Двое курсантов начали шутить: мол, принцесса приехала подыскивать себе жену или по крайней мере любовницу; ее мужские замашки давно были притчей во языцех. Лавин швырнул вилку на стол и немедленно вызвал обоих на дуэль.
      Ссора могла кончиться трагедией, не вмешайся квартирмейстер. Громадный, как горилла, он наводил порядок исключительно физическим воздействием. Предупредив всех троих, что дуэлянтов тут же выгонят из академии, он нещадно избил их. Лавин не больно-то расстроился - ведь обидчики тоже были наказаны.
      Пожалуй, квартирмейстер несколько переусердствовал, ибо Лавина несколько дней рвало и он еле мог ходить из-за повреждения внутреннего уха. С тех пор приступы боли одолевали его в особо напряженные дни всю оставшуюся жизнь. А тогда он провалялся пару дней в кровати и в конце концов попросил отпуск для поправки здоровья. Ему дали неделю.
      Оглядываясь назад, Лавин подумал, что вряд ли набрался бы смелости нанести Гале визит, не будь он так расстроен и умом, и телом - почти убит, в прямом и переносном смысле. Он мало что соображал, когда зашел в гостиницу и спросил, где остановилась принцесса.
      Бармен усмехнулся, взглянув на подбитый глаз, распухшее ухо и шаткую походку Лавина, и показал ему за спину. Лавин повернулся и увидел те самые черные глаза, которые запомнил на всю жизнь и которые глядели сейчас на него.
      Она находилась в компании с шестью королевскими телохранителями; они пытались перепить друг друга под столом. Принцесса проигрывала.
      Лавин влез под стол и представился. Они мельком встречались на балу, сказал он, но принцесса, конечно же, не помнит его.
      Почему это? Помнит!
      Его синяки произвели на телохранителей впечатление. Позже Гала сказала Лавину, что иначе они выкинули бы его за дверь, как купцов и сынков местной знати, приходивших выразить принцессе свое почтение. Лавин не был придворным; он не жаждал политических выгод. Поэтому ему позволили остаться - при условии, что он будет пить вместе с ними.
      Никогда в жизни, не раньше, не позже, Лавину не было так плохо. Единственным утешением служило смутное воспоминание о том, как принцесса, согнувшись рядом с ним, извергала из себя остатки обеда.
      Такие мгновения связывают людей глубокими и крепкими узами.
      Казалось, эта безумная рвота сделалась для Лавина меркой, по которой он сверил свои прежние недуги. Через пару дней ему значительно полегчало, в основном потому, что общество принцессы послужило мощным мотивом для преодоления слабости.
      Позже, читая секретный дневник, Лавин вспомнил звук ее голоса. Как они спорили о политике в те первые дни! Она была злой и страстной, а он пытался оправдать ее, поскольку начал понимать, что Гала вовсе не сумасшедшая, а просто молодая девушка, чей острый ум стал ее проклятием, ибо ему не было выхода в предписанном образе жизни. Честолюбие было не чуждо Лавину; он хотел водить армии, как те герои, лица которых в камне высечены в академии. Поэтому Лавин и принцесса стали близкими душами, хотя половину из того, что она ему говорила, он отвергал.
      В ретроспективе генерал понял, что был не прав. Но именно поэтому, когда ее постигло несчастье в виде коронации, Гала не пригласила его в свои сторонники. Она знала: Лавин понимает ее сердце и никогда не сможет согласиться с ее умом. А быть консортом - слишком жалкая роль для него.
      Ах, да что там говорить! Он может внушать себе все, что угодно; все это звучит так объективно, правильно и логично. Но боль все равно осталась. Он не взошел вместе с ней на трон.
      И все-таки чудо произошло. Лавин был первым и, насколько он знал, единственным мужчиной, которого Гала пустила к себе в постель. В первый раз это случилось в конце той самой отпускной недели. Он завоевал ее телохранителей обезоруживающей откровенностью, с которой говорил о своей любви к принцессе. Они не стали вмешиваться, когда в тот последний вечер она бросила на Лавина многозначительный взгляд и ушла пораньше.
      Их роман длился два года. Они скрывали его ото всех, а потому их встречи были редкими и поспешными. Но несмотря на это - а может, благодаря этому, - их страсть была почти невыносимо острой. Затем Гала затеяла морскую экспедицию, которая должна была разлучить их на восемнадцать лет; Лавин узнал об этом из письма, которое она послала в день отъезда. Позже он услышал о ее триумфальном возвращении в столицу и о том, что Ветры благословили ее восхождение на трон вместо отца. А потом - ничего, кроме единственной записки, которую Лавин получил через полгода. Гала писала, что двор опасен и что они встретятся, как только ей удастся сделать это незаметно, минуя все преграды.
      Они действительно встретились снова. Два раза они виделись на официальных дворцовых приемах, и трижды королева позволила ему навестить ее лично и погулять в саду час-другой. В постель они больше не ложились.
      Лавин встал и подошел к выходу из палатки. Летний дворец утопал во тьме, окруженный океаном лагерных огней.
      Завтра он снова ее увидит. Ее письмо с просьбой о переговорах лежало на столе рядом с дневниками. Она хотела поговорить.
      Лавин поежился от холода и запахнул полог. Ему хотелось уснуть, но он не мог. Ему хотелось… ему хотелось сбежать.
      Забрать ее и бежать.
      Генерал повернулся к столу, где лежали планы минеров, и провел пальцем, на котором сверкало недавно найденное кольцо, по линии, пересекавшей крепостную стену дворца. За эту линию он подарил Энею жизнь. Если все пойдет по плану, он осыплет старого мародера золотом.
      «Забери ее и беги!»
      А что? Все может быть…
 

27

 
      - Принеси мне воды, пацан. Как тебя звать-то?
      - Каландрии, - сказала она.
      - А я Манин, - буркнул солдат. - Рядом Крусон, а вон того паразита зовут Уинклер. Мы воюем с самых первых дней. Какой ты тощий! Давно в армии?
      - Недавно, - коротко ответила она, стараясь говорить на октаву ниже обычного.
      Манин был огромный и волосатый, а несло от него так, словно кто-то заполз ему в сапоги и подох там. Каландрия протянула чашку с водой и снова села на камень, который облюбовала в качестве стула.
      Поток огней и палаток залил всю-долину, а вдали маячили черные стены дворца. Диадема сияла ослепительно белым светом, затмевая Млечный Путь. Где-то там был «Глас пустыни» - то ли разбитый, то ли взятый в плен. Оставалось
      лишь надеяться, что, когда корабль не передаст очередное сообщение, кто-нибудь прилетит разведать, в чем дело.
      А пока следовало сосредоточиться на том, чтобы думать и вести себя как мужчина. Каландрия плюнула в костер и поскребла короткие волосы на затылке. По пути в лагерь она немного перестроила свое тело и загримировалась под юношу. И тем не менее Манин, похоже, почуял в ней что-то женское, так что теперь все зависело от ее актерских талантов. Шекспир явно преувеличивал ту легкость, с которой женщина может выдать себя за мужчину.
      - Ну-ну… А в сражениях бывал? Нет? Значит, ты простой пастушок, которому захотелось приключений?
      Каландрия пожала плечами:
      - Солдаты сожгли наш дом. Отец не мог прокормить всех нас, поэтому мне пришлось пойти в армию.
      - Вот, значит, как сейчас набирают рекрутов? - хохотнул Манин. - Эй! А ты, часом, не из деревни извращенцев? Мы много их пожгли.
      - Нет. Просто из деревни.
      - Это хорошо, иначе мы скормили бы тебя собакам.
      - Я слышал, от этих деревень мало что осталось.
      - Ха! Да ты половины не знаешь!
      - Ты бывал хоть в одной из них?
      - Я во всех побывал, ясно, салага? И всех их пожег. Спалил дотла, точно так же, как мы спалим эту кучу камней! - Он показал в сторону дворца.
      - И все из-за того, что королева построила эти деревни?
      - Нет! С луны свалился, парень? Ты что - ничего не знаешь?
      Каландрия уставилась на свои башмаки.
      - До того, как пришли солдаты, меня это не очень интересовало.
      - Королева давным-давно знала об оазисах в пустыне. Но никому не говорила. Мы могли туда переселиться и зажить припеваючи. А только ей этого не хотелось. Она, видишь ли, решила поселить там своих извращенцев. Короче, когда парламент узнал о них, то спросил, что она с ними делает. Она заявила: мол, не ваше дело! А сама все тянула деньги и облагала поборами. Она высасывала из нас кровь, чтобы накормить извращенцев! Парламент, натурально, потребовал, чтобы она бросила свои деревушки и перестала заниматься этими фокусами в пустыне. А она в ответ: «Нет!»
      - Она распустила парламент, - сказал Уинклер.
      - Понимаешь, что это значит, пацан? Велела всем аристократам собирать вещички! Мол, сама будет править страной. - Манин покачал головой. - Она всех нас хотела сделать извращенцами! Деревни были только началом. Потом она взялась бы за города, а дальше - кто знает? Я лично знаю только одно: я извращенцам подчиняться не буду никогда!
      - Знать из Верхней Палаты набрала армию, - продолжил Уинклер. - А возглавить ее предложили генералу Лавину. Вообще-то тогда он еще не был генералом, зато из старинной знатной семьи… Дали работенку по блату.
      Манин вскочил на ноги.
      - Заткнись! Генерал - славный малый. Он довел нас живыми до дворца и выведет оттуда тоже живыми. Мы победим, и все благодаря ему!
      Уинклер, сдаваясь, поднял руки.
      - Правда твоя, Манин. Армия королевы была больше нашей. И то, что мы ее разбили, - заслуга Лавина.
      - Вот именно, черт подери! Манин сел на место.
      - Как вам это удалось? - спросила Каландрия, усиленно изображая детское любопытство.
      Манин с Уинклером рассказали, как Лавин организовал поход, основываясь на информации о запасах, которые королева хранила в пустыне. По традиции, все военные кампании на Вентусе проводились летом; в северной части планеты сражения прекращались, когда выпадал снег. В южных пустынях Япсии было тепло и зимой, но население в основном жило вдоль северной границы пустыни и на побережье.
      Лавин предпринял летом отвлекающий маневр и заставил войско королевы повернуть к океану. Там у него стояли корабли, так что дальше королевская армия его преследовать не могла.
      Потом он нанес удар с другой стороны и захватил все продовольственные склады в пустыне. Когда сезон военных кампаний подошел к концу, войско королевы оказалось без снабжения, в то время как в распоряжение армии Лавина попали запасы зерна и сушеной рыбы, которых должно было хватить на несколько месяцев. Его армия двинулась на север. Королевское войско терпело поражение за поражением; участились случаи дезертирства. К весне Лавин занял две трети страны. Королева отступила в летний замок. Генерал повел передовой отряд в пустыню, чтобы предать огню и мечу ее экспериментальные деревни, а потом атаковал замок с юга. Отряд не встретил никакого сопротивления, вследствие чего прибыл сюда раньше, чем предполагалось. Королевские солдаты сражались на западе с основными силами армии генерала. У Лавина не было времени для настоящей долговременной осады. Через день-другой ему придется бросить их на штурм дворца - или же сразиться с отступающей королевской армией.
      - Но это не страшно, - гнусаво протянул Уинклер. - У него, как всегда, есть план.
      Манин, сощурившись, поглядел на товарища поверх костра.
      - План? Какой план?
      - Ты разве не слышал? Завтра он встретится с королевой и заставит ее сдаться. Если у него получится, нам вообще не придется сражаться! Войне придет конец.
      - Черт! Ты серьезно? - Манин покачал головой. - Вот это да! Хотя жаль… Я хотел попробовать одну из этих благородных дамочек, которых она там скрывает. С извращенками было скучно. Никакого огня. Я хочу женщину, которая попытается выцарапать мне глаза!
      Он рассмеялся, остальные подхватили. Каландрия растянула в улыбке рот. Солдаты принялись обсуждать, насколько хороши высокородные леди - и даже королева, если ее удастся поймать. Они дразнили Каландрию, обзывая ее девственником, и пообещали показать, как надо насиловать.
      Каландрия выразила им свою благодарность.
      Манин зевнул.
      - Ладно, пора на боковую. Завтра снова вставать ни свет ни заря - и одни Ветры знают, что нас ждет. Ты где будешь спать, пацан?
      - У костра, - быстро сказала Каландрия.
      - Ну и правильно. - Манин метнул на Уинклера грозный взгляд. - Держи ухо востро, понял?
      Он встал, потянулся и пошел, почесываясь, к своей палатке.
      В течение часа разошлись и остальные, оставив Каландрию поддерживать огонь. Дров было мало, но она все равно подбрасывала их в костер - не потому, что замерзла, а ради своих собственных надобностей.
      Убедившись, что ей никто не помешает, Каландрия порылась в мешке и вытащила тоненькую металлическую трубку. Сняла крышку, бросила на ладонь несколько маленьких металлических бусинок, разложила их и внимательно оглядела при свете костра.
      На бусинках были мелкие надписи. Обнаружив то, что искала, Каландрия высыпала остальные бусинки обратно в трубку, а отобранную бросила в огонь. Потом кончиком меча подвинула ее к самым горячим угольям в центре костра.
      Из другого мешка Каландрия вынула ржавые металлические заклепки, которые нашла на дороге. Она бросила их рядом с бусинкой и приготовилась ждать.
      Пройдет пара часов, пока семя проклюнется и прорастет, но Каландрия не могла позволить себе уснуть. Если кто-нибудь из солдат подойдет, его надо будет отвлечь, чтобы он не увидел невероятное, ослепительное сияние в костре.
 
      Лавин не обращал внимания на исполненные ненависти взгляды, которыми его провожали. Генерал знал, что и он сам, и его почетная охрана здесь в безопасности, и даже не смотрел на солдат, выстроившихся в ряд вдоль стены в узком дворе. Он оглядывался вокруг, пытаясь оценить ущерб, нанесенный зданиям его пушками. Защитники крепости вывесили яркие флаги, чтобы скрыть самые значительные повреждения, но праздничные краски выглядели крайне неуместно на фоне почерневших стен и мрачных солдатских лиц.
      Лавин испытывал прилив оптимизма, поскольку Гала впервые за несколько недель согласилась на переговоры. Сейчас, когда ситуация для нее стала безнадежной, она наконец образумилась. Пора прекратить все это безумие, но совсем не обязательно ценой чьих-то жизней, в том числе и ее собственной. Все время, пока королева скрывалась в крепости, а он стрелял по стенам из пушек, Лавин смертельно боялся, что один из снарядов попадет в нее, или что в замке вспыхнет эпидемия дизентерии, или кто-то из защитников цитадели убьет королеву, чтобы сдаться на милость победителя. Этого он просто не смог бы пережить.
      Но он не смог бы пережить также и того, если бы осаду возглавил другой. Королева проиграет - Лавин не сомневался. Присоединиться к ее движению было немыслимо для него; он мог сделать для Галы только одно: отсрочить неизбежное. Он мог завоевать ее восхищение и любовь, однако в конце концов она лишится трона - и он не в силах этому помешать.
      И вот сейчас наконец ему выпал шанс повлиять на исход событий. Возможно, она возненавидит его, но он сумеет ее спасти.
      В ночном разговоре с Хести Лавин не сказал об этом ни слова. Он врал без зазрения совести. Чтобы завоевать доверие полковника, он говорил, что ненавидит Галу и все, что та сделала. Но ему было больно так говорить, и порой он сомневался, что Хести ему верит.
      Быть может, сегодня все кончится. Эта мысль грела Лавину сердце, и он еле удерживался от улыбки. Улыбаться, идя сквозь строй побежденного врага, было бы жестоко. Лавин себя жестоким не считал.
      И тем не менее генерал внимательно осматривал бастионы, выискивая слабые места. В конце концов, вся тяжесть ответственности лежала сейчас на его плечах. До сих пор он выигрывал потому, что умел строить планы, глядя суровой действительности прямо в глаза. Если Гала отвергнет ультиматум, необходимо знать, где штурмовать стены замка.
      Внимание Лавина привлек один из стягов, вывешенных защитниками: ярко-голубой, с золотистой вышивкой в центре. Флаг был прикреплен над воротами, ведущими в крепость. Стена в этом месте выглядела неповрежденной. Лавину предстояло пройти как раз под этим флагом.
      В летнем дворце королевы Лавин был всего один раз, много лет назад. Его визит пришелся на время весеннего фестиваля, и тогда здесь развевалось множество флагов. Забавно, что сейчас их вывесили снова - правда, совсем с другой целью.
      Флаг над воротами цитадели служил тогда главным символом весны. Во время фестиваля он висел в тронном зале дворца - один, освещенный лучами солнца.
      Под этим флагом Лавин сказал Гале, что любит ее…
      - Что с вами, сэр?
      Он остановился. Двор крепости поплыл перед глазами. Ему пришлось опереться на руку одного из охранников.
      - Все нормально, - буркнул генерал.
      Он шагнул вперед, не спуская с флага глаз. Гала наверняка повесила его здесь специально - интимное, а потому жестокое напоминание о том, что они значили друг для друга. Боль пронзила Лавину сердце, мускулы лица напряглись. «Наверное, сейчас я выгляжу как все. Еще один солдат с лицом, сведенным от боли, которую невозможно скрыть».
      Однако дверь под флагом была распахнута настежь. Гала напомнила ему о прошлом - и в то же время открыла путь.
      Быть может, ему все-таки удастся осуществить намеченный план… Но Лавин явно не был подготовлен к тому, что обрушилось на него сейчас. Строя планы, он абстрагировался от собственных эмоций, чтобы они не мешали ему спасти Галу от нее самой. А теперь она одним жестом дала понять: что бы ни случилось во время их встречи, ему придется ходить по горящим угольям.
 
      Внутри цитадели не было видно никаких следов осады. Все та же роскошная обстановка и слуги в ливреях, готовые проводить Лавина и его эскорт вверх по мраморной лестнице в тронный зал. В прошлый раз вокруг щебетали придворные - чопорные лорды и улыбающиеся леди, которые любезно
      обменивались колкостями. Люстра на потолке, темная сейчас, сияла тогда ослепительным светом, оживляя фантастические фигуры на потолке. Он вспомнил, как Гала, взяв его под руку, рассказывала о них. Она вдруг стала тогда такой юной, почти девчонкой - и его сердце растаяло. Он уже не слышал ее слов, очарованный мелодией голоса.
      Генерал встряхнулся и, вернувшись мыслями к своей цели, посмотрел вниз. Мародер Эней набросал ему план первого этажа и подвалов. Сам Эней никогда не бывал на верхних этажах; Лавин никогда не бывал внизу. Вместе они составили приблизительную карту с тайным проходом в здание, указанным Энеем. Сейчас Лавин пытался найти вход, который, как они считали, вел в катакомбы.
      Генерал был уже почти на верху мраморной лестницы, когда ему удалось заметить вход внизу. Из главных дверей эту арку увидеть было невозможно, поскольку ее загораживали широкие перила лестницы.
      Облегченно вздохнув, Лавин пошел за слугами в тронный зал, а оттуда - вверх по другой лестнице. Арка была там, и если Эней не ошибся, под ней в лабиринте находилась щель, ведущая к «ходу для духов». Этот потайной ход представлял собой узкий лаз в крепостной стене - выход для призраков, которые могли проскользнуть сквозь щель шириной в несколько сантиметров. По словам Энея, над «ходом для духов» располагалась раньше галерея, и она вела через восточные ворота к комплексу ныне разрушенных башен. За несколько столетий грабители расширили «ход для духов», так что теперь через отверстие могли пролезть одновременно два человека - и попасть на территорию дворца.
      Развалины башен действительно существовали - и выход, который, по словам Энея, вел в туннель. При других обстоятельствах Лавин послал бы минеров, чтобы заложить взрывчатку под восточные ворота. Взрыв башни позволил бы сохранить тысячи жизней во время штурма. Но больше всего Лавин хотел сохранить жизнь королевы… Убедившись, что Эней не наврал ни о развалинах башен, ни о потайном ходе, генерал немного воспрянул духом. Если придется, он использует этот аргумент в переговорах с Галой.
      Поднявшись на второй лестничный пролет, Лавин подошел к тронному залу. Холл остался за спиной, из-за спины же доносился гул толпы. Генерал не собирался доставлять им удовольствие и не обернулся, но он знал, что они готовы убить его по первому же сигналу.
      У дверей зала стоял отряд солдат. Оружие у парламентеров отобрали при входе в крепость, однако, несмотря на это, защитники, похоже, боялись попытки убийства.
      Двое человек с алебардами преградили Лавину вход у самой двери. Один из них отрывисто бросил:
      - Королева заявила, что встретится с вами наедине. Никто из нас не верит вам ни на грош, генерал. Я буду ждать, положив руку на ручку двери, а лучники будут стоять с натянутой тетивой. Если мы услышим хоть один подозрительный звук, вы умрете в ту же секунду. Вам ясно?
      Лавин обменялся с ним неприязненным взглядом.
      - Ясно, - процедил он сквозь зубы.
      Сердце у него колотилось, но не потому, что он боялся этого солдафона. Лавин вдруг снова почувствовал себя бесплотным и глубоко вздохнул, чтобы взять себя в руки и вернуться к реальности.
      Дверь открылась. Лавин сделал один шаг вперед, потом другой…
      Зал выглядел точно так же, как в прошлый раз. На мгновение Лавину показалось, что тяжесть воспоминаний раздавит его. Он моргнул и увидел королеву.
      Она стояла рядом с троном, сжав руки. Вид у нее был спокойный и собранный - внешне он и сам, наверное, выглядел так же. С возрастом люди все меньше склонны показывать свои эмоции, а чувства королевы и раньше было трудно прочитать по ее лицу.
      В свете осеннего солнца, проникавшего через окна, виднелись морщинки у рта, которых там не было раньше, и седые пряди в волосах. Гала выглядела очень маленькой и беспомощной, и сердце у Лавина сжалось от нестерпимой боли.
      Он откашлялся - но, оказавшись перед ней, не смог вымолвить ни слова. Вспомнив об этикете, генерал поклонился.
      - Лавин, - еле слышно прошептала она.
      Он выпрямился, и они на секунду встретились взглядами. А потом заговорили оба.
      - Я рада видеть тебя снова, - сдержанно сказала Гала.
      - Я тоже… рад, - сказал он, поражаясь тому, как хрипло звучит его голос.
      Гала внимательно прислушивалась к каждому звуку, словно пытаясь понять, что скрывается за его словами. Она протянула ему руку.
      - Подойди поближе. Пожалуйста!
      Лавин подошел, взял протянутую руку и медленно поднял глаза.
      - Я вижу морщины, - промолвила Гала, - которых не было раньше.
      - А ты совсем не изменилась, - улыбнулся он.
      - Лавин! - Упрек в ее голосе был очень мягким, но генерал вздрогнул, как ошпаренный. - Не лги мне.
      Генерал выпустил ее руку. Лицо его вспыхнуло огнем.
      - Пойдем, здесь,очень неуютно. Поговорим в другом месте.
      Королева повела гостя к боковой двери. За ней оказалась небольшая комнатка с зажженным камином, единственным столом и двумя стульями. Гала хлопнула в ладоши, и в комнатке открылась другая дверь. К ним робко приблизились две девушки-служанки.
      - Ты ужинал сегодня?
      Лавин помотал головой. Гала махнула девушкам. Те присели в поклоне и вышли, а потом вернулись с бараниной, тушеными овощами, бутылкой вина и двумя кубками. Странно, подумал Лавин, он никогда не ужинал с королевой вдвоем за все годы их знакомства. Неужели для того, чтобы сделать такую простую вещь, потребовалось нарушить все традиции и королевскую честь?
      Девушки вышли, и они снова остались наедине. Гала показала рукой на еду и улыбнулась.
      Лавин Прихлебывал бульон, и это простое действие ослабило напряжение, сводившее ему плечи. Пока он ел, Гала налила им обоим вина. Когда она потянулась за своей ложкой, генерал уже полностью овладел собой и вспомнил о подготовленной речи. Этот довод подсказали ему ее собственные дневники.
      - Ты ведешь себя так, словно у нас есть лишь один выход. А ведь до сих пор ты отвергала мысль о том, что существует единственный предопределенный путь. Именно это в конечном итоге и привело меня сегодня сюда. Ты всю свою жизнь сражалась с неизбежным. Зачем же меняться теперь?
      Гала помолчала немного.
      - Наверное, я устала, - наконец промолвила она.
      - Ты всегда полагалась только на свои силы, пытаясь изменить целый мир. Ты не принимала ничью помощь. Может, тебе пора отдохнуть? Разве это так уж плохо?
      - Да! - гневно вскрикнула она. - Ты заявляешь, что пришел отнять у меня королевство. Удивил!.. Скажи что-нибудь новое, если действительно есть альтернатива.
      - Ты говоришь так, словно для тебя существует только победа или смерть. А я говорю, что еще не поздно. Победа для тебя невозможна, но смерть не неизбежна. Я этого не допущу!
      - Победа была бы возможной, - сказала она, - если бы ты был на моей стороне.
      Он ждал этой реплики; тем не менее, услышав ее, отвел глаза в сторону.
      - Так нечестно. Разве у меня когда-нибудь был выбор?
      - Почему ты встал на сторону парламента, Лавин? - с мукой с голосе спросила Гала. - Ты же знаешь, я никогда не хотела войны. Я не желала зла своей стране. Войну начал парламент - и ты! Вы так умело разрушили все, что было мне дорого! И тем не менее я…
      - Ты была обречена на поражение, - сказал Лавин. - Я учился в Военной академии и должен был стать генералом. Когда парламент решил объявить войну, я присутствовал на сессии. По-твоему, мне было легко сидеть там и слушать, как они оскорбляют тебя и смеются над твоим неизбежным падением? Сволочи, предатели! Но я видел составленные ими планы. Они должны были победить. Даже если бы я украл планы и принес тебе, это не помогло бы, лишь продлило бы бойню. В ту ночь, когда я окончательно всем сердцем понял, что они победят, я сидел в спальне и плакал. Что я мог сделать? Выпускник академии, отпрыск знатного рода… Чтобы потрафить и знати, и простому люду, парламент наверняка предложит мне повести армию против тебя. Да, я мог остаться в стороне. Или же присоединиться к тебе и умереть. Но я мог возглавить армию - и таким образом повлиять на ситуацию. Тогда оставалась надежда спасти хоть что-нибудь!.. - Лавин откинулся назад. Боль в груди мешала ему дышать. - Если бы армию возглавил другой, как бы я мог предотвратить твою смерть?
      - У тебя былвыход, - холодно бросила она.
      - Какой? Как ты можешь так говорить? Да я всю голову сломал, пытаясь его найти!
      Лавин осушил кубок.
      - Ты мог бы обмануть свою армию, Лавин. Ты мог сражаться похуже. - Гала печально улыбнулась. - Ты мог позволить мне разгромить тебя.
      - Я думал об этом каждый день, но твои генералы не дали мне возможности, - ответил он. - Твои аристократы - слабаки по сравнению с выпускниками академии. Хотя… дело не только в этом. Знаешь, я стоял на холме и смотрел, как десять тысяч человек яростно сражаются в долине. Всадники рядом со мной ждали приказов, и был такой момент, когда я мог не отдать приказ кавалерии окружить твоих солдат. Этот приказ был решающим. Если бы я его отдал, то спас бы тысячи жизней с обеих сторон. Если бы я промолчал, мне пришлось бы стоять на холме и смотреть, как люди, которые верили мне, гибнут в бою. - Лавин мрачно глядел на королеву, вцепившись руками в столешницу. - Каждый день до этого - и после тоже - я думал, что способен послать людей на верную смерть; я умею принимать жесткие решения, Гала. Но в тот миг я не смог. И как бы я ни обманывал себя каждый день, в конце концов в подобной ситуации я снова поступил бы так же. У всех у нас есть моральные принципы, которыми мы не в силах поступиться.
      Лавин разжал пальцы, сжимавшие край столешницы, и рассеянно начал жевать.
      - Каковы твои условия? - шепотом спросила Гала.
      - Я не хочу больше жертв. Если ты сейчас не сдашься, парламент устроит кровавую бойню. Популярным такое решение, естественно, не назовешь. Никто из нас не хочет быть цареубийцей. Если на троне никого не будет, в стране воцарится хаос. Каким бы безнадежным ни казалось положение, ты все еще нужна им. - Лавин поглядел ей прямо в глаза. - Я могу гарантировать твою безопасность. Парламент возьмет тебя под арест, но стражниками будут мои люди. Солдаты преданы мне с потрохами. После всего что произошло, никто не смог бы гарантировать твою безопасность. А я могу.
      - Я верю тебе, - сказала она с трогательной улыбкой. - А домашний арест - что это значит?
      - Ты останешься главой страны, хотя править вместо тебя будет парламент. Тебе подыщут подходящего наследника. Но ты должна отменить все свои политические, экономические и социальные эксперименты.
      - Я не могу…
      - Ты должна! Иначе останешься главой мятежников, которые будут действовать от твоего имени, захочешь ты этого или нет. А в стране лишь усугубится хаос.
      Гала подалась вперед и взяла его за руку.
      - Любовь моя, ты просишь отказаться от всего, что составляло для меня смысл жизни. Чем это отличается от смерти?
      - Всем твоим начинаниям в любом случае пришел конец. Теперь ты должна решить, как справиться с ситуацией. У тебя есть выбор: либо наложить на себя руки, либо стать выше этого, какой ты всегда была.
      Во рту у него пересохло, сердце билось как бешеное. Вся их беседа была лишь прелюдией к этому моменту.
      Гала помотала головой, но скорее в ответ своим мыслям, чем его словам.
      - Лавин! Выходит, ты только что сказал мне, что повел против меня армию, потому что любишь меня?
      - Да.
      - Все хуже и хуже, - протянула она. - Хуже и хуже!
      Она встала. Ее стул опрокинулся. Дверь со скрипом отворилась, но королева раздраженно махнула рукой, и дверь снова закрылась.
      - Всю мою жизнь люди, которые меня наставляли, отнимали у меня то, что я любила, - и как раз тогда, когда я только начинала это понимать. - Она запустила пальцы в волосы, откинула их назад и подошла к Лавину. - И ты туда же! Так что же у меня осталось?
      Лавин покачал головой.
      - Я любила тебя, потому что ты никогда не пытался меня наставлять. Ты никогда не был моим сторожем. На банкетах я искала взглядом твое лицо, потому что только с тобой могла действительно посмеяться от души или обменяться искренней улыбкой. Если бы я могла, я сделала бы тебя своим консортом, Лавин.
      Генерал отвел глаза.
      - Ты наплевала на все остальные традиции, - сказал он с невольной горечью в голосе. - Почему ты даже не попыталась нарушить и эту?