6. КЛАД ТОЛЛЯ В МОСКВЕ

– Случаи использования консервов спустя много лет после их изготовления бывали и раньше, – рассказывал собравшимся П. И. Чесноков. – В 1857 году на международной выставке в Лондоне были вскрыты образцы консервов, изготовленных французским поваром Аппером в 1813 году. Несколько лет назад в нашем институте открыли банку с этикеткой «Петропавловский консервный завод. Мясо тушеное 1916 г.». Владелец банки – Андрей Васильевич Муратов получил ее на фронте во время первой мировой войны и сохранил на память. В 1914 году штурман В. И. Альбанов, покинувший с частью команды шхуну «Св. Анна» и достигший мыса Флоры па Земле Франца-Иосифа, воспользовался здесь консервами экспедиций Циглера и герцога Аббруцкого, оставленными более десяти лет назад. Во всех случаях продукты были пригодны к употреблению. Но научный физико-химический и бактериологический анализ давнишних продуктов будет проводиться впервые.

Первый шаг в этом предстоящем исследовании мы и собирались сделать. Назывался он «органолептическая оценка и дегустация продуктов 1900 года».

Руководство и специалисты ВНИИКОПа, представители смежных учреждений и участники экспедиции «Комсомольской правды» собрались во ВНИИ холодильной промышленности. Принесли контейнер, который мы закрыли несколько дней назад на мысе Депо и в который с тех пор никто не заглядывал. Подняли крышку. Баночки стояли рядком. Одну из них директор ВНИИКОПа А. Ф. Наместников взял в руки, повертел, чтобы все получше ее рассмотрели, и прочел надпись на ней. В таймырском ящике вместе с консервами хранился нож. Этим ножом Алексей Федорович вскрыл банку. Все почувствовали обычный запах кислой капусты. Продукт приготовили, как указывалось, и выложили в глубокую тарелку. Вокруг лежали чайные ложки. Наместников попробовал первым, потом блюдо отведали остальные.

Вот, если можно так сказать, официальная оценка П. И. Чеснокова: «Запах консервов капустный без постороннего. Мясо имеет нормальную консистенцию, не разваливается, волокнистое, при вскрытии банки оно было ярко-розового цвета. Через несколько минут пребывания на воздухе мясо слегка потемнело и приобрело коричневый оттенок; имеет незначительный горьковатый привкус. Капуста нормальной консистенции, кисловатого вкуса. Гречневая крупа – с ослабленной консистенцией, без признаков порчи. Жир – светлый. Бульон – в незначительном количестве, с кисловатым привкусом, несколько мутноват.

Вкус горячего блюда приятный, характерный для щей с крупой; запах, свойственный щам домашнего изготовления».

Руководителей ВНИИКОПа спросили:

– Какова дальнейшая судьба оставшихся 33 банок?

– Для физико-химического анализа, – сказал Наместников, – нужны три банки. Для полной биологической оценки, которую сделает лаборатория физиологии и биохимии питания Института медико-биологических проблем, понадобятся еще пять. Полная дегустация по всем правилам – две-три штуки. Просят микробиологи, холодильщики… Так что ВНИИКОП должен быть очень экономным хозяином. Около 10 банок останутся у нас в институте, они будут храниться при различных условиях. Разумеется, одну банку мы передадим в Музей Арктики и Антарктики в Ленинграде и одну в музей «Комсомольской правды».

Алексей Федорович Наместников взял в руки металлический ящик. В 1973 году ребят из Восточной группы поразила красивая бумажная этикетка на нем. Помните: львы, русалки, виноградные лозы… Она, как выяснилось позднее, рекламировала какие-то замечательные молочные бисквиты. Наверное, некогда тут лежали бисквиты, и, возможно, в те времена этот куб был запаян так же надежно, как и ящики с «геркулесом» и сухарями. Но потом бисквиты съели или убрали, а в освободившуюся тару сложили набор продуктов, о которых упоминает Э. В. Толль в дневнике: шоколад, чай, сахар.

Раскрыть сундучок, который держал в руках Наместников, оказалось нетрудно. Под крышку всунули нож, и тут же из ящика на стол упали густые коричневые капли: шоколад и чай находились в сиропообразной жидкости и оказались сильно размоченными.

Шоколада было 4 килограмма: 40 плиток по 100 граммов каждая (размер плитки 135х65х10 мм), чая – 6 плиток по 18 граммов (140х48х43 мм) и один кирпичик (248х194х12,8 мм). Сахар растворился в воде, просочившейся в ящик. Сюрпризом стали 10 коробок спичек.

Все это отправили сушить, так что шоколад удалось попробовать только через несколько дней. Он оказался очень вкусным – душистым, не очень сладким, без терпкости, но с какой-то приятной горчинкой.

На этикетке с одной стороны было написано: «Ванильный. Паровая фабрика М. Конради. С. Петербург. Фабрика и контора: Петергофский проспект № 20. Магазины: 1) Невский № 20 2) Невский № 36 3) Покровка № 107». С другой стороны: «4) Магазин Васил. остр. прот. Никол. моста. № 25/1. Шоколад гигиенический машинного производства М. Конради в С. Петербурге». Этикетка чая гласила, что он черный, плиточный, фирмы Цзинь-Лунь. На коробке спичек надпись была на английском: «Защита от огня. Найтделс гарантирует специальную пропитку спичек так, что они не воспламеняются после того, как погашены. Норвежская фабрика Найтделса».

Норвежская спичка не зажигалась от обычного современного коробка. Подожженная другой спичкой, она горела медленным пламенем, изредка ярко вспыхивая…

Продукты и спички из склада и грунт с мыса Депо исследовали специалисты; шоколад – на фабрике «Красный Октябрь» и во

ВНИИ кондитерской промышленности, чай – во ВНИИ чайной промышленности, спички – во ВНИИ деревообрабатывающей промышленности, грунт – на кафедре химии и биологии почв Московского государственного университета…

Вот те из результатов исследований, которые могут показаться интересными широкому кругу читателей.

Консервы. Калорийность – 155 калорий в 100 граммах. Сотрудники одной из лабораторий ИМБП в течение 21 дня кормили опытную группу животных продуктами 1900 года. Ежедневный рацион включал 26,8 грамма консервов, что полностью обеспечивало суточную норму животного по белку и частично по углеводам и жирам. Недостающие углеводы и жиры восполнялись крахмалом и подсолнечным маслом с витаминами А и D. Контрольной группе из шести животных скармливался обычный рацион, эквивалентный экспериментальному по биохимическому составу и калорийности. Любопытно, что рацион, в который входили консервы 1900 года, съедался полностью, контрольный – частично оставался.

Отклонений от нормы у подопытных животных экспериментаторы не нашли. На основании этого опыта и других исследований был сделан вывод о доброкачественности и высокой биологической ценности исторического продукта.

Шоколад. По внешнему виду темно-коричневый, без «поседения». Полностью пригоден для питания.

Чай. Дегустаторы из Центральной дегустационной комиссии чайной промышленности заварили чай, попробовали и пришли к выводу, что он несколько утратил свои и вкусовые, и ароматические свойства. Этот вывод подтвердил и газохроматографический анализ. Содержание в чае экстрактивных и тонизирующих веществ близко к норме.

Спички. В коробке было 67 спичек, пропитанных парафином. Намазка на коробке не сохранилась. Головки спичек тоже сохранились не все. Вероятная причина того, что чай и спички подпорчены, конечно, состоит в том, что какое-то время они были в размоченном виде. Вода в ящик просачивалась трижды: в 1900, 1973 и 1974 годах.

… Найдя склад Толля на мысе Депо, поняв, какой это ценный подарок для пищевиков, прикоснувшись к исторической реликвии и ощутив счастье от этого, мы не могли не думать о том, что в Арктике есть и другие продуктовые склады. Так, на пути Тессема и Кнутсена от мыса Челюскин до мыса Вильда в 1919 году было заложено пять складов. В разные времена устраивались депо на Земле Франца-Иосифа, на Новосибирских островах. Некоторые из них были использованы, судьба других попросту неизвестна. Но есть склады, которые в целости и сохранности ждут своих «кладоискателей».

7. «ЗВЕРОБОЙ» 1929»

После участников РПЭ люди пришли на мыс Депо через 29 лет. Об этом мы узнали, когда на знаке Толля рядом с надписью «Депо «Заря» 1900» прочли строчку: «Зверобой» 1929».

В 1928 году судно «Зверобой» (тогда «Braganza») под норвежским флагом участвовало в поисках экспедиции Умберто Нобиле. Затем оно было куплено Советским правительством и плавало у берегов Таймыра. В 1930 году «Зверобой» наскочил на камни и погиб недалеко от устья реки Пясины. Все это мы знали, когда готовились к первым поискам на Таймыре.

Но только через два года удалось познакомиться с архивными материалами о плавании «Зверобоя» в Карском море и узнать историю надписи «Зверобой» 1929».

… Моряки русских ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач» смогли нанести на карты только часть восточного и южного побережья открытой ими Северной Земли, существование которой предсказал Толль. Начавшаяся мировая война надолго задержала дальнейшее исследование земли. Не было известно, насколько далеко простирается она на север и запад, что представляет собой – один большой остров или архипелаг островов. Более того, в печати стали высказываться сомнения, существует ли вообще эта земля, поскольку с дирижабля «Италия», пролетевшего над этим районом, в тумане не усмотрели никаких ее признаков.

Поэтому в 1929 году был принят проект пионера полярной авиации летчика Б. Г. Чухновского, который предложил совершить с Диксона полет к Северной Земле. Для обеспечения полета метеоданными и для оборудования запасной базы с горючим и продовольствием в Карское море был направлен «Зверобой».

Вот что писал в своем отчете авиаспециалист Карской морской экспедиции 1929 года, штурман и летчик-наблюдатель В. В. Вердеревский: «С базой пришлось повозиться… Подходящую погоду ждали до 12-го,[11] но она не приходила… В итоге горючее, провизию и оружие начали выгружать около 7 часов 12-го при крупной волне (4–5 баллов) в проливе Григорьева. Возить далеко было трудно, и остановились на ближайшем подходящем месте. Таким оказалась бухточка в южной части пол-ва. Она заведомо не лучшее место в заливе, так как открыта в глубь залива в NO четверти, и у берега имеется несколько камней, затрудняющих подход. Но это было лучшее из возможного и по существу вполне приемлемое.

Как курьез нужно отметить, что горючее оставлено в 2–3 кабельтовых от места, где уцелели еще две жерди с надписью «Депо «Заря» 1900». Это след наших предшественников – экспедиции Толля».

Моряки «Зверобоя», как ясно из текста, не предполагали, что здесь находится продовольственный склад Толля. Поэтому волнения наших товарищей – сохранился ли склад? – были напрасными. Но очень жаль, что в 1973 и 1974 годах нам не было известно, что бочки, сложенные на берегу, возможно и есть база «Зверобоя».

Отчет В. В. Вердеревского:

Список очень длинный, и мы не приводим его полностью. Нужно только добавить, что Б. Г. Чухновский базой не воспользовался. Вместе с Вердеревским он предпринял попытку достичь Северной Земли, но из-за неблагоприятной погоды вынужден был вернуться на Диксон от полуострова Михайлова. База «Зверобоя» так и осталась нетронутой…

Читатель знает, что на мысе Депо мы побывали дважды: в 1973 и 1974 годах. Оба раза без всякого любопытства мы взирали на бочки, уверенные, что они оставлены здесь вездеходной экспедицией диксонских гидрографов 1961 года. Две самые легкие из них, видимо пустые, мы использовали как штанги для футбольных ворот… Сказать, цел ли склад «Зверобоя», а точнее, бочка с провизией и боеприпасами, мы не можем. Но трудно все-таки представить, что о такой находке, будь она сделана, ничего не было бы известно.

8. «ДЕПО НАНСЕНА № 1»

Некоторые склады по праву можно считать историческими реликвиями.

На наших картах, например, обозначен склад, заложенный на Новосибирских островах Э. В. Толлем для Фритьофа Нансена. Он словно символ дружбы двух великих исследователей Арктики.

Сердечная привязанность связывала их. Нам кажется, что, познакомившись, они не могли не дружить.

Хорошо зная жизнь Толля и Нансена, убеждения и характеры каждого, мы ставим этих людей рядом на высочайшую ступень. Сильная воля и глубина чувства долга объединяли их, любовь к людям роднила. «К какой бы национальности ни принадлежал человек, – писал Э. В. Толль, – его надо не только уважать, но и любить. Особенно уроженцы далекого Севера пробуждают у меня те же чувства участия, которые вызывает все юное, растущее и развивающееся». Не оборвись жизнь Толля столь преждевременно, он сделал бы еще много доброго для своего народа. Он хотел служить науке, отчизне и всем простым людям на Земле. Таким, как мы знаем, был и Фритьоф Нансен.

Впервые они встретились в Йене в 1890 году, когда Нансен только что вернулся из своей Гренландской экспедиции и уже начал обдумывать план дрейфа через Центральный Арктический бассейн. Молодые ученые (Толлю в то время было 32 года, а Нансену – 29 лет) беседовали, как вспоминал Толль, «о расположении льдов в районе Ново-Сибирских островов, о возможности плавания в районе этих островов, о ездовых сибирских собаках и о других животрепещущих вопросах, которыми мы оба одинаково интересовались».

Потом они встречались в Осло и переписывались. Вероятно, именно Толль посоветовал Нансену начать дрейф на «Фраме» в районе Новосибирских островов, а не от Берингова пролива, как это вначале предполагалось.

Широко известно, с каким недоверием был встречен полярными авторитетами смелый план Нансена. Его называли «нелогичным и самоубийственным».

«Толль был единственным из иностранцев, – писал позднее П. В. Виттенбург,[12] – который отозвался помочь норвежской экспедиции Нансена».

Нансен попросил Толля закупить для экспедиции сибирских ездовых собак, считавшихся лучшими в мире. Толль аккуратно выполнил эту просьбу. 34 собаки были доставлены в Югорский Шар, где их и взяли на «Фрам», 26 – в устье реки Оленек.

Сейчас невозможно вообразить себе трудности, с которыми пришлось при этом столкнуться. От Березово, где были куплены животные, до Югорского Шара путь проходил по совершенно пустынной местности, а ведь для собак нужен был корм. Пришлось нанять целый караван оленей – 450 голов. Путешествие заняло три месяца! Собаки были переданы Нансену в прекрасном состоянии и сослужили ему верную службу.

По собственной инициативе Толль решил заложить на Новосибирских островах три продовольственных склада на случай, если с «Фрамом» случится несчастье и экспедиция будет вынуждена возвратиться: на западном берегу острова Котельный в стане Дурнова, в 100 километрах южнее, у реки Урассалах, и на южном берегу Малого Ляховского острова.

Известный промышленник М. Санников, не раз бывавший на Ляховских островах, взялся устроить лишь один из них – самый южный. Тогда, полный желания помочь Нансену, Толль сам отправился в опасное путешествие. В письме жене Эммелине Эдуард Васильевич пишет: «Раз Санников испугался и пошел на попятную, некому было выполнить дела, кроме меня самого».

В случае гибели «Фрама» и высадки экипажа на остров Котельный первое депо обеспечило бы Нансена на 8 дней. Пройдя 100 километров на юг вдоль берега, экипаж «Фрама» нашел бы запасы на месяц. Наконец, третий склад содержал продукты на два месяца. С ними норвежцы могли перебраться на материк.

«Депо были заложены с большой предусмотрительностью, – писал позднее Ф. Нансен, – и о нашей участи настолько позаботились, что, если бы судьба бросила нас туда, мы, несомненно, не испытали бы никаких лишений».

Два последних склада были, по-видимому, позднее полностью использованы, а вот депо в стане Дурнова, наверное, сохранилось.

«В яме, вырытой на 90 см в глубину, – писал Толль, – был поставлен ящик со следующими припасами: 12 ф. шоколада, 6 жестянок с гороховыми консервами, 3 плитки кирпичного чая, 10 ф. масла в жестянке, 6 ф. сахару, 1 ф. соли, 5 пачек спичек, 1 ф. сушеных кореньев, 2 ф. дроби, 7 ф. пороху, 280 пистонов. Яму закрыли возможно плотнее, чтобы защитить от разграбления медведями. Сначала мы положили обледеневшую доску, на нее снег, который поливали водой, пока он не превратился в лед, сверху наложили еще бревен, глины, снега, опять полили водой и еще положили глины. Над всем этим воздвигли небольшой деревянный сруб. Рядом вогнали в землю мачту-ствол, которую можно было видеть издалека, и прибили к ней доску с надписью «Депо Нансена № 1. Стан Дурнова». К мачте приставили кирку и лопату».

Мачта, конечно, давно упала. Но вот склад, вероятно, все еще остается нетронутым. И кроме продуктов в нем лежит письмо Эдуарда Толля Фритьофу Нансену.

Мы хотим обязательно побывать в стане Дурнова. Хотим прийти сюда, чтобы восстановить памятник дружбы двух полярных исследователей – русского и норвежца.

9. ЗАГАДКА ЗЕМЛИ САННИКОВА

В апреле – мае 1974 года экспедиция «Комсомольской правды» проводила тренировочные сборы на Новосибирских островах.[13]

Юрий Хмелевский, Владимир Леденев, Игорь Марков, Сергей Яценко, Дмитрий Шпаро и Александр Шумилов прошли на лыжах по островам Котельный, Земля Бунге, Фаддеевский и по припайному льду вдоль северной окраины архипелага.

Участники экспедиции «Комсомольской правды» на Новосибирских островах (1974 г.) Фото Д. Шпаро

В один из дней мы остановились переночевать в избе бригадира охотников якута Николаева. Гостеприимный хозяин показал нам ярко-кирпичные космы шерсти мамонта, которые он собственноручно срезал с головы зверя, отрытой из вечной мерзлоты. Рассказ его произвел сильное впечатление.

… Земля Бунге! Улахан-Кумах – «страна большого песка». Одна из загадок Арктики – единственная в мире арктическая пустыня. Она совсем плоская – зимой трудно понять, где кончается море и начинается земля. На карте обозначены высоты: 2 метра, 6, 11. Но есть на Бунге и возвышенность – Ексекю-Булгуннях, «горы» здесь до 45 метров. По преданию, записанному Толлем, свила тут гнездо гигантская двуглавая птица Ексекю, когти которой изредка попадались охотникам (на самом деле это рога шерстистого носорога).

Здесь же Толль находил удивительные круглые шары (конкреции) затверделого ила, внутри которых были ископаемые цератиты. Они, по мнению Толля, подтверждали существование легендарной земли на севере. «Коренное местонахождение аммонитов (цератитов)… находится на севере на загадочном архипелаге – Земле Санникова!» – писал он.

С северной части острова Фаддеевский крутые спуски сменялись каньонами, забитыми снежными надувами причудливых форм. Но белый цвет воспринимался случайным: настоящий снег был серый и даже черный. Виной тому пыль и песок, образовавшиеся при интенсивном выветривании здешних гор.

15 моя наш отряд двигался на запад вдоль северного берега острова Фаддеевский. С 17 до 19 часов мы видели в море синий купол. Было очень красиво: серебряные льды, и среди них на горизонте будто ледниковая шапка – голубой остров. Контур его был размыт, и создавалось странное ощущение объема, будто перед нами не полукруг, а полушар. Наутро был запланирован радиальный маршрут к острову Фигурина, и, наверное, именно он сейчас открылся на северо-западе. Но вот что странно: на карте отмечена высота острова – 12 метров, а купол, который мы видим, значительно выше; расстояние от берега до острова Фигурина 8 километров, до полушара, конечно, несравненно больше; и направление, по нашим расчетам, на остров должно быть иное – западнее градусов на 15.

К вечеру на стрелке Анжу разбили лагерь. Разыгралась метель, купол исчез.

Утром воздух до верхушки нашей радиоантенны был наполнен ледяными кристаллами, но небо было синим и солнце необычайно ярким.

Марков устроил профилактику радиостанции, Шпаро крутил ручку генератора. В это время из маршрута вернулись Леденев, Хмелевский, Яценко и Шумилов.

– Мы сделали открытие: острова Фигурина нет, – крикнул издалека Леденев.

Разыгрывают или говорят правду?

– А купол?

– Мираж.

– Почему же остров есть на карте?

– Несерьезный аргумент, – последовало возражение. – Ты ведь знаешь, что острова Семеновский и Васильевский ушли под воду. Ископаемый лед, подстилающий землю, растаял. Они тоже не так давно были на карте.

– Хорошо ли вы искали? Вы уверены, что его нет?

– Мы сделали все, – сказал Леденев. – Ходили несколько часов, взбирались на торосы, долбили лед, надеясь добраться до земли. Напрасно, острова нет.

Только в Москве мы узнали, что нас подвела карта. Она была издана в 1957 году, и вот за эти годы остров Фигурина, сложенный ископаемыми льдами, исчез – растаял. Он третий, а может быть, и пятый из известных островов, который канул в воду.

Разговор на стрелке Анжу по поводу неудачных поисков острова Фигурина закончился так:

– Вот и верь картам, – огорченно сказал Леденев. А Марков в тон ему добавил:

– Вот и сомневайся после этого, что Земля Санникова в самом деле существовала.

Да, такова одна из возможных разгадок тайны этой легендарной земли; она растаяла, канула в воду…

Карта Новосибирских островов

В издательстве «Мысль» в 1979 году вышла книга В. Л. Иванова «Архипелаг двух морей». Автор ее – начальник комплексной геолого-геофизической экспедиции Научно-исследовательского института геологии Арктики – проработал в 70-х годах на Новосибирских островах три полевых сезона. В главе «Заповедник вымершего зверя» Иванов излагает современные взгляды на геологию архипелага.[14]