найти виновного и обещает, что займется этим. Паола Рамсей улыбнулась:
      Прямо в яблочко, Бент.
      Через несколько минут, продолжал губернатор, Кэрри возглавит делегацию, которая явится требовать активных действий. Бог мой, сколько подобных делегаций я уже выслушал?
      Люди, сказала Паола, облепили бар. Какой-то официант сидит один-одинешенек в углу и пьет из горлышка...
      Губернатор подумал, не тот ли это, у которого трое детей. Вздохнул и встал.
      Что, по-вашему, я могу сделать, Паола? Паола ласково улыбнулась.
      Я, как Кэрри Уайкофф, Бент. Думаю, что-то надо предпринять, но не знаю что. И, помолчав, добавила: И поэтому надеюсь на вас.
      Мне это льстит. Губернатор грустно, иронично улыбнулся. Улыбнулся сам себе и всей этой ситуации. Одного персонажа Марка Твена намазали дегтем, вываляли перьях и вынесли из города на шесте. Улыбка стала шире. А он говорит, что если бы не великая для него че он лучше шел бы пешком. А я бы лучше сидел здесь. взглянул на Бет. Но попробую.
      Прошел мимо запертых противопожарных дверей, где лежало прикрытое белой скатертью тело Говарда Фрэзи, которого стоял генеральный секретарь, уставившийся в неподвижные останки. Он медленно, торжественно перекрестил их и, увидев губернатора, чуть виновато улыбнулся.
      Со своих студенческих лет, сказал генеральный секретарь, я горжусь тем, что я атеист. Но сейчас начинаю сознавать, что детская вера так легко не умирает. Это любопытно, да?
      Да нет, Вальтер. По-моему, это скорее достойно зависти.
      Генеральный секретарь задумался.
      Я начинаю понимать, что вы, в сущности, очень добрый человек, Бент. Мне только жаль, что я не понял этого раньше.
      А я, ответил губернатор, о вас всегда это знал. Просто человеку в нашем положении приходится вести себя сдержанно.
      Они улыбнулись друг другу.
      У нас дома, продолжал генеральный секретарь, где альпинизм любимый вид спорта, при восхождении участники для безопасности пользуются страховым тросом. И отсюда поговорка: "Каждый, кто на тросе наш человек!" Это грустно, вам не кажется, что люди узнают друг друга только в критических ситуациях? И, после небольшой паузы. Я могу быть чем-нибудь полезен?
      Молитесь, ответил губернатор без всякой иронии.
      Я так и делаю. И буду продолжать. И потом снова пауза, и после неё вежливые, учтивые, искренние слова: Но если могу помочь чем-то еще, Бент...
      Я обращусь к вам, ответил губернатор и думал об этом всерьез.
      Он вышел на середину зала и огляделся.
      Паола не преувеличивала. В баре кипели страсти, в центре зала ораторствовал Кэрри Уайкофф. Действительно, тот официант с тремя детьми сидел один-одинешенек в углу и хлестал бурбон из горлышка. В другом углу из транзистора неслась музыка и несколько молодых людей кружились и извивались в такт ей.
      Из-под решетки кондиционера уже проникал дым, он ещё не душил, но его едкий запах уже висел в воздухе.
      Губернатор закашлялся.
      Мэр Рамсей, стоявший рядом, сказал:
      Господи, вы только посмотрите!
      Одна из танцующих уже вошла в транс. Одним движением стянула через голову платье и отбросила его в сторону. На ней были только трусики-бикини, без бюстгальтера. Пышные груди подпрыгивали в такт каждому движению.
      Когда я учился в университете, нечто подобное вызвало бы сенсацию, сказал губернатор. Нашей компании это бы очень понравилось. Он рассмеялся. И мне, конечно, тоже.
      Тут к ним подошел сенатор Петере.
      Здесь становится жарко, сказал он, во всех смыслах этого слова.
      К ним присоединился Бен Колдуэлл. Его лицо было непроницаемо.
      Дыму все больше, сказал он. Пока мы не разбили окна, система была более-менее герметичной. Теперь... он покачал головой и слегка улыбнулся, давая понять, что понимает другого выхода не было. Я все ещё жду новых идей от Ната Вильсона.
      Кэрри Уайкофф вдруг выкрикнул нечто невразумительное и погрозил поднятым кулаком.
      Черт вас всех побери, вы что, все обалдели? Он бросил испепеляющий взгляд на группку вокруг губернатора. Старые дураки, собравшиеся на файф-о-клок! Неужели вы не понимаете, что происходит?
      Искушение ответить в том же тоне, начать кричать, жестикулировать, делать выпады, пока все до последнего не утратят здравый разум, было очень сильным, но губернатор с ним справился.
      Я прекрасно понимаю, что у вас сдали нервы, Кэрри, сказал он. Что если вам затаить дыхание, сколько выдержите? Это почти всегда помогает.
      Кэрри с трудом сдержал себя. За ним собралась кучка людей.
      Губернатор узнавал некоторые лица. Все внимательно следили за ним.