Глава 14

Комната была около десяти квадратных метров площадью, но казалась гораздо меньше из-за установленной в ней аппаратуры и присутствия авернианцев.

Снук молча, не двигаясь, глядел на них, пока его организм справлялся с ощущениями, похожими на последствия сильного удара. Дышалось нормально, и в целом он чувствовал себя вроде бы как обычно, но нервы все еще вибрировали от парализующей встряски, словно туннели, в которых бьется эхо пронзительного крика.

Авернианцы тоже внимательно его разглядывали, и тоже молча. Снук обнаружил, что их уже знакомый внешний вид, воспринимаемый с Земли как контурные наброски в светящемся тумане, совсем не подготовил его к твердой трехмерной реальности. Во время прежних встреч его всегда поражало сходство авернианцев с людьми, теперь же, когда он оказался в одной с ними комнате и дышал тем же, что и они, воздухом, его с огромной силой охватило чувство отчуждения.

Где-то в глубине души Снук испытывал к ним молчаливую благодарность за то, что он жив, но с каждой уходящей секундой эта мысль теряла свою важность и все большую значимость приобретал тот факт, что он оказался один в мире неизвестных, непонятных существ с близко посаженными ко лбу глазами и носами, существ, чьи губи изгибались и шевелились с пугающей подвижностью. Кожа авернианцев, бледно-желтая у глаз и рта, была медно-коричневого оттенка на руках и ногах и отсвечивала восковым блеском. Запах, окружавший их, отдавал чем-то похожим на формальдегид или, может быть, кардамон, и от этого непривычный внешний вид авернианцев вызывал у Снука легкую тошноту.

«Пять секунд, как тридцать лет… — подумал он, и с приходом этой мысли его охватила паника. — Почему Феллет молчит? Почему он не поможет мне?»

— Я… пытался говорить с тобой, Равный Гил… — произнес Феллет натужным, хриплым голосом. — Все сложилось не так удачно… Мы чувствуем твои мысли… Но наши ты не воспринимаешь… И ты не хочешь, чтобы я… подошел ближе…

— Нет! — Снук вскочил на ноги и покачнулся, задев плечом шкаф, окружавший его с трех сторон. Шкаф откатился назад на колесиках. Снук посмотрел под ноги и увидел, что ящик, на котором он сидел, стоит на неровном куске мокрой доски, совсем неуместный на полированном белом полу. Слова «Пиво „Дженнингс“, отпечатанные на боковой стенке ящика, простые, домашние слова, остро напомнили ему, что все знакомое и привычное осталось теперь по другую сторону бесконечности.

— Мне надо назад, — сказал он. — Отправь меня назад, Феллет. Куда угодно, но только на Землю.

— Это невозможно… Энергетические соотношения неблагоприятны… Нет приемного устройства… — Грудь Феллета тяжело вздымалась, очевидно, от усилий, требующихся для воспроизведения человеческой речи. — Тебе нужно время… Ты привыкнешь…

— Я не смогу. Ты не понимаешь…

— Мы понимаем… Мы чувствуем… Мы знаем, что кажемся тебе отвратительными…

— Я ничего не могу с собой поделать.

— Постарайся понять, что нам тяжелее, чем тебе… Мы чувствуем твои мысли… Ты убил…

Снук взглянул на авернианцев в длинных балахонах, и до него постепенно дошло: им для того, чтобы оставаться с ним в одной комнате, требуется гораздо больше смелости. Авернианцы, вспомнил он, дружелюбная, невоинственная раса, и он должен казаться им опасным дикарем. Снук невольно бросил взгляд на свою правую руку и увидел, что на ней до сих пор остались следы крови Джорджа Мерфи. Его ксенофобия тут же уступила место стыду.

— Извини, — сказал Снук.

— Я думаю, тебе нужно отдохнуть… Оправиться после душевного потрясения и усталости от перехода… — Срываясь на присвист, тяжело дыша, Феллет превращал в звуки слова, выхваченные из мозга Снука. — Это не жилое помещение… Но в соседней комнате… мы приготовили постель… Следуй за мной…

Ровной, скользящей походкой Феллет направился к сужающемуся вверху открытому проему в стене. Снук, не двигаясь с места, несколько секунд смотрел ему вслед. Сама мысль о том, что сейчас он завалится спать, казалась ему неуместной, но, сообразив, что это позволит ему наконец остаться одному, он двинулся за Феллетом, потом вернулся и забрал с собой ящик из-под пива. Феллет провел его по короткому коридору, в конце которого было окно с видом на серый океан и серое небо, светлеющее с приходом рассвета. Последовав за своим провожатым, Снук оказался в маленькой комнате, единственным предметом обстановки которой служила простая койка. Одно окно. Стены, окрашенные чередующимися без всякого видимого порядка горизонтальными полосами нейтральных цветов.

— Мы увидимся позже… — сказал Феллет. — Тебе станет лучше…

Снук кивнул, все еще не выпуская ящик из рук, и подождал, пока Феллет выйдет. Дверной проем здесь был такой же трапецеидальной формы, но он закрывался двумя вертикальными створками, выезжающими из пазов в стене. Снук подошел к окну и выглянул в мир, которому предстояло стать его домом. Из окна открывался вид на ступенчатую, спускающуюся к океану панораму коричневых черепичных крыш, изредка прерываемую аллеями и площадями, где по своим таинственным делам неторопливо двигались Люди. Почти все носили белые или голубые ниспадающие одежды и издалека напоминали жителей Древней Греции. Ни экипажей, ни фонарных или телефонных столбов, ни антенн Снук не увидел.

Океан начинался сразу же за домами и тянулся до самого горизонта. Сотни островов, разбросанных по водной глади, казались флотилией кораблей на якоре. Большинство из них сходилось крышами к невысоким центральным пикам, отчего вместе со своими отражениями в воде они делались похожими на вытянутые граненые алмазы. Но неподалеку располагались два острова, соединенные в единое целое двойной аркой. Все это Снук уже видел в переданных Феллетом образах.

Насмотревшись на чужой пейзаж, Снук отвернулся от окна и подошел к койке, поставил выкрашенный в оранжевый цвет ящик рядом, снял часы и положил их на ящик, создав для себя маленький уголок знакомого и привычного. Затем снял голубой плащ, до сих пор влажный от земного дождя, свернул его и положил рядом с ящиком. Чувствуя невыразимую усталость во всем теле, он прилег на койку, но далеко не сразу к нему пришло спасительное забвение.

Снуку снилось, что он вместе с Пруденс Девональд и они покупают кофе и сыр в маленьком магазинчике какого-то провинциального городка. За стеклами витрины с золотыми буквами жила своей жизнью центральная улица с красными автобусами, шпилем собора и опавшими листьями, гонимыми октябрьским ветром. От кристальной чистоты этого видения сон казался ему настоящей жизнью, и простое счастливое чувство, которое он испытывал, тоже казалось совсем подлинным. Когда сон стал ускользать, Снук цеплялся за него изо всех сил — какая-то крохотная часть его сознания, не поддавшаяся обману, твердила, что, когда он проснется, ему снова станет плохо и одиноко.

Так и произошло.

Опустив голову, Снук сел на край койки, но через какое-то время устоявшаяся за всю жизнь привычка к иронии взяла свое. «Парень девушку повстречал, парень девушку потерял… — пронеслось в голове. — А сейчас парню нужно узнать, есть ли в этом доме туалет».

Он встал, обвел пустую комнату взглядом и взял с ящика часы, сообщившие ему, что время уже перевалило за полдень. Усилившийся поток света от единственного окна подтвердил то, что Снук и так уже знал: на Авернусе время шло, как и на Земле. Он подошел к дверям и попытался раздвинуть створки, но они даже не подались, а разделяющая их линия оказалась слишком узкой, чтобы уцепиться за края пальцами. Мысль о том, что его заперли, даже не пришла Снуку в голову. Он был уверен, что дверь открывается очень просто для того, кто знает, как это делается, и потому просить у кого-то помощи не хотелось. Он потоптался у порога, пытаясь обнаружить скрытую педаль, но вскоре у него созрела новая мысль. Стараясь не думать ни о чем постороннем, он ровным шагом пошел прямо на дверь, внушая себе уверенность, что она откроется.

Створки мгновенно отъехали в стороны, и, даже не успев осознать, что произошло, Снук оказался в коридоре. Он взглянул на дверь одновременно удивленно и оценивающе, потом решил, что его представления об уровне авернианской технологии явно нуждаются в пересмотре. Несколько фраз, брошенных Амброузом, создали у него впечатление, что Феллет и его коллеги намного опередили землян в области ядерной физики, но до сих пор он полагал, что все эти передовые знания на Авернусе скорее просто накапливаются, нежели используются. Его первое впечатление от острова, на котором он оказался, утвердило его во мнении о нетехнической культуре авернианцев, но, вероятно, суждение это было слишком поспешным, и только того, что он видит, для выводов было недостаточно. Может быть, это цветное пятно на стене — эквивалент обогревательного устройства, а скругленный камень, отличающийся ото всех остальных прямоугольных, — на самом деле приемник-распределитель энергии…

Снук прошел до конца коридора и спустился вниз по короткому лестничному пролету с непривычными размерами и странным наклоном ступеней, от которого ему казалось, что он вот-вот упадет вперед. Внизу оказалась просторная комната, гораздо больше тех, что он видел здесь до сих пор, хотя и в ней не было мебели. За расположенными вдоль двух стен окнами с матовыми стеклами колыхались тени похожей на кустарник растительности, и Снук понял, что он уже на первом этаже. То тут, то там на зеленоватом каменном полу виднелись более светлые пятна. Вероятно, совсем недавно отсюда что-то вынесли. Снук вспомнил, как Феллет сказал, что это нежилое помещение, и у него тут же возник целый ряд вопросов. Что было здесь раньше? Какое-нибудь хранилище? Библиотека? Что подумал авернианец, когда впервые увидел, как он появился в маленькой комнате на втором этаже всего неделю назад?

Дверь в одной из стен открылась, и в комнату вошел Феллет. Своими большими бледными глазами он взглянул на Снука, и тому показалось на мгновение, что он видит перед собой образ вздымающейся и опадающей в брызгах полупрозрачной зеленой волны. Молча он попытался сфокусировать образ, представляя океан символом покоя и бесконечного могущества.

— Я верю, что ты научишься слышать и говорить, — произнес Феллет натужным шепотом.

— Спасибо. — Снук почувствовал какое-то удовлетворение, потом понял, что раз уж у него появилась способность отвечать этому странному ящероподобному существу в классическом средиземноморском одеянии положительными эмоциями, значит, он начинает принимать свое положение.

— Мы приготовили для тебя туалет и ванную комнату. — Феллет указал перепончатой рукой на вторую дверь. — Они не сообщаются с внешней средой… и, следовательно, не самого высокого качества… Но это временно.

В первый момент Снук не понял, о чем идет речь, потом все же сообразил:

— Ясно. Я на карантине.

— Это ненадолго.

Только сейчас Снук осознал, что, торопясь выбраться из Баранди живым, он, не задумываясь, многое об Авернусе принял на веру. Атмосфера, например, могла оказаться совершенно непригодной для человека, а местные микроорганизмы, возможно, уже создали в его легких смертоносные поселения. Не исключено также, что и он представляет для авернианцев опасность с точки зрения медицины. Надо полагать, поэтому у всех помещений такой выскобленный вид.

— Я не перевел бы тебя к нам… если бы не был уверен, что ты сможешь здесь жить, — ответил Феллет на его мысли. — В любом случае я мог бы подготовить газы, пригодные для дыхания, и маску.

— Ты обо всем думаешь заранее. — Снук вспомнил, что Феллет считается на Авернусе своего рода эквивалентом ведущего философа/ученого.

— Не обо всем. Есть важные дела, которые мы обсудим… пока ты будешь есть.

Воспользовавшись предоставленными ему удобствами в комнате из полированного металла, Снук присоединился к Феллету в другом помещении, где были установлены стол и стул, похоже, совсем недавно изготовленные из незнакомой плотной древесины. На столе стояли керамические тарелки с овощами, какой-то кашей и фруктами, а также бутыль с водой. Осознав, что ел он в последний раз уже давно, Снук тут же сел к столу. Вкус у пищи оказался странный, но, впрочем, вполне приятный, и ему не понравилось лишь, что все, даже фрукты и овощи, имело слабый привкус соли и йода.

— Должен сказать, Равный Гил, — начал Феллет, — что, доставив тебя сюда, я неправильно оценил одни факторы… и совсем не учел другие.

— Это на тебя не похоже, Феллет. — Снук попробовал мысленно отвечать на реплики авернианцы, но решил, что говорить вслух гораздо проще, ибо речь требует меньше умственных усилий.

— В настоящее время моя репутация не очень высока… Ни у коллег Ответчиков, ни у остальных Людей… Потому что я дал рекомендации, касающиеся очень важного вопроса… не изучив до конца доступные мне данные.

— Я тебя не понимаю.

— Например, я, не оспаривая, принял все… что узнал об астрономии… из твоих мыслей.

Снук поднял глаза на все еще загадочного для него собеседника.

— На мой взгляд, это едва ли можно считать твоей ошибкой. В конце концов, вы только что узнали о существовании этой науки, а на Земле астрономией занимаются тысячи лет…

— В том-то и дело, что на Земле… ваши астрономы изучают другую вселенную…

— Я все равно не понимаю, что ты имеешь в виду. — Снук отставил тарелку в сторону, чувствуя, что речь сейчас пойдет о чем-то важном.

— Картина нашей вселенной, представленная ими… содержала только известные им элементы… Солнце, этот мир и бродячую планету, названную вами Планетой Торнтона.

— И что же?

— Выполненные ими вычисления орбиты для Планеты Торнтона… базировались лишь на этой упрощенной модели вселенной.

— Извини, Феллет, я не астроном…

Феллет приблизился к столу.

— Ты не астроном, но ты знаешь, что любое тело планетарной системы… подвержено влиянию всех остальных тел.

— Это понятно, — сказал Снук. — Но если других тел нет, то… — Он умолк, внезапно осознав смысл слов Феллета. — Вы начали изучать небо?

— Мы спроектировали радиотелескоп и построим их по крайней мере штук двадцать.

— Но это же отлично! — Снук вскочил и повернулся к Феллету. — Это значит, есть надежда. Я имею в виду, если вы обнаружите где-то там хотя бы еще одну планету, она уведет Планету Торнтона от столкновения с вашей…

— Это-то я и должне был предвидеть… С самого начала…

— Каким образом?

— Люди требуют от Ответчика высочайших стандартов. Это их право.

— Но…

— Равный Гил, твоя память несовершенна по нашим стандартам… но она может содержать информацию, которая позволит мне… вернуть доверие Людей… Исправить ошибку… Пожалуйста, разреши мне еще раз коснуться тебя…

Почти не раздумывая, Снук шагнул к Феллету и, наклонив голову, взглянул на него. Тот подошел ближе и прикоснулся головой ко лбу Снука. Контакт длился всего лишь секунду, потом Феллет сделал шаг назад.

— Благодарю тебя, — сказал он. — Я получил ценную информацию.

— Я ничего не почувствовал. Какую информацию?

— Когда ты впервые услышал о Планете Торнтона… предполагалось, что она пройдет точно через ваш мир… Но она прошла на расстоянии нескольких планетарных диаметров… Это отклонение от предсказанного курса… было отнесено за счет ошибки наблюдения.

— Кажется, я что-то припоминаю… — проговорил Снук. — Это что-нибудь доказывает? Значит, в вашей системе есть другие планеты.

— Это не очень убедительное доказательство.

— Для меня оно вполне убедительно.

— Единственное, что можно сказать определенно, — заключил Феллет, — это то, что я не достоин доверия Людей.

— Да что с тобой? — Снук почти кричал. — Они обязаны тебе всем.

Широкая прорезь рта Феллета изогнулась в эмоциональном сигнале, который Снук был не в состоянии понять.

— Люди обладают умственными способностями, отличными от способностей вашей расы… Но они не выше, как ты полагаешь… Мы успешно избавились от сильных разрушительных страстей… Но искоренить мелкие и незначительные пороки гораздо труднее… Тот факт, что я пользуюсь этими словами, говорит, что я тоже… — Феллет оборвал болезненный для него процесс звукового общения, и в его бледных глазах, глядящих в глаза Снука, застыло удивительно похожее на человеческое выражение беспомощности.

Снук молча смотрел на него, и где-то в его подсознании начали складываться и таять новые догадки.

— Феллет, — спросил он, — ты хочешь сказать мне что-то еще?

Каждый день тянулся, как месяц, каждый месяц — как год.

На выделенном Снуку маленьком острове вполне можно было жить, если старательно обрабатывать землю присланными инструментами и регулярно прочесывать мелководье в поисках съедобных морских растений. Ни табака, ни алкоголя не было — на Авернусе процесс брожения просто не использовался нигде, кроме лабораторий, — но Снук привык обходиться без них. Сами авернианцы, как он узнал, иногда вдыхали пары, испускаемые семенами определенного вида морских растений, и уверяли, что они обладают способностью поднимать дух и обогащать восприятие. Снук пробовал экспериментировать с этими семенами, но всегда с отрицательными резальтатами, что, видимо, объяснялось различиями в метаболизме. «Должно быть, одним из основных законов мироздания, — записал он на клочке бумаги, — является то, что по-настоящему хорошо может быть только дома».

Когда у него оставалось время от работы в огороде, Снук всегда находил для себя другие занятия. Единственный дом на острове постоянно нуждался в ремонте, особенно крыша. Приходилось также чинить одежду и обувь. С обогревом проблем не было: каменные плиты пола по ночам нагревались сами по себе, но Снук иногда жалел, что в доме нет чего-нибудь более примитивного. С камином, например, было бы гораздо веселее. Особенно он пригодился бы в те темные вечера, когда Снук, случалось, неосторожно начинал думать о Пруденс и огни других островов напоминали ему, что жизнь планеты движется без его участия.

«Ни одна квартира не бывает более одинокой, — вспомнил он собственный афоризм, — чем та, в которой слышны звуки веселья за стеной».

Жизнь в заключении на маленьком необитаемом островке, со временем осознал Снук, не так уж много добавляла к выпавшему на его долю испытанию — жизни в заточении в чужой вселенной, хотя Люди оказались гораздо гуманнее, чем можно было ожидать. Узнав одного только Феллета, он создал для себя некий идеализированный образ авернианцев — сверхразумных существ, восстанавливающих свою цивилизацию после одной всепланетной катастрофы и стоически готовящих себя к последнему испытанию.

Он был просто ошеломлен, узнав, что раса, как ему казалось, движимых лишь разумными соображениями существ, не желает присутствия в их мире представителя планеты, отказавшей им в помощи. А известие о том, что Феллет отстранен от своих обязанностей Ответчика, поскольку в глазах авернианцев он с ними не справился, одновременно опечалило и рассердило Снука. Кроме всего прочего Феллета критиковали и за то, что он единолично принял решение о переправке Снука в этот мир.

«Искоренить мелкие и незначительные пороки, — сказал Феллет в тот день, когда Снук оказался на Авернусе, — гораздо труднее».

Обо всем этом Снук старался не думать, неся свой груз забот, состоявший в том, чтобы выдержать от одного дня до другого, потом снова повторить этот процесс, потом снова и снова… Жить в мире, где никто не хочет тебя убить, — одна сторона медали, но у нее была и оборотная: Снук существовал во вселенной, где никто не дарил ему жизнь и где он не мог передать жизнь другим. Мысли эти были особенно болезненными для человека с его жизненной историей, для человека-нейтрино, но свою ошибку он осознал еще в тот день, когда вошел в отель в Кисуму и увидел…

Добираясь в своих размышлениях до этого места, Снук обычно приступал к уже привычному вечернему ритуалу, который заключался в том, что он снимал часы и клал их на оранжевый ящик у кровати. Если он хорошо потрудился днем, спасительное забвение приходило к нему быстро. И иногда ему что-нибудь снилось.

Каждый день тянулся, как месяц, каждый месяц — как год.

Глава 15

По расчетам Снука, минуло уже двенадцать месяцев с тех пор, как он очутился на Авернусе, когда однажды утром он получил мысленное послание: авернианцы подтвердили существование других планет в их солнечной системе.

С самого начала своего пребывания в этом мире он понял, что его способности к телепатической связи здесь, на Авернусе, немногим отличаются от способностей, которыми он обладал, когда жил на Земле и периодически улавливал обрывки мыслей других людей. Как ни парадоксально, полной «самоконгруэнтности» с Феллетом он мог достичь, только когда они находились в разных вселенных и Снук имел возможность совмещать свой мозг в одном объеме с мозгом Феллета. Во время регулярных визитов своего друга на остров Снук пробовал развить способность к телепатическому обмену мыслями, но прогресс тут был едва заметен, если он вообще был.

Однако в этот особенный день он безошибочно уловил настроение Людей. Радость и триумф, усиленные в миллионы раз, разлились на островами, словно золото заката, которого авернианцам никогда не доводилось видеть.

— Неплохо, — вслух произнес Снук, оторвавшись от грядки. — От полного незнания о том, что творится за облаками, до развитой радиоастрономии всего за один год. Неплохо.

Вернувшись к работе, он то и дело окидывал взглядом морской простор в надежде, что Феллет нанесет ему неожиданный визит и расскажет о подробностях открытия. Ведь массы и параметры орбит новых небесных тел должны определить расстояние, которое будет разделять Авернус и Планету Торнтона при ее следующем прохождении, и Снук испытывал к этой проблеме живейший интерес. Понять соответствующие уравнения он не мог, но они повлияли на всю его жизнь, и он хотел знать, что ожидает Авернус: новая катастрофа, большая или меньшая по масштабам, или же планета будет наконец в безопасности. Кроме того, ему казалось, что, обретя уверенность в будущем, Люди будут более терпимы к его пребыванию среди них.

Если так, то он будет просить разрешения перемещаться по планете так же свободно, как он когда-то путешествовал по Земле. Феллет говорил ему, что на востоке и на западе есть большие материки, и их исследование, а возможно, и кругосветное путешествие по планете могли бы придать его жизни какое-то подобие смысла.

В тот день мимо его острова не проходили суда, но, когда опустилась темнота, Снук увидел на других островах множество цветных огней, зажженных в честь торжества. Перед отходом ко сну он несколько часов кряду наблюдал за движущимися яркими точками. Возможно, думал он, еще одним всеобщим законом мироздания является то, что счастье и радость побед все разумные существа празднуют фейерверками, символизирующими рождение космических миров.

На следующее утро мимо его острова на большой скорости прошла на северо-восток флотилия из четырех катеров. Не припоминая, чтобы в этом направлении когда-либо двигались суда, Снук несколько озадаченно посмотрел им вслед. Катера работали от батарей, в которых электролитом служила морская вода; такие суда имели практически неограниченный радиус действия, но там, куда они направлялись, насколько Снук знал, не было суши.

Когда маленькая флотилия проходила неподалеку от острова, кто-то в белых одеждах помахал Снуку рукой с первого катера. Снук помахал в ответ, обрадованный этим простым актом общения. Может быть, это был Феллет? Но зачем ему понадобилось с такой поспешностью плыть в бескрайний океан?.. Через несколько минут катера скрылись из виду среди серых вод.

Даже начинавшийся несколько раз ливневый дождь не прогнал Снука в дом, но в тот день он так и не увидел возвращения катеров. На следующий день происшествие волновало его уже не так сильно, и он почти все время провел дома, поглощенный желанием соорудить печь из найденной на острове глины. Жители Авернуса, помимо того что придерживались строгой вегетарианской диеты, еще и ели все в сыром виде, и Феллет даже не подумал обеспечить Снука приспособлениями для приготовления пищи. Снук в известной мере привык к сырым продуктам, но с недавнего времени его буквально преследовала мысль о горячем супе. А больше всего он мечтал о том, чтобы, перемолов зерно, испечь из муки хлеб и съесть его с вареньем. Снук как раз выкладывал фундамент будущей печи, когда до него донесся шум мотора медленно приближающегося катера.

Он подошел к двери и увидел причаливающее авернианское судно, на носу которого стоял Феллет. Три других катера обогнули остров по крутой дуге и ушли на юг, бороздя гладкую серую воду. Снук двинулся навстречу Феллету и заметил, что авернианец держит в руке какой-то зеленый с белым предмет. Пристально взглянув на Феллета, Снук послал ему традиционное мысленное приветствие и получил в ответ неустойчивый образ вечно бегущей волны.