Норрис засопел. Жилка на лбу набухла ещё сильнее.
      Вы не посмеете! Губернатор ощерил зубы.
      Не пытайтесь это проверить, Поль. Я блефую только в покере. И они с Бет отошли прочь.
      Официант с напитками на подносе заступил им дорогу. Спасибо, парень, сказал губернатор. Подал бокал Бет и сам взял другой.
      Как идут дела, господин губернатор? спросил официант полушепотом. Знаете, говорят, что нам отсюда не выбраться. Никогда. Говорят, что с пожаром не могут справиться. Говорят...
      Всегда что-нибудь да говорят, ответил губернатор, и всегда кто-нибудь заявляет, что все кончено.
      Ну да. Я знаю, в войну я служил на флоте. Только, господин губернатор, у меня жена и трое детей, что будет с ними? Скажите мне, что будет с ними?
      Мальчики, спросил губернатор, или девочки?
      Разве в этом дело? Но ответил: Два мальчика и девочка.
      Сколько им? Официант нахмурился:
      Одному одиннадцать, Себастьяну. Берту девять. Бекки всего шесть. К чему это вам?
      БекКи ещё слишком мала, ответил губернатор. Но почему бы вам не взять Себастьяна и Берта в субботу на футбол?
      То есть завтра?
      Разумеется, губернатор спокойно улыбался. Мы там можем увидеться. И если так, ставлю вам пиво, а ребятам кока-колу. Идет?
      Официант замялся. Потом ответил:
      Думаю, вы мне дурите голову, извините за выражение, мадам. Он помолчал. Но если мы там и вправду встретимся, то ловлю вас на слове, так и знайте. Он отвернулся, но тут же обернулся к ним снова: Я обычно хожу на западную трибуну. Уходя, он улыбался.
      Он понял, Бент, заметила Бет. Губернатор кивнул.
      В войну я служил в Лондоне. Тогда вы ещё были совсем ребенком.
      Бет улыбнулась так же, как он:
      Не пытайтесь испугать меня вашим возрастом.
      Когда настал настоящий хаос, продолжал губернатор, люди сумели с ним справиться. Не то чтобы им это нравилось, но справились. Выдерживали, не жаловались и редко паниковали. Такие же люди, как этот парень. А люди вроде Поля Норриса не умеют... ну, жить вместе с другими.
      И вместе с другими умирать, добавила Бет. Да, вы правы. У неё уже горели веки. Возможно, в конце концов запаникую и я.
      Еще не конец, голос губернатора звучал уверенно и твердо. Но если он и наступит, вы паниковать не будете.
      Прошу вас, Бент, не позволяйте мне этого. Было 17. 23. С момента взрыва прошел час.
      ГЛАВА XX
      17. 21-17. 32
      В трейлере зазвонил один из телефонов. Браун снял трубку и представился. Немного послушал, замялся.
      Да, сказал он наконец, она здесь. Подал трубку Патти.
      Я так и думала, что ты там, девочка моя, услышала она голос матери. В её тоне не было и следа упрека. Это хорошо. Папа был бы рад.
      Тишина.
      Патти закрыла глаза. Потом нерешительно спросила:
      Был бы? Что это значит?
      Молчание в трубке длилось бесконечно. Потом Мери Макгроу прервала его спокойным голосом, в котором не было и следа слез.
      Умер, сказала она. И все.
      Патти невидяще уставилась на хаос за окном и глубоко, с дрожью вздохнула.
      А я была здесь.
      Ты ничем бы не помогла, ласково ответила Мери. Меня пустили к нему на несколько минут. Но он не видел меня и даже не знал, что я там.
      Слезы уже готовы были хлынуть из глаз. Патти с трудом сдержала их.
      Я приеду.
      Нет. Я уже дома, девочка моя.
      Я еду туда.
      Нет. Голос звучал странно, напряженно, но вместе с тем уверенно. Выпью чашку крепкого чая. И как следует выплачусь. Потом пойду в церковь. Так что ты мне в этом ничем не поможешь.
      Мери молчала.
      Не то чтобы ты мне мешала. Но только сейчас, когда умер отец, я хочу побыть одна. Отец бы это понял.
      Я тоже понимаю, мама, задумчиво ответила Патти. "Каждый противостоит горю по-своему", подумала: она. Для неё это было внове. Сегодняшний день многое представил по-новому.
      А что у тебя? спросила мать. Патти чуть удивленно обвела взглядом трейлер. Но ответ был прост.
      Я остаюсь здесь. На папиной стройке. Наступила долгая пауза.
      А Поль? спросила Мери.
      Ничего. С ним все кончено. Патти немного помолчала. Папа знал об этом. И сквозь горе снова прорвался гнев. Она его подавила.
      Поступай, как считаешь нужным, девонька. Благослови тебя Бог.
      Патти медленно положила трубку. Она понимала, что Браун и два начальника пожарных команд стараются не смотреть на неё и в недоумении ждут объяснений. Просто удивительно, как легко она это поняла, как легко она понимает таких мужчин, как эти, мужчин, похожих на её отца. Мужчин, совсем не таких, как Поль. "Но тогда мне нечего скрывать", подумала она.
      Отец умер. Она сказала это медленно и тут же встала. Я пойду.
      Присядьте, сказал Браун. Голос его звучал хрипло. Молча достал сигареты, взял одну, переломил её пополам и со злостью швырнул половинки в пепельницу.
      Ваш отец... начал он. Мне очень жаль, миссис Саймон. Несмотря на усталость и напряжение он заставил себя улыбнуться; это была нежная сочувственная улыбка. Мы, бывало, спорили. Это естественно. Он был строителем, а я, по его меркам, только помехой, и оба мы легко заводились. Улыбка стала шире. Но я не знал лучшего человека, и я рад, что его нет здесь и он не видит все это.
      Патти спокойно ответила:
      Спасибо. Я бы не хотела вам мешать.
      И тут ей пришло в голову, что ей просто некуда идти.
      Это было совершенно ясно. И только теперь она осознала тот ужас, что осталась одна, совершенно одна. Она неуверенно повторила:
      Я вам благодарна. Постараюсь вам не мешать. Затрещала переносная рация.
      Мы уже на площадке банкетного зала, шеф. Это был голос Дениса Хоуарда, задыхающийся и дрожащий от усталости.
      С дымом здесь терпимо. Попытаемся освободить двери.
      Что с ними?
      Господи, шеф, как можно так делать? Голос едва не плакал. Тут полно огромных ящиков, тяжелых как черт, на некоторых наклейки "Осторожно! Электронные приборы!", и они так притиснуты к дверям, что их нельзя открыть снаружи. Куда, черт возьми, смотрели наши люди, кто додумался так забаррикадировать пожарный выход!
      Командир пожарной части прикрыл глаза:
      Я не знаю, Денис. Клянусь, не знаю. Я знаю только, что если есть способ сделать все плохо, то до него кто-нибудь да додумается. Этот принцип, насколько я знаю, ещё никогда не подводил. А когда все ложится в масть... он запнулся. Так разбейте эти ящики к черту! Постарайтесь убраться с лестницы и попасть внутрь! Это ваша единственная надежда.
      Браун устало протянул руку. Командир части подал ему рацию.
      Губернатор обещал вам что-нибудь выпить и закусить, сказал Браун. На этом вы свое дело сделали.
      Ответа не было. Батареи в рации Хоуарда отказали из-за повышенной температуры.
      * * *
      Нат был внизу, в темной утробе здания. Передвигался на ощупь при призрачном свете пожарных фонарей. В противогазе он страдал от клаустрофобии и боялся, что каждый вздох мог стать последним, насквозь промок от брызг пожарных брандспойтов и продирался сквозь дым, почти ощущая его материальную плотность.
      Гиддингс, Джо Льюис и двое парней из наскоро собранной бригады электриков были где-то поблизости, но сейчас Нат не знал, где.
      "Это абсурд, говорил он себе, что я вообще здесь. Специалист по электрооборудованию Джо Льюис, том, где щиты и трансформаторы, Гиддингс знает столько же, сколько и я. Значит, я здесь только потому, что не могу ждать в стороне, как типичный настоящий архитектор у кульмана, с карандашом в руке и головой, полной абстрактных идей".
      "Мне здесь не место", подумал он, и словом "здесь" определил не только чрево этого гигантского здания, но и все остальное в этом расположенном на полочках огромном городе, где правая рука не знает, что делает левая, и где человек так далек от всего происходящего, что какой-то выключатель, находящийся в километре от него, может лишить его света, тепла, возможности поесть или включить музыку, чтобы остаться одному и не сойти с ума в этом сумасшедшем доме. Или его ненароком может накрыть радиоактивное облако, возникшее из-за аварии на реакторе Бог знает где.
      "Разумеется, я преувеличиваю, сказал себе Нат, но не слишком".
      Тут на него налетели двое пожарных, метавшихся вокруг в дыму, прокладывая новые шланги. Они даже не заметили столкновения.
      И ещё вот это: как все здесь задевают друг друга независимо от обстоятельств. Люди здесь, как кролики в клетке. Они даже рады, когда есть возможность потолкаться и подраться и когда они топчутся в страшной давке. В метро в час пик. В автобусах. На переполненных трибунах Янки-стадиона. На пляжах Кони-Айленда. На Рождество на Таймс-сквер. В толпах народу на Медисон-сквер... Господи, как же они это любят!
      Образы мелькали в его мыслях быстрее, чем он мог найти слова.
      Какой-то голос поблизости прорычал сквозь противогаз:
      Да где же а, вот он, сукин сын! Ты куда светишь, в задницу?
      Это был один из электриков. Там был и Гиддингс, который в дыму казался просто гигантом.
      Если вам слабо, так пустите меня. И его голос звучал нереально, отдаленно и глухо.
      Эй ты, начальничек, убери свои чертовы руки от щита. Ты не из нашего профсоюза.
      "О, нет, продумал Нат. Только не сейчас".
      Да, вот так обстоят дела: это у них внутри, и их не исправишь. Человек огородил свою делянку и воюет со всеми пришельцами, что с друзьями, что с врагами. Почему? Потому что в его делянке его душа, она выражает его "я", и любая угроза для неё удар по душе хозяина. Такой вот бардак. Но так не должно быть!
      Нат был зол на весь мир.
      Джо Льюис, стоявший возле него, глухо пробубнил:
      Поторопитесь. И закашлялся. Мне здесь долго не выдержать.
      Так давайте отсюда, ответил Гиддингс. Мы доделаем!
      Нат в дыму и почти полной темноте увидел, как Льюис, пытаясь возразить, взмахнул рукой, но тут же бессильно опустил её. Глубоко закашлялся, раздирая легкие. Пошатнулся, споткнулся, упал, попытался встать, но не сумел.
      Гиддингс выругался:
      Разрази меня гром...
      Оставайтесь здесь, сказал Нат. Я его вытащу наружу.
      Наклонился к Льюису, перевернул его на спину, потом усадил. Медленно, с трудом перебросил его через плечо, как это делали пожарные, глубоко вдохнул и, наконец, с трудом встал на ноги.
      Ноги его дрожали, а в легкие и через противогаз проникал дым, заполнявший легкие и вызывавший тошноту, от которой невозможно было избавиться.
      Нат согнулся в три погибели и походкой, представлявшей нечто среднее между шагом и ползком, двинулся на свет.
      Тело Льюиса было совершенно безвольным и от этого казалось ещё тяжелее. Нат не мог определить, дышит ли ещё Льюис. Доковылял до первой лестницы и медленно, тяжело начал взбираться вверх. Одна, две, три... в каждом пролете четырнадцать ступенек... почему он сейчас вспоминает такую ерунду?
      Тринадцать, четырнадцать... передохнуть, а потом i дующий пролет, но дым все ещё не рассеивался.
      Ему казалось, что следующий шаг будет его последним,: хотя и знал, что это не так. Все, что можно было сделать это, как в горах, при восхождении по крутой тропе, смотреть под ноги и сосредоточиться на размеренном ритме шагов. И следить за дыханием. Не обращать внимания на кашель.
      Тринадцать, четырнадцать, опять площадка, снова отдых и новый пролет.
      Один раз он споткнулся о шланг и упал на колени, почувствовав острую боль. Хотел было бросить Льюиса, мешавшего ему встать, но сумел преодолеть искушение. Встать, черт тебя побери, встать!
      Он слышал голоса, но знал, что это бешеный пульс; бьется в его собственной голове.
      Остановился посреди пролета и кашлял, кашлял и кашлял, а потом поковылял дальше.
      Перед ним были только мрак и дым. Наконец показались закрытые двери. "А что, если они заперты? Если так, сказал себе Нат, то я выбрал не ту лестницу и нам конец".
      Взобрался на последние две ступеньки и свободной рукой поискал дверную ручку. Ее не было.
      Тошнота подступила к горлу, невозможно было удержаться от рвоты, не то что думать. "Ручки нет почему, идиот проклятый, ты же знаешь ответ почему? Ты архитектор или нет?" Он наклонился вперед и ткнул беспомощным телом Льюиса в двери, которые тут же распахнулись, и он едва не упал в полный дыма вестибюль.
      Наконец он был снаружи, на невероятно свежем воздухе, на площади, избавленный от противогаза, и уже подходили двое в белом, чтобы снять с его плеч тело Джона, и кто-то ещё говорил: "Подышите этим", и прижимал ему к носу и рту резиновую маску.
      Нат глубоко вдыхал кислород, и площадь постепенно проступала сквозь туман, и отступала тошнота. Он снял маску и, пошатываясь, побрел к трейлеру. Когда взбирался по лестнице, ноги его ещё не слушались.
      Один из пожарных ему улыбнулся:
      Не хотите перейти к нам? Такие прогулки в задымленные помещения можем предложить вам почти ежедневно, если они вам нравятся.
      Нет уж, спасибо, ответил Нат. Заставил себя улыбнуться, хотя вышло это не лучшим образом. С этого момента берусь только за лесные пожары.
      С вами все в порядке? спросила Патти.
      Нат её вначале не заметил. Но теперь увидел её, стоящую рядом, маленькую, ловкую и сейчас полную неподдельного участия. Почему?
      Вполне, ответил Нат. Только переведу дух.
      У вас такой вид, продолжала Патти, как будто вас только что выловили из Ист Ривер, как говаривал папа. Она неуверенно улыбнулась.
      Браун спросил:
      Как дела с лифтом? Нат устало махнул рукой:
      Возможно, будет работать. Хотят попробовать. Другого выхода не было. Хотя...
      Что-то Береговая охрана не торопится.
      По ступенькам поднялся Гиддингс. Увидев его, Нат представил, как выглядит сам. Часть лица Гиддингса, до того скрытая противогазом, была белым пятном. Лоб черный и волосы покрыты сажей. Вельветовый пиджак промок насквозь и весь в пятнах.
      Что вы смеетесь? спросил Гиддингс.
      Мы как два трубочиста, ответил ему Нат, продолжая улыбаться.
      А трубочисты приносят счастье, так что будем надеяться.
      "И молиться, сказала себе в душе Патти, за счастье всех близких. И за тебя, папа. Господь тебя спаси!"
      * * *
      Браун спросил:
      И что дальше?
      Если он тронется, продолжал Гиддингс, то остановится только у банкетного зала, разве что... он пожал плечами, разве случится не знаю что. Но дело в том, что мы не узнаем, поднялся ли он, пока они нам не сообщат. Пойду свяжусь с ними.
      С Брауном и пожарными он перешел к телефону. Патти тихо позвала:
      Нат!
      Что её толкнуло на это? Только одиночество? Не имела понятия, но не имела и сил сдержать себя.
      Он умер, Нат. Папа. Знаете, он был такой большой и сильный...
      Мне очень жаль. Нат взял обе её маленькие чистые руки в свои. Потом расстроено увидел, что он наделал: Этого мне тоже жаль.
      Это не важно, Патти не пыталась отнять свои руки. Звонила мама. Она его видела, но он он её не узнал. Нат снова сжал её руки:
      Только спокойно. Спокойно.
      "Что ещё можно было сказать? Не умею я этого, подумал он. Единственное, в чем я разбираюсь, это дома, а не люди".
      Мне очень жаль, повторил он, но эти слова показались ему пустыми.
      Патти прикусила нижнюю губу. Глаза её были закрыты. Когда она их открыла, они предательски блестели, но слез не было.
      Все уже в порядке. Она помолчала. Поль... начала она уже другим тоном.
      Что с ним?
      Патти глубоко, но неуверенно вздохнула:
      За обедом я сказала отцу о Поле и Зиб. Мне очень жаль, но я сказала ему, что ухожу от Поля, и должна была объяснить причину.
      Нат снова сжал её руки:
      Разумеется. Но где же боль от этого открытия, от понимания, что он рогоносец? Почему ему это безразлично? Неужели все это время он только убеждал себя, что живет с Зиб в чем-то, считавшемся супружеством, в то время как в действительности было только легализованным соитием на публике, из которого не вытекали никакие обстоятельства?
      Поль говорил с ним после меня, продолжала Патти. Был там, когда у отца начался приступ. Она замолкла, наблюдая за лицом Ната.
      В другом конце трейлера четверо мужчин суетились вокруг телефона. Слышались голоса, но разобрать слова было невозможно. Здесь, на маленьком изолированном пространстве, стояла тишина. Наконец Нат спросил:
      Что вы хотите сказать, Патти?
      Насколько я знаю отца, ответила она, он Полю выложил все, в том числе и о Зиб. Вы думаете, нет? Она помолчала. И что, вы думаете, мог ответить Поль? Она снова помолчала, потом сама ответила: Что у нас с вами тоже рыльце в пушку. Лишь бы не тонуть одному. Я Поля знаю.
      Их окружала тишина, и время словно остановилось.
      Не знаю, ответил Нат.
      Но он знал. "Я Поля знаю", к этому утверждению он мог присоединиться.
      Я плохо разбираюсь в людях, сказал он. Зачем осуждать, пока не доказана его вина?
      Патти покачала головой. Решительно вздернула подбородок.
      Если все было так, сказала она, отца убил он. Ее руки в ладонях Ната забила дрожь. И если мне представится такая возможность, продолжала она, я Поля убью, Господь свидетель.
      Нат тут же начал:
      Патти... но запнулся. Браун кричал в телефон:
      Вы в этом уверены? Черт побери, так убедитесь! Потом обратился к Гиддингсу и пожарным: Он думает, что лифт дошел до них. Думает! И снова в трубку: Это точно? Да, мистер губернатор? Охренеть можно! Пауза. Да, губернатор! Останусь на связи. Прикрыл трубку рукой: Лифт наверху. Пытаются открыть двери. Что вы на это скажете? Через весь трейлер взглянул на Ната: Теперь можем забыть эти глупости со спасательным тросом.
      Нат задумался. Наконец-то речь о вещах, о которых он может судить со всей ответственностью.
      Нет, сказал он. Если лифт на ходу, отлично. Но на всякий случай оставим запасной выход.
      ГЛАВА XXI
      Первыми не выдержали жара окна на северо-западной стороне шестьдесят второго этажа. Тяжелые обломки закаленного дымчатого стекла отлетели от Башни, как при взрыве, засверкали в долгом падении, как сосульки, и разбились на площади. Толпа охнула, раздались выкрики.
      Отодвиньте подальше барьеры, заорал сержант. Назад, черт побери, назад!
      Постовой Шеннон провел рукой по лицу и, не веря своим глазам, уставился на кровь, растекавшуюся по его ладони и капавшую между пальцев.
      Барнс выхватил носовой платок. Свернув, приложил его к длинной, чистой ране.
      Прижми как следует, Майк, и давай к санитарной машине. Придется зашивать.
      Как думаешь, спросил неисправимый Шеннон, светит мне медаль за ранение, Френк? Я всю жизнь хотел стать раненым героем.
      Значит, твоя мечта сбылась. Барнс начал оттеснять толпу от вероятного места падения осколков.
      Лозунги на площади исчезли, но изуродованное сооружение предоставило преподобному Джо Уиллу Томасу повод для проповеди.
      Это воля Господня! вещал он своим библейским голосом. Это воздаяние за прегрешения и гордыню, которые идут бок о бок. Это новые Содом и Гоморра, Содом и Гоморра, говорю я вам.
      Нашлись и такие, кому это сравнение показалось подобающим.
      * * *
      В воздухе над площадью летел пепел. Лужи воды на мостовой превратились в озера, поверхность которых была черной от сажи.
      Высоко, невероятно высоко от сияющей Башни поднимался столб дыма. Ниже, по другую сторону здания, клубился другой и, подгоняемый ветром, огибал всю Башню как гигантский удав.
      Из дверей вестибюля тоже валил дым, но уже не такой густой. Многие в толпе думали, что пожар локализован. Но это было не так.
      * * *
      Рано или поздно, сказал служащий страховой компании с Пайн-стрит, это должно было случиться. Не хочу, чтобы на меня ссылались, но это так. И слава Богу, что нас это не касается.
      Им придется поднять ставки. Служащий кивнул.
      Это несомненно. Убытки нужно компенсировать.
      А что с людьми там, наверху?
      Это хороший вопрос, ответил служащий. Но ответа я не знаю. Мы страхуем вещи, а не людей.
      ГЛАВА XXII
      17. 32 - 17. 43
      Канцелярия банкетного зала превратилась в командный пункт, и хозяином в ней был губернатор.
      Какова вместимость лифта? Максимальная? Даже перегрузкой?
      Бен Колдуэлл ответил:
      Считается, что он берет пятьдесят пять человек, возможно, туда втиснется ещё с десяток.
      Втиснется, решил губернатор. Помолчал, потом! невесело улыбнулся. По традиции, первыми идут женщины и дети. Надеюсь, никому не кажется, что об этой традиции нужно забыть?
      Мне, сказала Бет. Наступила тишина. Вы выдающиеся люди, продолжала она. Вас нужно с хранить. Бросьте ваши глупые рыцарские замашки и смотрите на вещи реально.
      Гровер Фрэзи произнес:
      Слушайте! Слушайте!
      Заткнись, Гровер! одернул его губернатор. В его голосе звучала ярость. Сенатор Петере сказал:
      Ладно, моя дорогая, посмотрим на вещи реально. ML свое уже прожили. Мутили воду, как могли, и преодолевали обстоятельства, с которыми могли справиться.
      Ораторские привычки очень сильны, но сенатор заставил себя не развивать эту мысль дальше.
      Дело в том, что эта традиция вытекает не из какого то допотопного представления о рыцарстве, а из того самого реалистического подхода, на котором вы настаиваете.
      Будущее человечества вы, а не мы. Пока мы живыми решаем его проблемы, но вы заботитесь о том, чтобы кто-то пришел на смену нам.
      Губернатор его поддержал:
      Вы в меньшинстве, Бет. Он нежно улыбнулся. Обвел взглядом комнату. В первую очередь все женщины. Вы, Пит, обратился он к шефу пожарной охраны, проследите за этим. Остальные помогите ему. И поторопитесь!
      Бет подождала, пока они не остались одни.
      Я не поеду, Бент. Без вас нет.
      Нет поедете. Губернатор подошел к внутренней стене комнаты. Подойдите сюда.
      Дождался, пока она, удивленная, медленно подошла, потом взял её руку и приложил ладонь к стене. Она её тут же отдернула.
      Что, горячо? спросил губернатор. Мы не можем терять время, а я хочу видеть вас в безопасности.
      Я вам уже говорила...
      А я вам ещё раз говорю, что поедете. Он приподнял её подбородок указательным пальцем и легонько поцеловал.
      Я не буду произносить речей. Первый раз в жизни мне не хватает слов, чтобы высказать, что я думаю и чувствую.
      Он ласково улыбнулся.
      А если это звучит невероятно, так и вся эта история невероятна, но она ведь произошла! Он обнял Бет за талию.
      Пойдемте. Я провожу вас. Она все ещё дрожала.
      Что, если лифт не поднимется ещё раз? За вами? За всеми остальными?
      Надеемся, что поднимется. Но прежде всего должны оказаться в безопасности вы.
      Они вместе подошли к дверям и остановились. В это время в зале кто-то закричал:
      Черт возьми, как вы это представляете?
      Раздались новые возбужденные голоса и топот бегущих ног.
      Подождите здесь, сказал губернатор и выбежал в зал.
      Обстановка внезапно чудовищно изменилась. "Как муравьи на разоренном муравейнике", подумал губернатор видя, как все суетливо и бесцельно мечутся взад и вперед.
      Стойте, закричал губернатор, стойте! Суете немного стихла. Лица повернулись к губернатору. Стало почти тихо.
      Что все это значит? спросил губернатор. Вы ведь все взрослые, сознательные люди. Что вдруг, черт возьми, стряслось, что вы так себя ведете?
      Его голос отрезвил всех, как удар бича.
      Там внизу совершилось чудо, продолжал он, послали нам лифт. Если...
      В том-то и дело, Бент, ответил сенатор Петере, ч пролетарский акцент был заметен больше, чем обычно. Лифт был да сплыл. Он идет вниз и остановить его невозможно. И везет только одного пассажира. Угадайте, кого.
      В зале было тихо и все глаза уставились на губернатора. "Не нужно гадать, подумал он, я и так знаю". А вслух! сказал:
      Кого, Джейк?
      Поля Норриса, ответил сенатор, кого же еще? Судью Поля Норриса.
      Губернатор кивнул. Медленно повернулся и вернулся канцелярию. Возле Бет прошел, как будто её и не было. Сел за стол, взял трубку и нажал кнопку громкой связи.
      Это Армитейдж. Лифт пошел вниз. В нем всего один пассажир. Я хочу, чтобы его задержали. Голос Брауна ответил:
      Да, господин губернатор. И потом недоверчиво спросил: Только один пассажир?
      Я же сказал. Губернатор помолчал. Хочу, чтобы вы доложили прокурору, что этот человек угнал лифт. Если у прокурора есть мозги в голове, он должен обвинить его в покушении на убийство. Потом добавил: Возможно, трудно будет найти свидетелей. Это тоже ему объясните.
      Браун ответил:
      Мы немедленно пошлем лифт обратно. Если получится.
      Губернатор кивнул.
      Если у вас это получится, повторил он. Понимаю. Он снова помолчал. Вы сделали огромную работу, все, работу через невозможное. Хочу сказать вам, что мы это знаем, все, кто здесь.
      Он задумчиво посмотрел на телефон.
      Как долго выдержит телефонная связь, можем только гадать. Я убежден, что здесь должен быть какой-нибудь транзисторный приемник. Они есть повсюду. Мы оставим приемник включенным.
      Он поднял глаза. На пороге стоял мэр. Он кивнул.
      Я поищу какой-нибудь транзистор, сказал тот и добавил. Им удастся отправить лифт наверх ещё раз?
      Мистер губернатор! раздался голос Брауна в репродукторе.
      Да, я у телефона.
      Лифт пришел вниз, губернатор. Человек в нем, Браун помолчал. Он мертв, мистер губернатор. Страшные ожоги. Голос его дрожал.
      Потом раздался голос Ната Вильсона, усталый, но уверенный.
      В ядре здания, очевидно, ужасно высокая температура. Как от паяльной лампы.
      Мимо мэра прошел Бен Колдуэлл.
      А как насчет противогазов, Нат? Асбестовых костюмов? Наполнить кабину чем-то охлаждающим...
      Нет, ответил Нат. Это был единственный шанс, и мы его упустили. Кабина уже не поднимется наверх. Она серьезно повреждена и сошла с направляющих, те, видимо, деформировались. Попробуем с другим лифтом, но... Он не договорил.
      Колдуэлл глубоко вздохнул и присвистнул.
      Понимаю.
      Снова раздался голос Вильсона:
      Мы все ещё работаем внутри здания. Продвигаемся от одного пострадавшего этажа к другому. Простите, мистер губернатор, если бы, голос вдруг умолк, если бы эта чертова Башня не была так высока...
      Снова пауза.
      Теперь нам остается, продолжил Браун, только та безумная идея Вильсона. Губернатор ничего не ответил.
      Оставайтесь с нами на связи, сказал он, отодвинул стул и устало поднялся. Пора говорить правду. направился к дверям.
      Это необходимо, Бент? окликнула его Бет.
      Моя милая, ответил губернатор, если я и научился чему-то на своем длинном жизненном пути, так тому, что хуже всего ведут себя люди, если оставить их в неизвестности. Лицом к лицу с горькой правдой могут реагировать неприятно, но если им не скажем совсем ничего, начнут возникать слухи и паника не заставит себя долго ждать.
      Губернатор, как и перед этим, стоял на стуле посреди зала. Подождал, пока стихнут разговоры. Потом начал:
      Лифт спустился в вестибюль. Он подождал. Раз дался тихий сердитый ропот. Человек, который был нем, продолжал губернатор, оказался мертвым, ядре здания, следовательно, невероятная жара.
      Он снова сделал паузу. На этот раз все молчали. Он уже овладел вниманием слушателей.
      Нам попытаются послать другой лифт. И, если это удастся, в нем будет защитная одежда и изолирующие противогазы для тех, кто в них поедет. Он развел руками. Если им удастся послать другой лифт. Но я в этом совсем не уверен.
      Кто-то заколотил снаружи в противопожарные двери в другом конце комнаты. Губернатор умолк, а шеф пожарной охраны подбежал к ним, нажал ручку и распахнул двери настежь. В зал ввалились пожарные Денис Хоуард и Лу Старр.
      У обоих в руках были длинные, тяжелые пожарные багры, загнутые с одного конца и сплющенные с другого. На шеях у них болтались противогазы. На обоих лицах заметна была смертельная усталость. Когда вслед за жестом губернатора они двинулись к нему, ноги у них тряслись.
      Закройте двери, сказал губернатор. Потом обратился к обоим пожарным: Спасибо, что вы пришли. Лу Старр открыл рот, но тут же плотно сжал губы. Денис Хоуард сказал:
      Не за что, господин губернатор. Просто прогулка по нескольким пролетам. Он театральным жестом взмахнул рукой. И мы не спрашивали, зачем!
      Чей-то мужской голос спросил:
      Не могли бы мы спуститься по лестнице? Если да, то лучше бы трогаться.
      Стало тихо. Хоуард перестал бодриться и вопросительно взглянул на губернатора.
      Скажите им все, предложил ему тот. Хоуард не спешил с ответом.
      Спуститься-то можно, сказал он наконец, но вниз не попадете. Ни за что. Он поднял дрожащую руку. Видите? Вот здесь у меня были волосы. Устало провел рукой по лицу. И брови у меня тоже были. Можете мне поверить. Потом кивнул. По лестницам идти можно. Можно даже остаться в живых примерно до сотого этажа если бежать достаточно быстро.
      В зале стояла мертвая тишина.
      Я обещал вам обоим выпить, сказал губернатор. Взглянул на официанта, который стоял неподалеку. Позаботьтесь о них. Потом проводите их в канцелярию.
      Он оглядел всю аудиторию.
      Все это выглядит неважно, но не безнадежно. Мы попробуем все возможности. Больше вам ничего сказать не могу.
      Тут заговорил Кэрри Уайкофф.
      Я бы только хотел знать, начал он, нет, не так. Я хочу знать, как это произошло? Кто несет за это ответственность?
      Губернатор неподвижно стоял на стуле, ожидая, когда стихнет одобрительный ропот. Потом произнес в тишине:
      Предлагаю вам, Кэрри, создать комиссию конгресса, которая расследует всю эту историю. С радостью сообщу ей все, что знаю.
      Он слез со стула, взял Бет под руку и отправился, не быстро и не медленно, в канцелярию. Там упал на стул.
      Я считал себя человеком очень терпеливым и достаточно разумным. И не считаю себя жестоким. Он поднял глаза на Бет и невесело улыбнулся. Но сейчас я с наслаждением бы удавил Кэрри Уайкоффа. И надеюсь, что проживу достаточно долго, чтобы иметь возможность плюнуть на могилу Поля Норриса. Он помолчал. Если мои чувства неприличны, согласен числиться не приличным. Бет ответила: