Глава 6

Приближаясь к парадному входу дворца, Джесалла Маракайн вела разговор только о домашних пустяках. Толлера это смущало и раздражало – уж лучше бы она вооружилась зловещим молчанием.

За двенадцать дней, что промелькнули после «визита» небесного корабля, он ни разу не был дома и потому обрадовался, когда Джесалла приехала сама, чтобы провести с ним ночь. Но напрасно он рассчитывал на привычные радости семейной жизни: супруга держалась с загадочной прохладцей, а когда узнала, что он добился разрешения улететь с первой небесной крепостью, стала язвительной.

Позже, в постели, она отвечала на его ласки с покорством статуи – наверно, резкий отпор не был бы для него столь мучителен. В конце концов он выбросил из головы мысли об интимной близости, но долго не мог сомкнуть глаз, лежа в полном изнеможении души и тела. А к утру провалился в бездну, и было это не просто падение, а долгий, в целый день, полет из зоны невесомости…

– Тебя ждет Кассилл, – отрывисто произнес Толлер. – Хорошо, что домой ты поедешь не одна.

Джесалла кивнула.

– Не просто хорошо, а очень хорошо. А то тебе неровен час взбрело бы в голову и его забрать в небо.

– Что за глупости? Мальчик не увлекается полетами.

– Он и ружьями не увлекался, пока ты его не заставил мастерить эти проклятые мушкеты. Теперь я вижусь с ним едва ли чаще, чем с тобой.

– А, так ты из-за этого? – Толлер остановил ее в многолюдном коридоре с высоким потолком и дождался, когда группа чиновников отойдет на солидное расстояние. – Что же ты ночью не сказала?

– Разве это бы изменило твои планы?

– Нет.

Джесалла поморщилась.

– Тогда что толку было говорить?

– А что толку вообще приезжать во дворец? Чтобы причинить мне боль?

– Боль? Ты сказал – боль? – Джесалла недоверчиво рассмеялась. – До меня дошли слухи о твоей безумной выходке, о дуэли с этой бестией Каркарандом или как там его…

Толлер растерянно заморгал – он не ожидал, что жена сменит тему.

– У меня не было другого выхода…

– А теперь тебя за каким демоном тянет в небо? Знаешь, Толлер, каково женщине, чей муж скорее готов погибнуть, чем с нею жить?

Толлер искал подходящий ответ, делая вид, будто ему мешают говорить двое чиновников с конторскими книгами, подошедшие слишком близко. Чиновники с нескрываемым интересом глядели на них. Возникла одна из тех ситуаций, когда жене удавалось вызвать у Толлера почти сверхъестественный страх. На красивом бледном овале ее лица застыло хмурое выражение, в серых глазах светился ум, с которым Толлер вряд ли мог тягаться. Толлер не помнил случая, когда бы он ухитрился ее переспорить, особенно если речь шла о чем-нибудь важном.

– Понимаю, у меня пока мало доказательств, но времена наступают тяжелые, – медленно проговорил он. – Я делаю лишь то, что должен, и особой радости от этого не испытываю… – Видя, что Джесалла недоверчиво качает головой, он не закончил фразу.

– Не лги мне, Толлер. И себе не лги. Ты же просто счастлив.

– Чепуха.

– Ответь мне на один-единственный вопрос. Ты часто вспоминаешь Леддравора?

Толлер снова был сбит с толку. Он вызвал в памяти, а затем изгнал из нее облик военного принца, с которым сошелся в смертельном поединке, когда их корабли совершили посадку на Верхнем Мире. Если бы не Леддравор, жизнь Толлера сложилась бы совершенно иначе.

– Леддравора? А почему я должен его вспоминать?

Джесалла улыбнулась той приторной улыбкой, которая часто предшествовала ее самым коварным и жестоким ударам.

– Потому что ты – из того же теста. – Она отвернулась и быстро зашагала по коридору, лавируя в толпе с грациозной легкостью, которой Толлер мог только завидовать.

«Никто не вправе говорить мне такие слова», – с тревогой подумал он, бросаясь вдогонку, но успел поравняться с женой лишь на переднем дворе, в ослепительном сиянии солнца. Кассилл уже вывел синерогов из стойла.

Сын Маракайнов ростом пошел в отца, но материнские черты бросались в глаза. Он был долговяз и мускулист и мог, как довелось узнать Толлеру, без передышек и видимой усталости бежать по два-три часа. От матери ему достались изящно очерченный овал лица и задумчивые серые глаза под пышной черной шевелюрой.

– Добрый утренний день, мама, – сказал он, и тотчас все его внимание переключилось на Толлера. – Я привез образцы новых зарядных шариков. На испытаниях ни один ствол не подвел, все остались целы и невредимы, так что можем хоть сейчас делать надежные мушкеты. Хочешь посмотреть? Они в седельной сумке.

Толлер поймал холодный пристальный взгляд Джесаллы.

– После, сынок. Не сегодня. Поручаю это вам с Роблем. Подумайте насчет промышленного изготовления. А у меня сейчас другие дела.

– Ах, ну да! – Кассилл поднял брови и посмотрел на отца, не скрывая обожания. – Так это правда? Ты летишь на первой крепости?

– Приходится. – Толлер вздохнул – ему бы хотелось, чтобы сын отреагировал как-нибудь иначе. Но что поделаешь, если почти вся твоя жизнь прошла в разъездах по поручениям короля, и мальчик вырос, можно сказать, без отца. Толлер часто корил себя за это, но корил молча. Сын видел в нем знаменитого искателя приключений и считал, что таким отцом можно только гордиться. Даже после того, как мальчик всерьез увлекся новой наукой, металлургией, между Толлером и Джесаллой не возникло соперничества за сыновнюю душу, но теперь взаимоотношения сторон в треугольнике изменились, и далеко не самым простым образом. И вдобавок именно тогда, когда Толлер был по горло в делах. Первые две небесные крепости построили в считанные дни; за такой срок невозможно предусмотреть весь риск намеченного старта, а тот уже заполнил все мысли Толлера, и оттого остальное казалось ему слегка нереальным. Душой он уже несся ввысь, в опасные синие просторы, и досадовал, когда дела земные прерывали его полет.

– Я еще сегодня успею поговорить с Роблем, – сказал Кассилл. – Тебя долго не будет?

– В первый раз – дней семь, наверно. Многое зависит от того, насколько гладко пройдут испытания.

– Желаю удачи, папа. – Кассилл пожал Толлеру руку, затем придержал на поводу синерога матери. Она взлетела в седло, как заправская наездница, даже юбка на ней была с разрезом, чтобы не стеснять движений.

– А ты не хочешь пожелать мне удачи?

Джесалла смотрела на Толлера сверху, и гнев на ее лице уживался с печалью. В прическе точно кокарда поблескивала серебряная прядь.

– С какой стати? Разве ты не уверял, что полет будет совершенно безопасен?

– Да, но при чем тут это?

– До свидания, Толлер. – Джесалла развернула синерога и поехала к воротам. Кассилл недоумевающе посмотрел ей вслед.

– Папа, что-нибудь не так?

– Ничего такого, чего мы не сможем исправить, сынок. Хорошенько заботься о матери.

Кассилл вскочил в седло и двинулся следом за Джесаллой. Толлер проводил их взглядом и, как слепой, побрел обратно во дворец, навстречу людскому потоку. Он не прошел и десятка ярдов, когда услышал за спиной торопливые женские шаги. Ему тут же взбрела в голову сущая нелепица: это Джесалла решила вернуться, чтобы помириться прямо сейчас. Он повернулся на каблуках, и радость мигом сменилась разочарованием: к нему спешила невысокая брюнетка лет двадцати пяти, в шафрановом мундире небесного капитана, на плечах – синие полоски, эмблема наспех сформированной Небесной Службы. Лицо – приметное, с волевым подбородком, пухлыми тубами и густыми не по моде бровями, которые как будто собирались нахмуриться.

– Лорд Толлер, – выпалила она, – можно с вами поговорить? Я – небесный капитан Бериза Нэрриндер. Мне уже несколько дней не удается с вами встретиться.

– Простите, капитан, – сказал Толлер. – Вы выбрали самое неподходящее время.

– Милорд, это отнимет всего минуту. А дело весьма серьезное.

Толлер пристально взглянул на женщину, которую не смутил его отказ. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что она довольно привлекательна, вот только мундир на ней выглядит дико. Тотчас он спохватился и рассердился на себя, а еще – на королеву Дасину, у которой вошло в привычку лезть в дела мужа. Это по ее настоянию в Небесную Службу стали зачислять женщин, а еще она убедила короля, чтобы добровольцев женского пола набирали в экипажи боевых небесных кораблей и крепостей.

– Хорошо, капитан. В чем суть этого весьма серьезного дела?

– Мне сказали, что вы лично запретили участие женщин в первых двенадцати подъемах. Это правда?

– Да, правда. И что с того?

Брови небесного капитана свелись в непрерывную линию над суровыми зелеными глазами.

– Милорд, при всем моем уважении к вам я вынуждена напомнить о праве на протест, которое мне гарантировано служебным контрактом.

– В военное время контракты недействительны. – Толлер, не моргая, глядел на нее сверху вниз. – Ладно, оставим эту тему. По поводу чего вы хотите протестовать?

– Я добровольно вызвалась лететь и получила отказ. Всего лишь по той причине, что я – женщина.

– Ошибаетесь, капитан. Если бы вы, женщина, имели опыт пилотирования в зоне невесомости, владели бы инверсионным маневром, вас бы приняли или по крайней мере зачислили в резерв. Будь вы, женщина, хорошим стрелком или обладай вы физической силой, чтобы передвигать секции крепостей, вас бы приняли или зачислили в резерв. Причина отказа в вашем случае – недостаточная квалификация. А теперь не лучше ли будет, если мы оба займемся выполнением служебных обязанностей?

Толлер резко повернулся и двинулся прочь, но тут неподдельное огорчение на лице Беризы проникло-таки в его душу. Сколько раз в молодости он вот так же злился и горевал, натыкаясь на бюрократические препоны? И все-таки женщина на переднем крае… Ему это совершенно не по нутру, но жизнь в браке с Джесаллой кое-чему его научила. Например, тому, что смелость – не исключительно мужское достоинство.

– Капитан, – произнес он, укорачивая шаг, – прежде чем мы простимся, ответьте, почему вам именно сейчас понадобилось в зону невесомости?

– Другой возможности уже не появится, милорд, а ведь у меня те же права, что и у любого мужчины.

– И давно вы водите небесные корабли?

– Три года, милорд. – Нэрриндер отвечала строго по уставной форме, но суровая нотка в голосе и сгустившийся румянец ясно говорили о том, что она злится. И Толлеру это нравилось. Он ощущал духовное родство с теми, кто не умел скрывать свои чувства.

– Мои указания насчет полетов для сборки останутся неизменными. – Толлер решил показать ей, что с годами он не растерял гуманности и симпатии к честолюбию молодости. – Но когда поставим крепости, понадобится много рейсов для их снабжения, да и команды будут меняться на регулярной основе. Если вы ненадолго сумеете обуздать свое рвение, то вам представится возможность показать, чего вы стоите в срединной синеве.

– Милорд, вы очень добры. – Бериза поклонилась ниже, чем требовалось, и на ее лице показалась не то благодарная улыбка, не то усмешка.

«Неужели я изъясняюсь слишком высокопарно? – подумал он, глядя ей вслед. – Она что, смеется надо мной?»

Толлер с минуту размышлял над этим, а затем раздраженно щелкнул языком – что это он в самом деле, проблема-то пустяковая, разве мало у него настоящих забот?

Плацу за дворцом досталась роль летного поля – во-первых, он был укрыт со всех сторон, а во-вторых, это упрощало для короля Чаккела надзор за каждым нюансом сооружения небесных крепостей.

Они представляли собой деревянные цилиндры. Длина – двенадцать ярдов, диаметр поперечного сечения – четыре. Крепость взятого на вооружение образца состояла из трех секций – огромных барабанов; такие барабаны – части двух прототипов небесной цитадели – лежали на западном краю плаца, и гигантские шары, которым надлежало поднять секции в зону невесомости, уже принайтованные, ждали на спекшейся глине. Наземные бригады держали нижние отверстия шаров открытыми, и вентиляторы с ручным приводом нагнетали в них разогретый воздух. Такая технология, придуманная еще для Переселения, уменьшала риск повреждения льняного бодрюша газовыми горелками.

– И все-таки я считаю, что в небе тебе пока делать нечего, – сказал Завотл, когда они с Толлером пересекали плац. – Это форменное безумие. Одумайся! Даже сейчас еще не поздно назначить заместителя.

Толлер отрицательно качнул головой и положил руку ему на плечо.

– Спасибо, Илвен, приятно, когда о тебе заботятся. Но ты же понимаешь, тут я ничего не могу поделать. Матросы робеют, и от них вообще не будет толку, если они подумают, что мне тоже страшно.

– А разве не страшно?

– Мы с тобой уже побывали в зоне невесомости и знаем, что там к чему.

– Обстоятельства тогда были другие, – мрачно произнес Завотл. – Особенно во второй раз.

Толлер успокаивающе похлопал его по плечу.

– Твоя техника не подведет. Ставлю на это свою жизнь.

– Избавь меня, пожалуйста, от таких шуток.

Завотл, не сбавляя шага, свернул к группе своих подчиненных – техников, томящихся в ожидании старта. Едва началась постройка крепостей, Завотл доказал, что ему поистине нет цены, в чем очень скоро убедился и Чаккел, назначив его главным инженером. Толлеру это было только на руку – он освободился от многих забот и добился участия в первом полете. Сам же Завотл день ото дня все больше мрачнел, считая, что из-за него старый друг подвергнется неведомым опасностям.

Толлер устремил взор в небо, на огромный диск Мира, крадущийся к зениту, и снова на задворках сознания шевельнулась мысль, что ведь там, между двумя мирами, можно и сгинуть без следа. Он прислушался к своим чувствам: настоящего страха нет, зато налицо решимость избежать смерти и успешно выполнить задачу. Отчего же он не в силах позавидовать Толлеру Маракайну, творцу истории? Отчего гнетет душу мечта о судьбе простого обывателя, о спокойной жизни с Джесаллой? Неужели он и вправду фанатик войны, как давно почивший принц Леддравор? Не этим ли проще всего объяснить неуемное беспокойство, мучившее его последние годы?

Эти мысли только портили настроение, и Толлер выбросил их из головы. Весь день вокруг шести крепостных секций кипела работа: загружались и крепились припасы и снаряжение, устранялись последние неполадки в двигателях. Но сейчас люди уже разошлись, остались только бригады наземного обслуживания, и экипажи стояли возле своих необычных на вид кораблей. Заметив Толлера, некоторые из матросов и офицеров обменялись многозначительными взглядами – они знали, что в любую минуту могут получить сигнал к взлету, что им предстоит подъем на две с половиной тысячи миль. Среди них были взрослые мужчины, набравшиеся летного опыта еще во времена Переселения, что и послужило критерием отбора. Были и молодые парни с отличными физическими данными – их явно тревожили раздумья о ближайшем будущем. Сочувствуя им, Толлер старался выглядеть весело и беспечно, приближаясь к шеренге размеренно покачивающихся шаров.

– Все параметры ветра – как по заказу, так что не буду вас задерживать, – сообщил он, перекрывая голосом щелканье и урчание вентиляторов. – Я хочу сказать только одно. Вы уже слышали это много раз, но хуже не будет, если я повторю, ибо это очень важно. Вы должны быть всегда привязанными к кораблю и носить парашюты. Вот самые важные правила. Не забывайте их, и тогда в небе будет не опаснее, чем на земле. А теперь давайте приступим к выполнению миссии, которую возложил на нас Его Величество.

Заключительная фраза подействовала не так вдохновляюще, как ему бы хотелось, но в контексте самой необыкновенной войны за всю историю человеческой расы традиционная речь колкорронского вельможи звучала бы неуместно. В былые времена война так или иначе затрагивала всех, хотя бы страхом за родных и близких, – но сейчас основное население Верхнего Мира не ощущало никакой угрозы. Нереальная война, соперничество двух правителей – и лишь несколько гладиаторов брошены на арену. Точно кости жребия. Прыгающие кости. И все зависит от их мужества и выносливости да еще от живучести политической идеи. Как можно оправдывать и прославлять такое перед горсткой несчастных, которые нанимались на королевскую службу ради хорошего жалованья и спокойной жизни?

Толлер прошел к флагманскому кораблю и жестом велел пяти остальным пилотам следовать его примеру.