-- Тебе наплевать,-- прошептала она,-- абсолютно наплевать, когда я надрываю сердце...-- Она комкала платочек, и слезы текли по запястью.
      -- Откуда ты взяла? -- возразил он.-- Наоборот, я всегда о тебе забочусь.
      Эдди аккуратно отбросил покрывала, опустил ноги в носках на пол. Спал он в штанах и рубашке, и все изрядно помялось. Сидя на краю кровати, он покачал из стороны в сторону головой и шлепнул себе по щекам, чтобы окончательно проснуться. С несчастным видом глядел он на жену, сидевшую перед ним на другой кровати, на ее испачканные тушью щеки, сбившуюся прическу, опущенные на колени руки... Печаль, тоска сквозили в каждой ее черте, в любом невольном движении.
      -- Честно, Эрлайн, ты мне очень дорога! -- Он пересел к ней на кровать, обнял ее.-- Ну что с тобой, девочка! -- бормотал он.-- Успокойся!
      Но она упрямо продолжала плакать, а ее округлые, мягкие плечи то и дело вздрагивали у него под рукой. Эдди все больше становилось не по себе. Исчерпав все свои приемы утешения, он сильно сжал ее плечо.
      -- Ну давай я положу малыша в коляску и погуляю с ним немного на улице. Пусть подышит свежим воздухом. Может, тебе станет лучше, когда мы вернемся, а?
      -- Нет, не станет! -- капризно настаивала на своем Эрлайн, неподвижно сидя на кровати.-- Мне больше никогда не станет лучше, никогда!
      -- Эрлайн, в чем дело?
      -- В ребенке.-- Она, выпрямившись, смотрела на него в упор.-- Если б ты только уделял мне столько же внимания, сколько ребенку...
      -- Я уделяю вам одинаковое внимание. Ты -- моя жена, он -- ребенок. Никакой дискриминации.-- Эдди встал и принялся разгуливать по комнате в носках, хоть это и было неудобно.
      Эрлайн не отрывала от мужа напряженного взгляда. Фланелевые брюки со стрелками и смятая рубашка не скрывали его выпирающих мощных мускулов.
      -- Тоже мне спящий красавец! -- произнесла она с упреком.-- Уставший чемпион, бегун на длинные дистанции! Утомился -- и все время спит. И это мой муж!
      -- Вовсе я не все время сплю, ты преувеличиваешь! -- запротестовал Эдди.
      -- По пятнадцать часов в день,-- напомнила Эрлайн.-- Как ты считаешь, это нормально?
      -- У меня сегодня утром была тяжелая работа,-- ответил Эдди остановившись у окна.-- Я провел шесть быстрых раундов. После этого надо хорошенько отдохнуть. Нужно копить энергию, попусту ее не транжирить. Ведь я уже не такой молодой, как мой соперник. Разве я не должен накапливать внутреннюю энергию?
      -- "Накапливать энергию"! -- воскликнула Эрлайн.-- Ты только и делаешь целый день, что накапливаешь энергию! Ну а что прикажешь делать твоей жене, когда ты находишься в процессе накопления этой самой внутренней энергии?
      Эдди поднял штору на окне -- комнату залило светом; Эрлайн стало, конечно, труднее плакать.
      -- У тебя должны быть друзья, подруги...-- с надеждой предположил Эдди.
      -- У меня есть друзья.
      -- Так почему бы тебе не пообщаться с ними, не погулять?
      -- Они все живут в Канзас-Сити,-- объяснила Эрлайн.
      В спальне воцарилась тишина; Эдди надевал ботинки.
      -- Моя мать -- в Канзас-Сити, обе сестры -- тоже там. Братья учатся в средней школе в Канзас-Сити. А я торчу здесь -- в Нью-Йорке, в Бруклине.
      -- Ты гостила в Канзас-Сити два с половиной месяца назад.-- Эдди застегивал пуговки на рубашке и повязывал галстук.-- Всего два с половиной месяца назад.
      -- Два с половиной месяца, если хочешь знать, достаточно большой срок,-- заметила Эрлайн, вытирая расползающиеся по лицу черные следы и все еще плача.-- Человек может и умереть за такой срок -- два с половиной месяца!
      -- Какой человек? -- удивился Эдди.
      Эрлайн не ответила.
      -- Мама пишет, что соскучилась по ребенку, хочет видеть его. В конце концов, что тут противоестественного, если бабушка хочет видеть внука? Ну что в этом странного, скажи на милость?
      -- Нет,-- признал Эдди,-- ничего противоестественного я здесь не вижу.-- Он быстро водил гребенкой по волосам.-- Если твоя мама очень хочет видеть нашего малыша, то не скажешь ли мне, почему она сюда не приезжает? Почему?
      -- Судя по всему, мой муж убежден, что у них полно золотых слитков и еще они прирабатывают в своем Канзас-Сити, торгуя билетами в кино. -- В обиженном голосе Эрлайн прозвучал едкий сарказм.
      -- Что-что? -- переспросил Эдди, искренне озадаченный ее словами.-- Что ты сказала?
      -- Разве мама может себе позволить совершить такую поездку? Разве ты не знаешь, что в нашей семье нет великих боксеров, получающих призы? Мне пришлось выйти замуж за такого, чтобы и в нашей семье был боксер. Боже ты мой! -- И снова залилась слезами.
      -- Послушай, Эрлайн! -- Эдди подбежал к ней, стал умолять ее успокоиться; его сильно побитое добродушное лицо выражало печаль.-Послушай, не могу же я отпускать тебя в Канзас-Сити всякий раз, как мне приходит надобность немного вздремнуть днем. Мы женаты только полтора года, а ты уже за это время пять раз смоталась в Канзас-Сити. У меня впечатление, что все свои бои я веду только ради обогащения Нью-йоркской железной дороги!
      Эрлайн упрямо качала головой.
      -- В Нью-Йорке нам нечего делать! -- заявила она.
      -- Это в Нью-Йорке-то нечего делать?! -- воскликнул Эдди, от удивления широко открыв рот.-- Боже мой, а что же делать в этом Канзас-Сити? Я ведь бывал в этом вашем провинциальном городе. Там мы встретились, там и поженились.
      -- Откуда мне тогда было знать, как все обернется? -- тихо возразила Эрлайн.-- Мне было так хорошо в Канзас-Сити... Там я была невинной молодой девушкой...
      -- Прошу тебя,-- увещевал Эдди,-- для чего сейчас ворошить прошлое?
      -- Я жила в семье,-- продолжала срывающимся голосом Эрлайн,-- я ходила там в среднюю школу...-- Она снова опустила голову, и вновь неудержимое горе захватило ее.
      Эдди облизал губы: после утренней тренировки постоянно чувствуется сухость, нижняя чуть разбита и болит, стоит только провести по ней шершавым языком. Он напряг мозг в поисках приемлемого ответа.
      -- Ну а ребенок,-- робко начал он,-- почему бы тебе почаще не играть с ним?
      -- Ребенок! -- крикнула с вызовом Эрлайн.-- Я очень хорошо о нем забочусь. Мне приходится сидеть с ним каждый вечер, когда ты успешно накапливаешь внутреннюю энергию! -- Эта фраза, видимо, глубоко задела ее; она вскочила с кровати, беспорядочно размахивая руками.-- Ну и бизнес у тебя! Дерешься всего каких-то полчаса в месяц, а потом спишь подряд триста пятьдесят часов! Ну ведь это смешно! Не находишь? Ведь ты все же боксер! -И погрозила ему кулачком с явным намерением унизить, высмеять.-- С той энергией, какую ты уже накопил, тебе по плечу побить всю немецкую армию!
      -- Ну да, такой уж у меня бизнес,-- пытался помягче объяснить ей Эдди.-- Такова природа моей профессии.
      -- Не рассказывай мне сказки! -- оборвала она его.-- Я гуляла и с другими боксерами. Но они же не спят все время!
      -- Мне это все абсолютно неинтересно! -- парировал Эдди.-- Не желаю ничего слышать о твоих похождениях до нашей женитьбы!
      -- Они посещают ночные клубы,-- продолжала неукротимая Эрлайн.-Танцуют, немного выпивают, водят своих девушек на музыкальные шоу!
      -- Но им от них чего-то нужно,-- кивнул Эдди.-- В этом вся разница.
      -- Прошу Господа, чтобы и тебе чего-то было нужно!
      -- Встречал я таких типов, ну, этих боксеров, о которых ты толкуешь,-спокойно начал Эдди.-- Мальчишки, которым нравится покрасоваться в ночных клубах. В течение трех раундов они колошматят меня по голове со страшной силой, а потом скисают, начинают дышать через рот. К тому времени, когда начинается восьмой раунд, они уже искренне раскаиваются, что видели в этом клубе стриптизершу, и клянутся больше никогда не глядеть на голую женщину перед матчем. И к тому времени, когда я разбираюсь с ними, им приходится накапливать внутреннюю энергию, беспомощно лежа на спине. А пять тысяч болельщиков смотрят на это безобразие. Ты хочешь, чтобы и я был таким боксером, как они?
      -- Ты просто чудо! -- Эрлайн презрительно сморщила носик и фыркнула прямо ему в лицо.-- Мой Джо Луис, Эдди Мегафин с толстым кошельком! Только вот я что-то не вижу, чтобы ты приносил домой миллионы долларов.
      -- Я медленно прогрессирую.-- Он разглядывал картину в раме над своей кроватью -- Мария и Иисус.-- Постоянно планирую свое будущее.
      -- Боже, и я навечно прикована к этому проклятому боксеру, который столь трогательно заботится о собственном здоровье! Настоящий борец за здоровый образ жизни!
      -- Ну зачем ты так говоришь?
      -- Хочу жи-ить в Канзас-Си-ити! -- завыла она снова.
      -- Прошу, объясни мне, ради Бога, чем тебе так дорог Канзас-Сити? Почему ты на нем чокнулась?
      -- Потому-у... я ужасно одино-ока! -- горько рыдала Эрлайн.-- Ужа-асно одино-ока! Не забывай -- мне всего двадцать один, Эдди...
      Эдди нежно погладил ее по плечу.
      -- Послушай, Эрлайн...-- Он хотел говорить с ней спокойно, тепло и в то же время не терять логики.-- Ты только помолчи немного! Ну, если ты поедешь на поезде и не станешь покупать подарков всем членам своей семьи, может, мне удастся занять для тебя пару сотен баксов.
      -- Нет, лучше умереть! -- встрепенулась Эрлайн.-- Нет, лучше не видеть до могилы Канзас-Сити, чем знать, что мой муж собирает пенни, словно кондуктор автобуса! И это человек, чье имя мелькает в газетах каждую неделю! Какой позор для меня!
      -- Но, Эрлайн, дорогая,-- продолжал Эдди с исказившимся от этих нудных уговоров лицом,-- ты ездишь туда по четыре раза в год, покупаешь всем дорогие подарки, словно Санта-Клаус, не забываешь и себя -- новые платья, всякая одежда...
      -- А ты хочешь, чтобы я появлялась в Канзас-Сити в лохмотьях? -- Эрлайн поправила тонкий чулок на своей стройной ножке.-- Нет, лучше уж...
      -- Как-нибудь позже! -- перебил ее Эдди.-- Мы заработаем. Но только не сейчас. Это просто невозможно!
      -- Это ты не можешь заработать?! -- возмутилась Эрлайн.-- Ты лжешь мне, Эдди Мегафин. Сегодня утром позвонил Джей Блачер, сообщил, что предложил тебе тысячу долларов за бой с Джо Принсипом.
      Эдди сел на стул и молча уставился в потолок; теперь он понимал, почему Эрлайн выбрала именно этот день для очередной ссоры.
      -- Ты можешь получить за этот поединок семьсот пятьдесят долларов.-Эрлайн говорила теперь вкрадчивым, соблазнительным голоском.-- И я смогу поехать в Канзас-Сити...
      -- Джо Принсип разделается со мной, как с котлетой.
      -- Ах, как мне хочется увидеться с мамочкой! -- тяжело вздохнула Эрлайн.-- Она такая уже старенькая,-- глядишь, вот-вот умрет.
      -- На данном этапе,-- медленно проговорил Эдди,-- я еще не готов сразиться с Джо Принсипом. Он слишком силен для меня, слишком техничен.
      -- Но Джей Блачер сказал мне, что у тебя превосходный шанс выиграть.
      -- У меня превосходный шанс оказаться на больничной койке! -- возразил Эдди.-- Этот твой Джо Принсип сделан из железобетона. Ему бы еще приспособить парочку рогов на лбу -- и его запросто можно сразить молотом на скотобойне.
      -- Ну и что?! Он такой же мужчина, как и ты, и у него, как у тебя, два кулака.
      -- Да, конечно...
      -- Ты всегда мне твердишь, какой ты хороший боксер.
      -- В течение двух лет,-- терпеливо объяснял ей Эдди,-- если постоянно тренироваться и вести себя на ринге очень осторожно, я добьюсь, чтобы он не отправил меня в нокаут в первых же раундах...
      -- Ведь ты умеешь так легко зарабатывать деньги! -- Эрлайн для большей убедительности грозила ему пальчиком.-- Просто ты не хочешь. Тебе наплевать, счастлива я, довольна или нет. Я вижу тебя насквозь, Эдди Мегафин!
      -- Я просто не желаю, чтобы меня жестоко избили,-- покачал головой Эдди.
      -- Ничего себе отличный боксер! -- засмеялась наконец Эрлайн.-- Какой же из тебя боксер? Боксеры для того и существуют, чтобы их колошматили на рингах, как следует избивали,-- разве не так? Это же их профессия,-- разве я не права? Нет, тебе просто наплевать на меня! Просто тебе нужна была женщина, которая родила бы тебе ребенка, а потом, стоя у плиты, все время готовила для тебя эти проклятые бифштексы и телячьи отбивные! В этом противном Бруклине я вынуждена день и ночь торчать в этом вшивом доме и...
      -- Ладно, сегодня вечером свожу тебя в кино,-- смирился Эдди.
      -- Не хочу я никакого кино! Я хочу в Канзас-Сити! -- И Эрлайн, с размаху бросившись на кровать вниз лицом, вновь громко зарыдала.-- Все, попала в ловушку! В капкан! -- кричала она.-- Ты меня не любишь! Ты не отпускаешь меня к родным, которые меня любят! К моей дорогой мамочке! Мамочка!.. Мамочка!..
      Эдди устало прикрыл глаза.
      -- Почему же? Я люблю тебя! -- искренне проговорил он.-- Клянусь перед Богом!
      -- Только слова! -- Ее было плохо слышно, так как она уткнулась головой в подушку...-- А ты докажи на деле! Докажи! Никогда в жизни не встречала такого скупердяя, как ты... Ну-ка, докажи, что любишь меня! -- Неизбывная безнадежность пронизывала ее слова.
      Эдди подошел к ней, нагнулся и поцеловал. Она, тряхнув головой, резко оттолкнула его и зашлась в слезах, как до глубины души обиженный ребенок. Из соседней комнаты, где спал малыш, тоже донесся рев.
      Эдди приблизился к окну, посмотрел на мирную Бруклин-стрит, на ряды деревьев у тротуаров, на маленьких мальчиков и девочек, носившихся на роликовых коньках.
      -- Ладно,-- согласился он,-- я позвоню Блачеру.
      Эрлайн тут же перестала плакать, зато ребенок в соседней комнате теперь орал.
      -- Постараюсь уговорить его на двенадцать сотен,-- размышлял Эдди.-Съездишь в свой дорогой Канзас-Сити. Ну, теперь ты довольна?
      Эрлайн сразу села и энергично закивала головой.
      -- Сейчас же напишу мамочке!
      -- Сходи, погуляй с ребенком! -- попросил Эдди.-- А я немного сосну.
      -- Конечно,-- тут же подчинилась Эрлайн и немедленно принялась прихорашиваться перед зеркалом.-- О чем разговор, Эдди?
      Муж ее, сняв туфли, снова улегся и приступил к накоплению новой внутренней энергии.
      ПОМОЩНИК ШЕРИФА
      Макомбер сидел на вращающемся стуле, засунув ноги в корзину для мусора,-- слишком полный мужчина, он не мог высоко задрать их, положив на крышку стола.
      Глаза его не отрывались от плакатика на противоположной стене: на нем довольно крупными буквами было напечатано: "Разыскивается совершивший убийство Уолтер Купер. Вознаграждение за поимку четыреста долларов". Иногда он целую неделю, все семь дней, сидел на своем месте, постоянно глядя в одну и ту же точку -- туда, где виднелась строка "четыреста долларов",-- и выходил из своего кабинета, только чтобы перекусить, или пообедать, или домой, чтобы поспать ночью, часов так около десяти.
      Макомбер, третий помощник шерифа, постоянно торчал в своем офисе: ему ужасно не хотелось возвращаться домой и встречаться с женой. После полудня приходил второй помощник шерифа и тоже садился напротив стены, внимательно разглядывая строчку "четыреста долларов".
      -- Я вот здесь прочитал в газетах,-- начал Макомбер, чувствуя, как крупные капли пота с шеи проникают под воротник рубашки,-- что в штате Нью-Мексико самый здоровый климат в мире. Ты только посмотри, как я потею. Ну какой же он здоровый!
      -- Ты ужасно толстый, черт бы тебя побрал.-- Взор второго помощника шерифа был прикован к притягательной строчке "четыреста долларов".-- Ну и чего же ты хочешь?
      -- Такая жара, что хоть жарь на солнце яичницу.-- Макомбер бросил быстрый взгляд на пылающую жарким солнечным светом улицу.-- Мне нужен отпуск. Тебе тоже. Всем пора в отпуск.-- И устало выпростал пистолет в кобуре оттуда, где он увяз в мощной жировой прослойке.-- Почему бы этому Уолтеру Куперу не войти к нам вот сейчас в эту минуту? И ведь не приходит же это ему в голову!
      Зазвонил телефон, Макомбер снял трубку; послушал, ответил:
      -- Понятно, да, но шериф сейчас решил вздремнуть. Я все ему передам, гудбай! -- И медленно положил трубку на рычаг; что-то мелькнуло в его глазах.-- Звонили из Лос-Анджелеса,-- объяснил он.-- Поймали Брисбейна; посадили в местную тюрьму.
      -- Получит лет пятнадцать, не меньше,-- предположил второй помощник.-Его сообщник тоже такой срок заработал. Теперь им вдвоем не так скучно сидеть будет.
      -- Ну, это мое дело.-- Макомбер медленно надевал шляпу.-- Я первым заглянул в товарный вагон, когда они забрались в него.-- У двери обернулся.-- Кому-то надо поехать в Лос-Анджелес -- забрать Брисбейна и доставить его сюда. По-моему, это должен сделать я. Что скажешь?
      -- Конечно, ты, кто же еще? -- согласился второй помощник шерифа.-Какое заманчивое путешествие! Голливуд! Девчонки там, в Голливуде, первый класс.-- Он в задумчивости покачивал головой.-- Недурно бы повеселиться в этом городе.
      Макомбер не торопясь шел к дому шерифа -- ну и жарища, неважно он ее переносит,-- думая о соблазнительном, веселом Голливуде. Осторожно, ловко нес свое крупное тело, весом не менее, пожалуй, двухсот сорока фунтов, и внимательно поглядывал по сторонам.
      -- Ах, ради Бога, не надо! -- воскликнул шериф, когда Макомбер рассказал ему о Брисбейне. Сам он еще до конца не проснулся: сидел на краю дивана, где еще минуту назад лежал без обуви после сытного ланча, с расстегнутыми пуговицами на ширинке.-- Мы же признали подсудимого по этому делу виновным.
      -- Брисбейн -- хорошо всем известный преступник, не забывайте,-напомнил Макомбер.-- Проник в товарный вагон с целью хищения.
      -- Да, знаю, проник в товарный вагон, и именно с такой целью. Стащил, кажется, два пальто и пару носков. И из-за этой чепухи мне направлять за ним своего человека аж в Лос-Анджелес? Даже если потребовать у них там, в Лос-Анджелесе, выдать нам убийцу, так на это уйдет как минимум лет двадцать! Ну зачем ты меня разбудил? -- Шериф был раздражен.
      -- Из Лос-Анджелеса просили меня перезвонить им как можно скорее,-ровным тоном объяснил Макомбер.-- Хотят знать, что им с ним делать. Избавиться от него желают, это точно. Орет, сообщили, во все горло целый день. От этого постоянного истошного ора у всех осужденных в тюремном блоке голова идет кругом. Так они сказали.
      -- Да, мне нужен здесь такой, как он,-- признал шериф.-- Очень нужен.-Надел ботинки и застегнул три верхние пуговицы на ширинке.
      Вместе с Макомбером они пошли в контору.
      -- Не съездить ли тебе в Лос-Анджелес? -- поинтересовался мимоходом шериф у Макомбера.
      Тот пожал плечами.
      -- Кому-то же надо ехать.
      -- Ах, мой добрый, старый Макомбер! -- саркастически воскликнул шериф.-- Главная опора всей полиции, всегда хранивший ей неколебимую верность.
      -- Мне хорошо знакомо это дело,-- серьезно откликнулся Макомбер.-- Вся изнанка, так сказать.
      -- Учти: там полно смазливых девиц, я читал в газетах, и все мужчины, даже такие толстые, как ты, должны уделять им внимание. Ты, конечно, возьмешь с собой жену, Макомбер? -- И, ткнув его большим пальцем под ребра через слой жира, засмеялся.
      -- Кто-то все же должен туда поехать,-- с невозмутимым видом повторил Макомбер.-- К тому же так хочется взглянуть на Голливуд. Сколько я читал о нем!
      Когда вошли в кабинет, второй помощник шерифа живо соскочил с вращающегося стула и уступил место законному владельцу. Тот важно опустился на него, опять расстегнув три верхние пуговицы на ширинке; открыл ящик, вытащил гроссбух, дыша через широко открытый рот из-за угнетающей жары.-- Ну скажите мне на милость, разве может нормальный человек жить в таком месте, как это? -- Он с раздражением разглядывал раскрытый гроссбух.-- Ну вот, нет ни пенни -- ни одного завалящего пенни; поездка в Ниди за этим Букером исчерпала все наши фонды. Мы не получим теперь новых средств, по крайней мере, два месяца. Замечательная у нас страна. Стоит схватить одного мошенника -- и все, закрывай свой полицейский бизнес на целый сезон. Ну, чего ты на меня так уставился, Макомбер?
      -- Чтобы послать человека в Лос-Анджелес, потребуется не менее девяноста долларов.-- Макомбер осторожно опустился на маленький стульчик.
      -- У тебя они есть? -- осведомился шериф.
      -- А ко мне какое это имеет отношение? -- спросил Макомбер.-- Речь об известном преступнике.
      -- Может, вам удастся,-- вмешался второй помощник,-- убедить Лос-Анджелес подержать его там еще месяца два?
      -- Да у меня, клянусь, работают копы с мозгами! -- подхватил шериф.-Занимать ни у кого не придется -- приятно сознавать.-- И повернулся к телефону.-- Ну-ка, соедините меня с Главным полицейским управлением в Лос-Анджелесе.
      -- Этим делом занимается полицейский по имени Свонсон,-- подсказал Макомбер.-- Он ждет вашего звонка.
      -- Попробуйте заставить их там, в Лос-Анджелесе, поймать убийцу,-- с горечью посоветовал шериф,-- тогда увидите... Только и способны ловить таких преступников, что грабят товарняки.
      Пока шериф ожидал связи, Макомбер повернулся всем своим грузным телом, с приклеившимися к покрытому желтым лаком стулу штанами, и выглянул через окно на безлюдную улицу: она вся побелела на раскаленном солнце, а на проезжей части то здесь, то там появляется и лопается на расплавленном жарой асфальте отвратительный пузырь.
      В эту минуту он всем своим нутром, под толстым слоем жира, ненавидел этот Гэтлин, штат Нью-Мексико. Окраина пустыни, самое подходящее место для больных туберкулезом. Вот уже двенадцать лет торчит он здесь, ходит дважды в неделю в кино, слушает нудные разглагольствования жены -- он, такой жирный человек. Если ты намерен умереть здесь, в Гэтлине,-- обязательно разжиреешь. Двенадцать лет, размышлял он, двенадцать лет смотреть на эту безлюдную улицу, где, может, и появится кто, но только в субботу. Он уже мысленно представлял себе, как выходит из парикмахерской в Голливуде, как непринужденно, словно мальчишка, ведет блондинку с осиной талией в бар, выпивает пару пива, разговаривает с ней, смеется -- точно так, как разговаривают и смеются миллионы людей вокруг. Там по улицам запросто ходят такие знаменитости, как Грета Гарбо, Кэрол Ломбард, Алиса Фэй1. "Сара,-торжественно сообщит он жене,-- мне нужно съездить в Лос-Анджелес, по делам государственной важности. Не жди меня раньше чем через неделю".
      -- Ну? -- шериф говорил в трубку.-- Ну, я спрашиваю! Это Лос-Анджелес?
      Девяносто долларов, каких-то вшивых девяносто долларов... Он перестал глазеть на улицу. Шериф произнес:
      -- Хэлло! Это Свонсон?
      Макомбер вдруг почувствовал, как у него задрожали ноги.
      Сидеть на стульчике и слушать разговор шерифа по телефону терпения не хватало. Он встал, медленно, через заднюю комнату прошел в туалет. В кабинке, закрыв дверь на крючок, внимательно посмотрел на себя в зеркало. Вот как, оказывается, он выглядит! Вот что сделали с ним двенадцать лет службы, бесконечные препирательства с женой... В кабинет он вернулся с абсолютно равнодушным видом.
      -- Хорошо, хорошо,-- басил шериф в трубку,-- вы не можете держать его два месяца. Знаю, что тюрьма переполнена. Что это противоречит конституции. Знаю... Но я просил вас, умолял, ради Христа. Всего лишь мое предложение. Мне очень жаль, что он орет как полоумный. Но разве я виноват в этом? Вы бы и сами разорались, засади вас на пятнадцать лет в тюрьму. Только пока не орите, не выходите из себя, ради Христа! Знаете, во что обойдется этот наш телефонный разговор графству Гэтлин? В миллион долларов, никак не меньше! Ладно, перезвоню. Хорошо, я сказал, хорошо! -- И положил трубку; посидел с усталым видом, разглядывая свою расстегнутую наполовину ширинку; вздохнув, привел брюки в порядок.-- Ну и город, этот Лос-Анджелес! -- с укором покачал головой.-- Меня так и подмывало послать его к черту! Зачем мне волноваться, гробить свое сердце, приближать себя к могиле из-за какого-то негодяя, который проник в товарный вагон?
      -- Речь идет об известном преступнике,-- осторожно настаивал Макомбер.-- У нас его дело, мы все о нем знаем.-- Он старался говорить не выказывая волнения, но голос у него слегка дрожал.-- Правосудие есть правосудие!
      Шериф печально поглядел на него.
      -- Глас совести. Шериф, Макомбер, не имеет ничего против. Готов дать зеленый свет.
      -- Ну а мне-то что? Просто я хочу закрыть дело, вот и все.
      Шериф снова повернулся к телефону.
      -- Ну-ка, соедините меня с финансовым управлением графства. Да, с казначеем.-- Он сидел, прижав трубку к мясистому уху и поглядывая на Макомбера.
      Макомбер подошел к двери, снова выглянул на улицу: в окне его дома, через дорогу,-- жена. Сидит, облокотившись на подоконник, с полных ее рук срываются крупные капли пота... Он отвернулся.
      Далекий, еле доносящийся голос шерифа -- разговаривает с казначеем графства. А вот голос казначея отлично слышен в трубке -- становится все громче, уже какой-то механический.
      -- Все только и тратят деньги! -- визжал он в приступе гнева.-- Никто их не приносит, только все тратят! Буду счастлив, если к концу месяца наскребу себе на зарплату. А вам вдруг потребовалось девяносто долларов на увеселительную поездку в Лос-Анджелес, чтобы доставить оттуда ворюгу, который спер на девять долларов подержанных товаров! Да черт с ним! Повторяю -- черт с ним!
      Макомбер поспешил засунуть руки в карманы, чтобы никто не заметил, как жилы у него вздулись от возмущения,-- этот казначей еще бросает трубки... С равнодушным видом он смотрел, как шериф осторожно положил трубку на место.
      -- Вот, Макомбер.-- Шериф чувствовал на себе пристальный, обвиняющий взгляд подчиненного.-- Боюсь, Джоан Кроуфорд придется и в этом году обойтись в Голливуде без вас!
      -- Наверняка на киностудиях объявят по этому случаю траур,-- съязвил второй заместитель.
      -- Лично я в этом совершенно не заинтересован.-- Макомбер старался не терять самообладания.-- Боюсь только, кое-кто от души посмеется, узнав, что по приказу шерифа известный преступник отпущен на свободу, будучи уже задержанным.
      Шериф резко вскочил со стула.
      -- Ну и что ты предлагаешь? Что, по-твоему, я должен сделать? -- Он закипал негодованием.-- Может, самому напечатать девяносто долларов? Или поговорить с властями штата Нью-Мексико?
      -- Это не мое дело,-- холодно возразил Макомбер.-- Просто мне казалось, не имеем мы права давать преступникам возможность посмеяться над правосудием здесь, в Нью-Мексико.
      -- Ладно, согласен! -- заорал шериф.-- Ну, предприниму что-нибудь! Иди, действуй! Я должен перезвонить им не раньше шести. В твоем распоряжении три часа, чтобы восстановить справедливость, чтобы восторжествовало правосудие! Я умываю руки.-- И снова уселся, расстегнул три пуговицы на ширинке, положил ноги на крышку стола.-- Если тебе так дорога полицейская честь -- устраивай все сам, как хочешь.
      Макомбер вышел из кабинета.
      Снова миновал свой дом, направляясь к конторе окружного прокурора. Дородная его жена все еще видна в окне, на подоконнике, и с ее толстых рук все так же скатываются крупные капли пота... Равнодушными глазами она смотрела на мужа, когда он с отрешенным видом проходил мимо; он так же -- на нее. Супруги не обменялись ни единым словом, не подарили друг другу и тени улыбки. К чему все эти слова, улыбки? До чего надоели друг другу за последние двенадцать лет -- ни к каким речам не тянет, да еще в служебное время. С важным видом он прошагал мимо нее, чувствуя, как все больше накаляются от жары подошвы ботинок, как усталость охватывает его толстые ноги, поднимаясь до самого таза. В Голливуде совсем другое дело: там он шел бы не как толстый, грузный человек, с одышкой, а твердой, легкой походкой, прислушиваясь к привлекательному, зовущему постукиванию женских высоких каблучков -- их там на улицах не счесть... Немного он прошагал с закрытыми глазами, потом резко свернул на главную улицу Гэтлина, штат Нью-Мексико.
      Приблизился к громадному зданию в греческом стиле, построенному для графства Гэтлин. В тихих мраморных холлах так прохладно даже в эту адскую жару, в разгар дня; он все оглядывался, чуть слышно повторяя:
      -- Девяносто долларов! Девяносто вонючих долларов!
      Перед дверью с табличкой "Окружной прокурор" остановился, постоял несколько секунд, чувствуя, как нарастает возбуждение -- и тут же спадает, словно морская волна. Открывая дверь, почувствовал, что круглая ручка повлажнела от его потной ладони. Вошел в вестибюль небрежно, стараясь выглядеть как человек, выполняющий вовсе не личное, а важное государственное дело.
      Дверь в кабинет прокурора чуть приоткрыта: через щель он увидел его жену -- стоит перед ним вся в слезах, а он ее уговаривает:
      -- Ради Бога, Кэрол, неужели ты такая бессердечная? Разве я создаю впечатление человека, набитого деньгами? Ну, отвечай: похож я на толстосума?
      -- Мне ведь ничего особенного не нужно,-- упрямо канючила она.-- Речь о коротеньких каникулах -- всего три недели, не больше. Я уже не в силах выносить эту жару -- здесь горячее, чем в преисподней! Проведу здесь еще неделю -- так просто лягу и умру. Ты этого хочешь? Чтобы я легла и умерла? Принуждаешь меня жить в этом аду, так, выходит, мне и умирать здесь? -- И вновь дала волю слезам, потряхивая красивыми белокурыми кудрями.
      -- Ладно, успокойся,-- смилостивился окружной прокурор.-- О'кей, Кэрол. Давай, действуй! Иди домой, собирай вещи. Только прекрати реветь -- ради всех святых, прекрати!
      Она бросилась к мужу, чмокнула в щеку и выбежала из кабинета, пронесясь мимо Макомбера. Прокурор опередил ее, открыв перед ней двери в вестибюле. Она вновь поцеловала его в щеку, каблучки застучали по мраморному холлу... Закрыв дверь, прокурор устало прислонился к ней спиной.
      -- В Висконсин ей нужно,-- объяснил он Макомберу.-- У нее там знакомые. Ну, там большие озера, прохлада... А вам что угодно?
      Макомбер все объяснил ему -- о Брисбейне и Лос-Анджелесе, о растраченных фондах шерифа и о том, как отнесся к ним казначей графства. Окружной прокурор, присев на скамью у стены, слушал его с низко опущенной головой.
      -- Ну а от меня что требуется? -- поинтересовался он, когда Макомбер закончил.
      -- Этот Брисбейн -- опасный преступник: он должен провести ближайших пятнадцать лет за решеткой, никакого сомнения,-- если только мы его доставим сюда. И известный преступник. В конце концов, нельзя же экономить каких-то девяносто долларов на правосудии. Если вы что-то скажете от своего имени, заявите протест...