19

Теллон опять подключился к глазам Сеймура и стал наблюдать, как Хелен, Черкасский и остальные приближаются к транспортеру. Через несколько минут благодаря появившемуся столь загадочно и чудесно тому, другому Теллону путь к кораблю будет свободен.

Как бы то ни было. Черкасский рано или поздно докопается до правды, и когда это случится, Хелен уже ничто не спасет. Она спокойно шла рядом с остальными, стараясь выглядеть беззаботной, но Теллон заметил, что то и дело она поглядывает в сторону его убежища. Вот он — последний миг, подумал он, в последний раз я вижу ее и ничего не могу сделать — только смотреть, как она уезжает вместе с этим чудовищем. Черкасским. Теллон почувствовал, что за эти несколько секунд постарел на годы.

— Хелен, — прошептал он.

Услышав ее имя, Сеймур бешено выгнулся в руках Теллона, спрыгнул на землю и стремглав понесся через площадку к людям. Теллон, еще настроенный на собачьи глаза, увидел, как фигуры в поле его зрения разрастаются. Вытянутое лицо Черкасского обернулось к собаке и к Теллону.

Подбежав к людям, Сеймур развернулся — очевидно, заметив Хелен, — и вся картина у него в глазах заплясала. Теллон переключился на Хелен и увидел, как маленький пес бросается вперед, а один из элэсбэшников машет руками, пытаясь отогнать его. Уголком глаза — ее глаза — он Заметил и Черкасского: тот указывал на кран и что-то быстро говорил. Писклявые команды Черкасского донеслись и до убежища Теллона.

Яростно выругавшись, Теллон ринулся вперед. Двигался он неуверенно, ибо мог видеть лишь то, что видит Хелен. Вылезая через смотровой люк и глядя на себя ее глазами, он разглядел сперва вдалеке, под краном, свои ноги. А потом и всего себя целиком — бегущая серая фигурка накренилась, огибая угол ярко-желтого крана.

Собрав все силы, Теллон помчался к кораблю. От долгого сидения в тесном отсеке ноги у него затекли, и теперь он бежал, нелепо ковыляя, загребая руками и ногами, чтобы выжать хоть какую-нибудь скорость. Он видел, как элэсбэшники, рассыпавшись цепью, достают оружие; потом раздался знакомый злобный вой «шершней». Небольшой перелет — начиненные наркотиками иглы со звоном упали у его ног. Потом он услышал то, что и ожидал, — сухой треск пистолетных выстрелов, за которыми последовали приглушенные расстоянием крики: полицейские, которые прочесывали космодром, услышали шум. Залаял автомат, наполнив воздух воем рикошетов.

Теллон увидел маленькое размытое пятнышко — тельце Сеймура; пес, обезумев от страха, несся к своему хозяину. Вот он прыгнул Теллону на руки, едва не свалив его на землю, но тот, пошатнувшись, побежал дальше. Теперь он был на полпути к «Лайл-стар».

Глядя все еще глазами Хелен, Теллон заметил, как Черкасский сделал несколько быстрых шагов ему навстречу, потом остановился и старательно прицелился из пистолета. За миг до выстрела Черкасский пошатнулся — Хелен вцепилась ему в руку, вырывая оружие. С искривленным от ярости лицом Черкасский отшвырнул Хелен и вновь прицелился. Хелен опять бросилась на него, впившись ногтями ему в лицо.

Глаза Черкасского сверкнули белым огнем, когда он рывком повернулся к ней; круглое черное рыло пистолета изрыгнуло пламя. Тьма, застелившая глаза Хелен, скрыла бегущую фигуру Теллона. Он ослеп. От потрясения и ненависти Теллон дико закричал. Потом, переключившись на глаза Сеймура, он увидел серые мундиры, столпившиеся вокруг тела Хелен.

Теллон обернулся к противникам и стал посылать пулю за пулей, раз за разом нажимая на спусковой крючок. Пистолет заплясал у него в руке. Люди в сером оступались и падали под градом пуль, падали один за другим — только один Черкасский оставался на ногах. И, наконец, он сам выстрелил в Теллона.

Теллон почувствовал, как что-то рвануло его за рукав, и услышал почти человеческий, полный боли крик Сеймура. Потом Теллон оказался у подножия пандуса и побежал вверх по пружинистому скату. Наверху появился белокурый сержант; разинув от удивления рот, он расстегивал кобуру. Теллон автоматически выстрелил, и сержант, получив свои шесть пуль, рухнул с пандуса.

— Стреляйте, идиоты! — яростно орал Черкасский. — Прикончите его!

Пригнувшись, Теллон под градом свинца проскочил в шлюз и надавил на рычаг ручного управления дверью. Как раз в тот момент, когда моторы ожили и, взвыв, начали опускать тяжелую наружную дверь, Теллон увидел людей, несущихся к подножию пандуса. Он нажал на спусковой крючок, но пистолет лишь бессильно лязгнул.

Отшвырнув оружие, Теллон кинулся вверх по трапу на мостик, промчался по коридору и влетел в рубку. Смотровые экраны были пусты, пульт управления мертв. Правой рукой он пробежал вдоль ряда кнопок и рычагов; электрические сети и системы корабля стали оживать. Примерно через минуту антигравитаторы будут готовы «уронить» корабль в небо. Замерцал зеленый огонек, указывающий, что тамбур закрыт, судно герметизировано и готово к полету. Моментально почувствовав себя в безопасности, Теллон рухнул в среднее кресло и включил смотровые экраны. Слава богу, в Блоке его заставили отработать управление кораблем до автоматизма.

Экраны запылали, словно соперничая с панелями прямого обзора; замелькали разноцветные изображения. Перед Теллоном предстала панорама поля — корабли, краны. Он отыскал взглядом тело Хелен около транспортера. Оно лежало в той же позе. Темно-зеленая форма, медный факел волос, темный багрянец растекающейся крови.

— Прости меня, Хелен, — сказал он вслух. — Ради Бога, прости.

— Теллон? — с потолка над его головой захрипел чей-то голос. — Это ты, Теллон?

Нигде поблизости динамика не было. Откуда же звучал этот голос?

— Да, это Сэм Теллон, — сказал он устало. — Кто говорит?

— Фордайс. Я все думал, удастся ли тебе добраться до «Лайл-стар».

— Фордайс! — Только сейчас Теллон начал понимать, откуда появился тот, другой Теллон. — Все это время тут работал твой «жучок»!

— Естественно. А как же, по-твоему, мы догадались отправить нашего человека по адресу, который твоя подружка дала Черкасскому? Жалко, что тебе пришлось всем раззвонить про мозговую капсулу; во второй раз у нас этот номер не пройдет. Да, в Блоке тебя за это не погладили бы.

— Что значит — «не погладили бы»?

— Да… если бы ты отсюда выбрался. Но выбраться ты не сможешь. Прямо у тебя над головой эскадрилья лазерных плотов, а Геллер привел в боеготовность все тактическое ядерное оружие, какое только было у него под рукой. Ты никогда не пробьешься сквозь эту стену; а если и пробьешься. Большой флот возьмет тебя в клещи, прежде чем ты выйдешь.

Теллон все еще думал о Хелен Жюст.

— Похоже, — сказал он рассеянно, — я наделал немало ошибок.

— Похоже, — без всякого выражения ответил Фордайс. — Прощай, Теллон.

Теллон не ответил. Он только заметил, что элэсбэшники, стоявшие в оцеплении вокруг корабля, со всех ног кинулись прочь. Некоторые из них на бегу косились на небо — это означало, что лазерные плоты готовятся пустить в ход свои ослепительно-красные копья-лучи и теперь его смерть — дело нескольких секунд. Корабль даже не успеет оторваться от земли.

Уже ни на что не надеясь, он потянулся левой рукой к клавиатуре, и только тут заметил, что пальцы его залиты кровью. Однако боли он не чувствовал. Потом он вспомнил крик Сеймура, когда они бежали по пандусу. Другой рукой он повернул его голову, чтобы рассмотреть поближе — не ранен ли тот? Живот собаки быстро вздымался и опадал, а чуть выше, в груди, зияла дыра со рваными краями. Коричневатая шерстка слиплась от крови.

— И ты тоже, — пробормотал Теллон, ощутив, что Сеймур слабо лизнул его руку.

Вспышка красного света блеснула на смотровых экранах, и системы тревоги корабля завизжали — лазерные плоты разворачивались, заходя в атаку на беспомощный корабль. Секунду Теллон сидел со склоненной головой, словно готовясь к смерти. И тут он сделал то, на что может пойти лишь обезумевший от отчаяния человек: он потянулся к пульту нуль-пространственных двигателей, вырубил все предохранители и надавил кнопку «прыжок».

Скачок в иной континуум принес мгновенную тишину и вспышку жгучего света. Теллон замычал от боли; потом все кончилось. Прыжок совершился.

Вокруг корабля была нежная, мирная тьма той части Галактики, что лежит далеко от сферы влияния человечества. Незнакомые созвездия сияли во тьме. Теллон даже не пытался узнать эти скопления блестящих искорок — ему слишком хорошо было известно, как недружелюбна к людям геометрия нуль-пространства.

Прыжок был совершен не через ворота с установленными координатами, а наугад. И сейчас Теллон, видимо, находился где-то на ободе галактического колеса. Он сделал это в отчаянии, но в то же время осознанно, зная, что из этой темной бесконечности возврата быть не может.

20

Вначале было лишь чувство пустоты и облегчение после нестерпимого напряжения. Нечто подобное он испытал в ту ночь, когда покинул Павильон, но сейчас ощущение было несравнимо острее. Он был никем и, будучи никем, ничего никому не был должен. Какое-то время он был никем, ничем, нигде — и был удовлетворен своим состоянием небытия. Потом краешком сознания он начал постигать весь ужас происходящего. Страх медленно разливался по всему его существу, пока наконец, стиснув зубы, он не заставил себя подавить его.

НАЗАД ПУТИ НЕТ. Он может совершить другой прыжок, и еще один, и еще — пока у него не кончится пища или он не умрет от старости — пульсационные переходы будут продергивать его, как иголку с ниткой, сквозь звездные поля бесконечности. Какая разница, сколько прыжков он совершит — шанс хоть раз вынырнуть вблизи подходящей для жизни планеты все равно был ничтожен, фактически нулевой. И, старея в этом кресле, он мог бы увидеть почти все проявления материи и энергии, — одиночные и двойные звезды, целые звездные системы, бесформенные газовые облака, туманности — плохо вот только, что через несколько часов он ослепнет.

Теллон оторвал взгляд от величественной спирали и сосредоточил все внимание на Сеймуре. Пес лежал у него на коленях, свернувшись калачиком, чтобы прикрыть темную рану, и еле заметно дрожал. Животик задыхающегося Сеймура пульсировал все чаще и все слабее. Теллон не сомневался, что терьер умирает.

Он снял куртку и сделал из нее некое подобие гнезда на пульте управления антигравитационными двигателями. В это гнездышко он и положил крохотного пса. Сеймуру было трудно держать глаза открытыми, и Теллон то и дело слеп. Он встал и стал искать аптечку, чувствуя, как его буквально тянет за ноги искусственная гравитация. Поле возвращало человеку нормальный вес, но поскольку оно подчинялось закону обратных квадратов, а его источники находились непосредственно в плитках пола, нижняя половина тела всегда казалась тяжелее головы и рук.

Нигде в рубке управления — по крайней мере, в поле зрения Сеймура — аптечки не было, а чтобы осмотреть другие отсеки, пса надо было тащить с собой. Теллон замер в нерешительности. Ему требуется пища, и лучше разыскать ее, пока он еще способен видеть.

— Извини, Сеймур, — сказал он. — Это будет твоя последняя работа.

Теллон осторожно взял пса на руки и пошел на корму. «Лайл-стар» был построен как обычное грузовое судно — с палубой в носовой части, цилиндрическим трюмом в центре и двигательным отсеком на корме. Рубка управления, каюты экипажа и кладовые размещались на палубе; под ней находились астронавигационное оборудование, генераторы энергии для внутренних нужд и всевозможные запасы. От заднего края палубы через похожий на пещеру трюм тянулся переходной мостик. Дальняя часть трюма была забита кипами сушеных белковых растений, а ближняя пустовала. Грузовые найтовы, аккуратно свернутые в бухты, лежали в своих нишах. Теллон знал, что оружие на корабле есть, но не обнаружил никаких его следов. Отсюда он заключил, что за последние годы Блок оснастил свои корабли какими-то совсем уж хитроумными устройствами.

Он окинул взглядом маленький камбуз. Судя по показаниям приборов учета провизии, запасов ему хватит по меньшей мере лет на пятнадцать. От мысли, что все это время он проведет во тьме, а потом умрет от голода, стало совсем тошно. Он торопливо вышел из камбуза и начал заглядывать во все двери подряд, мельком осматривая пустые каюты.

«Какой конец, — думал он, — какой бездарный, бесполезный путь к смерти. Как только люди научились преодолевать тяготение, они принялись захламлять Вселенную своими металлическими скорлупками, начиненными чем угодно — от кастрюль с микробами до ядерных боеголовок. Но разумный инопланетянин (если он натолкнется когда-нибудь на „Лайл-стар“) обнаружит поистине удивительный образчик космического мусора — человека с коричневыми пуговицами вместо глаз и умирающей собакой на руках, бродящего по пустому кораблю. Однако, ни один инопланетянин не поднимется на борт корабля, ибо ни один из миллионов межзвездных зондов ни разу не обнаружил признаков разумной…»

Банг! Где-то рядом со входом в шлюз раздался лязг, будто металл ударился о металл, и эхо удара разнеслось по всему кораблю, затихнув в недрах трюма.

У Теллона чуть не подогнулись колени, когда волна панического ужаса хлестнула его по нервам. Он стоял в узком коридоре, кормовой конец которого выходил на мостик, огибающий трюм, и, чтобы узнать причину звука, надо было дойти до конца коридора и перегнуться через поручень. Теллон подошел к темному прямоугольнику, потом шагнул на мостик. Что-то темное шевелилось на нижней палубе, рядом с внутренней дверью шлюза.

Это был Лорин Черкасский.

Он поднял голову, и Теллон увидел, что на лбу у Черкасского глубокая кровавая рана, а в руке пистолет. В течение нескольких рвущих нервы секунд они молча смотрели друг на друга. Черкасский улыбнулся натянутой, ледяной улыбкой. Его голова слегка покачивалась на длинной индюшачьей шее. Теллон невольно сделал шаг назад.

— Ах, вон вы где, Теллон, — добродушно сказал Черкасский. Да еще и с вашим маленьким дружком.

— Не пытайтесь подняться наверх, — сказал Теллон, поскольку ничего другого ему в голову не пришло.

Черкасский тут же отступил к металлической стене, не переставая улыбаться:

— Теллон, до этого мы с вами встречались лишь дважды — и оба раза вы покушались на мою жизнь. Пролети ваша последняя пуля на дюйм ниже, сейчас я был бы уже мертв.

— Та пуля не была последней, — соврал Теллон.

— Раз так, вы сваляли большого дурака, потеряв свой пистолетик. Вероятно, вы слышали, как я спихнул его в шлюз? Знай я, что он заряжен, я обошелся бы с ним иначе…

— Отлично, Черкасский. Но ты, пожалуй, перехватил через край. Актер из тебя никудышный.

Теллон быстро вернулся в коридор, гадая, чем можно защититься. Единственная реальная возможность — найти что-то такое, что можно кидать. Он побежал в камбуз и свободной рукой принялся лихорадочно рыться в ящиках и шкафах. Тяжелых разделочных ножей он не нашел, а столовые были из легкого пластика. Одна за другой утекали драгоценные секунды, и в довершение всех бед глаза Сеймура почти закрылись; теперь Теллон видел все как в тумане.

На роль метательных снарядов подходили разве что несколько больших банок с фруктами, стоявших у двери одного из складов. Он попытался собрать их одной рукой, уронил, и они, дребезжа, покатились по полу. Тогда Теллон положил Сеймура на пол, подобрал банки и вслепую побежал по коридору к рубке, ожидая, что порция свинца вот-вот перебьет ему хребет. Он вбежал в рубку, отпрыгнул вбок и стал нажимать на кнопки электроглаза, пока не «подстроился» к Черкасскому.

Теперь он видел коридор с другого конца, видел четко, не сдвигаясь с места. Из этого он заключил, что Черкасский стоит на мостике и наблюдает за ним, но почему-то не стреляет. Значит, коротышка собирается превратить их схватку в марафон. Теллон поднял тяжелую банку, подобрался к дверному косяку и изо всей силы швырнул ее в другой конец коридора. Глазами Черкасского он увидел, как из-за двери показалась его рука, и банка рассекла воздух. Черкасский легко увернулся от нее, и банка с шумом упала в трюм, наполнив эхом весь корабль.

Теллон нашарил на полу другую банку. Он решил подпустить Черкасского поближе, чтобы тот как можно позже заметил летящий «снаряд» и не успел увернуться. Прижавшись спиной к переборке, Теллон смотрел, как медленно поднимается в гору коридор и растет впереди прямоугольник двери рубки. Потом Черкасский свернул в камбуз, и эта картина сменилась панорамой разгромленных шкафов и буфетов. А по полу, оскалив зубы в беспомощной попытке зарычать, полз Сеймур. Теллон понял, что сейчас произойдет.

— Назад, Сеймур! — крикнул он. — Лежать, малыш!

Он ничего не мог сделать — только кричать. Он невольно зажмурился, но изображение от этого, разумеется, не исчезло. Он должен был стоять и глазами Черкасского глядеть на мушку пистолета. Пистолет рявкнул, и тело Сеймура ударилось о дальнюю стену камбуза.

Теллон шагнул вперед и, собрав все силы, метнул банку. Раздался шлепок, будто она ударилась обо что-то мягкое, и Теллон стрелой кинулся вперед по коридору. Ненависть жгла его, как раскаленное добела железо.

Металлические стены дико завертелись, когда он бросился на Черкасского. Они полу-соскользнули, полу-скатились к темному краю мостика, потом, отскочив рикошетом от поручня, протащили друг друга вдоль всего коридора. Электроглаз съехал набок, и Теллон снова ослеп, но это было неважно. Он вцепился в Черкасского мертвой хваткой, и какой-то могучий голос гремел у него в голове: «Теперь тебя ничто не остановит! Ты доведешь дело до конца!»

Он ошибся.

Воспользовавшись разработанными в Блоке приемами борьбы, он мог бы покончить с Черкасским за несколько секунд; но его пальцы, подчинившись куда более древнему импульсу, сомкнулись на горле противника. И тут он ощутил, что тело Черкасского преобразилось, налившись той же самой стальной силой, как тогда, давным-давно, когда они вместе падали из окна отеля. Сцепив руки в замок. Черкасский нанес встречный удар. Этим старейшим из известных людям приемов он ослабил хватку Теллона, а затем, извернувшись, освободился. Теллон попытался помешать ему, но Черкасский несколько раз ударил его тяжелым пистолетом по бицепсам, и руки стали как ватные. Чтобы сдвинуть электроглаз обратно на переносицу потребовалась драгоценная секунда. В этот момент Теллон понял, что сражение проиграно.

Черкасский воспользовался этой возможностью. Теллон вновь обрел зрение — но лишь для того, чтобы увидеть, как ствол пистолета бьет его в солнечное сплетение. Пол рубки ушел у него из-под ног, и он рухнул навзничь. Он снова смотрел в прицел пистолета Черкасского, на этот раз на самого себя. Мушка пистолета подползла к его голове и вновь поползла вниз.

— Я долго за тобой гонялся, Теллон, — спокойно сказал Черкасский, — и в некотором смысле я этому рад. Конечно, расстрел заключенного может испортить мою репутацию в глазах нашего многоуважаемого Арбитра. Расстрел любого заключенного, но только не тебя — ты натворил столько бед, что возражать никто не будет.

Теллон, задыхаясь, попытался перекатиться на бок; палец Черкасского, лежавший на спусковом крючке, напрягся. Только тут до Теллона стал доходить подлинный смысл его слов — то была последняя, нежданная надежда.

— Подождите… подождите… — Он задыхался и, чтобы заговорить снова, с усилием втягивают в легкие воздух.

— Прощай, Теллон.

— Подожди, Черкасский… ты кое-чего не… взгляни на экраны!

Черкасский быстро скользнул взглядом по непривычным звездным узорам на черных панелях, потом уставился на Теллона, потом — опять на экраны.

— Это какие-то ваши штучки, — сказал Черкасский, изменившимся голосом. — Ты не взле…

— Я взлетел. Мы совершили слепой прыжок. — Теллон боролся с удушьем.

— Ты был прав, когда сказал, что мой расстрел не испортит твою репутацию. Никто и никогда не узнает об этом, Черкасский.

— Ты лжешь. На экраны можно вывести панораму, записанную на пленку.

— Тогда взгляни на панели прямого обзора. Как, по-твоему, мы могли бы пробиться в космос через все эти тяжелые армады, которые ты собрал?

— Они знали, что я на корабле. Они не открыли бы огонь, пока на корабле я.

— Они открыли огонь, — сухо сказал Теллон, — но мы прыгнули.

— Но разве они могли? — прошептал Черкасский. — Только не в меня…

Резко выбросив ноги вверх, Теллон ударил стоявшего над ним Черкасского. Тот перегнулся пополам. На этот раз Теллон дрался холодно и умело, глухой к страху и ненависти, глухой к громовому голосу пистолета, к сознанию того, что живые глаза его врага — единственные оставшиеся ему врата к свету, красоте и звездам.

Теллон закрыл эти врата навечно.

21

Ты можешь почувствовать, будто умираешь. Ты можешь даже лечь на пол и приказать себе умереть. Но все это проходит, а ты преспокойно продолжаешь жить.

Теллон пришел к этому открытию постепенно, за те несколько часов, в течение которых он бродил по безмолвному кораблю. Мысленно он представлял себе «Лайл-стар» пузырем яркого света, висящим в бесконечной тьме, а себя

— частичкой тьмы, плавающей в этой светлой вселенной с четкими границами. Нет ничего бессмысленнее, чем сохранять такой порядок вещей еще пятнадцать лет, но он голоден, еда есть — так почему бы не перекусить?

Теллон обдумал эту идею. Утолить голод — ближайшая цель. Но вот она будет достигнута — и что потом? А это уже ложный, тупиковый ход мысли, решил он. Если ты собираешься превратить свою жизнь в достижение ближайших целей, ты отбрасываешь за ненадобностью логические процессы, связанные с целями дальними. Когда ты голоден, ты что-то себе варишь и съедаешь. После этого ты, возможно, чувствуешь усталость — и ложишься спать; а когда просыпаешься, опять хочется есть…

Он снял электроглаз, но обнаружил, что без защитных покрышек его пластмассовые глаза чувствуют себя неуютно, и снова надел его. Первая ближняя цель в его новой жизни — навести порядок в доме. Он нашел обмякшее тело Черкасского, отволок его к шлюзу и прислонил к наружной двери. Несколько минут он возился с этим телом, укладывая его так, чтобы остаточный воздух наверняка вынес бы его в космос. Мертвое тело — плохой попутчик даже в нормальных обстоятельствах, а воздействие нулевого давления привлекательности ему не прибавит.