7

Несколько секунд, каждая из которых громовым ударом отдавалась у него в голове, Мирр таращился на пустое пространство, которое только что занимали бронзовые великаны. Куда они подевались? Казалось совершенно невозможным, чтобы такие массивные и в высшей степени реальные создания исчезли, не оставив следа. Ведь нужно же верить собственным глазам? Или не нужно?

Потрясение, вызванное внезапной отсрочкой смертного приговора, потихоньку выветрилось, и окружающее начало приобретать форму и цвет. Мирр заметил, что вокруг происходит нечто странное. Стены и потолок с каждой секундой становились все чище и светлее, трещины в штукатурке затягивались, а краска — что противоречило естественному ходу вещей — меняла цвет и обновлялась!

Неизвестно откуда доносилось настойчивое энергичное гудение, а свет в окошке мигал с пугающей быстротой. Жуя нижнюю губу, Мирр попытался связать эти эффекты с неким недавним случаем… перед его мысленным взором всплыл мечущийся по аквариуму аспатрианский омар… отдельные части головоломки соединились в единое целое… и Мирр громко застонал от отчаяния.

Оскары отнюдь не канули в небытие. Они остались, какими были, накрепко запертые в 2386-ом году от рождества Христова! Это он — Войнан Мирр — растворился в эфире на их глазах!

Его занесло в работающую машину Времени!

— Со мной не могло этого случиться! — громко сказал он и упрямо затряс головой, но мозг его выуживал из недавнего прошлого все новые и новые факты. Официант в «Голубой лягушке» назвал свой портативный аппарат «одноступенчатым интравертором», а это предполагало наличие и других типов, среди которых мог оказаться и двухступенчатый экстравертор и… вообще что угодно!

Если интравертор изменял течение времени внутри себя, никоим образом не воздействуя на окружающий мир, то экстравертор — мозг Мирра упрямо сражался с неизвестными понятиями — поддерживал нормальное течение времени внутри себя и заставлял Вселенную стариться или молодеть. Термин «двухступенчатый» подразумевал, что у оператора есть выбор, куда направить машину: в прошлое или в будущее Но Мирр не управлял машиной, в которой очутился случайно! Он не имел ни малейшего представления о том, где у нее выключатель, в какую сторону движется машина, и какому идиоту пришло в голову запрятать ее в туалете на фабрике, производящей дождевики!

Решив сделать хоть что-то, Мирр вскочил на ноги, гудение тут же смолкло, а из окошка полился ровный яркий свет. Он повернулся и задумчиво посмотрел на шаткий потрескавшийся унитаз, гоня прочь мысли о том, что где-то внутри него замаскировано устройство, включающее машину времени, когда кто-нибудь присаживался по своим делам. Мир Мирра и без того уже исказился до неузнаваемости, но ведь должен же быть предел несуразностям! Торопясь выбраться из сферы действия машины, Мирр выскочил на лестничную клетку и огляделся. В здании было тихо но теперь оно имело вид, вполне обитаемый, и это обстоятельство в сочетании с почти новенькой краской на стенах дало Мирру основание заключить, что путешествовал он в прошлое. Оставался нерешенным один вопрос — на сколько лет?

Ошеломленный, с трясущимися от напряжения конечностями, Мирр открыл дверь слева от себя, прислушался, шагнул вперед и очутился в большой комнате, приспособленной, очевидно, под научную лабораторию. Ожидавший увидеть ряды швейных машин Мирр, не обращая внимания на раскиданные всюду инструменты, мотки проволоки и электронные потроха, первым делом шагнул к висевшему на стене календарю и почувствовал, как у него слабеют колени. На календаре стояла дата 2292, и это могло означать только одно — он углубился в историю на целых девяносто четыре года!

Мирр прижал ладонь ко лбу, пытаясь заново осмыслить ситуацию. Как узнать о своем прошлом, если оно в будущем? Каким образом воссоединиться с родителями, если их еще нет на свете?

Окинув помещение полубезумным взором, он заметил на рабочем столе газету, на которой лежали остатки чего-то, напоминающего пирог со свининой. Мирр стряхнул их на пол. Дата под заголовком — 3 июня 2292 года

— совпадала с календарем. Мирр все еще уныло глазел на цифры, когда дверь лаборатории с треском распахнулась.

— Руки вверх! — рявкнул мужской голос. — И постарайся не делать лишних движений, потому что у меня пистолет и направлен он как раз на твой четвертый позвонок позвонок!

Мирр отрешенно поднял руки:

— Послушайте, я совсем не вор!

— Об этом буду судить я, — объявил голос, — но мне кажется, что ведешь ты себя как вор вор.

— Укравший поганую газету! — вскричал Мирр, выведенный из себя очередной несправедливостью судьбы и манерой противника повторять последние слова предложений. — Всего-то!

— А вдруг я записал важную информацию на этой газете газете.

— Записал?

— Нет, но ты этого никогда не узнаешь… Повернись и покажи мне свое лицо!

Мирр тяжело вздохнул и повернулся. Пухлый краснолицый коротышка, держащий его на прицеле, вздрогнул от удивления.

— Это ты ты… — прошептал он.

— Конечно, — Мирр был удивлен не меньше собеседника, но сохранил достаточно самообладания, чтобы перехватить инициативу.

— А ты разве не знаешь? — ответил коротышка, снова возвращая ее.

— Я-то знаю, мне просто хотелось удостовериться, знаешь ли ты…

— Откуда? Я тебя ни разу в жизни не видел.

— Когда я повернулся, ты сказал: «Это ты!»

— Я сказал не так!

— Верно, ты сказал: «Это ты ты!»

— Насмехаешься над людскими недостатками! — На цветущей физиономии появилось презрительное выражение. — Мне казалось, этот вид грубости вывелся еще в девятнадцатом веке.

— Я не смеюсь, — нетерпеливо сказал Мирр. — Я просто говорю тебе, что случилось случилось.

— Никак не угомонишься? — коротышка размахивал пистолетом уже перед самым лицом Мирра. — Я ни секунды не буду колебаться, если мне придется воспользоваться вот этим этим! Ну, отвечай, кто ты?

— Ты и сам знаешь!

— Я тебя никогда раньше не видел, просто ты похож на одного моего знакомого. Как тебя зовут?

— Войнан Мирр.

— Таких имен не бывает! — взвизгнул коротышка, и его щеки обрели опасный в его возрасте вишневый оттенок. — Предупреждаю, еще одна шутка, и все это плохо кончится!

— Но это мое имя по крайней мере, мне так кажется, — ответил Мирр, прилагая отчаянные усилия, чтобы дрожание голоса не выдало его жалости к самому себе. — Понимаешь, я потерял память.

— Так я тебе и поверил!

— Это правда.

— Больше всего ты похож на шпиона, который охотится за моими идеями. Меня-то ты знаешь, надеюсь? Профессор Арман Леже, изобретатель!

— Откуда мне знать тебя, если я даже про себя ничего не знаю? — грубо ответил Мирр. — Повторяю, я потерял всю память о прошлой жизни!

Леже продолжал, не отрываясь, смотреть на него, и постепенно в его взгляде появилось несколько неуместное выражение удовольствия.

— Я знаю, что делать! — воскликнул он, лучась наслаждением. — И как только это не пришло мне в голову сразу же! Я проверю тебя на своем правдоискателе! Вот идеальный случай испытать его!

— Правдоискатель? Испытать? — Мирр в свою очередь уставился на Леже. До него постепенно доходило, что он угодил в лапы ученого-маньяка. Наружностью Леже, с его щечками-помидорчиками и венчиком седых волос, походил на жизнерадостного монаха, но внешность обманчива и, судя по первому впечатлению, он способен был с такой же легкостью засунуть мозг жертвы неудавшегося эксперимента в банку с формалином, с какой жена фермера укладывает в бочку капусту для засолки. Любопытный дефект речи, благодаря которому Леже напоминал робота со слетевшей шестеренкой, вполне мог быть признаком того, что сей изобретатель давно уже изжил в себе все человеческое.

— Вы не имеете права испытывать на мне машину, — твердо сказал Мирр.

— Это запрещено законом!

— Но ведь никто не узнает!

— Оскары… — Поняв, что бесполезно угрожать маньяку существами, которые появятся только через столетие, Мирр замолк.

— Успокойся, это совсем не больно. Раздевайся и садись вон туда.

Пользуясь револьвером как указкой. Леже привлек внимание Мирра к машине, имевшей весьма неприятное сходство с электрическим стулом.

Понукаемый упирающимся в ребра дулом, Мирр сбросил остатки костюма и уселся в деревянное кресло, позволив пристегнуть свои руки и ноги толстыми ремнями. Леже вытащил откуда-то хромированный шлем, соединенный множеством проводов с пультом управления и водрузил его на голову Мирра. Довольно насвистывая, он выдвинул ящик одного из лабораторных столов и извлек на свет божий розовый кружевной бюстгальтер, левая чашка которого была заполнена миниатюрными радиодеталями. Застегнув бюстгальтер на груди Мирра, он еще несколько минут подправлял и подкручивал что-то внутри него. Опасения Мирра еще больше усилились, когда он увидел, что ученый расставляет вокруг кресла шесть подставок с аэрозольными баллончиками. Управлялись все баллончики одним рычагом.

— Отпустите меня, — попросил Мирр, забыв о гордости. — Если вы меня отпустите, я не причиню вам больше никаких неприятностей.

— О каких неприятностях ты говоришь, сынок? Напротив, я весьма рад!

— А я — нет!

— Какое это имеет значение? Всякий, кто тайком пробирается в научную лабораторию, должен ожидать неприятностей для себя!

— Но я думал, что это ткацкая фабрика! Так написано на вывеске!

— Всем известно, что я купил этот дом у АКМЕ два года назад, когда она обанкротилась. Такие отговорки меня не удовлетворяют! — По мере того как Леже заканчивал приготовления, фанатичный блеск в его глазах разгорался все ярче. — Однако, хватит препираться! Пришло время доказать, что правдоискатель Леже достоин занять место в одном ряду с другими его выдающимися изобретениями, например, пам…

Коротышка внезапно умолк и прикрыл рот ладонью, будто совершил непростительную ошибку.

— Что вы хотели сказать? — заинтересовавшись, спросил Мирр.

— Ничего. Совсем ничего. — Леже торопливо перебросил несколько тумблеров на панели и ухватился за рычаг, управляющий шестью баллончиками.

— Десять, девять, восемь, семь, шесть…

— Что вы собираетесь со мной делать? — нервно крикнул Мирр.

— Подавить психогальванические рефлексы, — ответил Леже. — Пять, четыре, три, два, один, ноль!

Он дернул рычаг, и баллончики с громким шипением исторгли свое содержимое в направлении Мирра.

— Только не газ! Что угодно, только не газ! — завопил Мирр, извиваясь в путах, но замолк и стал недоверчиво принюхиваться к обволакивающему его облаку удушливой вони.

— Эй, так это же дешевый Деревенский Дезодорант «Вьющаяся Роза»!

— Верно, — согласился Леже. — Прошу прощения за запах, но… в универмаге за углом недавно была распродажа… в три раза дешевле!

Мирр неуверенно хихикнул.

— Но почему именно дезодорант?

— Это не принципиально, важен только антиперспиративный эффект.

— Не понимаю…

— Чтобы подавить твои психогальванические рефлексы, дубина! Знаешь, как работает обычный детектор лжи? Если испытуемый врет, он испытывает эмоциональный стресс и потеет, увеличивая тем самым электропроводность кожи. Тот же самый стресс учащает биение его сердца и меняет мозговые ритмы. Полиграф засекает все это и определяет, когда ему врут, но это только полдела! Определить ложь еще не значит узнать правду, верно?

— Гм-м…

— Ну конечно, это не одно и то же! Вот я и заставил систему обнаружения лжи работать в обратном порядке. Сейчас ты не можешь потеть, потому что все твои поры забиты антиперспирантом; биение твоего сердца не может ускориться, потому что рядом с ним, — Леже указал на бюстгальтер, — работает ускоритель ритма; а надетый на тебя шлем все время выдает нормальную энцефалограмму. Так что теперь стоит мне задать вопрос, ты, лишенный возможности воспользоваться психофизическим атрибутами лжи, вынужден будешь говорить только правду! Чрезвычайно изобретательно, ты не находишь?

На Мирра эта тирада не произвела никакого впечатления.

— А что, если я просто откажусь говорить?

Леже взял со стола револьвер.

— Тогда я пристрелю тебя!

— Вот это и в самом деле изобретательно, — сухо заметил Мирр. — Надеюсь, вы понимаете, что все это — напрасная трата времени? У меня нет абсолютно никаких причин утаивать правду.

— Не лги мне!

— Как я могу лгать, если сижу в правдоискателе?

— Ах да, я забыл, — засуетился застигнутый врасплох Леже, — но не воображай, что ты умнее меня, Норман!

— Я не… — Мирр пронзил собеседника взглядом. — Почему вы назвали меня Норманом?

— Гм-м… ты сам сказал, что тебя зовут Норман.

— Итак, вы утверждаете, что мы никогда не встречались раньше, что я — вор или шпион, и тем не менее упорно называете меня по имени, как старого знакомого. Где логика, профессор? Признайтесь, что встречали меня раньше и знаете, кто я такой! Признайтесь, что… — Тут Мирр вынужден был прервать поток красноречия, потому что в запале наклонился слишком далеко вперед и струя дезодоранта ударила ему прямо в нос, заставив расчихаться. Кроме того, он вспомнил, что пребывает в эпохе, в которой, строго говоря, еще не родился. Непонятно, откуда Леже мог знать его, однако…

— В чем дело, яйцеголовый? — злорадствовал Леже. — Запутался в собственной терминологии?

— Почему вы назвали меня яйцеголовым? — спросил Мирр, в душе которого еще теплилась надежда на благополучный исход приключения. Ему пришло в голову, что лучшим решением проблемы было бы освободиться самому, а к машине, если она, конечно, работает, привязать профессора. Однако действовать следовало дипломатично, и он решил подольститься к тюремщику.

— …терпеть не могу яйцеголовых! — гнул свое Леже. — Они почему-то думают, что если ходили в университет и получили какую-то там степень, то превзошли умом простого человека, покинувшего школу в пятнадцать лет!

— Это просто смешно, — пробормотал Мирр.

— Ни один из этих так называемых ученых и изобретателей в подметки мне не годится! Не университетское образование сделало Эйнштейна великим, а простой и по детски наивный подход к проблемам! Смею тебя уверить, мой подход еще проще и наивнее!

— Не сомневаюсь…

— Спасибо. — На какое-то время Леже успокоился, но вспомнив о незавершенном эксперименте, напустил на себя вид суровый и решительный. — Продолжим допрос! Что ты бормотал про потерю памяти?

— Это правда, профессор. Я не знаю, кто я такой. Жизнь для меня началась месяц назад…

Леже глянул на приборы и кивнул.

— Мне казалось, это бывает только в кино. Что же послужило причиной столь необыкновенного события?

— Я вступил в Космический Легион, чтобы забыть что-то определенное, а они стерли всю мою память!

— Легион, как же, как же, — разволновался Леже. Понятно! Они занимаются этим всего год, и, наверное, что-то в машине разладилось.

Мирр отрицательно покачал головой.

— Я вступил в 2386 году — к этому времени инженеры Легиона уже должны были бы научиться пользоваться оборудованием.

— Но это… хмм… через девяносто четыре года! — Леже бросил непроизвольный взгляд в сторону лестничной клетки, где располагался туалет. — Так ты…

— Вот именно! За мной гнались, я вбежал в этот дом (сам не знаю, почему) и схоронился в сортире. Потом все пошло кувырком: я уже в 2292-ом, а вы целитесь в меня из револьвера.

— Значит, это случилось снова, — горестно пробормотал Леже. — Старику Смиркоффу за многое придется ответить!

Мирр в замешательстве нахмурил лоб.

— Кто такой Смиркофф?

— Дмитрий Смиркофф — наигнуснейший человек на Аспатрии! — Удовлетворенный объяснениями Мирра, Леже начал разбирать правдоискатель. — Он соорудил нелегальную машину времени и установил ее в туалете. Сама клеть спрятана в стенах стенах.

Недоумение Мирра достигло крайних пределов.

— Он что, рехнулся?

— Смиркофф был владельцем фабрики. Его беспокоило, что он должен платить девушкам и за то время, что они проводят в туалете, так что однажды под рождество, когда на фабрике никого не было, он явился сюда с разобранной машиной времени, построил ее вокруг туалета и заново оштукатурил стены, чтобы никто не догадался. Мне говорили, что он хотел даже тайком вычесть сумму за ремонт из зарплаты девушек! Понятно теперь, что он за человек?

— Но чего же он хотел этим добиться?

— Машина была экстравертором, ими разрешено пользоваться только в правительственных учреждениях. Идея Смиркоффа заключалась в том, что сколько бы времени человек ни провел в туалете — читая, куря, разговаривая

— выйти из него он должен был ровно через секунду после того как зашел.

— Боже праведный! — Мирр был до глубины души восхищен изобретательностью негодяя. — Но все же… наверное, это подняло прибыли?

— Вот здесь ты ошибаешься, друг мой! Этот кретин, не имея ни малейшего понятия о принципах путешествия во времени, запрограммировал машину вкривь и вкось. В конце концов она забарахлила, и девушки стали пропадать. Место это приобрело зловещую репутацию, никто не соглашался здесь работать… Смиркофф разорился. И вот теперь это — моя лаборатория!

— Разве вы не можете обезвредить машину? Выключить ее?

— Смеешься? — Леже начал расстегивать ремни на лодыжках Мирра. — Чтобы добраться до главного переключателя, нужно зайти внутрь, а я совсем не собираюсь доживать жизнь изгнанником бог знает в каком столетии. Я не сумасшедший, ты же знаешь знаешь.