О, ужас, ужас!.. Какой ужас! Графиня Л. К. ответила африканцу «oui», как отвечают последние припортовые шлюхи, вроде ее севастопольской квартирной хозяйки Люськи Екатеринбург.

Графине стало совсем страшно и жарко после этого «oui».

Яд купидона начал действовать. Она ускорила шаг, чуть ли не побежала, трясясь всем телом, спустилась грязными кривыми проулками к своему временному прибежищу, открыла калитку, взошла на крыльцо скособоченной беленой хаты, оглянулась, хотела захлопнуть дверь, но оставила дверь открытой. Нащупала на столе блюдце с оплавленной свечой и дрожащими пальцами зажгла огарок.

Морячка Люська – та самая припортовая шлендра, у которой графиня Л. К. все лето снимала комнату, а за осень еще не заплатила, – Люська вот уже вторую неделю не просыхала с матросней и солдатней где-то на Малаховом кургане и в домике почти не появлялась, а если иногда приходила днем, то отсыпалась в сарае за хатой. Черный шкипер вошел за графиней в холодную комнату и уселся на продавленный пружинный диван с кружевными салфетками. Комната была чистая, с неровным земляным полом и очень низкими кривыми окошками – чтобы в них заглянуть, надо было нагнуться; от стен исходил стойкий запах сырого развратного притона, похоже, что эта халупа в лучшие времена была местом встреч, сюда моряки приводили своих подружек и проституток. Кроме стола, двух стульев и дивана в комнате ничего не было, даже бумажной иконки. Вместо иконы в углу на стене, закрывая рваные обои с коричневыми следами раздавленных клопов, был наклеен вырезанный из «Нивы» портрет императрицы Марии Федоровны, а ниже – фотография Столыпина в белой морской форме. При желтом дрожащем свете свечи черный шкипер был почти невидим, лишь ярко светились, как у кота, желто-зеленые зрачки.

Графиня впервые находилась в одной комнате наедине с незнакомым мужчиной, да еще с таким мужчиной. («Она дрожала, как пламя свечи», – написал бы Пушкин о своей графине, но толстая графиня Л. К. дрожала, как толстый газовый факел из нефтяной скважины.) Она не знала, что ей делать.

Впрочем, догадывалась. Как это делается, графиня тоже не знала, но понимала, чувствовала. Наверно, сейчас ей предстоит раздеться прямо при шкипере и совсем голой залезть к нему на колени под портреты убиенных императрицы и Столыпина. «Зачем ей этот позор? – спрашивала себя графиня и отвечала: – Затем, что от этого эфиопа ей нужно добиться всего лишь одного – обещания забрать ее на свой французский корабль и доставить во Францию». Больше графиня от него ничего не хотела, она хорошо понимала, что между обещанием и исполнением ей предстояло крепко потрудиться.

Для того чтобы оказаться во Франции, ей сейчас нужно было раздеться и залезть на колени к негру. Это ужасало графиню.

«Может быть, как-то обойдется», – с тоской подумала графиня.

– A quoi pensel-vous?[61] – спросил африканец с дивана.

– Так, – невпопад по-русски ответила графиня.

– Je vois-que je vous fais peur[62], – сказал африканец.

Графиня не расслышала, что он сказал, и перепугалась до смерти. "Не обойдется, – поняла она. – Le vin est tire, il faut le boire[63]".

– Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre?[64] – спросил oн.

Наверно, прежде чем приступить к делу, шкиперу требовалось поговорить. О чем говорить с русской графиней? О погоде? Об Африке? О русской гражданской войне? Он и сам был неожиданно смущен и возбужден графининым смущением, но как описать графшшно томительное ожидание настоящего грехопадения? Она всю жизнь ждала этой минуты, ей было уже за тридцать. Пушкин описал бы ее состояние так: «Состояние графини было ужасно. Роковая минута приближалась. Графиня Л. К., уже не в первом цвете лет, славилась еще своею русскою красотою…»

– Ne me tourmentes pas, j'ai peur![65] – вдруг заплакала графиня.

– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, c'est agreables [66] с дивана задул свечу и, чтобы успокоить графиню, стал в темноте рассказывать ей офирскую легенду о том, как однажды арабские купцы плыли из Омана в Канбалу, но сильный ветер и блуждающие течения забросили их судно к легендарной земле Офир, где в допотопные времена произрастал райский сад, где потом добывали золото для царя Соломона и где сейчас, по слухам, жили каннибалы и водились сказочные купидоны.

Графиня начала раздеваться. А что ей было делать?

– Воинственные туземцы окружили их на лодках, заставили сойти на землю и повели к своему царю, – рассказывал невидимый в темноте негр.

Графиня дрожала, раздевалась и слушала.

– Уверенные в своей погибели, арабские купцы стали читать предсмертные молитвы…

Но, несмотря на апорию Зенона и на железное правило «последняя плюс одна», последней бутылки все-таки не хватило. Глухой вечер уже превращался в ночь, когда опять надо было идти за последней.

– Какой же русский не купит ночью бутылку водки? – уверенно сказал отец Павло.

– Я ук-краинец, – икнул Гайдамака.

– Люблю украинцев. Наши люди. Я знаю, где купить водку, – сказал Шепилов, надевая фуражку. – За мной!

Теперь они уже примкнули к Шепилову и ушли в ночь.

Дверь захлопнули, ключ забыли. Заблудились, долго бродили пьяненькие по Гуляй-граду.

– Посоветуйте, батюшка, – говорил Шепилов. – Меня переводят на партийную работу.

– Ну? – спрашивал поп.

– Первым.

– Что?

– Секретарем.

– Чего?

– Гуляйградского… райкома… партии.

– Ого! Так ты же дурак, от, – удивился поп.

– Зато молодой дурак, – не обиделся Шепилов. – Молодым везде у нас. Омоложение.

– Примкнуть тебя хотят. От.

– Так что же делать?

– Примыкай.

– Да? – с надеждой переспросил Шенилов.

Наконец нашли искомый овощной магазин, купили у сторожа Моргалыча последнюю бутылку за 25 рублей, по тут же вспомнили правило «плюс одна», вернулись и купили вторую, уже за 50, совсем уже последнюю, чтоб уж точно все было для того, чтобы утром опохмелиться.

Вернулись. Под домом поспорили на 100 шепиловских рублей: поп утверждал, что в один глоток выпьет бутылку, водки, вознесется на шестой этаж, войдет в открытое окно и откроет закрытую дверь. Шепилов вынул нежную светлокофейную банкноту с отцом-основателем в овале. Гайдамака сорвал с первой последней бутылки латунную бескозырку.

Поп крепко обнял кулаком бутылку, запрокинул голову, открыл рот и влил водку в глотку. Потом он взмахнул черными полами сутаны и, как стоял, так и взлетел на шестой этаж.

Гайдамака с Шепиловым раззявили рты.

Отец Павло помахал крылами перед окном, спустился вниз и доложил, что окно закрыто. Шепилов подумал-подумал и под впечатлением вознесения отдал попу сто рублей.

Вернулись к Моргалычу, купили за сто рублей третью последнюю бутылку, вернулись к дому, Гайдамака нашел на свалке злополучный топор, поднялись по лестнице на шестой этаж, взломали дверь и ввалились в квартиру. Окно было открыто. Ну и хрен с ним.

Продолжили пить в полвторого ночи. Выпили вторую последнюю бутылку, стали пить третью, совсем последнюю. Когда оставалось грамм двести, кто-то постучал в дверь. Подумали, что это Элка со спиртом, и закричали:

– Заходи, Элка!

Но вместо Элки в дверь вошел негр – но какой-то другой, незнакомый, новый, в джинсовом костюме, но тоже похожий па Гайдамаку. Тот негр был черный, как готовальня, а этот красно-шоколадный, окрашенный в «капут-мортуум». Гайдамака и поп негру не удивились, а Шенилов испугался и сказал:

– Ну вот, допились до чертиков.

Негр сказал:

– Извиняйте, пожалуйста, меня зовут Сашко Гайдамака, я из Офира.

Нет, это был не тот Сашко Гайдамака в десантном «листопаде», который прыгал в окно и ходил под облаками.

– Из ОВИРа? – не расслышал Шепилов.

– Из страны Офир. Не верите, вот паспорт.

– Ну вот, опять, – расстроился Гайдамака и потрогал негра за черный локоть и за металлическую пуговицу «Вранглер». Локоть был живой, теплый, а пуговица твердая, настоящая. – А ты почему не в окнo, а в дверь?

– Почему в окно? – удивился негр. – Я водку искал. Ночью темно. Шел мимо, услышал – хорошие люди пьют. Вот и вошел в дверь.

Заглянули в паспорт, убедились, все правильно: Александр Александрович Гайдамака, родился в Офире. На Гайдамаку похож, как вылитое лицо, только черное и более молодое.

Паспорт подписан Шепиловым. Подпись подлинная, но Шепилов уже не помнил своей подписи.

– Допились до негров, – сказал он. – Почему ты здесь?

– Учусь я здесь в театральном институте. Я водку хочу, – объяснил негр.

– А ты hu ne ho? – в шутку спросил отец Павло.

К неграм в России всегда относились хорошо, с уважением, потому что негров в России мало, да еще с таким именем: Сашко Гайдамака.

– Ладно, пей, дорогой Сашко!

Вылили негру в стакан последнюю водку, негр выпил ее вполне по-русски сплошным медленным глотком, занюхал джинсовым рукавом и сказал:

– Теперь спасибо на этом, а я пошел спать.

И ушел. Нормально ушел, не в окно, а в дверь.

– Хороший негр. Люблю, – похвалил Шеиилов. – В окно не прыгает.

– Он еврей, – сказал Сашко.

– Не может быть!

– Иудей он, – подтвердил отец Павло. – В паспорте записано: «фалаша». От.

– Этакий некультурный негр! Не люблю! – возмутился Шепилов. – Выпил чужую водку и ушел. А поговорить? (Было сказано ненормативное слово.) А рассказать о своей стране?

– Ничего, ничего, хороший негр, – примиряюще сказал отец Павло. – От лучше объясните мне, Шепилов, – от ты все говоришь «люблю – не люблю». Это у тебя присказка такая?

– Люблю.

– Или это философская категория? Или вы в самом деле кого-то любите, кого-то не любите?

– Не люблю.

– От! Любите кого или нет, спрашиваю? Если затрудняетесь объяснить, что вы любите, тогда объясните то, что не любите, – оставшееся будет понятно.

– А, понял! Люблю! – просиял Шепилов. – Вот, не угодно ли, батюшка, прочитать вот этот список о еврейском вопросе. – Он вытащил из-под себя кожаную милицейскую папку, вынул несколько страниц на скрепке и положил на стол.

Гайдамака с попом принялись читать.

Графиня тянула время и никак не могла стащить трусы (автор точно не уверен, что именно стаскивала с себя в той реальности графиня Л. К. – трусы или панталоны? – наверно, все-таки длинные панталоны с рюшечками, потому что их трудней стащить), а Гамилькар деликатно не торопил ее и продолжал свой рассказ: "Местный негус по имени Логон оказался молодым негром с привлекательным лицом и отлично сложенным. Его юная сестра Лагане была еще прекрасней, а непоседливый маленький брат сразу принялся дергать купцов за бороды и колоть сабелькой в задницы. На расспросы негуса арабский шкипер ответил, что они приплыли в Офир торговать.

– Лжете, – сурово сказала сестра Лагане. – Вы плыли в Каибалу, но ветер занес вас в Офир. Убей их".

Негр увлекся и рассказывал в лицах – то шептал, то повышал голос, менял интонации, входил в образ. Графиня наконец-то стащила панталоны, закрыла глаза и присела на край дивана.

"– Ты права, – признался шкипер. – Но я солгал только для того, чтобы заслужить царскую милость. Не убивай нас.

– Не убивай их, – сказал очаровательный малыш Арам. – Они старые и невкусные.

– Разгрузите товары и торгуйте, – решил Логон. Никто не сделает вам зла.

Купцы поднесли подарки негусу, его красавице сестре и маленькому Араму, а Логон в ответ одарил их еще богаче. Торговля шла прекрасно, без пошлин, акцизов и налогов. В те времена Офир был еще в прямом смысле золотой страной – в реках намывали золотой песок серебристо-желтого цвета, а небольшие серебристые самородки золота лежали на берегах вперемешку с камнями. Такое светлое золото называется электрум, его не путают с серебром. Днем между хижинами ходили ручные купидоны, здесь их почитали как священных животных; а ночью в кронах деревьев шуршали дикие купидоны, подстерегая зазевавшуюся жертву. Через два месяца, когда наступило время отъезда, Логои отпустил купцов. Они завершили все дела, нагрузили корабль электрумом, негус с братом и со свитой проводили их – даже сели в лодку, подплыли и поднялись на судно.

Шкипер вдруг подумал: «Этого царька можно выгодно продать на оманском рынке динаров за пятьдесят, его братца – за тридцать, слуги стоят не меньше ста шестидесяти динаров, да их одежда стоит динаров двадцать. Очень жаль, что их сестренка осталась на берегу, ее красота дорого стоит. Хотя она и не знает науки любви, но это дело наживное, ее можно было бы продать в гарем султана за сто динаров».

В ту первую ночь с графиней случился конфуз. Искать негра в черной комнате Элке не пришлось, потому что, прервав рассказ на самом интересном месте, африканец, всегда по-артиллерийски деловито и неторопливо исполнявший свои дела, не выпуская изо рта любимую трубку испанской фирмы «Real Briar», зажег свечу, увлек графиню на диван, расстелил ее под собой и уже собрался приступить к делу, но, обнаружив перед собой сказочный обнаженный ландшафт с нетронутыми крутыми горами и долинами в первозданной красоте, шкипер неожиданно взволновался, заторопился, не попал в ритм, зачастил, диван застонал, выстрелил продавленной пружиной прямо в укушенную ягодицу графини, она вскричала от новой острой боли в старой ране, Гамилькар издал львиный рык, трубка упала на пол и разломилась в том месте, где баобабовый мундштук соединялся с чашечкой из драгоценного корня дерева сикоморы, но Гамилькару было сейчас не до трубки, он вдруг очутился в чрезвычайно пикантном положении: почувствовав внутри себя могучий ствол шкипеpa и раненная коварным диваном, графиня, что называется, одеревенела, а после львиного рыка в животе у благородной девицы Смольного института от страха прошла судорога, графиня непроизвольно зажала внутри себя это орудие мужского труда, Гамилькар не смог освободиться и продолжил рассказ о Логоне, всю ночь пролежав на графине, как на перине, удобно положив курчавую голову на ее левую грудь, а правой укрывшись: "Шкипер тихо приказал матросам поднять якорь и развернуть паруса. Арам в это время играл со штурвалом, а негус прощался с купцами и приглашал в гости, обещая им новые милости. Заметив, что паруса подняты и судно уже отчаливает, Логон заспешил и сказал:

– Вы отплываете? Так я распрощаюсь с вами.

Он позвал Арама и хотел спуститься в лодку, но шкипер перерубил канат и сказал:

– Ты останешься здесь. Мы отвезем тебя в нашу страну и вознаградим за все, что ты сделал для нас.

– Чужеземцы! – ответил Логон. – Когда вы оказались в моей власти, мои люди хотели вас ограбить и съесть. Но я спас вам жизнь и обогатил вас. Воздайте же нам по справедливости, отпустите нас!

Но купцы не слушали его. Ветер усилился. Туземцы суетились на берегу и не знали, что им делать. Лагане бросилась в воду и плыла за кораблем. Купцы очень жалели, что не могут остановиться и подобрать ее. Не прошло и часа, как земля Офир скрылась из глаз, и они вышли в открытое море. Лагаие все еще плыла за ними. Они поместили Логона, Арама и слуг в трюм.

Негус к купцам больше не обращался, ни о чем не просил и даже не смотрел на них, как будто они были совершенно незнакомы. Он сидел неподвижно, обняв брата, и ничего не ел. В Стамбуле купцы выгодно продали товары, Логона, его слуг и их одежду, а Арама подарили султану. О дальнейшей судьбе офирского негуса Логона ничего не известно, а Арама султан назвал на свой манер Ибрагимом, через год подарил русскому посланнику, и тот увез Ибрагима в Россию, где подарил Питеру Первому".

Вот какой список Шепилова прочитали отец Павло и Сашко Гайдамака глухой ночью в засаде у окна в Европу:

Не секретно

К сведению

Для внутреннего пользования

100 ЗНАМЕНИТЫХ РОССИЙСКИХ ЕВРЕЕВ, ПРОДАВШИХ РОССИЮ (состояние на конец второго тысячелетия) Составление тов. Наобум Лазаря

Отмечены выходцы из России.

Некоторые исследователи утверждают, что многие иностранные специалисты, переселившиеся в Россию в петровско-екатерининские времена, скрывали свое еврейское происхождение и записывались «немцами».

1. АГНОН Шмуэль – израильский писатель, лауреат Нобелевской премии.

2. АЗЕФ Евгений – эсэр, террорист, провокатор, платный агент царской охранки.

3. АКСЕЛЬРОД Павел – меньшевик-ликвидатор.

4. БАБЕЛЬ Исаак – писатель-буденовец.

5. БАГРИЦКИЙ Эдуард – одесский поэт.

6. БАЛ-ШЕМ-ТОВ – житомирский раввин, основатель хасидизма.

7. БАРАТЫНСКИЙ (Боратынский?) Евгений Абрамович – русский поэт.

8. БЕЙЛИС Менахем – приказчик киевского кирпичного завода. «Дело Бей лиса».

9. БЕРНЕС Марк – певец, киноактер.

10. БРОДСКИЙ Иосиф – поэт, 5-й русский лауреат Нобелевской премии по литературе.

11. БЛАНК Израиль – дед Ленина. Принял православие и стал ревностным антисемитом.

12. БЛЮМКИН Яков – левый эсер, чекист и убийца германского посла Мирбаха.

13. БОГРОВ Дмитрий – убийца Столыпина.

14. БОТВИННИК Михаил – 6-й чемпион мира по шахматам.

15. БРОНШТЕЙН Лейба (Троцкий Лев) – демон революции.

16. БЫСТРИЦКАЯ Элина – актриса.

17. ВАЙНЕРЫ-братья – писатели-детективщики.

18. ВАННИКОВ Борис – нарком вооружений.

19. ВИННИЦКИЙ Михаил (Мишка Яноичик) – одесский налетчик, прототип бабелевского Бени Крика.

20. ВОДЯНОЙ (Вассерман) Михаил – актер (роль Мишки Япончика).

21. ВОРОШИЛОВА Екатерина (Горбман Голда) – жена К. Ворошилова.

22. ГАЙДАР Егор – политический деятель. (Очень похож.)

23. ГАЛИЧ (Гинзбург) Александр – поэт.

24. ГАМАРНИК Ян – военачальник. Один из немногих, кто застрелился перед арестом.

25. ГАННИБАЛ Абрам – арап Петра I, прадед Пушкина. (По некоторым исследованиям – эфиопский фалаша-иудей.)

26. ГЕЛЬМАН Полина – летчица, Герой Советского Союза.

27. ТЕРЦЕНШТЕЙН Михаил – экономист, депутат I Государственной думы, убит черносотенцами.

28. ГЕРШЕНЗОН Михаил – публицист, историк русской литературы, философ.

29. ГЕРШВИН Джордж – американский композитор.

30. ГИЛЕЛЬС Эмиль – музыкант.

31. ГОРЕНШТЕЙН Фридрих – писатель.

32. ГРОССМАН Василий – писатель.

33. ДАНИЭЛЬ Юлий – писатель, соавтор АБРАМА ТЕРЦА.

34. ДАЯН Моше – министр обороны Израиля.

35. ДОВАТОР Лев – генерал кавалерии, Герой Советского Союза.

36. ДУНАЕВСКИЙ Исаак – композитор.

37. ЖАБОТИНСКИЙ Владимир – один из лидеров мирового сионизма. «Позвольте уж и евреям иметь своих собственных подлецов!»

38. ЖВАНЕЦКИЙ Михаил – юморист.

39. ЖЕМЧУЖИНА Полина – жена В. Молотова.

40. ЗИНЬКОВСКИЙ (ЗАДОВ) Лев – начальник махновской контрразведки.

41. ЗАХЕР-МАЗОХ Леопольд – австрийский писатель. («Мазохизм».)

42. ЗЕМЛЯЧКА (Залкипд) Розалия – знатная большевичка.

43. ЗИНОВЬЕВ (Радомысльский) Григорий – член Политбюро ЦК РСДРП(б). Расстрелян вместе с КАМЕНЕВЫМ.

44. ИЛЬФ Илья (Файизильберг) – соавтор Е. Петрова.

45. ИОФФЕ Абрам – физик-теоретик.

46. КАГАНОВИЧ Лазарь – член Политбюро ЦК ВКП(б). Умер собственной смертью в 97 лет.

47. КАМЕНЕВ (Розенфельд) Лев – член Политбюро ЦК РСДРП(б). Расстрелян вместе с ЗИНОВЬЕВЫМ.

48. КАПЛАН Фаина – боевик эсеров, будто бы стрелявшая в Ленина.

49. КАСПАРОВ Гарри – 13-й ЧМ по шахматам.

50. КИО (Гиршвельд) Эмиль – иллюзионист, отец-основатель династии Кио.

51. КОБЗОН Иосиф – певец. Не пущен в США но подозрению в связях с мафией.

52. КОГАН Леонид – скрипач.

53. КОЛЬЦОВ (Фридлянд) Михаил – журналист, собкор «Правды» в Испании.

54. КОРЖАВИН Наум – поэт.

55. КРУЗЕНШТЕРН Иван – адмирал, мореплаватель. (Обрусевший еврей?)

56. ЛЕВИТАН Исаак – великий русский художник.

57. ЛЕРМОНТОВ (Лермаи?) Михаил – великий русский поэт. (Обрусевший шотландец или еврей?)

58. ЛИБЕРДАН – имя постоянного героя ленинских инвектив, образованное из фамилий двух политических деятелей: ЛИБЕР Михаил – лидер Бунда, ДАН (Гурвич) Федор – лидер меньшевиков.

59. МАНДЕЛЬШТАМ Осип – поэт. «Мы живем, под собою не чуя страны».

60. МАРКИШ Перец – писатель.

61. МАРТОВ (Цедербаум) Юлий – лидер меньшевиков, лучший друг молодого Ульянова-Ленина.

62. МАРШАК Самуил – поэт.

63. МЕИР (Меерсон) Голда – премьер-министр Израиля, родилась в г. Пинске.

64. МЕЙЕРХОЛЬД Всеволод – театральный режиссер.

65. МЕНДЕЛЕЕВ Дмитрий (Мендель, Мендельсон?) – великий русский ученый.

65а. МЕНЬ Александр – православный священник. Зарублен топором.

66. МЕЧНИКОВ Илья – русский биолог.

66а. МИХОЭЛС Соломон – актер, главный режиссер Еврейского театра.

67. НАХИМОВ (Нахимсон?) Павел – адмирал, герой Севастопольской обороны.

67а. НАОБУМ Лазарь – составитель этого списка.

68. НОВАК Григорий – первый русский чемпион мира по тяжелой атлетике.

69. ОЙ СТРАХ Давид – скрипач.

70. ПАСТЕРНАК Борис – поэт, 2-й русский лауреат Нобелевской премии по литературе.