— Выметайтесь, люди добрые, сезон закончен!

И уже шли тревожные запросы из Магадана: «Где наш начальник? «, и уже Игорька искали родители всесоюзным розыском, но милиция не могла предположить, что он находится в Женеве а магаданец и Игорек целыми днями лежали на кроватях, скрестив руки на груди, и экономили силы, чтобы подольше продержаться и не умереть от голода раньше соперника, ибо даже у магаданцев иногда кончаются деньги. Зато в эти дни магаданцу исполнилось пятьдесят лет, и от голода у него затянулась язва, которую он двадцать лет не мог вылечить всем золотом Магадана. А Игорек от того же голода вырос до двух метров, и ноги свои, просунув сквозь решетку кровати, поддерживал табуреткой.

И ничто на свете их уже не интересовало — даже сообщение о предполагаемом проекте советско-американского совместного полета на Марс — ничто не интересовало, кроме общего предмета своей несчастной любви. Один лишь глухонемой, сжалившись, выдавал им через день по рублю, и они тащились под дождем в санаторную столовую есть манную кашу: а глухонемой в это время, перегородив стремянкой вход, охранял Валентину, за которой однажды уже приходил участковый уполномоченный в брезентовом плаще и о какой-то повесткой. Потихоньку он также начал исправление своих ошибок, и они теперь выглядели так:

«ДУНИ И ВАСИ».

Глухонемому давно пора было ехать в Одессу искать новую работу, а магаданцу на Магадан искать золото стране, а Игорьку — домой, искать свой жизненный путь, но никто из них ничего не хотел искать, потому что… любовь!

Потому что в слове «ЛЮБОВЬ» даже глухонемой не сделал бы ошибки.

И Валентине тоже ничего не хотелось искать, потому что, во-первых, дождь; а во-вторых, потому что она уже нашла и Игорька, и магаданца, и глухонемого, и Василия Фоменко, и Аркадия Григорьевича Серова, и хотя все они были странными людьми, но она выбирала: за кого же ей выйти замуж?

И всех она очень любила — вот только посмеивалась над председателем колхоза, с которого за простои индустрии и за ошибки в художественном оформлении слетела соломенная шляпа и долго-долго катилась с горы по старой николаевской дороге; да еще ненавидела глупого, как пробка, мотоциклиста, который нажаловался на нее такому же, как он, следователю, и тот, нарушая все юридические нормы, прислал Валентине в Женеву повестку с предписанием явиться в город Житомир в качестве свидетеля обвинения по делу двух карточных шулеров, укравших командный кубок.