За годы своей небезопасной работы Куприян Степанович впервые видел подобное. Были случаи, когда его крепко колотили. Однажды рассвирепевший проводник спихнул его с поезда. Куприян Степанович лежал в больнице с переломом, еле вытянул. И акты рвали проводники, и протоколы жгли безбилетники. Чего только не творил народ за время его ревизорской службы. Но чтобы так, спокойно, без истерики, даже по-деловому, женщина-проводник превращала в клочки номерные листы протокола…

– Ты что делаешь?! – От волнения Куприян Степанович даже осип. – Понимаешь, что ты делаешь? Под суд захотела, да? – он бросился к Магде.

В дверях, с разинутыми от удивления ртами, торчали головы почти всех участников перепалки.

– Что делаю? Не видишь? – спокойно произнесла Магда. – Ты накалякал, а я рву.

Куприян Степанович крутил головой, колючие его глаза от испуга округлились. Казалось, его фигура расползается по тесному пространству купе, подобно перебродившему тесту, и вот-вот поглотит Магду своей студенистой массой…

Из-под мышки поднятой для удара руки ревизора в купе протиснулся Елизар.

– Только тронь ее, попробуй! – розовые уши Елизара пылали безрассудной отвагой. – Только попробуй!

– Что тронь, что тронь? – чуть ли не плача выдавил ревизор. – Понимаешь, что она натворила, дура! Как я теперь отвечу? Листы-то подотчетные.

– Ага! Боишься?! – радостно воскликнула Магда – Так я и знала. На испуг хотел нас взять, да? Самозванец ты сегодня, а не ревизор!

– То есть как самозванец? – растерялся Куприян Степанович. Видно, Магда чем-то его сильно задела.

– Покажи свой открытый лист?! По какому такому приказу и графику ты досмотр производишь сегодня? Ну?! Где твой открытый лист?

Вопрос Магды явно застал ревизора врасплох.

– Какое ты имеешь право требовать мой открытый лист?! Кто ты есть?! – взвился Куприян Степанович с белыми от гнева глазами.

– А какое ты имеешь право проводить ревизию без начальника поезда? Или доверенного лица от нашей бригады? Где они?! Ага… То-то. Была бы нормальная ревизия, по закону, вы б не шастали одни со своим дружком… Где он, кстати? А ну-ка давай-ка его сюда, Елизар. Сейчас сдадим их на станции. Думают, если в кармане удостоверение, значит, что хотят, то и делают. Думают, мы законов не знаем…

В обомлевшей толпе, что закупорила дверной проем, произошло движение. И через мгновение Серега Войтюк объявил, что «ассистента» и след простыл.

– Ага! – воскликнула Магда. – Чует лиса, чью куру стянула. Убежал твой напарник, Куприян Степанович, ловчее оказался, – засмеялась Магда. – Эх вы… Ну сняли бы по своей трешке с вагона и отвалили, как всегда. А то вон какой шорох навели. Санитарную книжку подавай, суд буду вершить… Сам себя обхитрил! – злорадно торопилась Магда, пока ревизор возился с плащом, куда-то задевался рукав в теснотище.

– Попомнишь эту встречу, Магда Сергеевна… Железку не объедешь, все равно встретимся, когда при исполнении буду, – бормотал ревизор, тараща глупые и злые глаза. – А то устроила тут купе свиданий. Вон сколько мужиков нагнала.

– За это и по мордасам можно заработать, – всерьез проговорила Магда.

– И пух-перья пощипать, – вставил уязвленный Елизар.

– Ну-ну! – Ревизор не прятал испуга. – Геть с дороги!

Он продрался в коридор и выдернул следом свою сумку…

– Ворон ворона в глаз клюнул! – духовито обронил ершистый счетовод ничего не понимающим теткам. – Есть охота, спасу нет. Всегда – как годовой отчет или неприятности какие – аппетит разыгрывается.

– Коль все обойдется, пойдем накормим тебя, – произнесла гражданка в бигуди. Вторая согласно кивнула и добавила тепло: – Защитник ты наш.

– Ступайте, ступайте! – прикрикнул Серега. – Я сейчас иду.

– Ишь, раскомандовался, – буркнула та, что в бигуди, и пошла вдоль коридора, обтирая широкими бедрами стены.

Следом потянулась и вторая женщина, ухватив за руку, точно ребенка, маленького счетовода…

Стоящие в дверях купе пассажиры глядели с подозрением им в след – так всегда смотрят на безбилетников те, кто имеет законный билет. Толком не зная, в чем дело, они, по гаденькой людской манере, вполголоса обсуждали эту троицу. Кто-то ж должен быть виноват, если вагон чуть ли не полчаса ходуном ходил от криков.

А в служебном купе на полке рядком, точно птицы на заборе, расселись проводники.

– Что, может, споем, Елизарушка? – воскликнула Магда.

– Всыпет он тебе за это, – уныло обронил Елизар. – Злопамятный, сволочь.

– Как бы я ему не всыпала. Рыльце-то в пуху, – Магда еще не отошла от всех треволнений. – За такое браконьерство знаешь что ревизорам бывает? Под суд могут отдать…

Они молчали несколько минут, подчиняясь сильному раскачиванию вагона.

– Извини, Магда, – проговорил Серега. – Нехорошо вышло со мной, извини…

– Ладно тебе, – великодушно ответила Магда. – Бывает…

Серега широко и радостно улыбнулся: прощен, прощен. Просунул длинные руки между коленями и пощелкал пальцами.

– Одного не пойму, – Серега все улыбался широким лицом. – Если они капусту решили пощипать, то к чему такое рвение показывать? Акты, протоколы. Точно голую зарплату отрабатывают. Не сходится что-то…

– Вот и я думаю, – согласился Елизар. – Что-то, видно, стряслось.

Гайфулла снял широкую кепку и провел ладонью по влажным волосам.

– Всем хорошо, одному Гайфулле плохо, – сказал он печально. – Гайфулле всегда плохо. Букса загорелась, час простояли – Гайфулле нагоняй. Теперь акт на стол положат – Гайфуллу на месяц в охрану вагонов сошлют. А самый сезон…

– Заладил… – прервала Магда. – Гайфулла, Гайфулла… Вот твой акт, держи! – Магда достала из-за пазухи кителя лист бумаги. – Скажи спасибо тому придурку-счетоводу, внимание Косилки отвлек, я и стянула твой акт вместе с протоколом. Семь бед – один ответ!

Она смеялась, откидывая за плечо густые волосы, вздернув уголки тонких губ. Громко и открыто.

В глазах Гайфуллы метались черные искорки восторга, а на кончике носа набухла капля пота. Он прижимал к груди смуглые ладони и цедил какие-то не связанные между собой благодарные слова. И не было сейчас человека счастливей…

Светлячки фонарей веснушками усыпали черное зеркало ночного стекла. Поезд сбросил скорость.

– Сосновка? – проговорила Магда.

– Вроде она, – согласился Елизар. – Айда станцию встречать.

Поезд притормаживал…

3

Начальник поезда Аполлон Николаевич Кацетадзе передал сведения дежурному по станции Сосновка и вернулся в штабное купе.

До отправления оставалось несколько минут. Швырнув фуражку в угол, он достал из холодильника бутылку пива, занес горлышком под столик, нащупал пальцами открывалку и ловким движением откупорил бутылку. Пиво оказалось теплым, не успело остудиться, такое лучше пить «из горла»: кажется более прохладным… Аполлон вспомнил о балыке домашнего засола, которым снабдила его в дорогу Алина. Что-что, а рыбу Алина засаливать умела, ничего не скажешь. Балык, не в пример пиву, оказался просто ледяным, в морозильнике хранился. С усилием расправив вощеную бумагу, Аполлон отрезал кусок рыбы, достал банку маринованных огурцов…

Вагон вздрогнул. Скрипнули колеса. Что-то резко громыхнуло под полом… Аполлон вслушался. Вероятно, на шпалах валялась какая-нибудь железяка, на этой Сосновке вечно беспорядок, начальник станции тюфяк. Ночью еще куда ни шло, темень многое скрывает, а днем, точно въезжаешь на свалку. Дохозяйничаются когда-нибудь до аварии…

За окном к хвосту поезда медленно текла ярко освещенная платформа, неся на своем мокром асфальте людей, киоски, тумбы. Проплыла прозрачная витрина парикмахерской с мастером в докторском халате. Потом потянулось кафе, где в стеклянном капкане томились люди с подносами в руках. Бювет с горячей и холодной водой. Багажное отделение с тележками, уставленными коробками. Лестница, ведущая на мост… Все! Вокзал иссяк, подставляя взгляду панораму обсиженного тусклыми огоньками городка. Когда-то это был довольно бойкий городок, но с тех пор, как поблизости открыли нефть, обезлюдел, захирел…

За время своих поездок Аполлон так изучил населенные пункты по пути следования, что, казалось, сам прожил в них годы. А пассажиры! Всю подноготную вывернут: что выпускает промышленность и почем на рынке мясо… А что касается городских должностных лиц – председателя исполкома или, скажем, главного судьи и начальника милиции, – так их портреты Аполлон запросто мог воссоздать со слов пассажиров. Кого в цветном, а кого только в черно-белом изображении.

Аполлон задернул занавеску и взял со стола бутылку. Но пить расхотелось. Поискал глазами металлическую нашлепку, подобрал ее и прикрыл бутылку. Вложил в сумку сверток с балыком, бутылку, банку с какой-то тушенкой, яркую коробку чешских конфет Надел фуражку, оправил китель, мельком взглянул на себя в зеркало и вышел из купе, замкнув дверь.

В служебном отделении Судейкин пересчитывал одеяла, они горкой высились на средней полке. Проводники-новички могут спокойно отнестись к тому, что у вагона недосчитаются колеса, но нехватка одеяла или затрепанного полотенца вгоняет их в жуткую панику. Оттопыренными пальцами, словно измерителем, Судейкин перебирал уголки одеял. Аполлон прошел мимо.

В вагоне было чисто. Ветерок выгибал крахмальные занавески, свежил воздух.

Тамбур встретил Аполлона лязгом и грохотом. Но площадки пригнаны аккуратно, хоть это и не забота проводника. Чувствовалось, что и следующий вагон оставит хорошее впечатление…

– Что вяжешь, тетя Валя? – сунулся Аполлон в служебное купе.

Тетя Валя едва умещала на полке свой пухлый зад. Вытянутые толстые ноги грелись в опрятных чувяках. И вся тетя Валя лучилась домашним несуетливым уютом. Аполлон не представлял бригады без тети Вали.

– Что вяжу? Что получится, Аполлоша. – С глазу на глаз тетя Валя всегда обращалась к начальнику ласкательно и на «ты». Столько лет вместе работают. – Небось к Магде скачешь? – добавила она, не прекращая гонять спицы. – Хочешь посидеть в дамском обществе?

Аполлон смутился.

– Вечерний обход совершаю, – торопливо ответил Аполлон.

– А в сумке что?! – невзначай обронила тетя Валя.

– Твое какое дело? Вяжет, понимаешь. Смотри, спицами вагон не проткни, – у Аполлона появился грузинский акцент.

– Вагону ничего не будет, – спокойно ответила тетя Валя. – А Елизар и впрямь тебя чем-нибудь проткнет, – она посмотрела на Аполлона долгим взглядом. – Оставь ты ее, Аполлоша. Любит ее Елизар. И она его любит. Не мешай им. Не доводи до беды…

Аполлон покраснел. Этого еще не хватало – так открыто, без всяких хитростей…

– О чем говоришь, тетя Валя?! Я начальник поезда, совершаю вечерний обход, – Аполлон засмеялся коротким смехом. – В конце концов, я женатый человек, понимаешь?! Сидит, вяжет себе, – не договорив, он заторопился по коридору.

Не задерживая ни на чем внимания, он миновал несколько вагонов. Мелькали растерянные лица проводников, Аполлон знал причину их растерянности. Никто из них не мог понять поведения начальника поезда в той истории с ревизором. Вслух пока не роптали, но между собой наверняка не раз промывали косточки своему капитану… А может быть, Аполлону только кажется, что у них растерянные лица, на самом деле просто любопытство снедает. Знают, куда направляет свои стопы начальник поезда с пластмассовой сумкой в руках. И Аполлон чувствовал, как под их взглядами сумка начинает тяжелеть, оттягивать руку. А может быть, Аполлон идет в вагон-ресторан, купить что-нибудь к ужину?

В тамбуре вагона-ресторана сидел паренек и чистил картошку. Вокруг огромной кастрюли валялась шелуха. Мокрыми руками он поправлял галстук, что выпадал из отворота курточки.

– Тебя где такого подобрали? – спросил Аполлон.

– В Сосновке, – охотно ответил паренек.

– И куда едешь?

– До сотого километра, к папе, – паренек закинул через плечо клетчатый галстук и поднял глаза на Аполлона. Признав в нем важную птицу, паренек испугался. – Ножик тупой, плохо режет, невпопад пробормотал он.

– Требуй острый. Раз тебя наняли, пусть и инструментом обеспечат.

– Тут потребуешь, – усмехнулся паренек. – Живо ссадят…

Пройдя узким коридорчиком в салон ресторана, Аполлон тотчас увидел директора Зинаиду. В желтом взъерошенном парике Зинаида напоминала растрепанную хризантему.

– А… начальство пожаловало, – улыбка Зинаиды заполнила салон. – Накормим Аполлона Николаевича! Котлетки свежие, прямо с огня…

Не заметив ответной улыбки, Зинаида собралась, точно спряталась в конуру, выставив наружу, подобно сторожевым фонарикам, свои мелкие порочные глазки…

Аполлон присел на табурет у стола. Обе стройные черноволосые официантки в розовых беретах и коричневых платьях казались на одно лицо, словно две бутылочки из-под «пепси-колы». Забыв клиентов, они приблизились к столу, одаривая красавца начальника ласковыми взглядами.

– Чем порадовать Аполлона Николаевича? – игриво вопрошали официантки.

Аполлон вытянул руки, раздвинул эту красновато-коричневую оградку и, глядя сквозь образовавшуюся щель на директоршу, проговорил:

– Ты, Зинаида, своим подсадкам ножи бы вострые выдавала. А то картошки не напасешься, вермишель будешь варить.

– Ничего, справится. А где мне острые взять? И так свои из дому приношу, – отозвалась Зинаида. – Какие еще претензии, начальник? – переходила в наступление директорша.

Аполлон молчал, чувствуя в груди закипающую злость.

– Словно я первая и последняя, – обидчиво произнесла Зинаида. – Не обеды же он готовит, верно? А картошку почистить или прибрать на кухне и зайчик может… За билет платить не надо, да еще и накормлю малого.

– Детский труд, Зинаида Робертовна.

– Детский?! Лбу семнадцать лет. Подумаешь, картошку чистит… Ох, вы и глазастый, Аполлон Николаевич. Нет, чтобы пройти мимо.

– Плантатор ты, Зинаида. Из «Хижины дяди Тома». Читала, нет? В детстве.

– Какое там детство? Вы же знаете мою биографию, – сильным толчком Зинаида развела в стороны официанток. – Работайте, птички, люди ждут…

– Знаю твою биографию, – усмехнулся Аполлон. – Как ты дошла до дачи на Рижском взморье.

– Дача… Курятник в одно окно.

– И в пять комнат, – подхватил Аполлон. – Или в десять, не помню.

– Да ведь и вы не в пещере живете, – злилась Зинаида. – Кооператив шикарный, авто. И жена, Алина, не в синтетике ходит…

Видно, Аполлон крепко поддел своим тоном Зинаиду, если она в такие вольности пустилась…

А в салоне шел дым коромыслом, пассажиры угощались. За ближайшим столиком перед батареей бутылок сидело трое военных и дама. Через проход – семья: отец, мать и двое деток уплетали люля-кебаб, запивая лимонадом. Остальные ряды тоже не пустовали.

Зинаида с любопытством оглядела пластиковую сумку Аполлона, пытаясь сообразить, с чем пожаловал начальник. Вагон-ресторан подчинялся другому ведомству, и, если на принцип, то Зинаиде начальник поезда не указ, только что вагоны в сцепке одной. И за уголек она из своего кармана платит, и за ремонты всякие, мелкие… Но все равно с начальником поезда портить отношения ни к чему, он всегда может свинью подложить, тем более, что для этого не надо глубоко копать, стоит только на кухню пройти…

– Так на сколько сегодня моим проводничкам поблажка вышла за обед? – поинтересовался Аполлон, поднимаясь из-за стола.

– На рубель, – пояснила Зинаида. – Скидка.

– А в прошлый рейс всю дорогу семьдесят копеек платили.

– На сливочном масле в этот раз готовим.

– А тогда что? На машинном было?

– Тогда на маргарине, – ее губы в ярко-красной помаде напоминали две пельменины в томате. – Разговору-то, из-за тридцати копеек… А еще грузин называется, – попыталась свести к шутке скользкий разговор Зинаида. – Национальность у вас широкая, Аполлон Николаевич.

Почему-то это признание вывело Аполлона из себя. Он взял Зинаиду за ватный локоть, приблизил к себе просторное ее лицо, усеянное мелкими прыщиками.

– А ты какой национальности будешь, Зинаида? Хитрая, жадная, завистливая. И сивухой от тебя несет, как от самогонного аппарата.

– Вы что, Аполлон Николаевич?! – Зинаида испугалась. Таким она еще не видела начальника поезда.

Аполлон подобрал сумку и, ссутулясь, пошел через салон, натыкаясь на танцующие углы столиков… С чего он вдруг взъярился на эту бабенку? Или откровение тети Вали не выходит из головы? Конечно, ерунда. Наоборот, мужчину такое откровение не принижает, в этом Аполлон был убежден… Но в глубине сознания он мог объяснить свою неуклюжую вспышку ярости. Зинаида чем-то вдруг напомнила ему Алину, его жену. Не внешне, нет. Разве можно их сравнивать внешне? Но чем-то они схожи, и от мысли этой Аполлон не мог отвязаться. Все обиды на Алину вспомнились, и давние обиды, и самые последние. Как можно так жить? В одной квартире. Оказывается, можно. Дочка? Конечно, это причина, но… Характер? Пожалуй, характер. В сущности, он равнодушен к своей судьбе. Он даже злиться всерьез не может на Алину. Злость улетучивается, когда Аполлон ее не видит. И более того – жалеет ее, скучает. Но лишь до того момента, когда вновь ее увидит, услышит ее резкий голос, таящий хитрость, злобу, жадность… Алина этого не понимает, приписывает его терпение каким-то своим личным качествам…

Размышления Аполлона прервал тихий возглас Шурки Мансурова, старшего из братьев-проводников. Звук доносился откуда-то снизу. Аполлон оглянулся. Шуркина голова торчала из рабочего купе – он лежал на нижней полке и не успел подняться, когда заметил начальника поезда.

– Начальник, есть хорошее мясо, начальник, – заговорщицки произнес Шурка. – Домашнее. Угощу.

– Не хочу, – буркнул Аполлон. – Все в порядке?

– Все в порядке, начальник, – ответил Шурка. – Скоро чай буду разносить.

Тут из ближайшего купе выступил гражданин. Выпиравший из майки толстый живот сдерживался одним ремешком подтяжек, второй ремешок болтался на боку.

– Он еще чаем хочет нас поить?! – воскликнул гражданин. – Вы начальник? Не отпирайтесь, я слышал!

– Я и не отпираюсь, – улыбнулся Аполлон, глядя на возбужденное лицо толстяка.

Из соседних купе появилось еще несколько пассажиров.

– Хочу сделать заявление, товарищ начальник… – отважно продолжал толстяк.

– Да, да! – поддержали остальные. – Мы тоже возмущены!

Аполлон выжидательно молчал.

– Мы не хотим сказать ничего плохого о нашем проводнике, – продолжал толстяк. – Парень он работящий, услужливый. В вагоне чистота, порядок… Но то, что он собирается нас поить чаем… Нам этого не перенести.

– Не понял, уточните.

– Мы едем в сторону юга, верно? – начал издалека свое объяснение гражданин в майке. – И все купе нашего вагона завалены бутылками с минеральной водой…

– Короче, пожалуйста.

– Угощать горячим чаем людей, которые и без того едут точно ошпаренные кипятком, это как называется? Вагон-кипятильник!

– Да! – загомонили вокруг. – Бегаем за холодной водой к соседям. Не все же могут себе позволить умываться минеральной водой из бутылок. У людей нет горячей воды, а у нас – холодной… И еще чай собирается подавать.

Шурка стоял пунцовый от смущения и что-то бормотал.

– Все понятно, товарищи, – кивнул Аполлон. – Расходитесь по своим местам. Все будет в порядке, уверяю вас, – он боком задвинул Шурку в рабочее купе.

– Против самого проводника мы ничего не имеем, он парень добросовестный. Но нельзя же отправлять в рейс вагон-кипятильник, – не успокаивались пассажиры.

Аполлон задвинул дверь, отсекая голоса.

– Ты что же, мерзавец, выпариваешь пассажиров?! Хитрюга! Немедленно прекрати греть воду. Тебе что, бутылок мало?

Аполлон поднял крышку нижней полки. Весь рундук был завален порожними бутылками из-под минеральной воды.

– Ох, хитрюга! – качал головой Аполлон. – Половину автомобиля везешь в стеклотаре!

Шурка моргал черными девичьими ресницами и обескураженно разводил руками. Но в глазах его тлели огоньки удовольствия.

Эта история развеселила Аполлона, и к шестнадцатому вагону он вообще забыл о тете Вале и Зинаиде…

Яша Гурин сидел в одном из купе среди пассажиров и играл в шахматы.

– Встать! – закричал он, увидев Аполлона. – Смирно-о-о!

Его партнер по шахматам поднял от доски очумелое лицо, которое, казалось, пряталось за большими квадратными очками. И дернулся вверх, опрокидывая фигурки на пол. Следом за ним, ничего не понимая, вытянулся следящий за игрой болельщик. С полок таращили глаза две девицы…

Яша по-военному шагнул к Аполлону и четко отрапортовал.

– Товарищ начальник поезда! За время нахождения в пути никаких особых происшествий не было. Если не считать мордобоя в соседнем вагоне, после чего враг позорно бежал. Победила дружба! На вверенной мне территории контингент после ужина дрыхнет. Проводник плацкартного вагона Яша Гурин!

– Чтоб ты пропал! – проговорил кто-то за перегородкой. – Орет, как в лесу, охламон.

– Вольно! – поддержал забаву Аполлон, еле сдерживая смех.

– Вольно! – разрешил Яков.

Очкастый шахматист нагнулся к полу собрать упавшие фигурки, ему помогал болельщик. Девицы оставались лежать смирно, точно на медосмотре. Строгий внешний вид начальника поезда производил впечатление…

– Интересно, с каких это пор в поездах такое гусарство? – не унимались за перегородкой.

– Указ был! – пояснил Яша в пространство. – При появлении начальства все пассажиры выстраиваются в коридоре.

– И шмон будет? – допытывались за перегородкой.

– Шмона не будет, – авторитетно заявил Яша. Не выдержав, он со смехом свалился на полку.

И Аполлон хохотал. Он всегда ждал от Якова какого-нибудь фортеля. Пассажирам с ним было весело. За все время ни одной жалобы, хотя дела он проворачивал покруче других. Яша был убежден: рыбку выгодней ловить в чистой воде. Да и порядок в вагоне был отменный. Он умел наладить такой контакт с пассажирами, что те сами следили за чистотой в купе, а туалетами по требованию Якова пользовались так, что, умываясь, не брызгали на пол. Удивительно, но пол в туалетах был почти сухим…

Аполлон и Яков прошли в служебное отделение.

– Могу угостить вишневой наливкой, – проговорил Яков.

– В шахматы выиграл?

– Нет, пассажир угостил. А в шахматы мне еще днем две уборки коридора проиграли. На завтра и на послезавтра… Вы куда направлялись, Аполлон Николаевич? – деликатно прервав короткой паузой свой вопрос, он как бы подчеркивал полную поддержку намерений начальника. – Как я понимаю, вы хотите выяснить у Магды Сергеевны Савиной обстоятельства битвы при Сосновке?

– Обстоятельства мне уже известны, – усмехнулся Аполлон. – Просто я хочу с тобой выпить-закусить.

– Очень кстати, – воодушевился Яков и, заметив, как Аполлон извлекает из пакета банку консервов, проговорил: – Обижаешь, на-а-ачальник… Что-то, а угостить мы и сами можем.

Яша быстро собрал весьма приличный стол. И даже сервировал со вкусом. Аполлон с одобрением оглядывал шпроты, буженину, банку с грибами. Нет, Яша не был крохобором-проводником, ломающим зубы о сухари, он любил жить красиво, даже в плацкартном вагоне.

Яркое освещение в купе умиротворяло, настраивало собеседников на откровенный разговор. Аполлон хотел было для начала рассказать об ухищрениях Шурки Мансурова, но сдержался. Ни к чему разносить слухи о проступках членов своей бригады, это всегда, в конечном счете, оборачивается неприятностями. Аполлон Николаевич Кацетадзе потому и слыл хорошим начальником поезда, что не увлекался сплетнями. Даже ради уютного застолья…

– У меня такое ощущение, Аполлон Николаевич, чтоу вас есть что мне сказать, – произнес Яша, разливая по стаканам наливку.

– Попросить, Яша, попросить, – Аполлон тронул пальцами кончики усов.

– Интересно, о чем может попросить такого человека, как я, такой человек, как вы? – продолжал Яша манерный разговор.

– Я хочу попросить тебя занять мою должность на время, – охотно подыгрывал Аполлон. – От Москвы до Минеральных Вод. Думаю, что ты с этим справишься лучше других.

– Безусловно, – скромно подтвердил Яша. – Чем вызвана такая необходимость? – Он внимательно и серьезно смотрел на начальника.

– Завтра в восемь утра мы должны быть в Москве. А в десять заседание коллегии Министерства по пассажирским перевозкам. На коллегии должен выступить начальник нашей дороги.

– Свиридов? – важно спросил Яша.

– Да, Свиридов… Словом, мне надо послушать его сообщение. Потом я сажусь в самолет и лечу в Минеральные Воды. Я все рассчитал.

Яша жевал буженину, запивая наливкой, точно водой.

– Наверно, это необходимо?

– Да, Яша, необходимо. Не стану вдаваться в подробности, но это необходимо.

– Все понятно, начальник, – кивнул Яша. – Народ будет извещен?

– Естественно… Состав в нормальном рабочем состоянии, так что у тебя забот немного. Сведения о наличии мест, мелкие неурядицы…

– И ревизоры, – поддержал Яша.

– И ревизоры. Не мне тебя учить.

– Именно поэтому, Аполлон Николаевич, мне видится странным ваше выступление во дворе вагонного участка, – вставил Яша.

– Какое?

– О вашем самоотстранении в случае конфликта с ревизорами. И в подтверждение – история Магды.

– Это некрасивая история, Яша, – оборвал Аполлон. – Кстати, и тебе наука… Тот ревизор недаром получил прозвище «Косилка». Наглец, пробы негде ставить. Ввалился ко мне в штабной со своим напарником, который вообще ревизор-общественник оказался. Я потребовал открытый лист. Он явно не ждал подобного, привык, понимаешь, к послушанию. Думал сорвать свое и убраться, как обычно. Я сказал, что напишу на него рапорт. Вот они и пошли по составу, да так, чтобы против моего рапорта своими актами потрясти. Мол, я ему за добросовестную работу мщу, понимаешь?

– Так… А почему без открытого листа, если он ревизор?

– Деньгу вышел шибануть, выпить захотелось, подлецу. Халтурку себе устроил с дружком… Как Магда его раскусила, не пойму.

– Как? Я был у нее, разговаривал… По инструкции, говорит, с ревизорами должен быть начальник поезда. Или уполномоченный от бригады. Вот и смекнула, что дело нечисто. Потребовала открытый лист. Ну и пошло-поехало.

– Молодец девочка, – засмеялся Аполлон.

– Может, чайку, начальник? – предложил Яша и, не дожидаясь согласия, полез в шкафчик.

Колеса зарокотали на стрелках. В окне промелькнули одиночные огоньки. Поезд, не сбавляя скорости, проскочил разъезд и вновь выбрался на главный ход… Ехидный лунный серп приклеился в угол окна. Продержавшись недолго, серп стал заваливаться по дуге к боковой стойке. Аполлон уперся рукой о стол, его вело на повороте. Яша вцепился в край полки.

– Такие дела, Аполлон Николаевич, – проговорил Яша, вновь обретя устойчивость. – Какие ж все-таки твари ползают вокруг…

Аполлон откинулся на спину и склонил голову на плечо.

– А чем мы с тобой лучше? А, Яша?

– Чем?! – Яша криво усмехнулся, но без тени смущения. – Во-первых, мы работаем. И делаем трудное дело…

– Мы, Яша, такая же мразь, как и тот ревизор, – перебил проводника Аполлон. – Себя-то не обманывай. Спрятались за фразой «умеем жить»… Пройди по вагону, Яша, поговори с людьми. Разве они не умеют жить? Посмотри на их руки, Яша…

– Руки я видел разные, Аполлон Николаевич, – возразил Яша. – Да разве по ним что-нибудь сейчас скажешь? Переменилось все. Смотришь, у одного руки гладкие, без мозолей. Думаешь – вот, попался интеллигентный человек, работник умственного труда. А он, оказывается, обыкновенный бюрократ, бездельник. Руки гладкие оттого, что ни хрена он ими не делает. Они у него и атрофировались. А у другого мозоли – хоть коленвал ими гни. Ну, думаешь, сталевар, раскаленный металл ладонью гоняет. А он, родной, у Богдана Стороженьки ящики ворочает.

– Кто такой? Не знаю.

– Частное предпринимательство по сбору стеклотары. Бутылочный гетман Богдан Стороженко. Вся дорога его знает, а вы не знаете?

– А Николая Георгиевича ты знал?

– Не имел чести, – ответил Яша. – Кто таков?

– Мой отец, Яша. Николай Георгиевич Кацетадзе. Обыкновенный труженик железной дороги. Честный, порядочный человек. И друзья его. У него было много друзей, Яша. Гораздо больше, думаю, чем у нас с тобой.

– Кто их считал, Аполлон Николаевич, друзей?

– Я считал, Яша. Когда хоронили отца… А за твоим Стороженкой пятеро сталеваров-стеклотарщиков понесут в мозолистых ладонях дюжину поллитровых бутылок. А после распития на могилке сдадут где-нибудь, не пропадать же добру.

Яша рассмеялся. Когда он смеялся, из-под тонкой губы выдавались розовые десны. Аполлон отвернулся в сторону.

– Очень смешно, – проговорил Яша. – Только убежден, что за гробом Стороженки пойдет весь вагонный участок. И знаете почему?

– Из любопытства, – произнес Аполлон.

– Именно. Чтобы узнать, как железная дорога будет теперь справляться с проблемой порожних бутылок. Иначе говоря – куда нести сдавать добро!

– Ты за частное предпринимательство, Яша, – отшутился Аполлон.

– Я за разумную инициативу, Аполлон Николаевич, – серьезно ответил Яша. – В этом плане даже нашу проводниковскую суету я рассматриваю как общегосударственное дело.

– Ну?! Интересно.

– Именно. Взгляните на полку, Аполлон Николаевич. Там целый склад посылок. Обычным своим ходом через почту они бы шли не меньше двух-трех недель. При этом почта выставит множество условий, чтобы не принять: и не так прошито, и не так прибито, и не так надписано. Опять же очереди, особенно в праздники… Мы же за скромную плату доставляем из рук в руки в самый короткий срок. Пропажа исключена, фирма гарантирует… Или те же безбилетники! Если дорога не может организовать нормальную продажу билетов и не гонять полупустые вагоны… Предпринимательство, Аполлон Николаевич, возникает там, где государство дает слабину. Ибо жизнь не терпит пустот, тут же находятся люди, которые заполняют своей предприимчивостью пустоту. Если хотите – здоровая конкуренция. Именно она в какой-то степени и толкает государство на решение проблем, иначе частник закидает шапками. И нечего на это закрывать глаза, отворачиваться в спесивом высокомерии, малевать лозунги и призывы. Надо на вещи смотреть трезво – от этого государство только выиграет, ибо на его стороне гораздо больше возможностей, чем у нас, диких частников… Вот поэтому, дорогой мой начальник, поведение вышеназванной Косилки я рассматриваю как мерзость. Он есть клоп, который, пользуясь своим официальным положением, сосет кровь и у государства и у нас, проводников. Ничего при этом не давая взамен. Он не спит стоя, не стоит часами в тамбуре, уступив свое место человеку, не сумевшему из-за головотяпства купить билет на поезд.