7

Март в академии Мурпайк открывал весенний сезон путешествий, когда девочки из богатых семей под надежной опекой своих наставников разъезжали по земному шару, в кои-то веки раз пачкали в земле пальцы и, сразу же их вымыв, возвращались домой. Каждый год такие поездки оборачивались скандалом. Так, печально известной была поездка двухтысячного года, когда в Лос-Анджелесе Ариель Пернштеин заметила мужчину, который мастурбировал прямо перед ее окном, и профессор Ганц вынуждена была заслонить окно собственной спиной, дожидаясь, когда тот наконец кончит. В 2001 году в Вальпараисо Виктория Роберте отравилась текилой, но сумела убедить сеньору Мендес, что всего-навсего съела пучок салата, который купила у уличного торговца; в 2002 году Бриттани Лайон сломала ногу, и всю дорогу в горы ее нес на закорках местный проводник. В 2003 году, плавая в Красном море, Ариана Берне не уследила за своими волосами, они попали в маску, и Ариана врезалась в коралловый риф. От рифа при этом откололся кусок, а Ариане наложили двенадцать швов. И наконец, в 2004 году Талия Илич-Мэрфи курила в туалете летящего через Тихий океан самолета и так разнервничалась, что нажала педаль спуска еще до того, как встала, в результате чего она просидела на унитазе до самой посадки в Сеуле.

Таскани с удовольствием пересказывала Ною все эти истории, всякий раз делая акцент на том, как звали главное действующее лицо. Вероятно, это и было в ее историях самым главным. В то время как Талия Илич-Мэрфи устроила переполох на Корейских авиалиниях, сама она клевала носом в «отстойном» Музее авиации и космонавтики.

– Они ведь на следующей неделе снова куда-то собираются, так? – спросил Ной за полуденным перекусом, состоящим из импортных оливок. Точнее, оливки ел Ной, а Таскани сосала оливковую косточку.

– Так, – подтвердила Таскани.

– А ты не можешь поехать? – спросил Ной.

– Привет! Я же там сто лет как не учусь.

– Это понятно. Просто это хорошая возможность.

– Да нет, обычно ничего хорошего. Учителя думают, что зо всего можно извлечь болыпущий-пребольшущий урок, ну вроде: «а этот камень, девушки, называется туф, он вулканического происхождения» – и пошло-поехало. Скука смертная.

– Но если б ты могла, ты бы поехала? Таскани вынула изо рта мокрую шершавую косточку и внимательно ее осмотрела.

– Ну вообще да. В прошлом году было так весело! Мы пошли в этот самый музей, люди думали, а кто это такие, потому что мы топали как лошади. Назад мы вернулись, наверное, в четыре утра, а в половине восьмого нам нужно было ехать смотреть на индейцев в резервации. Мне вроде как спать хотелось, ну я и прокемарила все время, пока какой-то пожилой дядька с перьями в башке рассказывал нам о Покахонтас. Это было клево.

– А твоя мама сегодня дома?

– Без понятия.

Доктора Тейер он нашел в кухне; она стояла у раковины в шелковом халате и перебирала на фарфоровом блюде малину. Напевая негромкую песенку, она быстро выбирала лучшие ягоды, словно склевывала. Когда Ной вошел, она посмотрела на него. Она недавно в очередной раз покрасила волосы, и теперь казалось, будто у нее на макушке только что взошло солнце.

– Доброе утро, – сказала доктор Тейер.

– Добрый день, – ответил Ной. Было три пополудни.

– М-м, – она удивленно глянула на кухонные часы, явно пораженная этим новым парадоксом, – как Таскани?

– Таскани замечательно. Она была очень рада узнать, что ей не придется писать никаких тестов.

– Вы не станете ей давать проверочных работ?

– Нет, я и так узнаю, выучила она материал или нет. Тесты нужны только для классификации по группам.

– Да? Ну надо же. – Доктор Тейер раздавила ягоду и сбросила красную мякоть в раковину.

– Послушайте, доктор Тейер, у меня появилась идея.

Доктор Тейер выпрямилась, словно позируя невидимому скульптору, подняв блюдо высоко вверх, словно факел.

– Как вы, вероятно, помните, все девушки из Мурпайка весной путешествуют. Я подумал, что Таскани могла бы извлечь пользу из такой поездки. Учеба должна время от времени включать и наглядные занятия, не так ли? А Таскани почти все время проводит дома одна либо ходит по ночным клубам, и я подумал, что для нее полезнее, если она уедет отсюда и проведет какое-то время вдали от Манхэттена. Доктор Тейер глянула на Ноя словно из невесомости, возможно, она недавно приняла транквилизатор.

– Таскани больше не вернется в академию Мурпайк.

– Я понимаю. Но ведь нет никакой причины ей отказывать в весенних каникулах, она все равно может куда-нибудь поехать.

Доктор Тейер нахмурила брови, но лицо у нее осталось спокойным.

– Было бы неплохо, если бы она ненадолго отсюда уехала… Но что вы предлагаете – вам с ней сесть на самолет и улететь в неизвестном направлении?

Эти намеки доктора Тейер на то, что он всего лишь хочет остаться с Таскани один на один, порядком ему осточертели. Но, выражая недовольство, Таскани не поможешь. Он заставил себя широко улыбнуться:

– Нет, конечно, нет. Я и не предлагал самому ее увезти. Это можете сделать вы или какая-нибудь дама, компаньонка.

Доктор Тейер издала короткий смешок. Лицо ее отразилось в зеркальных стальных боках кухонной техники «Миле», и показалось, что вся кухня наполнилась ее смеющимися изможденными лицами.

– Весенние каникулы с Таскани и ее друзьями? Благодарю покорно за предложение!

Может быть, вам удастся кого-нибудь нанять, записать ее на какую-нибудь образовательную программу? Я всего лишь хочу сказать, что ей действительно не помешало бы на некоторое время уехать с Манхэттена.

– Она не ваша дочь, Ной. Я прекрасно знаю, чего можно от нее ожидать.

– Я всего-навсего подумал, что можно было организовать для нее поход – подальше от больших городов: природа, палатки, звездное небо.

Она в упор посмотрела на него, выражение ее лица стадо жестче.

– И вы думаете, Таскани это понравится?

По тому, как она это спросила, можно было заключить, что Таскани ни за что не согласится залезть в спальный мешок. Или писать сидя на корточках возле палатки. Все же Ной не отступал:

– Думаю, да. У нее не такой уж большой выбор.

– Верно. Либо поход, либо сидеть здесь. Она просто вынуждена будет поехать. – Она разразилась смехом, ей понравилась идея убрать Таскани недели на две с глаз долой. – И куда вы хотите ее отправить? Не в Сентрал-парк, я полагаю?

– Нет, я думаю, лучше будет поехать за границу. Мы изучаем французский, так что, возможно, Франция – это то, что нам нужно.

– Отправимся в поход по Лувру! Разобьем палатки в саду Тюильри!

– Франция славится своими лесами, доктор Тейер. За пределами Парижа множество парков и заповедных троп.

– Я знаю, Ной, слегка подсвеченных фонарями, я знаю.

Доктор Тейер пригладила волосы и встала перед сияющим полированной сталью холодильником. В одной руке она держала вазу с ягодами. Взгляд ее вдруг потеплел, она стала похожа на школьницу, которая ждет, чтоб ее пригласили потанцевать. Ее постоянно меняющееся настроение смущало его, сбивало с толку. Ной переступил с ноги на ногу. Наконец доктор Тейер покачала головой:

– Нет, прошу меня извинить, но я не могу послать ее путешествовать по лесу с человеком, которого даже не знаю. – Словно собираясь засмеяться, она открыла рот, но так и не засмеялась. – Я просто не могу. Она воспримет это как награду, а за что ее, собственно, награждать?

Его раздражала ее интонация. Она словно говорила: бросьте, девчонка этого не стоит.

– Хорошо, – сказал Ной. Он прикусил язык. Ему так хотелось, чтобы идея с путешествием сработала, – что еще он мог сделать для Таскани? Он был очень зол. – Дайте мне знать, если передумаете.

– Ах, Ной! – мягко проговорила доктор Тейер. – Вы и в самом деле так хотите посмотреть, что из этого выйдет?

Ной кивнул.

– Но я не настаиваю. Просто дайте мне знать.

На лице доктора Тейер возникло непонятное выражение, невыразимая смесь сочувствия и насмешки. Она вынула из запачканных красным зубов застрявшее в них семечко.

В пятницу Ною, как обычно, должны были выдать чек. Он нашел Агнесс в кабинете доктора Тейер, она пыталась разобраться в ворохе квитанций и финансовых отчетов.

– А, Ной, здравствуйте, – сказала она по-французски, увидев его, – вот, разбираю финансовые Документы, Боюсь, этот род занятий мне наименее близок.

– Не сомневаюсь, что вы прекрасно справитесь, – ответил Ной по-французски. Или, точнее, он надеялся, что сказал именно это, хотя, судя по тому, как заморгала Агнесс, вполне могло оказаться, что на самом деле он сказал: «Прекрасно справиться, что вы не сомневайтесь».

– Спасибо, – сказала она по-английски, – сколько на этой неделе?

– Хм… двадцать шесть часов по двести двадцать пять… сколько это выходит?

Агнесс присвистнула:

– Много. Давайте-ка поглядим… Пять тысяч восемьсот пятьдесят. Как пишется ваше имя?

Ной объяснил. Она отдала чек и посмотрела на Ноя:

– Вы, должно быть, очень много пользы приносите, раз вам столько платят.

Это и впрямь была громадная сумма. Если бы не его долги и не деньги, что он до сих пор был должен учителю, который работал с его братом, он был бы состоятельным человеком. И несмотря на это, на улице, думая о собственном заработке, он всегда прибавлял ход.

– Я надеюсь принести еще больше пользы, – сказал он. Ему нужно было с кем-то об этом поговорить. – Я хочу спасти Таскани.

Его слова повисли в воздухе, прозвучало это нелепо и было похоже на рисовку, словно он воображал себя генералом, спасающим уже погибший отряд.

– Спасти Таскани? – смущенно переспросила Агнесс.

Ной решил снова перейти на французский.

– Я хочу, чтоб она на какое-то время уехала с Манхэттена. Живя здесь, она медленно угасает, ей надо повидать мир.

Конечно, прозвучало это скорее как «Таскани должна с Манхэттена уехать. Здесь ей плохо, а в другом месте будет не так плохо».

– А, – сказала Агнесс, – это хорошая идея, отправить ее куда-нибудь.

Ной поблагодарил ее и пошел к выходу. Он был уже возле лифта, когда его осенило. Агнесс. Поездка во Францию. Поговорить с Агнесс или сразу с доктором Тейер?

Доктор Тейер все еще была в кухне; она равнодушно смотрела в окно.

– Идея, – сказал Ной. Его голос гулко отозвался в кухне. – Что, если Ангесс поедет с ней? Тогда Таскани сможет улучшить свой французский.

Доктор Тейер медленно повернулась. Транквилизаторы ли так подействовали или ее собственные размышления, но сейчас она выглядела более дружелюбной. Она кивнула и улыбнулась, словно что-то в поведении Ноя ее тронуло.

– Я подумаю. Мы поговорим об этом в понедельник.

Когда Ной пришел домой, Федерико был в гостиной – подтягивался на люстре.

– Эй, знаешь, с кем я сегодня ночью зажигаю? – спросил Федерико, медленно подтягиваясь и покряхтывая всякий раз, как его голова касалась скрипящей люстры. – С Зигги! Это с той среды. Он закатывает вечеринку в своей супер-пупер хате в Хэмптоне. Я ведь там никогда не был, старик, это будет что-то! Махнем снами?

Ноя покоробила эта издевка судьбы: и надо же было такому случиться, чтобы в Хэмптон приглашал его Федерико!

– Я сегодня вечером занят. Мы с друзьями идем на спектакль.

– Ладно, ладно, это тоже здорово. Смешно, я сказал Зигги, как сюда добраться, а он так пересрал, что придется ехать в Гарлем, говорит, я тебе позвоню, так что ты выйди и подожди возле дома. Парень, говорю я ему, это, конечно, Гарлем, но с чего ты взял, что тебя тут так сразу и чпокнут?

– Это какой Зигги? Зигги – это тот… – Ной заколебался, не найдя ни единого определения, кроме «богатенький» и «придурок».

– Ну, тот, который пил бурбон. Он заплатил за столик. А, да, ты же тогда уже ушел. Он классный, нет, серьезно классный.

– А Дилан там будет?

– Черт, я не знаю. Пускай лучше будет. Прикольный такой парнишка.

– Да, а ты не особенно над ним прикалывайся, понял? Он все-таки мой ученик.

Федерико шлепнулся на кровать и смерил Ноя взглядом:

– Ты что думаешь, я его прямо так испорчу, что ли?

– Нет, я просто чувствую свою ответственность.

– Да не волнуйся ты, старик. Он уже вроде как большой мальчик. И уже испорченный. Какого он дерьма наворотил, такого даже я не воротил. Это за меня надо волноваться.

В понедельник утром Ною повезло с пересадками, и когда он вышел из автобуса, было еще совсем рано. Он сошел на Пятой авеню и медленно побрел вдоль Сентрал-парка, наслаждаясь залившим широкую улицу ярким солнечным светом. Он свернул на Мэдисон, купил себе горячую булочку и кофе и уселся на веранде из коричневого камня. Тут к нему пристала общительная собака колли, и, отбиваясь от ее дружелюбных атак, он заметил идущую по улице Агнесс. Она на ходу ярко-красной помадой рисовала себе губы и через каждые несколько шагов останавливалась, чтобы обозреть результат в карманное зеркальце.

– Агнесс, – позвал Ной, когда она подошла поближе. Пес фыркнул и отбежал к своему хозяину.

– А, Ной, – ледяным тоном отозвалась она.

– Вы идете к Тейерам? – Ной постарался, чтобы это прозвучало как можно более доброжелательно, и тут же представил, как она будет рассказывать какой-нибудь подруге-француженке о том, как американцы любят играть в сочувствие.

– Да, – ответила она.

– Я тоже. Давайте пойдем вместе.

Ной поднялся, и они пошли мимо туристов и больших прямоугольных пакетов, с которыми женщины сновали из бутика в бутик.

– Ну что, – сощурившись, медленно проговорила Агнесс, – я так понимаю, что должна буду лазать по горам вместе с Таскани?

«Черт».

– Это доктор Тейер вам об этом сказала? Что вы поедете с ней?

– Да. Я никогда не лазала по горам, Ной. И никогда не ночевала в лесу. И я вовсе не уверена, что хочу ночевать в лесу.

– Я всего лишь предложил ей это как возможность. Я никак не думал, что она примет решение, не посоветовавшись с вами.

– Я ведь получаю от нее жалованье, Ной. И разве не это делают все хозяева? Принимают решения.

– Но ведь может так быть, что вам понравится поездка? Вам заплатят, у вас будет проводник, вы сможете попутешествовать…

– Прошу прощения, я всего лишь хочу сказать, что привыкла ночевать в гостиницах, – отрезала Агнесс, судя по выражению ее лица, не на шутку разгневанная. Через секунду, однако, улыбка Ноя растопила лед, и она рассмеялась.

– Ну да, может быть, и понравится, – согласилась она. – Но честно говоря, в пятницу я сказала, что это хорошая идея, потому что мне хотелось, чтобы кто-нибудь другой увез Таскани. Кто-нибудь другой, не я. Она груба со мной. Я никак не думаю, что мне придется спать с ней в одной палатке.

– Если она резка с вами, то, может быть, в лесу, в палатке, ей самое место.

Агнесс снова рассмеялась.

– Хороший довод. Но вы знаете, Ной, que се pourrait devenir un disastre 14.

– Я всего лишь хочу, чтоб она поняла, что на свете есть не только это. – Он обвел руками Мэдисон-авеню.

– Это за десять-то дней? Ну и задачки вы нам задаете!

Пока они шли, Агнесс продолжала вносить коррективы в свои губы.

– Вы очень о ней заботитесь, а?

– Я всего лишь считаю, что обязанности учителя подразумевают нечто большее, чем зубрить прописные истины, – сразу посуровел он.

Агнесс отступила в сторону, пропустив нянечку с коляской.

– И все же полагаю, что зубрить прописные истины спокойнее. Но чего сейчас говорить. Доктор Тейер сказала, что мне сегодня купят билет на самолет. Через две недели я вылетаю в Марсель.

– Я иду в поход? – воскликнула Таскани.

– Да, как ты на это смотришь?

– Наверное, положительно, – неуверенно проговорила Таскани, – а что это значит?

Ною пришлось припомнить свой походный опыт – в лесу возле их дома в Виргинии и вместе с членами клуба «Сьерра» 15, куда входила его мать. Он познакомил Таскани с такими жизненными реалиями, как матрасики из пенки, таблетки для обеззараживания воды и москиты.

– Это будет здорово, – решительно проговорила Таскани, – а что я надену?

Они отправились к Таскани в спальню и обозрели ее гардероб. У Таскани не было ни одной вещи из шерсти или хотя бы хлопка. У большинства ее блузок было только одно плечико, а под брюки надо было надевать танги. Несмотря на два больших забитых тряпками шкафа, было очевидно, что Таскани придется купить еще одежду.

Для Таскани это стало дополнительным доводом в пользу поездки.

– Вот здорово. Скажу маме, пусть одолжит мне одну из своих кредиток.

Урок французского Ной посвятил Марселю. Они разучили слова «Марсельезы», изучили историю города, разграбленного французскими королями и чужеземными армиями. Таскани нашла фотографию каланок – живописных фьордов, которые образовало Средиземное море к востоку от Марселя.