— Он прочитал сегодня утром вдохновенную проповедь. — Чэм показал на свои грязные брюки с наигранным отвращением. — Но, думаю, я подожду, пока здесь не откроются отели и не проложат водопровод.
— Чэм Уайт! — Нора подтолкнула его локтем. — Ты оскорбляешь Господа.
— Зато вид этих брюк оскорбляет всех остальных. Я не дождусь, когда смогу переодеться во что-нибудь более приличное.
— Я пошла! — Нора пожала Никлину руку, чмокнула его в щеку и стала спускаться вниз по склону.
Чэм подождал, пока она удалится на достаточное расстояние.
— Джим, я не знаю, что произошло между вами и Зинди, и не хочу знать,
— быстро сказал он. — Но у меня такое чувство, что она хочет поговорить с вами прежде, чем мы уедем. Вы не спуститесь сейчас со мной?
Сердце Никлина екнуло.
— Конечно, Чэм.
Он шел рядом с Уайтом, окидывая взглядом группы суетящихся людей. К каждому «Керлью» выстроилась очередь, но несколько семей все же предпочли на какое-то время остаться подле «Тары». Дети возбужденно носились между группами взрослых. Повсюду бродили журналисты с камерами и диктофонами. Чиновники из Рашпорта, в том числе люди из отдела социального обеспечения и несколько полицейских занимались своими крайне важными делами, понятными только им самим. Гул приближающегося вертолета усиливал впечатление, что этот случайно выбранный клочок земли оказался вдруг в центре внимания всего остального мира.
На Орбитсвиле радиосвязь была невозможна, но здесь Флейшер сумела сразу же вызвать космопорт в Бичхеде. Ее слова вызвали сенсацию даже в том мире, жители которого уже устали удивляться. Никлин в который раз подумал, что все произошло так, как предсказывал Скотт Хепворт. Астрономические чудеса хороши для тех, кто интересуется подобными вещами, а вот сотня людей чудесным образом вернувшаяся из небытия — это настоящая, неподдельная новость.
Никлин забыл обо всем остальном, когда увидел стройную фигуру Зинди в зеленом платье. Девушка стояла у покрытого оранжевыми пятнами цветов куста банданы. Чэм куда-то делся, проявляя такт и деликатность, и Никлин в одиночку направился к Зинди. Когда он подошел поближе, девушка взглянула на него каким-то странным, внимательным и задумчивым взглядом. Этот взгляд необъяснимым образом напомнил ему последнюю встречу с Дани.
— Здравствуй, Зинди, — неловко сказал Никлин. — Я слышал, ты уезжаешь домой.
— Да. — Ее глаза неотрывно следили за его лицом. — Назад, в Оринджфилд. На время.
— Это хорошо. — Он никак не мог заставить себя взглянуть ей в глаза.
— А… Мне надо идти, Зинди. Я нужен Роппу на корабле.
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем ты нужен Роппу на корабле?
— Ну, видишь ли… — Джим страстно желал найти добротную, правдоподобную причину. — Корабль не предусмотрен для стоянки на таком мягком грунте. В вертикальном положении он должен покоиться на шести специальных опорах. А сейчас мягкий грунт давит непосредственно на обшивку корабля и постепенно разрушает несущие конструкции. Это может привести к нарушению герметизации и…
Смутившись, он замолчал, Зинди же разразилась довольным смехом.
— Все это бычий навоз, — предъявила она свое обвинение. — Ты лжец, Джим Никлин! Это одна из твоих историй! Ты все выдумал.
— Ну… — Он наконец посмотрел Зинди в глаза и некоторое время размышлял над тем, что же увидел в них. И решил, что видит ничто иное, как радость. В глазах Зинди сияла радость! — Может, ты и права.
Зинди перестала смеяться.
— Что с тобой произошло, Джим?
— Я… — Он растерянно и безнадежно развел руками. — Я сбился с пути, Зинди. Это все, что я могу сказать.
— Вполне достаточно.
Она подошла поближе, обняла его и поцеловала. В ее прикосновениях, в ее прижавшемся к нему теле не было ничего чувственного. От ее волос исходил детский запах чистой испарины. Джим долго сжимал девушку в объятиях, затем отступил на шаг, порылся в кармане и достал древнюю монету, которая уже однажды висела на ее груди.
— Ты не заберешь ее обратно? — спросил он.
— Я как раз собиралась попросить тебя об этом. — Зинди положила монету на раскрытую ладонь. Пропеллеры «Керлью» зашумели. — Похоже, они скоро взлетят, Джим. Тебе надо пошевеливаться.
— Пошевеливаться?
— Да, пошевеливаться! Самолет Дани взлетит через пару минут. А ты все стоишь здесь. Ты что, собираешься позволить ей лететь в Бичхед одной?
Никлин проследил за направлением ее взгляда и увидел Дани в группе ожидающих очередной посадки. Рядом с ней он узнал человека в форме. Пера Боссардта.
— Может, она и не одна летит?
— Отправляйся туда и выясни! — Крошечный подбородок Зинди решительно вздернулся. Жест хорошо знакомый ему по прежним временам. — Джим Никлин, если вы ничего не сделаете, я никогда больше не заговорю с вами. Отправляйся!
— Хорошо, хорошо!
Никлин медленно зашагал в высокой траве. Кровь стучала в висках. Он остановился в десяти шагах от группы, не в силах найти слова, которые скажет Дани. Женщина стояла совершенно неподвижно и смотрела на него из-под полей черного сомбреро. На лице Боссардта появилась легкая вопросительная улыбка.
— Дани, — в отчаянии сказал Никлин. — Мне нужно поговорить с вами.
Он ждал, понимая — все висит на волоске. Если Дани попросит его подойти, то их разговор услышат все остальные и в нем не будет никакого смысла. В тени сомбреро ее лицо было необычайно красивым и абсолютно непроницаемым. Непроницаемым, как всегда. Прошло несколько томительных секунд. Затем Дани отделилась от очереди и подошла к нему.
— О чем вы хотите поговорить? — Ее глаза под тяжелыми веками были холодны и спокойны, в них сквозило легкое любопытство.
Голова его была пуста.
— Что вы собираетесь делать в Бичхеде?
— Какое-то время ничего. Мне нужен отдых.
— Нам всем нужен отдых. — Никлин попытался улыбнуться. — Нам здорово досталось.
— Да.
— Что ж… Быть может, как-нибудь увидимся в Бичхеде.
— Быть может. — Дани оглянулась на людей, смотревших на них из летательного аппарата. — Самолет сейчас отправится.
— Да… — Никлин судорожно сглотнул воздух. Он понимал — такой момент ему больше не представится никогда в жизни. — Не улетай, Дани. Не улетай сегодня.
Ее глаза расширились.
— Что вы говорите?
— Я говорю, что мне плевать на те деньги. Я говорю, что сожалею обо всем, что я сказал тебе в прошлом. Я сожалею, что так плохо обходился с тобой все это время. Я говорю, что не хочу, чтобы ты уезжала. Я… я люблю тебя, Дани.
— Этого недостаточно, Джим.
Ее тихий голос дрогнул.
— Тогда… в то утро в Оринджфилде… когда я приехала к тебе…
— Да.
— Ты веришь?.. Я любила тебя, Джим! Ты веришь? Если ты сомневаешься, если ты хоть немного сомневаешься, Джим… Хоть тень сомнения… У нас никогда ничего не сложится.
— Я верю! — с жаром ответил он. Пот заливал глаза. Он моргнул, чтобы лучше видеть. — Я клянусь…
— Не надо клясться, — пробормотала она, прижав палец к его губам. — Ты сказал эти слова, и я не хочу больше ничего слышать.
Дани прижалась к нему. Никлин обнял ее и в тот же миг понял, что на них со всех сторон смотрят десятки людских глаз.
— На нас смотрят, — прошептал он. — Может прогуляемся?
Позже они, обнявшись, лежали в окружении разросшихся кустов банданы и говорили о предстоящих долгих годах.
— Хотя Кори уже нет, начатое им дело будет продолжаться и продолжаться, — мечтательно сказала Дани. — Мне нравится идея основать здесь новый город. «Тара» станет его центром. Мы можем так много сделать.
— Этот город станет хорошим памятником. — Никлин размышлял о трех прошедших годах. — Я почти всегда не соглашался со всем, что говорил Монтейн, но теперь понимаю — он был абсолютно прав. Все дело в выборе слов. Он пользовался терминами религии, а я предпочитал словарь науки, но Кори знал, что Орбитсвиль — это ловушка… тупик…
— Ты изменился, Джим. — Дани приподнялась и посмотрела на него сверху. — На корабле… когда это случилось… ты видел Бога? Как все остальные?
«Следует ли мне солгать? Если я принимаю идею разумной галактики лишь потому, что галактика — достаточно сложная структура, чтобы в ней существовала майндонная личность, то что тогда можно сказать о Вселенной? Разве Вселенная не является высшей структурой? А следовательно, не является ли она и высшей сапионной личностью?
Но тогда… не достойна ли эта личность имени Бога?»
— Я видел то, что видели все остальные, — ответил он своей любимой. — Разве я стал бы тебе лгать?
Когда б я властен был над этим небом злым,
Я б сокрушил его и заменил другим,
Чтоб не было преград стремленьям благородным
И человек мог жить, тоскою не томим.
О.Хайям «Рубаи»