Рассказы из сборника 'Отступление'

      - Ты же позволяла мне себя целовать, - сказал, отступая, Чарли. Почему сейчас нельзя?
      - Терпеть не могу идиотских вопросов, - сказала Кэтрин, одергивая с решительными видом платье.
      - Я все скажу твой маме! - отчаянием в голосе выкрикнул Чарли. Скажу, что ты гуляешь с методистом! С протестантом!
      Глаза Кэтрин от ярости округлились, щеки налились кровью, а губы напряглись.
      - Убирайся отсюда! - прошипела она. - Все! Конец! Я не желаю с тобой разговаривать! И не хочу, чтобы ты ходил за мной следом.
      - Я уйду, когда захочу, будь я проклят! - выкрикнул Чарли.
      - Я слышала, что ты сказал, - заметила Кэтрин. - Ты начал употреблять проклятия.
      - Я хожу за теми, дьявол всех побери, за кем хочу! - ещё громче возопил Чарли. - Мы живем в свободной стране.
      - Больше никогда в жизни я с тобой не стану говорить! - её голос гулко разносился по вестибюлю, отражаясь от почтовых ящиков и дверных рам. Для того чтобы придать своим словам большую убедительность, она притоптывала ножкой. - Ты меня утомил! Ты мне не интересен! И ты просто глуп! Ты мне вовсе не нравишься. Ты - всего-навсего здоровенный идиот! Топай домой!
      - Я сломаю ему шею! - бесцельно размахивая кулаками перед носом Кэтрин, выкрикнул Чарли. Его глаза туманила ярость. - Я ему покажу! Скрипач! После того, как я с ним разделаюсь, ты и смотреть на него не захочешь. Ты его целовала?
      - Да! - триумфально прозвенел её голос. - Я его целовала постоянно. И он умеет целоваться по-настоящему! Не слюнявит девочку с ног до головы, как ты!
      - Пожалуйста... Ну, пожалуйста... - проскулил Чарли и, вытянув как слепец руки, двинулся на Кэтрин.
      Ты хладнокровно отвела руку мальчика и, вложив в удар все восемьдесят пять фунтов своего округлого, хорошо упитанного тела, врезала ему по физиономии. Затем, резко развернувшись, Кэтрин помчалась вверх по ступеням лестницы.
      - Я убью его! - проревел Чарли ей вслед. - Убью его вот этими голыми руками!
      Ему ответил лишь стук захлопнувшейся двери.
      - Передайте, пожалуйста, мистеру Харольду Парселу, - спокойным и рассудительным тоном произнес Чарли, обращаясь к консъержу Джонсону, - что внизу его ждет друг, который хотел бы с ним встретиться, если мистер Парсел не возражает.
      Джонсон отправился вверх на лифте, а Чарли с мрачным удовлетворением обвел взглядом лица друзей, которые составили ему компанию, дабы убедиться в том, что не будут нарушены установленные правила.
      Харольд, выйдя из кабины лифта, направился к топчущейся у дверей компании мальчишек. Он близоруко и с любопытством вглядывался в них тощий, гладко причесанный, аккуратный юноша в очках и с чистыми руками.
      - Хэлло, - сказал Чарли, - мне хотелось бы потолковать с тобой один на один.
      Харольд обвел взглядом окружающие его молчаливые, лишенные всякого сострадания, жаждущие узреть заслуженное возмездие лица. Поняв, что его ожидает, мальчик тяжело вздохнул.
      - Хорошо, - сказал он, и, распахнув дверь, придержал её, пока все молодые люди не вышли на улицу. Весь путь до пустыря в соседнем квартале они прошли молча.
      Тишину нарушали лишь нарочито громкий топот ног секундантов Чарли Линча.
      - Сними очки, - сказал Чарли, когда они остановились в самом центре пустыря.
      Хрольд снял очки и нерешительно огляделся в поисках места, куда их можно было бы положить.
      - Давай я подержу, - предложил Сэм Розенберг - вечный оруженосец Чарли.
      - Спасибо, - сказал Харольд, передавая ему стекла. Затем, повернувшись лицом к Чарли и близоруко помаргивая, он добавил - О'кей.
      Чарли принял боевую стойку. Его худосочный соперник, с тонкими руками и уступающий ему в весе, по меньшей мере, двадцать фунтов, сделал то же. По жилам Чарли прокатилась волна ликования. Он сделал шаг вперед, чуть поднял руки и нанес удар правой точно в глаз Харольда.
      Бой не занял много времени, хотя продолжался несколько дольше, чем ожидал Чарли. Харольд продолжал совать руками, проталкиваясь через град ударов, наносимых самыми жестокими, умелыми и сильными кулаками во всей школе. Лицо Харольда мгновенно залила кровь, глаз заплыл, а на изодранной рубашке появились кровавые пятна. Чарли непрерывно наступал, не пытаясь уклониться от слабеньких тычков Харольда или парировать их. Он чувствовал, как его кулаки бьют по костям Харольда, скользят по его окровавленной коже или попадают противнику в глаз. Чарли почти обезумел от восторга, видя, как враг корчится и извивается под напором его не знающих жалости кулаков. Ему казалось, что даже костяшки пальцев и сухожилия руки, перекладывающие тяготы битвы на мышцы плеч, радуются успеху этого безжалостного возмездия.
      Время от времени Харольд, издавал болезненные хрипы. Это случалось в те моменты, когда Чарли, оставляя в покое, лицо противника, принимался обрабатывать хуками и апперкотами его живот. Если бы не эти хриплые стоны, то бой протекал бы в полной тишине. Восемь друзей Чарли без всяких комментариев со спокойным интересом профессионалов наблюдали за тем, как Харольд опускается на землю. Сознания он не потерял. Он был лишь измотан настолько, что не мог даже пошевелить пальцем. Мальчик лежал вытянувшись. Прижавшись окровавленным лицом к земле пустыря, он благодарно вдыхал запах пыли и щебня.
      Чарли, тяжело дыша, стоял над поверженным врагом. Его кулаки при виде этой ненавистной, тощей, уткнувшейся лицом в землю фигуры, трепетали от счастливого напряжения и рвались в бой, сожалея лишь о том, что избиение так быстро закончилось. Он молча стоял над павшим противником до тех пор, пока тот не зашевелился.
      - Всё, - произнес Харольд, все ещё уткнувшись носом в пыль. - Пожалуй, хватит.
      Он поднял голову, сел, а затем, опершись дрожащей рукой о землю, заставил себя встать. Мальчик стоял, покачиваясь и широко расставив трясущиеся руки. Но на ногах Харольд все же держался.
      - Могу я получить свои очки? - спросил он.
      Не говоря ни слова, адъютант Чарли Сэм Розенберг протянул ему очки, и Харольд неуклюже, непослушными руками водрузил их себе на нос. Чарли смотрел на врага. Целые и чистые стекла казались совершенно нелепыми на изувеченном лице. И в этот миг Чарли вдруг осознал, что плачет. Он, Чарли Линч, победитель в более чем пятидесяти отчаянных драках, не пролившей ни единой слезинки с четырехлетнего возраста, понял, что рыдает, и что тело его содрогается от непроизвольных и неудержимых всхлипов. До него вдруг дошло, что он плакал на протяжении всего боя, начиная с первого удара в глаз Харольда и кончая последним прямым, повергшего врага лицом в пыль. Чарли ещё раз внимательно посмотрел на Харольда. Глаза у того заплыли, нос опух и смотрел набок, потные волосы свалялись, а на кровоточащий разбитый рот налипли комья грязи. Однако, видя непоколебимо спокойное лицо врага, Чарли понял, что дух у того не сломлен. На глазах у Харольда не было ни слезинки. Горько рыдающий Чарли знал, что Харольд не заплачет и позже. Знал он и то, что у него, великого Чарли Линча нет и никогда не будет средств заставить плакать этого человека.
      Харольд набрал полную грудь воздуха и, не говоря ни слова, заковылял прочь.
      Чарли, не отрываясь, следил за тем, как бредет Харольд. Из глаз его хлынул новый поток слез, и в этом потоке исчезла узкоплечая, оборванная и такая не героическая спина недавнего противника.
      А Я СТАВЛЮ НА ДЕМПСИ
      Над людским потоком, изливающимся из дверей "Медисон сквер гарден", витал скорбный, задумчиво-унылый дух. Такое настроение у зрителей возникает лишь в тех случаях, когда бой оказывается из рук вон плохим. Фланаган, ловко пробившись через толпу расстроенных болельщиков, затолкал Флору и Гурске в такси. Гурске занял откидное место, а Фланаган и Флора разместились на заднем сиденье.
      - Мне надо выпить, - сказал Фланаган Флоре, когда машина двинулась. Хочу поскорее забыть то, что видел этим вечером.
      - Ну, они были не так уж и плохи, - вмешался Гурске. - Дрались по науке.
      - Ни тебе разбитого носа, - продолжал Фланаган, - ни единой капли крови. Тоже мне тяжеловесы! Бабы тяжелого веса!
      - Демонстрация высокого искусства, - возразил Гурске. - Мне бой показался интересным.
      - Джо Луис1 смахнул бы их с ринга не позже, чем через две минуты, сказал Фланаган.
      - Джо Луиса сильно переоценивают, - произнес Гурске. Он привстал с крошечного откидного сиденья и, потрепав Фланагана по колену, добавил: Очень даже чрезмерно.
      - Ну да, - язвительно сказал Фаланган, - его переоценивают, как переоценивают новый лайнер "Техас". Я видел бой Луиса со Шмелингом.
      - Немец - уже старик, - заметил Гурске.
      - Когда Джо врезал ему в брюхо, - вступила в беседу Флора, - он зарыдал, как младенец. Кулак Луиса погрузился ему в живот до самого запястья. Я видела это своими глазами.
      - Немец забыл свои ноги в Гамбурге, - стоял на своем Гурске. - Его мог завалить даже лёгенький ветерок.
      - Ничего себе... Это надо же, назвать Джо Луиса лёгеньким ветерком! возмутился Фланаган.
      - Сложением он похож на металлический сейф, - заметила Флора.
      - А здорово было бы взглянуть на его бой с Демпси1, - мечтательно закатив глаза, произнес Гурске. - С Демпси в лучшие его годы. Кровь лилась бы рекой.
      - Луис сделал бы из Демпси отбивную котлету. Кого, вообще, смог побить твой Демпси? - возжелал узнать Фланаган.
      - Ты это слышала?! - возопил изумленно Гурске, ткнув Флору в колено. Демпси не даром получил кличку "Манасская Кувалда"!
      - Луис - мастер, - сказал Фланаган, - а лупит так, будто у него в каждой руке по бейсбольной бите. Демпси! А ты, Юджин, - просто дурень.
      - Мальчики! - тревожно бросила Флора.
      - Демпси в бою походил на пантеру. Все время приплясывал и раскачивался. - Гурске продемонстрировал, как покачивался Демпси, в результате чего с его аккуратной маленькой головки слетел котелок. - В каждом своем кулаке он таил гибель, - продолжил Гурске, склоняясь за шляпой. - У него было сердце раненого льва.
      - Твой Демпси был бы покрыт ранами с ног до головы, если бы вышел на ринг против Луиса, - Фланаган решил, что шутка ему удалась, и разразился громким хохотом, слегка шлепнув огромной ладонью по щеке Гурске. Котелок снова оказался на полу.
      - Ты очень странный человек, - сказал Гурске, наклоняясь, чтобы поднять шляпу. - Очень странный.
      - У тебя есть одна большая беда, Юджин, - произнес Фланаган, - и беда эта - полное отсутствие чувства юмора.
      - Я смеюсь, когда вижу что-то по-настоящему смешное, - ответил Гурске, смахивая со шляпы пыль.
      - Разве я не прав? - спросил Фланаган, обращаясь к Флоре. - Скажи, имеется ли у Юджина чувство юмора?
      - У нашего Юджина весьма серьезный нрав, - ответила она.
      - Да, провалитесь вы к дьяволу! - сказал Гурске.
      - Эй, ты, - Фланаган положил тяжелую лапу на плечо Гурске. - Я бы на твоем месте от таких слов воздержался.
      - Что...? - изумился Гурске. - Что такое?
      - Ты не умеешь спорить, как подобает джентльмену, - сказал Фланаган. Что с тобой? Все вы коротышки по одной мерке сделаны.
      - Что?!
      - Я заметил, что все парни ростом ниже пяти футов шести дюймов слишком возбуждаются, как только вступают в спор. Разве не так, Флора?
      - Кто это возбуждается?! - завопил Гурске. - Я всего-навсего утверждаю точный факт. Мой Демпси расстелил бы твоего Луиса, как ковер. Больше я ничего не говорю.
      - Ты производишь слишком много шума, - сказал Фланаган. - Умерь-ка свой рев.
      - Я видел и того и другого. Своими глазами!
      - Да что ты вообще понимаешь в боксе? - спросил Фланаган.
      - В боксе?! - Гурске от возмущения даже подпрыгнул на крохотном откидном сиденье. - В боксе я разбираюсь. Это ты ничего не знаешь и ничего не умеешь, кроме как засесть с пушкой в руке в темном проулке, чтобы вывернуть карманы у заблудшего алкаша!
      Фланаган, закрыл своей огромной ладонью рот Юджину, другую ладонь он возложил приятелю на затылок.
      - Заткнись, Юджин, - сказал он. - Прошу тебя - заткнись.
      Едва видимые над широкой ладонью глаза Гурске слегка вылезли из орбит, но вскоре обрели нормальный вид.
      Фланаган освободил голову Гурске и, вздохнув, сказал:
      - Ты мой лучший друг, Юджин. Но время от времени приходится затыкать тебе пасть.
      - Давайте веселиться, - сказала Флора. - Устроим себе вечеринку. Замечательная будет вечеринка. Я и две гориллы. Горилла большая и горилла маленькая.
      До центра города они ехали молча. Однако, после то того, как они вошли в кафе "У дикаря" и приняли по паре порций "Старомодного", их настроение заметно улучшилось. Оркестр, состоящий из пяти похожих на студентиков музыкантов, наяривал быстрые мелодии, а "Старомодный" прекрасно разогревал кровь. Когда они уселись за столом, Фаланган вытянул руку и дружески потрепал Гурске по голове.
      - Брось дуться, Юджин, - сказал он. - Ведь мы - друзья и знаем друг друга всю жизнь.
      - Хорошо, - ответил Юджин. - Давайте веселиться.
      Поскольку вечеринка была в разгаре, они приняли ещё по паре порций.
      - Теперь вы, мальчики, видите, как глупо себя вели. Ссориться из-за двух парней, с которыми вы и слова не сказали.
      - Это - не спор о парнях, - сказал Гурске. Это вопрос отношения. Он смотрит на меня сверху вниз только потому, что вымахал ростом со шкаф и имеет кулачищи размером с молот.
      - Я всего лишь сказал, что Джо Луис - мастер, - произнес Фаланган, ослабляя ворот рубашки.
      - Неужели это все, что ты сказал?
      - Демпси не держал ударов. Сам лупил сильно, а защищаться не умел. Вспомни, как его разделал тот буйвол из Южной Америки. Я говорю о Фирпо. Демпси не мог подняться, и на ноги его ставили журналисты. Ни один писака никогда не ставил на ноги Джо Луиса.
      - Неужели это все, что ты сказал? - повторил Гурске. - Это все, что он сказал! Бог мой!
      - Мальчики! - взмолилась Флора, - Всё это уже давно история. Давайте веселиться.
      - Перед нами - типичный Юджин, - заметил Фланаган, поигрывая стаканом. - Стоит вам что-нибудь сказать, как он тут же лопочет противоположное. Автоматически. Весь мир считает, что ещё не существовало боксера равного Джо Луису, а Юджин всё долдонит нам о Демпси.
      - Весь мир! - язвительно произнес Гурске. - Фланаган считает себя всем миром!
      - Я желаю танцевать, - заявила Флора.
      - Сиди! - оборвал её Фланаган. - Я желаю побеседовать со своим другом Юджином Гурске.
      - Придерживайся фактов, - сказал Гурске. - Я прошу тебя об одном придерживайся фактов.
      - Недомерки не способны ужиться с нормальными людей, - заявил Фланаган. - Они никогда ни с кем не соглашаются, и их следует держать в клетках.
      - Всё так, - сказал Гурске. Валяй, переходи на личности. Если не можешь победить в споре доводами, начинай оскорблять. Очень типично.
      - Я даю Демпси всего два раунда. Два. - Бросил Фланаган и тут же добавил: - Всё! Для меня спор закончен. Я хочу выпить.
      - Позволь мне ещё кое-что сказать! - выкрикнул Гурске. - Луис не смог бы...
      - Всё. Дискуссия закрывается.
      - Кто сказал, что она закрывается? В Селбе, в Монтане Демпси...
      - Меня это не интересует.
      - ... встретился со всеми по очереди и всех побил.
      - Послушай, Юджин, - произнес, посерьезнев, Фланаган. - На эту тему я больше не желаю слышать ни единого слова. Я хочу послушать музыку.
      - Я буду говорить! - взвизгнул Гурске, вскакивая со стула. - Понял? И ты не сможешь мне помешать! Понял? - он был в вне себя ярости. - И...
      - Юджин, - протянул Фланаган, медленно поднимая руку с раскрытой ладонью.
      - Я... - Гурске, поводя глазами, внимательно следил за тем, как огромная красная лапа с украшенными золотыми перстнями пальцами, помахивает перед его носом. Губы его дрожали. Затем, он как-то поникнув, схватил свой котелок, и выбежал из зала, сопровождаемый веселым смехом присутсвующих.
      - Он вернется, - заявил Фланаган. - Просто наш Юджин легко возбудимая натура. Как маленький петушок. Время от времени приходится просить его снизить тон. А теперь, Флора, можно и потанцевать.
      Они с удовольствием танцевали около получаса, принимая "Старомодный" в каждом перерыве. Когда Гурске, с большой бутылкой содовой в каждой руке, появился в дверях, Фланаган и Флора находились на танцплощадке.
      - Фланаган! - заорал с порога Гурске. - Где Фланаган?! Я ищу Винсента Фланагана!
      - Боже мой! - взвизгнула Флора, - Да ведь он сейчас кого-нибудь убьет!
      - Фланаган, - повторил Гурске. - Выходи из толпы! Появись передо мной!
      Танцоры расступились в обе стороны, и Флора потянула Фланагана за рукав.
      - Винни, - кричала она, - там есть черный ход!
      - Дайте-ка мне бутылочку джинджер-эля, - сказал Фланаган, делая шаг навстречу Гурске. - Ей, кто-нибудь, суньте мне в руку бутылку газированной!
      - Не приближайся ко мне Фланаган! С этим аргументом тебе даже своими вшивыми ручищами не справиться!
      - Где же джинджер-эль? - спросил Фланаган, шаг за шагом приближаясь к Гурске и глядя тому прямо в глаза.
      - Я предупреждал тебя Фланаган!
      Гурске кинул в него одну бутылку, Фланаган увернулся, и метательный снаряд разбился о стену.
      - Ты об этом пожалеешь, - сказал Фланаган.
      Гурске нервно занес для броска вторую бутылку. Фланаган сделал шаг, затем ещё один.
      - Боже мой! - выкрикнул Гурске, метнул бутылку в голову Фланагана и бросился наутек.
      Фланаган поднял бутылку на лету и прицелился и что есть силы швырнул её низко над полом танцплощадки. Бутылка ударила Гурске по лодыжке, и тот рухнул на стол так, как падает одинокая кегля в кегельбане от точного удара шара. Через мгновение Фланаган, оказавшись над ним, уже держал его за ворот пиджака. Он одной рукой оторвал его от пола и, держа приятеля в подвешенном состоянии, произнес:
      - Гурске. Ты страшно надрался, но этого мало. Человека, более никчемного и нелепого, чем ты в мире не существует. Ты - Наполеончик весом в сто тридцать фунтов.
      - Не убивай его! - закричала, подбегая к нему Флора. - Ради всего святого, Винни, не убивай его!
      Некоторое время Фланаган молча взирал на болтающегося в его лапе Гурске. Затем обернувшись лицом к аудитории он произнес:
      - Леди и джентльмены, надеюсь, что никто из вас не потерпел никакого ущерба.
      - Я промахнулся, - жалобно пискнул Гурске. - Надо было надеть очки.
      - Все танцуют, - объявил Фланаган, а я приношу извинения за своего друга. Обещаю, что он никому больше беспокойства не доставит.
      Оркестр рванул "Дипси Дудл", и гости заведения, вернувшись к жизни, задвигали ногами.
      Фланаган отнес Гурске к столику и, усадив на стул, сказал:
      - Ну, хорошо. Давай закончим дискуссию. Раз и навсегда.
      - А больше ничего не хочешь? - спросил, впрочем, без всякого энтузиазма Гурске.
      - Юджин, - сказал Фланаган, - подойди ко мне.
      Гурске приблизился к Фланагану, который сидел боком к столу, широко расставив ноги.
      - Итак, что ты скажешь о тех профессиональных боксерах, достоинства которых мы сравнивали недавно?
      - Из этих двоих я ставлю на Демпси.
      Фланаган взял Гурске за руку и легонько потянул на себя. Гурске упал на колени приятеля лицом вниз и задницей кверху.
      - Ты похож на старую шарманку, - осуждающе произнес Фланаган и принялся размеренно и размашисто шлепать Гурске по мягкому месту. Оркестр на некоторое время умолк, и смачный звук шлепков разносился по всему заведению.
      - Ой! - пискнул Гурске на седьмом ударе.
      - Ох! - ответили ему дружным вздохом многочисленные зрители. На девятом ударе барабанщик из оркестра поднял палочку и басовый инструмент принялся отсчитывать удары, отвечая на каждый взмах безжалостной и неутомимой ладони.
      - Итак, мистер Гурске, - спросил Фланаган, - что вы теперь скажете?
      - Я ставлю на Демпси.
      - О'кей, - произнес Фланаган, и возобновил экзекуцию.
      Гурске сломался лишь после тридцать второго удара.
      - Хорошо, Фланаган, - со слезами в голосе выдавил он. - Достаточно.
      - Я рад, что вопрос решился к обоюдному удовлетворению, - сказал Фланаган, ставя приятеля на ноги. - Теперь садись и выпей.
      Гости зааплодировали, оркестр вновь заиграл, и танцы возобновились. Фланаган, Флора и Гурске сидели за своим столиком, потягивая "Старомодный".
      - За выпивку плачу я, - объявил Фланаган. - Поэтому пейте от души. Итак, на кого же ты теперь ставишь, Юджин?
      - Я ставлю на Луиса, - ответил Гурске.
      - В каком раунде он выиграет?
      - Во втором, - ответил Гурске. Он тянул "Старомодный", а по его щекам катились слезы. - Он выиграет бой во втором раунде.
      - Вот теперь я вижу, Юджин, что ты, - настоящий друг.
      ПЕРЕСТАНЬ ДАВИТЬ НА МЕНЯ, РОККИ.
      Мистер Гензель аккуратно обматывал знаменитую правую Джоуи Гарра шестью футами клейкой ленты. Джоуи сидел на краю массажного стола. Он покачивал ногами, с мрачной задумчивостью глядя на своего менеджера.
      - Осторожность, - произнес мистер Гензель, продолжая работу. Запомни: "осторожность и деликатность" - вот два ключевых слова.
      - Ладно, - буркнул Джоуи и громко рыгнул.
      - Всему есть предел, Джоуи, - сказал мистер Гензель. - Экономность может завести тебя слишком далеко. Ты - человек не бедный, и на твоем банковском счете денег не меньше чем у голливудской актрисы. Скажи, почему ты предпочитаешь питаться в забегаловках за тридцать пять центов.
      - Прошу вас, не говорите так много, - пробурчал Джоуи, протягивая левую руку.
      Мистер Гензель приступил к обработке знаменитой левой Джоуи Гарра.
      - Язва... - продолжал он. - Скоро я буду иметь боксера с язвой желудка. Блестящая перспектива. Этот человек почему-то предпочитает питаться отбросами. Отбросами с кетчупом. Будущий чемпион в полусреднем весе. Динамит в каждом кулаке. Рыгает сорок раз на день. Побойся Бога, Джоуи.
      Джоуи, не обращая внимания на причитания менеджера, покосился на свое изображение в зеркале, чтобы ещё раз полюбоваться своими аккуратно прилизанными, напомаженными волосами. Мистер Гензель вздохнул и, потрогав языком зубной протез, закончил бинтовать руку.
      - Позволь мне когда-нибудь, - сказал он, - угостить тебя настоящей едой. Один доллар пятьдесят центов за порцию. Чтобы ты мог почувствовать вкус.
      - Экономьте деньги, мистер Гензель, - ответил Джоуи. - На безбедную старость.
      Распахнулась дверь, и в помещение вошел МакЭлмон. Его сопровождали двое высоких, широкоплечих парней с плоскими лицами и покрытыми шрамами губами, сейчас скривившихся в дружелюбном оскале.
      - Рад видеть вас, парни, - сказал МакЭлмон. Подойдя к боксеру он потрепал его по плечу и спросил: - Как чувствует себя мой маленький Джоуи?
      - Нормально, - ответил Джоуи, растянулся на массажном столе и закрыл глаза.
      - Он все время рыгает, - пожаловался мистер Гензель. - В жизни не встречал боксера, который рыгал бы так много, как Джоуи. Такого я не видывал за все тридцать пять лет пребывания в этом бизнесе. Как поживает твой парень?
      - Рокки в отличном состоянии, - ответил МакЭлмон. - Хотел зайти к вам вместе со мной, чтобы убедиться в том, что Джоуи понял все правильно.
      - Я все отлично понимаю, - раздраженно ответил Джоуи. - Тот ещё Рокки! Тоже мне - скала. Больше всего он боится, что кто-нибудь, когда-нибудь его, как следует, ударит. Тот ещё боец!
      - Я бы на твоем месте не стал его осуждать, - назидательно произнес МакЭлмон. - Ведь он знает, что если Джоуи захочет, то он уложит его так, что Рокки не поднимется с брезента до самого дня Благодарения.
      - Одной рукой, - мрачно подтвердил Джоуи. - Тот ещё боец, этот ваш Рокки.
      - Ему ни о чем не стоит беспокоится, - возник мистер Гензель. - Все всё понимают. Всё всем кристально ясно. Мы держим его на ногах целых десять раундов.
      - Послушай Джоуи, - произнес МакЭлмон, склонившись над массажным столом, над лицом боксера, - сделай так, чтобы он выглядел пристойно. Здесь в Филадельфии у него имеются поклонники.
      - Я сделаю так, что он будет выглядеть классно, - устало сказал Джоуи. - Он будет смотреться не хуже, чем военно-морской флот Великобритании. Ведь я всю жизнь тревожусь только о том, чтобы Рокки не потерял в Филадельфии своих поклонников.
      - Мне не нравится твой тон, Джоуи, - с ледком в голосе произнес МакЭлмон.
      - Ну и что? - спросил Джоуи, переворачиваясь на живот.
      - Так, на всякий случай, - жестко продолжил МакЭлмон. - Позвольте мне представить вам мистера Пайка и мистера Петроскаса, которую способны принести мне неоценимую пользу, если один из участников договора вдруг забудет о содержании соглашения.
      Оба так похожих на шкафы парня широко осклабились.
      Джоуи медленно поднялся и обратил на них свой взгляд.
      - Они будут сидеть среди зрителей, с интересом наблюдая за развитием событий, - пояснил МакЭлмон.
      Парни улыбнулись от уха до уха и их продавленные носы совсем утонули в плоских лицах.
      - У них револьверы, мистер Гензель, - сказал Джоуи. - Во вшивых кобурах под их вшивыми мышками.
      - Это всего лишь мера предосторожности, - сказал МакЭлмон. - Я уверен в том, что все пройдет гладко. Но нельзя забывать, что в дело вложены немалые средства.
      - А теперь послушай меня, тупоголовая филадельфийская деревенщина... начал Джоуи.
      - Не надо говорить в подобной манере, Джоуи - беспокойно произнес мистер Гензель.
      - ... я тоже вложил бабки в это предприятие! - проревел Джоуи. Поставил тысячу долларов на то, что твой вшивый Рокки продержится против меня десять раундов. И твоих гориллах нет никакой нужды! Боюсь лишь того, что Рокки от страха грохнется в обморок, не дождавшись конца десятого раунда.
      - Это так? - спросил МакЭлмон у мистера Гензеля.
      - Я сделал ставку через мужа сестры, - сказал мистер Гензель. - Богом клянусь.
      - Как ты думаешь МакЭлмон, - орал Джоуи, - я, по-твоему, такой идиот, что готов выбросить тысячу зеленых? Я - бизнесмен!
      - Поверьте моему слову, - поспешил вмешаться мистер Гензель. - Джоуи бизнесмен с ног до головы.
      - Хорошо, хорошо, - произнес МакЭлмон, поднимая обе ладони в примирительном жесте. - Думаю, что нет ничего плохого в том, что мы заранее обговорили все проблемы. Теперь никому из нас не придется брести во тьме. Я люблю работать так и только так. - Повернувшись к Пайку и Петроскасу, он бросил: - О'кей, ребята. Теперь вы можете просто сидеть на своих местах и получать удовольствие.
      - Для чего нужны там эти болваны? - спросил Джоуи.
      - А ты разве против того, чтобы ребята получили удовольствие? - с холодной язвительностью поинтересовался МакЭлмон.
      - Всё прекрасно, - примирительно сказал мистер Гензель. - Мы вовсе не против. Пусть мальчики немного порадуются.
      - И пусть убираются отсюда, - громко заявил Джоуи. - Мне не нравится, когда в моей раздевалке торчат какие-то типы с пушками под мышкой.
      - Пошли, ребята, - сказал МакЭлмон, открывая дверь.
      Ребята приятно улыбнулись и отправились к выходу из раздевалки.
      - Пусть победит сильнейший, - обернувшись с порога, бросил Петроскас, дважды кивнул и закрыл за собой дверь.
      Джоуи поднял глаза на мистера Гензеля и, покачивая головой, произнес:
      - Те ещё дружки у МакЭлмона. Крутые филадельфийские парни.
      Дверь распахнулась, и появившийся на пороге служитель провозгласил:
      - Следующим на ринг приглашается Джоуи Гарр! Джоуи Гарр - следующий!
      Джоуи поплевал на забинтованные руки и, приплясывая, приступил к разминке с мистером Гензелем.
      Бой едва успел начаться, как Рокки тут же вошел в клинч. Кожа его под густыми зарослями волос на груди и на плечах была покрыта потом.
      - Послушай Джоуи, - нервно шепнул он, повиснув всем телом на противнике, - ты не забыл наше соглашение? Ведь ты не забыл условия, Джоуи?
      - Не забыл, - ответил Джоуи. - Отпусти мою руку. Ты что, её оторвать хочешь?
      - Прости меня Джоуи, - сказал Рокки и вышел из клинча, не забыв при этом нанести двойной удар по ребрам противника. По мере того, как шел бой, а публика ревела, одобряя работу ног, умелый обмен ударами и нокаутирующие кроссы, которые лишь на какой-то волосок не достигали цели, Рокки действовал все увереннее и увереннее. В начале четвертого раунда, он выскочил на середину ринга и начал пританцовывать, выпятив челюсть и картинно работая согнутыми в локтях руками. Его находящиеся среди зрителей сторонники визжали от восторга, громко вопя: "Прикончи этого болвана, Рокки! Давай, Рокки! Давай!" Рокки сделал глубокий вдох и врезал Джоуи по уху. Голова Джоуи слега дернулось, а на лице появилось выражение легкого удивления. "Уложи его, Рокки!" прогремел голос какого-то энтузиаста из числа поклонников, перекрыв общий рев толпы. Рокки послушался совета и, покрепче встав на ноги, отгрузил противнику хук, но уже в другое ухо. Раздался удар гонга и Рокки, самодовольно улыбаясь, отправился в свой угол.
      Мистер Гензель, склонившись над Джоуи и вытирая ему лицо мокрым полотенцем, шептал:
      - Послушай, Джоуи, он начинает на тебя давить. Скажи ему чтобы перестал. Если он не перестанет на тебя давить, дело может кончиться скверно.
      - Да, ладно, - отмахнулся Джоуи. - Ничего страшного. Это все работа на публику. На дружков. Добавляет перца. Делает бой интересным. Так что волноваться нечего, мистер Гензель.
      - Прошу тебя, скажи ему, чтобы он перестал на тебя давить, - умоляюще прошептал мистер Гензель. - Хотя бы ради меня. Ему полагается выстоять против нас десять раундов, а нам, в свою очередь, полагается победить. Мы не можем позволить себе проиграть бой Рокки Пиджену, Джоуи.
      В пятом раунде филадельфиец продолжал атаковать, резко работая обеими руками, легко передвигаясь и гоняя Джоуи туда-сюда по рингу. Его земляки вскочили со своих мест и громко ревели, демонстрируя поддержку своему любимцу. Джоуи прекрасно держался, отступая, или принимая удары на перчатки. Сам он бил только по касательной, лишь время от времени, нанося резкий удар в грудь противника. В тот момент, когда Джоуи оказался прижат к канатам в углу ринга, Рокки, с громким выдохом ударил нанес ему свинг справа под ребра.
      На сей раз, Джоуи почувствовал удар. Войдя в клинч, он очень вежливо прошептал:
      - Эй, Рокки, перестань на меня давить.