Признавая, что его состояние отчужденности вызвано абсолютной пустотой ночного неба, Толлер решил отнестись к вопросу философски, с позиции здравой логики, и таким образом попытался избавиться от неприятного ощущения. Какая разница, спрашивал он себя, содержит равнодушное, неприветливое ночное небо миллиард звезд или всего лишь горстку? Ведь количество зерна, собранного во время жатвы, от этого не изменится?
      Но беда в том, что все эти ухищрения отнюдь не помогали обрести прежнее чувство уверенности. Толлер понятия не имел, какая участь постигла Мир и Дуссарру, но одно знал наверняка: этих планет больше не существует. Однако он четко осознавал и другое - Верхний Мир, как метко выразился Стинамирт, "был выброшен" в абсолютно чужую область пространственно-временного континуума, и было в ней что-то такое, от чего дух захватывало, как при падении в воздушную яму. Верхний Мир очутился в гниющей вселенной, древней и холодной... а потому возникал следующий вопрос: сможет ли человек индивидуально и коллективно - сохранить прежний образ жизни?
      Вообще-то не было никаких причин, запрещающих мужчинам и женщинам Колкоррона жить таким образом, как всегда жили их предки, но могло случиться и так, что чувство изоляции, которое испытает человек, перенесенный на окраину черных просторов бесконечности, изменит лик расы.
      Мир и Верхний Мир - планеты-сестры, находившиеся в столь крепкой связке, что даже имели общую атмосферу. А что, если некий космический Творец специально создал их такими, чтобы подвигнуть их обитателей на скорейшее покорение иных миров? Стоило людям совершить первый отчаянный шаг и перелететь с одной планеты на другую, как перед ними должна была раскрыться вселенная, усыпанная всевозможными сокровищами и звездами - на которых наверняка существовала другая жизнь, - и человек, обладающий тягой к приключениям и романтической жилкой, не устоял бы перед искушением. Сограждане Толлера были воспитаны небесным окружением так, чтобы смотреть вовне, чтобы верить, что будущее заключается в движении, в проникновении в щедрую и радушную вселенную, но что люди чувствуют сейчас? Найдется ли теперь герой с подобным видением мира и достанет ли ему мужества посмотреть на далекие ледяные огоньки звезд нового неба и поклясться, что когда-нибудь эти звезды будут принадлежать человеку?
      Устав от абстрактных умственных построений, Толлер повернулся спиной к золотисто-алому закату и глотнул бренди. Сдобренный пряностями и маслом подогретый напиток живительным огнем разлился по жилам, успешно прогоняя холод сумерек. Толлер смаковал бренди и наблюдал за отцом и Бартаном Драмме, которые суетились вокруг установленных на балконе телескопов. В его глазах эти двое пожилых людей стали гранитными опорами интеллектуальной стойкости и здравого смысла в постоянно меняющейся вселенной, он уважал их и преклонялся перед ними. Они обсуждали странную научную аномалию, причудливое нарушение в структуре новой реальности, заметное пока лишь единицам.
      - Ерунда какая-то, - говорил Кассилл Маракайн. - Если брать государственные заводы в их совокупности, то без преувеличения можно сказать, что непосредственно мне сейчас подчиняются практически все ведущие инженеры и технологи. Так вот, большую часть своего времени они проводят у самых точных измерительных приборов, которые только были придуманы нами, но ни один из них ничегошеньки не заметил!
      - Попытайся быть честным, - пробормотал Бартан. - В отношениях круга к кругу ничего не изменилось, и большинство твоих...
      Кассилл покачал седеющей головой:
      - Никаких оправданий, старина! Мне рассказал об этом скромный рабочий с кардапи некого пивоваренного завода - обыкновенный бочар! - который еле-еле пробился через все эти проклятые барьеры, несмотря на мои отчаянные протесты, понаставленные бюрократами вокруг моего кабинета. Разумеется, я перетащил его с прежнего места к себе в штат, где он...
      - Послушай, отец, - встрял Толлер, чье любопытство с каждой минутой все больше разгоралось. - Чего это тебя так взволновали всякие круги, окружности, колеса и прочие округлые фигуры? Что такого загадочного и необычного может скрываться в обычном круге?
      - Как и любая другая геометрическая фигура, круг всегда обладал определенными свойствами, но теперь эти свойства внезапно изменились, серьезно сказал Кассилл. - До сих пор, как тебе прекрасно известно, длина окружности равнялась ровно трем ее диаметрам, А теперь - если хочешь, можешь даже проверить, - отношение длины окружности к диаметру немного больше, чем один к трем.
      - Но... - Толлер попытался усвоить эту мысль, но ум его не справился с задачей. - И что это значит?
      - Это значит, что мы очень далеко забрались от дома, - объяснил Драмме и скривил губы, намекая на то, что изрек великую мудрость.
      - Да, но как это отразится на нашей жизни? Снимая колпачок с телескопа, Кассилл презрительно фыркнул:
      - Сразу видно - человеку никогда не приходилось зарабатывать себе на хлеб коммерцией или производством! Нам придется проектировать новые конструкции, перенастраивать заново многие машины, а это обойдется государству в кругленькую сумму. Приплюсуй сюда канцелярские и бухгалтерские расходы, расходы на...
      - Канцелярия-то тут при чем?
      - А ты сам подумай, Толлер. У нас на руках двенадцать пальцев, поэтому дюжина лежит в основе нашей системы счета. Это да плюс то, что длина окружности раньше равнялась ровно трем ее диаметрам, существенно упрощало многие выкладки. Однако вскоре все изменится, нас поджидает множество трудностей - я уж не говорю о том, что даже обыкновенным бочарам придется учиться делать более длинные обручи для бочек. Возьмем, к примеру...
      - Ты лучше скажи мне, - быстро перебил его Толлер, забеспокоившись, что отец сейчас завязнет в одном из обычных для него отступлений и разговор затянется надолго, - каково новое соотношение? По крайней мере это мне следует знать.
      Кассилл многозначительно посмотрел на Бартана:
      - По этому поводу пока существует множество разногласий. Я был слишком занят - все эти печальные события во дворце и так далее, - чтобы лично провести измерения. Кое-кто из моего штата заявляет, что новое соотношение один к трем и одной седьмой. Но это, разумеется, ерунда...
      - Почему ерунда? - разгорячился Бартан.
      - Потому что, мой старый друг, в мире чисел должна присутствовать естественная гармония. А число три и одна седьмая ни с чем не ассоциируется. Ничуть не сомневаюсь, когда будут завершены все расчеты, выяснится, что новое соотношения равняется, ну, предположим...
      Толлер мигом потерял интерес к обсуждению. Дискуссия обещала вылиться в очередное долгое препирательство - отец и Бартан Драмме частенько спорили друг с другом и получали от этого огромное удовольствие. Он еще раз вспомнил о Джерин и пожалел, что ее нет рядом. Она уехала навестить свою семью в деревне Диварл и должна была вернуться только завтра. Утомившись стоять у балюстрады, Толлер подковылял к кушетке, опустился на нее и положил рядом костыли. Теперь, когда начался процесс заживления, нога стала неповоротливой и на каждое неловкое движение отзывалась мучительной болью. Толлеру пришлось учиться уживаться с такой ногой, постоянно изобретать всякие способы, как обмануть ее и не вызвать новых приступов. Это ужасно изматывало Толлера, и потому он с радостью воспользовался возможностью прилечь и передохнуть.
      - Сынок, может, тебе пора отправляться в спальню и лечь в постель? подойдя к кушетке, мягко спросил Кассилл Маракайн. - Эта рана куда более серьезна, чем ты думаешь.
      - Нет, пока нет, я хочу еще немного побыть с тобой, - улыбнулся отцу Толлер. - Знаешь, я тут вспомнил, что, когда был еще маленьким мальчиком, мы чуть ли не каждый день обменивались подобными фразами. Или ты и на этот раз не посчитаешься с моими желаниями и все равно отправишь меня в кровать?
      - Ты уже вырос для такого обращения. Кроме того, я занят и не хочу, чтобы меня отвлекали постоянными просьбами принести стакан воды.
      - И медовой соломки, - крикнул с дальнего конца балкона Бартан. Медовую соломку не забудь.
      - Медовая соломка! - приподнялся на локте Толлер. - Это то, что я так...
      - Именно, хотя это может показаться весьма странным пристрастием для человека, которого уже начали называть Убийцей богов, - кивнул Кассилл. - А, ты же, наверное, ничего не знаешь? Можно только догадываться, какие еще слухи распространяет твой друг Стинамирт, но мне передали, что уже каждая таверна в городе бурлит и обсуждает то, как ты слетал на расположенную за кромкой небес землю и прикончил там тысячу богов... или демонов... или и тех, и других, чтобы спасти Верхний Мир от гибели в пасти громадного хрустального дракона.
      Кассилл на секунду замолчал, и лицо его омрачилось.
      - Теперь, все тщательно взвесив, - снова заговорил он, - я понял, что даже самый заурядный пахарь, накачавшийся элем, может объяснить происшедшее ничуть не хуже - а вероятно, даже и лучше меня. Толлер, все те вещи, которые тебе объясняли посредством разума и без помощи речи... Ты уверен, что абсолютно не помнишь - совсем-совсем ничего - о том, что подразумевалось под термином "пространство-время"? Мне бы очень хотелось узнать, почему эти два слова, абсолютно не связанные логически, ни с того ни с сего используются вместе.
      - Я ничем не могу помочь тебе, - вздохнул Толлер. - Когда Дививвидив говорил внутри моей головы, мне казалось, что я понимаю каждое его слово, но на самом деле все развеялось как дым. Я практически ничего не помню. Тянусь за понятием, а натыкаюсь на пустоту. Причем не на настоящую пустоту - а знаешь, как бы на эхо, будто какие-то массивные двери только что навеки захлопнулись передо мной, а я слишком медлил и в итоге опоздал. Прости, отец, - я бы и рад помочь...
      - Да ничего - мы и сами, собственными силами, когда-нибудь справимся с этой задачей. - Кассилл сходил за толстым одеялом и накинул его на Толлера. - Ночи здесь холодные.
      Толлер кивнул и устроился поудобнее, наслаждаясь отцовской заботой и отсутствием груза ответственности на собственных плечах. Нога чуть заметно ныла, а врачи предупредили его, что дело может закончиться хромотой, но это тем более давало ему право по-детски понежиться в уютном тепле, спрятаться, как ребенку, под одеяло, которое - получше всяких доспехов - защитит от всех напастей внешнего мира.
      Пригревшись и уже проваливаясь в дрему, Толлер попытался определить свое положение в незнакомой вселенной. Столько всего потеряно. Королева умирает, не в силах понять и смириться с тем, что планеты, где она родилась - и куда она так страстно стремилась вернуться, - больше не существует. Ее мечта о едином народе, населяющем оба мира, разбилась в один миг. Это была хорошая мечта, мечта, которой Толлер только симпатизировал, но теперь уже не будет длинных верениц небесных судов, загруженных всевозможными товарами и книгами, курсирующих на невидимой привязи между Миром и Верхним Миром. Вместо этого будет... а что, собственно, будет?
      Страшная усталость охватила его, он даже не подозревал, что настолько измотан; сейчас у него просто не было сил бороться с хитрыми, то и дело ускользающими загадками будущего. Толлер задремал, а очнувшись, взглянул на небо и обнаружил, что оно совсем потемнело и многочисленные точечки звезд светят куда ярче, чем он думал. Балкон также погрузился в темноту; отец и Бартан Драмме возились с телескопами и, периодически отвлекаясь от окуляров, делали какие-то заметки и обменивались друг с другом результатами наблюдений.
      Толлер какое-то время прислушивался к шорохам ночи, к тихой беседе между отцом и Бартаном... снова погружался в дрему, куда-то уплывал... улавливая случайные фразы, доносившиеся до него... и постепенно его настроение начало меняться. Он неожиданно понял, что, потрясенный схваткой и чрезвычайно ослабев, позволил новому небу подчинить себя - и оно до сих пор подавляло его. Он задавался вопросом, найдется ли среди колкорронцев такой герой, который осмелится бросить вызов равнодушной черной пустоте, но - вот ведь незадача! - был ослеплен собственным пессимизмом, не увидел, что такие герои находятся прямо у него под носом.
      Кассилл и Бартан - почти старики, чей вклад в прежний порядок вещей был куда значительнее, чем его собственный, а причин желать перемен у них гораздо меньше, но разве они опустили руки и замкнулись в себе, оплакивая прошлое? Нет! Они с готовностью обнажили мечи - клинки умов - и в настоящий момент спокойно, без ложной патетики, закладывали, ни больше ни меньше, основы новой астрономии!
      Колеблясь на грани между сном и явью, Толлер улыбнулся.
      Его отец и Бартан Драмме старались говорить как можно тише, чтобы не побеспокоить отдыхающего Толлера, но шепот пробирался в квазиреальности дремлющего мозга и привлекал больше внимания, чем самый громкий крик... пока что в местной системе обнаружено пять планет, Бартан... если считать ту, двойную планету за одну... раз уж за столь короткое время нам удалось обнаружить целых пять миров, вполне вероятно, что могут найтись и другие, как ты думаешь?.. "я должен немедленно подняться с этой кушетки и принять участие в обсуждении..." вряд ли такое возможно - кремового цвета планета, окруженная громадным кольцом... "но я сегодня уже достаточно сделал..." только подтверждает твои первоначальные расчеты, Кассилл... примерно двадцать градусов, а это означает, что теперь на Верхнем Мире установятся времена года... "утром приедет Джерин, и с ее помощью я скоро встану на ноги..." люди, в особенности фермеры, должны подготовиться к тем переменам, которые повлечет смена времен года... "время и бремя, бремя и время..." у меня есть любопытное предчувствие насчет той планеты с кольцом, Бартан, она такая необычная, такая странная, что наверняка сыграет немалую роль в нашем будущем...
      Толлер наконец погрузился в глубокий и целительный сон.
      Когда он проснулся, на балконе уже никого не было, а это означало, что время близилось к утру. Он обнаружил, что его укрыли еще несколькими одеялами, чтобы защитить от ночных холодов, которые к рассвету заметно крепчали. Небо выглядело точно так же, как при первом знакомстве. Над головой были разбросаны незнакомые созвездия, а на восточном горизонте показались отблески перламутрового цвета, затмевающие самые слабые звезды.
      На этот раз внимание Толлера привлекла яркая двойная планета, взошедшая над сияющей полоской надвигающегося рассвета. Не раздумывая, он отбросил одеяла и с трудом поднялся на ноги, выругавшись про себя, когда рана в икре ответила на его порыв приступом тупой боли. Он подобрал костыли и по выстланному плиткой полу подковылял к ближайшему телескопу. Костыли путались под руками и мешали ему должным образом настроить прибор, но вскоре он справился с задачей и приник к окуляру.
      Посреди бархатной черноты вселенной висел мерцающий диск, вокруг которого крутилась огромная луна. Сам мир оказался голубого цвета, что сулило присутствие на нем воды. Увлеченный лучистым зрелищем, Толлер вдруг почувствовал, как какой-то сверхъестественный холодок пробежал вдоль его позвоночника.
      - Может быть, ты и прав насчет этой планеты с кольцом, отец, прошептал Толлер. - И все-таки интересно...