Ливингстон схватил руку Гаррода и заглянул ему в лицо. Гаррод почувствовал волну жалости к этому человеку и одновременно необъяснимую уверенность, что тот говорит правду, что, несмотря на все убедительные доказательства, есть место сомнению.
Морган убрал записную книжку.
— Полагаю, для начала достаточно, Бойд. Первым делом тебя надо отсюда вытащить.
— Я собираюсь снова побеседовать с лейтенантом Мэйриком, — внезапно сказал Гаррод. — Подумайте хорошенько, Бойд, не припомните ли еще что-нибудь?
Ливингстон опустился на подушку и прикрыл глаза.
— Я… я съехал на обочину… был слышен шум двигателя… нет, не может быть, я же его выключил… Я… вижу перед собой человека, приближаюсь к нему очень быстро… теперь двигатель ревет… жму на тормоз, но безрезультатно… Удар, Эл, ужасный чавкающий удар…
Ливингстон замолчал, словно пораженный тем, что впервые осознал случившееся, и из-под его сжатых век потекли слезы.
Наутро Гаррод встал рано и позавтракал в одиночестве — Эстер осталась ночевать в доме родителей. Глаза от недосыпания горели, словно в них попал песок, но он все равно поехал прямо на завод, намереваясь поработать с Макфарлейном и юристами-патентоведами.
Однако сосредоточиться никак не удавалось, и после часа тщетных усилий Гаррод бросил дела на помощника, Макса Фуэнте, а сам из личного кабинета позвонил в управление портстонской полиции и попросил к аппарату лейтенанта Мэйрика. Симпатичная телефонистка сообщила, что до полудня Мэйрика не будет.
Гарроду пришло в голову, что он ведет себя безрассудно. Судя по всему, такой опытный законник, как Морган, не сомневается в виновности Ливингстона. Смирилась уже и Эстер и, в конечном счете, даже сам Ливингстон. И все же что-то в доказательствах не давало Гарроду покоя. А может быть, всего лишь дает о себе знать самомнение, в котором его упрекала Эстер? Когда все убеждены, что Ливингстон, одурманенный наркотиками, задавил человека, — не пыжится ли Элбан Гаррод сразить их, поставить себя выше, эффектно раскрыв правду? «Так или иначе, — решил он, — результат будет один».
Гаррод на секунду задумался, а потом прибег к испытанному средству, чтобы вызвать вдохновение: достал из ящика стола большой лист бумаги и обозначил на нем на некотором расстоянии друг от друга все существенные моменты заявлений Мэйрика и Ливингстона. Их он разбил на группы в зависимости от деталей, подробностей и собственных умозаключений. Через полчаса лист был почти полностью исписан. Гаррод попросил принести кофе и, потягивая горячую жидкость, не сводил с бумаги глаз. Наконец, уже допивая вторую чашку, он взял ручку и обвел фразу, которую предыдущим вечером произнес Ливингстон. Она стояла под заголовком МАШИНА: «Теперь двигатель ревет».
Гаррод ездил в «роллсе» Ливингстона, был хорошо знаком с подобными автомобилями и знал, что даже на полных оборотах услышать шум турбодвигателя практически невозможно.
Допив кофе, Гаррод взял в кружок еще один подзаголовок и по видеофону связался с Грантом Морганом.
— Доброе утро. Как там старик?
— Принял успокоительное и спит, — нетерпеливо ответил Морган. — У вас что-нибудь важное, Эл? Я сейчас очень занят делом Бойда.
— Я, между прочим, тоже. Вчера вечером он сказал, что наркотики ему, должно быть, подмешали политические противники. Я понимаю, это звучит дико, и все же: кто заинтересован, чтобы Ливингстон не попал в совет округа?
— Послушайте, Эл, по-моему, вас понесло…
— Причем неизвестно куда. Знаю. Однако — вы ответите или мне самому наводить справки в городе?
Морган, будто изменяя своей натуре, пожал плечами.
— Ни для кого не секрет, как Бойд относится к азартным играм. Он давно подбирается к казино и, если войдет в совет, наверняка хорошенько прижмет их. Я тем не менее сомневаюсь…
— Вполне достаточно. В сущности, мотив мне неважен; главное, такая возможность не исключена. Теперь скажите, вы когда-нибудь сидели в машине Бойда?
— В «роллсе»? Да, я несколько раз с ним ездил.
— Двигатель шумит сильно?
Морган позволил себе слабо улыбнуться.
— Разве там есть двигатель? Мне казалось, нас тянет невидимая сила.
— Иными словами, работает он практически беззвучно?
— Да…
— Тогда как объяснить фразу, сказанную Бойдом вчера вечером? — Гаррод взял свой листок и прочитал: «Теперь двигатель ревет».
— Если бы мне пришлось объяснять, я бы предположил, что возможным побочным действием МСР является обострение восприятия…
— А сочетается ли обострение восприятия с одновременной потерей сознания за рулем?
— Я не специалист по наркотикам, но…
— Ладно, Грант, я и так отнял у вас много времени.
Гаррод выключил аппарат и вновь принялся изучать записи. Незадолго до полудня он предупредил секретаря, миссис Вернер, что уезжает по личному делу, и под серо-стальным небом повел машину к полицейскому упрвлению. Коридоры были буквально запружены людьми, и ему пришлось ждать минут двадцать, пока освободился лейтенант Мэйрик.
— Прошу прощения, — сказал Мэйрик, когда они уже сидели за его столом. — Но вы сами отчасти виновны в нашей перегруженности.
— Каким образом?
— Всюду куда ни плюнь — медленное стекло. Раньше любители подсматривать в замочную скважину особых хлопот нам не доставляли — поступала жалоба, и они либо скрывались, либо попадали к нам. Риск не давал этому занятию вылиться в повальное увлечение. Сейчас ничего не стоит оставить стеклышко в гостиничном номере, в ванной комнате, где угодно. А если кто-либо замечает его и обращается в полицию, нам приходится устраивать засаду и ждать, пока любитель острых ощущений придет за своей собственностью. Потом еще надо доказывать, что это его собственность…
— Простите.
Мэйрик едва заметно покачал головой.
— Что привело вас ко мне?
— Дело моего тестя, разумеется. Вы совершенно не допускаете мысли, что улики против него могут быть сфабрикованы?
Мэйрик улыбнулся и потянулся за сигаретами.
— У нас не принято сознаваться в подобных вещах, но порой надоедает строить из себя эдакого все допускающего, широких взглядов либерала. Поэтому — да, я и мысли такой не допускаю. Что дальше?
— Не возражаете, если я обращу ваше внимание на некоторые моменты?
— Милости прошу. — Мэйрик великодушно махнул рукой, взвинтив водоворотики табачного дыма.
— Благодарю вас. Первое. Сегодня утром по радио я слышал, что Уильям Колкмен — тот, кого сбила машина, — работал в биллиардной в пригороде у реки. Так что же он делал ночью не где-нибудь, а на самой Ридж-авеню? Гулял?
— Кто знает? Может, собирался вломиться в один из тамошних роскошных особняков. Но это не дает права автомобилистам начать на него охоту.
— Стало быть, значения вы этому не придаете?
— Никакого. Что еще?
— Мой тесть, в частности, припоминает, что слышал громкий звук двигателя, но… — Гаррод заколебался, внезапно осознав, как неубедительно звучат его слова, — …но двигатель в его машине работает практически бесшумно.
— У вашего тестя, должно быть, прекрасная машина, — подчеркнуто ровным голосом заметил Мейрик. — И какое же отношение это имеет к делу?
— Ну, раз он слышал…
— Мистер Гаррод, — потеряв терпение, резко перебил его лейтенант. — Не говоря уже о том, что ваш тесть был так накачан наркотиком, что с успехом мог возомнить себя летящим на бомбардировщике, этот якобы бесшумный автомобиль заявил о себе достаточно громко. У меня лежат письменные заявления людей, которые слышали удар, были на месте происшествия спустя тридцать секунд, когда Колкмен еще истекал кровью, и видели мистера Ливингстона в машине.
Гаррод был потрясен.
— Вчера вечером вы не говорили о свидетелях…
— Возможно, потому, что вчера вечером я был занят. Как, между прочим, и сегодня.
Гарро встал, собираясь уйти, но будто помимо собственной воли упрямо продолжил:
— Ваши свидетели не видели самого происшествия?
— Нет, мистер Гаррод.
— Какое освещение на Ридж-авеню? Панели из ретардита?
— Пока нет. — Мейрик злорадно усмехнулся. — Понимаете ли, денежные мешки, живущие в том районе, возражают против установки шпионского стекла у своих домов, и городской совет до сих пор ничего не может сделать.
— Ясно.
Гаррод кое-как извинился перед лейтенантом за беспокойство и вышел из здания. Слабый, совершенно нелогичный проблеск надежды, что он сумеет убедить мир в невиновности Ливингстона, исчез. И все же вернуться на завод оказалось выше его сил. Он поехал в северном направлении, сперва медленно, затем постепенно набирая скорость, по мере того как признавался себе, куда ведет машину.
Трехполосное бетонное шоссе, на территории города называвшееся Ридж-авеню, змеилось к отрогам Каскадных гор. Гаррод отыскал место происшествия, отмеченное на дороге желтым мелом, и остановился. Ощущая смутную неловкость, он выбрался из автомобиля и окинул взглядом погруженные в полуденную дремоту покатые зеленые крыши, лужайки и темную растительность. В этом районе нужды в стекландшафтах не было — вид из окон открывался и без того приятный, — и все же панели медленного стекла оставались достаточно дорогими, чтобы служить символами положения в обществе. Из шести выходящих на автостраду особняков у двух вместо окон зияли прямоугольники, словно вырезанные из склонов холма.
Гаррод сел в машину, включил видеофон и вызвал секретаря.
— Миссис Вернер, прошу вас выяснить, какой магазин поставил стекландшафты жителям дома 2008 по Ридж-авеню. Пожалуйста, займитесь этим немедленно.
— Хорошо, мистер Гаррод. — Лицо на миниатюрном экране недовольно надулось, как при всяком поручении, выходящем, на взгляд миссис Вернер, за рамки ее служебных обязанностей.
— Свяжитесь с управляющим магазина. Пусть он выкупит стекла под любым предлогом. Цена не имеет значения.
— Хорошо, мистер Гаррод. — Миссис Вернер нахмурилась еще сильнее. — Это все?
— Доставьте их ко мне домой. Сегодня к вечеру, если возможно.
Гаррод собирался дать себе передышку, но накопившиеся за пять дней отсутствия дела да еще намеки об уходе со стороны миссис Вернер заставили его на несколько часов заехать на завод. Он поставил машину на обычное место и бессильно обмяк за рулем, пытаясь стряхнуть с себя усталость. В красно-золотом мареве вечернего солнца окружающие строения казались миражом; вдали, на фоне промышленного ландшафта, крошечные белые фигурки играли в теннис. Нежный мягкий луч высветил беззвучную картинку, превратив ее в идеальную средневековую миниатюру. У Гаррода родилось смутное ощущение, что он уже видел это много лет назад, причем воспоминание казалось насыщенным особым смыслом, словно было связано с важным этапом его жизни; и все же точно вспомнить никак не удавалось. Ход его мыслей прервал скрип гравия — к машине приближался Тео Макфарлейн. Гаррод подхватил портфель и вышел.
Макфарлейн поднял указующий перст.
— А ты все не меняешься, Планк?
— Брось, Мак, — отозвался Гаррод, кивнув в знак приветствия. — Какие новости?
— Пока никаких. Прикинул целый диапазон волн и прогоняю на компьютере кривые «время — расстояние». Но тут быстро не управишься. Что у тебя?
— Практически то же самое, только я пытаюсь наложить колебания нескольких частот и посмотреть, можно ли ускорить маятниковый эффект.
— Мне кажется, ты чересчур торопишься, Эл, — задумчиво сказал Макфарлейн. — Мы вызвали в лаборатории эмиссию еще около пятидесяти панелей и каждый раз получали лавинообразное нарастание. В одновременном облучении волнами разной длины что-то есть, однако добиться стабилизации…
— Я же объяснял, почему не могу ждать. Эстер считает, что отец не выдержит тюремного заключения. И ему грозит политическая смерть в случае…
— Но, Эл! Подстроить такое просто невозможно, даже если бы кто-нибудь захотел! Совершенно очевидно: он совершил наезд и убил человека.
— Может быть, даже слишком очевидно, — упрямо заявил Гаррод. — Может быть, это все чересчур убедительно.
Макфарлейн вздохнул и поковырял ногой во влажном гравии.
— Тебе не следует работать дома с двухлетним стеклом, Эл. Ты же видел, какую вспышку дает всего лишь двухдневная аккумуляция.
— Накопления тепла не происходит. Так что лавинообразное выделение мою лабораторию не подожжет.
— Все равно…
— Тео, — перебил Гаррод. — Не надо со мной об этом спорить.
Макфарлейн, смирившись, пожал плечами.
— Мне? С тобой? Я ведь старый любитель интеллектуального дзюдо. Ты же знаешь, как я смотрю на взаимоотношения людей — нет действия без противодействия.
Слова эти неожиданно будто пронзили Гаррода. Макфарлейн помахал на прощание рукой и зашагал к своей машине. Гаррод попытался махнуть в ответ, но тело его словно разладилось: в коленях возникла слабость, сердце застучало тяжело и неритмично, в животе разлился холодок. Внезапно родившаяся мысль стремительно набрала силу и взорвалась экстатической вспышкой.
— Тео, — почти беззвучно проговорил Гаррод. — Мне не нужна помощь медленного стекла. Я знаю, как это было сделано.
Макфарлейн, не расслышав, сел в автомобиль и уехал, а Гаррод, словно окаменев, замер посреди стоянки. Только когда машина скрылась из виду, он очнулся от транса и побежал к зданию. Возле кабинета его поджидала миссис Вернер с искаженным от нетерпения желтоватым лицом.
— Я могу задержаться лишь на два часа, — объявила она. — Так что…
— Ступайте домой. Увидимся завтра.
Едва не оттолкнув ее, Гаррод прошел в кабинет, захлопнул дверь и тяжело упал в кресло. Действие и противодействие. Все так просто. Автомобиль и человек сталкиваются с достаточной силой, чтобы помять бампер машины и лишить человека жизни. Так как автомобили обычно движутся быстро, а пешеходы — медленно, повседневный опыт предрасполагает следователя толковать происшествие единственным образом: машина ударила человека. Но с точки зрения механики, с тем же резальтатом человек мог ударить машину.
Гаррод закрыл лицо руками и попытался представить себе, как могло произойти убийство. Вы одурманиваете водителя наркотиком, рассчитав дозу и время так, чтобы тот потерял контроль приблизительно на желаемом отрезке пути. Если он при этом убьет себя или кого-либо другого — тем лучше, необходимость во второй части плана отпадает. Но если водитель все же сумел благополучно остановить машину, то у вас наготове оглушенная или одурманенная жертва. Вы подвешиваете ее к движущемуся механизму — грузовик-кран с длинной стрелой подойдет идеально — и с размаху бьете в неподвижный автомобиль. Жертва отлетает в сторону и позже ее находят мертвой в нескольких ярдах от машины. Вам остается только скрыться, скорее всего, выключив габаритные фонари.
Гаррод достал из ящика бумагу и отметил все непонятные ранее места, объясняемые новой теорией. Теперь прояснялось присутствие Колкмена в поздний час на Ридж-авеню, а также рев двигателя, который слышали Ливингстон и другие свидетели. «Я жму на тормоз, но безрезультатно», — сказал еще не вышедший из шокового состояния Ливингстон. Естественно — ведь машина стояла на месте.
Как же найти подтверждение? В крови покойного должны обнаружиться следы одурманивающих веществ, на теле — повреждения, которые не могли возникнуть вследствие удара. На одежде неминуемо останется отметка от крюка или иного приспособления для подвески. Проверка ретардитовых мониторов на дорогах, пересекающихся с Ридж-авеню, вероятно, покажет приближение в соответствующее время грузовика-крана или аналогичного механизма.
Гаррод решил позвонить Гранту Моргану и повернулся к видеофону, когда раздался сигнал вызова. Он вдавил кнопку и увидел жену. Судя по полкам и разнообразным приборам на заднем плане, Эстер находилась в его домашней лаборатории.
Она нервно поправила бронзовые волосы.
— Элбан, я…
— Как ты сюда попала? — потребовал Гаррод. — Я запер дверь и велел тебе держаться подальше от этого места.
— Да, но я услышала какое-то жужжание, поэтому взяла запасной ключ, которым пользуется уборщица, и вошла.
Гаррод оцепенел от тревоги. Жужжало автоматическое устройство, сигнализирующее о том, что скорость прохождения информации через ретардит перестала быть постоянной. Запрограммированное оборудование должно было немедленно прекратить облучение в таком случае, но никто не гарантировал, что это сработает. Медленное стекло могло в любой момент вспыхнуть, словно «новая».
— …очень странно, — говорила Эстер. — Стекландшафт стал гораздо ярче, и все в нем ускорилось. Посмотри.
Экран видеофона заполнила панель медленного стекла, и Гаррод увидел обрамленное деревьями озеро на фоне гор. Этот тихий живописный пейзаж сейчас бурлил ненормальной активностью. В небе кружили облака, приносились почти не различимые глазом животные и птицы, бомбой падало солнце.
Гаррод попытался унять звучащую в голосе панику.
— Эстер, панель вот-вот взорвется. Сейчас же уходи из лаборатории и закрой за собой дверь. Немедленно!
— Но, по твоим словам, мы можем увидеть то, что поможет отцу.
— Эстер! — закричал Гаррод. — Если ты сию же секунду не уйдешь, то не увидишь больше ничего в жизни! Ради бога, скорей!
После некоторой паузы он услышал, как хлопнула дверь. Дикий страх утих — Эстер в безопасности, — но то, что происходило в стекландшафте, готовящемся выплеснуть накопленный за два года свет, приковало его к креслу. Солнце утонуло за горой, и упала тьма, но лишь на минуту, в течение которой серебряной пулей прочертила небосклон луна. За десять секунд в адском сиянии промчался еще один день, затем…
Экран видеофона вдруг померк.
Гаррод вытер со лба холодный пот, и в это время по резервным каналам восстановилась связь. На возникшем изображении «разрядившийся» стекландшафт предстал панелью полированного обсидиана, черной как смоль. Видневшаяся часть лаборатории казалась неестественно обесцвеченной, будто на экране черно-белого телевизора. Через несколько секунд он услышал, как открылась дверь и раздался голос Эстер.
— Элбан, — робко произнесла она. — Комната изменилась. Все краски исчезли.
— Ты сюда лучше до моего приезда не заходи.
— Теперь-то уже можно… А комната вся белая, посмотри.
Изображение переместилось, и он увидел Эстер. Ее бронзовые волосы и зеленое платье невероятно ярко выделялись на фоне выцветшего призрачного помещения. Гаррода вновь охватило смутное волнение.
— Послушай, — озабоченно сказал он, — все же я думаю, тебе лучше выйти.
— Тут все стало совсем другим. Взгляни на эту вазу — она была синей. — Эстер перевернула вазочку — на донышке, куда не попадал прямой свет, сохранилась первоначальная окраска. Тревога усилилась, и Гаррод попытался стряхнуть сковавшее мозг оцепенение. Теперь, когда ретардит «разрядился», какая опасность могла существовать в лаборатории? Излученный свет поглотили стены, потолок и…
— Эстер, закрой глаза и уходи, — хрипло проговорил Гаррод. — Здесь полно образцов медленного стекла, и у некоторых период задержки всего…
Его голос сорвался, когда экран вновь озарила вспышка. Эстер закричала сквозь сверкающую пелену, и ее изображение полыхнуло призрачным сиянием, будто оказалось на скрещении лазерных лучей. Гаррод рванулся к двери кабинета, но голос Эстер преследовал его и в коридоре, и по пути домой.
— Я ослепла! — кричала она. — Я ослепла!
Глава 7
Для человека, достигшего самых больших высот в своей профессии, Эрик Хьюберт был на удивление молод. Этот розовощекий толстячок, вероятно, преждевременно полысел, потому что носил ультрамодный напыляемый парик. Кожу на голове покрывала какая-то черная клейкая органика, на которую сильной струей воздуха был нанесен хохолок тонких черных волос. Гарроду не верилось, что перед ним один из лучших офтальмологов западного полушария. Он даже чувствовал смутную радость, что Эстер, неестественно прямо сидящая напротив врача за огромным полированным столом, не может видеть Хьюберта.
— Настал момент, которого мы так долго ждали, — сказал Хьюберт низким протяжным голосом, совершенно не соответствующим его внешности. — Все утомительные проверки позади, миссис Гаррод.
«Дела, видно, плохи, — подумал Элбан. — Разве бы он начал так, имея хорошие известия?» Эстер чуть подалась вперед, но миниатюрное лицо за темными очками оставалось безмятежным. Расслабляющие интонации Хьюберта, казалось, мирили ее с окружающей тьмой. Гаррод, страшась думать о трагедии, вспомнил средних лет даму, подругу тетушки Мардж, которая хотела научиться игре на фортепиано и, остро воспринимая свой возраст, нашла слепого преподавателя.
— Что же они показали? — Голос Эстер был твердым и четким.
— Да, миссис Гаррод, удар вы получили, что называется, не в бровь… От вспышки роговая оболочка и хрусталики обоих глаз потеряли прозрачность. На нынешнем уровне развития офтальмологии хирургия бессильна.
Гаррод недоуменно покачал головой.
— Но ведь роговицу легко пересадить! Что касается прозрачности хрусталика… разве это не катаракта? Почему же нельзя, с необходимым перерывом, прооперировать дважды?
— Мы имеем дело с особым случаем. Сама структура роговой оболочки так изменилась, что пересаженная ткань будет отторгаться уже через несколько дней. Еще счастье, что не началось прогрессирующее омертвление тканей. Мы, конечно, можем удалить хрусталики — вы совершенно верно заметили, — как при лечении обыкновенной катаракты. — Хьюберт замолчал и поправил свой нелепый демонический хохолок. — Но без здоровой прозрачной роговицы вашей жене лучше не будет.
Гаррод посмотрел на умиротворенное лицо Эстер и тут же отвел взгляд.
— Невероятно! Тебе чуть ли не запросто могут вложить в грудную клетку сердце свиньи, а какая-то простая глазная операция…
— В данном случае операция была бы отнюдь не простой, мистер Гаррод, — заметил Хьюберт. — Послушайте, ваша жена получила удар под дых, а вы хотите, чтобы она сразу встала и продолжала идти.
— Разве? — Использование подобных образных сравнений и поговорок, когда речь шла о несчастье — слепоте — внезапно вывело Гаррода из себя.
— А мне кажется, что…
— Элбан! — Голос Эстер прозвучал неожиданно надменно. — Мистер Хьюберт уделил мне внимание и оказал помощь, какие только могут купить деньги. И я уверена, его ждут другие пациенты.
— Ты не понимаешь, что он говорит. — Гаррод чувствовал, как где-то глубоко внутри в нем зарождается паника.
— Прекрасно понимаю, дорогой. Я слепа, вот и все. — Эстер улыбнулась куда-то в область правого плеча Гаррода и сняла очки, открыв обесцвеченные глаза. — А теперь отвези меня домой.
Гаррод мог лишь единственным образом охарактеризовать свою реакцию на мужество и самообладание Эстер — он был пристыжен.
Спускаясь в лифте, он тщетно пытался найти подходящие слова, но молчание не смущало Эстер. Она стояла, высоко подняв голову, и слегка улыбалась, обеими руками держа его ладонь. В вестибюле здания Медицинского искусства толпились люди с камерами.
— Прости, Эстер, — прошептал Гаррод. — Здесь съемочные группы. Видимо, им сообщили, что мы в городе.
— Меня это не беспокоит… Ты знаменит, Элбан.
Она еще крепче сжала его руку, и они вышли на улицу к автомобилю. Гаррод отмахнулся от микрофонов, и через несколько секунд машина уже неслась к аэропорту. Эстер не преувеличила его известность. Гаррод оказался в центре двух независимых событий, ставших сенсациями и завладевших всеобщим вниманием. Во-первых, получила распространение приукрашенная версия, как он в одиночку сумел раскрыть попытку портстонского игорного синдиката опорочить его тестя. А во-вторых, ходила история о секретных работах в области медленного стекла, приведших к созданию нового страшного оружия, первой жертвой которого пала жена изобретателя. Все попытки Гаррода растолковать истинное положение дел достигли прямо противоположного результата, и он решил придерживаться политики молчания.
В аэропорту Гаррод выхватил взглядом из толпы репортеров лицо Лу Нэша и повел Эстер к самолету. Там тоже поджидали журналисты и операторы, но Лу быстро поднял машину в воздух. После короткого перелета в Портстон руководитель отдела по связям с общественностью Мэнстон помог им пробиться сквозь плотные ряды репортеров, и вскоре они оказались дома.
— Давай посидим в библиотеке, — сказала Эстер. — Это единственная комната, которая стоит у меня перед глазами.
— Конечно. — Гаррод подвел Эстер к ее любимому креслу, сам сел напротив, и вокруг тотчас сомкнулось холодное коричневое молчание комнаты.
— Ты, должно быть, устала, — проговорил он. — Попрошу принести кофе.
— Я ничего не хочу.
— Что-нибудь выпить?
— Не надо. Давай посидим, Элбан. Мне придется привыкать к большим переменам…
— Понимаю. Могу я для тебя что-нибудь сделать?
— Просто побудь со мной.
Гаррод кивнул и откинулся на спинку, глядя как ползет в высоких окнах предзакатное солнце. В углу громко тикали старинные часы, с каждым махом маятника творя и разрушая далекие вселенные.
— Скоро приедут твои родители, — спустя некоторое время произнес он.
— Нет. Я сказала, что сегодня мы хотим побыть одни.
— Но тебе лучше с людьми.
— Кроме тебя, мне никто не нужен.
Они пообедали вдвоем, затем вернулись в библиотеку. Всякий раз, когда Гаррод пытался начать разговор, Эстер давала понять, что она предпочитает молчание. Гаррод взглянул на часы — полночь, словно гребень горы, оставалась далеко впереди.
— Может быть, послушаешь какую-нибудь из звуковых книг, что я принес?
Эстер покачала головой.
— Ты же знаешь, я всегда была безразлична к чтению.
— Но это совсем другое — будто радио.
— Если бы мне захотелось, я бы послушала настоящее радио.
— Однако… Впрочем, ладно.
Гаррод заставил себя замолчать и взял книгу.
— Что ты делаешь?
— Ничего. Просто читаю.
— Элбан, есть одна вещь, которая доставила бы мне удовольствие, — проговорила Эстер минут через пятнадцать.
— Что именно?
— Давай посмотрим вместе телевизор.
— Э… Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Возьмем каждый по комплекту. — Эстер по-детски оживилась. — Я буду слушать, а если чего-нибудь не пойму, ты мне объяснишь, что происходит. Так мы будем смотреть вместе.
Гаррод замялся. Снова всплыло слово «вместе», так часто повторяемое Эстер в эти дни. Ни она, ни он не возвращались больше к вопросу о разводе.
— Хорошо, дорогая. — Гаррод достал два стереокомплекта и один из них надел на голову Эстер. Ее лицо выражало покорное ожидание.
Подъем к полуночи становился все длиннее и все круче.
На четвертое утро он схватил Эстер за плечи и повернул ее к себе.
— Все, сдаюсь! Да, в том, что ты ослепла, есть и моя вина. Но я так больше не могу!
— Чего не можешь, Элбан? — обиженно и удивленно спросила Эстер.
— Терпеть это наказание. — Гаррод судорожно втянул в себя воздух.
— Ты слепа — но я не слеп. Мне нужно продолжать работать…
— У тебя есть управляющие.
— …и жить!
— Ты по-прежнему хочешь развода! — Эстер вырвалась, пробежала несколько шагов и упала, ударившись о журнальный столик. Она лежала на полу, не делая попытки встать, и тихо плакала. Гаррод секунду беспомощно смотрел на жену, потом поднял ее и прижал к себе.
Днем по видеофону позвонил Макфарлейн. Руководитель научно-исследовательских работ выглядел бледным и усталым, и только уменьшенные вогнутыми линзами глаза его ярко сияли. Разговор он начал, как всегда справившись об Эстер, но нарочито спокойный тон не мог скрыть владевшего им возбуждения.
— Нормально, — ответил Гаррод. — Сейчас идет период адаптации…
— Представляю. Между прочим, когда тебя ждать в лаборатории, Эл?
— Скоро. На днях, вероятно. Ты звонишь, просто чтобы скоротать время?
— Нет. Вообще-то говоря…
Гаррода кольнуло предчувствие.
— Получилось, да, Тео?
Макфарлейн с мрачным видом кивнул.
— Мы добились управляемой эмиссии. Самый обыкновенный маятниковый эффект, но с переменной частотой, регулируемой обратной связью в рентгеновском диапазоне. Сейчас мои ребята гоняют кусок медленного стекла, как домашний кинопроектор. Хотят — ускорят до часа за минуту, хотят — замедлят почти до полной остановки.
— Полный контроль!
— Я же говорил — дай мне три месяца, Эл; прошло всего десять недель. — Макфарлейн смутился, словно сболтнув то, о чем предпочитал бы молчать, и Гаррод немедленно понял. Если бы не его эгоистические попытки добиться успеха самому, Эстер не потеряла бы зрение. Вина и ответственность лежали на нем, и только на нем.
— Поздравляю, Тео.
Макфарлейн кивнул.
— Я думал, что буду ликовать. Ретардит теперь безупречен. Заданный период задержки — вот что его ограничивало. Отныне простой кусок медленного стекла превосходит самые дорогие кинокамеры. Все прежнее бледнеет по сравнению с тем, что нас ждет впереди.
— Так чем же ты недоволен, Тео?
— Я только что понял, что никогда больше не буду по-настоящему один.
— Не мучь себя, — тихо проговорил Гаррод. — Нам всем придется с этим свыкнуться.
Глава 8
Весть о том, что Эстер снова будет видеть — хотя и совершенно необычным способом, — пришла в день, который был уже расписан Гарродом до минуты.
Первым в то утро он принимал Чарльза Мэнстона: они собирались обсудить «широкий круг проблем, касающихся связей с общественностью». Мэнстон был высок и тощ, с орлиным профилем и небрежно висящими прядями черных волос. В одежде он отдавал предпочтение сугубо английскому стилю (вплоть до темно-синих галстуков в белый горошек) и говорил с акцентом, который Гаррод про себя называл среднеатлантическим. Некогда Мэнстон был маститым журналистом, а теперь умело и энергично руководил отделом по связям с общественностью.
— Это продолжается год, если не больше, — сказал он, силясь вернуть к жизни сигарету с золотым мундштуком. — Общественное мнение восстает против наших изделий.
Гаррод перебирал газетные вырезки и записи передач, которые положил перед ним Мэнстон.
— А вы не сгущаете краски? Вы уверены, что существует такой зверь, как общественное мнение?