– Бедняжка Толлер. – В голосе Вантары звучало ласковое сочувствие. – Что же тебе пришлось пережить, раз сейчас ты стыдишься вполне естественных человеческих чувств?
– Ты хочешь сказать – стыжусь своей слабости.
– В способности испытывать сострадание нет ничего стыдного. Сомнения, нужда в человеческом общении – вовсе не признак слабости.
Толлеру показалось, что сейчас удобный момент заделать кое-какие бреши в собственном фасаде.
– Я могу общаться со многими людьми, – скривив губы, сказал он. – Если они, конечно, достойны этого.
– Не говори так, Толлер, не надо. – Вантара поставила бокал на землю и села на скамейку, развернувшись к нему лицом. – В общем-то ты можешь обнять меня, если хочешь.
– Но я не… – Толлер замолк. Вантара взяла его руки и положила себе на груди. Даже сквозь вышитую ткань кителя он почувствовал, какие они теплые и твердые. Он придвинулся поближе.
– Только умоляю, не пойми меня неправильно, – прошептала Вантара. – Я вовсе не пытаюсь залезть к тебе в постель – просто эта ступень человеческого общения лучше всего отвечает ситуации.
Губы ее слегка приоткрылись, приглашая к поцелую, и, словно во сне, Толлер принял приглашение, не веря, что это происходит в действительности. Ее безграничная женственность поглотила все его чувства, и звуки празднества превратились в тихий отдаленный гул. Они с Вантарой сидели так очень долго, точно время прекратило свое течение. Может быть, прошло десять минут, а может, двадцать, а они все целовались и целовались, не ощущая усталости и не видя нужды в иной физической близости, а когда наконец отпустили друг друга, Толлер почувствовал, как его переполняют новые силы, и понял, что восстановил свою целостность. Он улыбнулся Вантаре, она ответила ему, его улыбка стала еще шире, и внезапно они оба расхохотались. На Толлера снизошли облегчение и покой, родственный тому, что следует за сексуальными утехами, только сейчас им владело более глубокое чувство, близкое к великому постоянству.
– Не знаю, как тебе это удалось, – сказал он. – Но аптекарь разбогател бы, сумей он упрятать подобное лекарство в склянку.
– Я ничего особенного не сделала.
– Неправда! Я так устал от этой древней планеты, что даже предстоящее кругосветное путешествие казалось мне скучной затеей. А теперь я снова полон сил и жду не дождусь его. Мы не сможем быть вместе там, в небесах, но я не буду спускать глаз с твоего судна, день за днем я буду следовать за тобой и даже ночью – ведь мы не станем приземляться в этих городах-могилах. Я жду этого с нетерпением. Мы можем…
– Толлер! – Вантара как-то странно посмотрела на него. – Я же предупреждала: не обольщайся тем, что происходит между нами.
– А я и не обольщаюсь, уверяю тебя, – быстро ответил Толлер, прекрасно осознавая, что лжет. Но сейчас его переполняла неизбывная уверенность, что он понимает Вантару лучше, чем она сама. – Все, что я хочу сказать, это…
– Прости, что перебиваю, – вступила Вантара, – но ты все-таки обольщаешься. По крайней мере по поводу одной вещи.
– Какой же?
– Я не буду участвовать в кругосветном перелете.
– Как же так? – опешил Толлер. – Ты находишься здесь, потому что ты капитан воздушного корабля, а кругосветное путешествие – важнейшая часть всей нашей миссии. Да Шолдд просто не отпустит тебя.
Вантара чуть виновато улыбнулась:
– Сознаюсь, я предвидела некоторые трудности, и так получилось, что моя любимая бабушка – тоже. Поэтому она дала коммодору инструкции не отказывать мне ни в одной просьбе. – Она снова улыбнулась. – И мне кажется, он вряд ли будет рыдать от горя, когда я заявлю о своем отказе от участия в экспедиции.
– Отказе? – Толлер отлично понял, что хотела сказать Вантара, но вопрос сам слетел с его губ: – И куда же ты отправишься?
– Домой, разумеется. Я презираю этот усталый и мрачный край даже больше, чем ты, Толлер, – поэтому завтра я бегу с него и лечу обратно на Верхний Мир. И вряд ли когда-нибудь вернусь сюда.
Вантара поднялась, символически разрывая оковы притяжения Мира, и между ней и Толлером словно пролегла пропасть межпланетного пространства. Когда она снова заговорила, ее голос прозвучал так фальшиво, что Толлеру показалось, будто ему влепили звонкую пощечину:
– Может быть, мы еще встретимся в Праде. Через год или два.
Глава 6
Дививвидив парил у экрана электронного телескопа и терпеливо ждал, пока Кса нацелит и настроит прибор. Когда изображение наконец установилось, относительно маленький участок планеты под ними отошел на задний план, остальная же ее поверхность раздвинулась в стороны и исчезла. Казалось, он смотрит вниз через огромное окно; коричнево-желтоватую землю окутывали водовороты белых облаков.
В самом центре экрана маячил небольшой серебряный серп, напоминающий миниатюрную луну, примерзшую к небосводу, но, приглядевшись, можно было увидеть, что это никакая не луна, а коричневого цвета сфера, освещенная с одной стороны солнцем. На первый взгляд она выглядела достаточно твердой, чтобы сойти за один из астероидов, но Дививвидив знал, что перед ним – одно из устройств, используемых примитивами для межпланетных перелетов. Так как оно еще не миновало зоны невесомости, гондола корабля была скрыта баллоном, однако у Кса имелись и другие способы «увидеть» команду.
«Их пятеро, Возлюбленный Создатель, – сообщил Кса. – Все они женщины, что весьма необычно, учитывая то небольшое количество сведений, которыми мы располагаем об этой расе».
«Им известно о существовании станции? Или о твоем наблюдении?»
Последовала короткая пауза.
«Нет, Возлюбленный Творец. Это судно входило в ту группу, что мы видели некоторое время назад, а сейчас оно возвращается на родную планету по причинам, которые хоть мне и не ясны, но связаны с эмоциональным благополучием командира. У них даже мысли нет о том, чтобы попытаться разобраться или вмешаться в нашу деятельность».
Эта тирада Кса была составлена с должным уважением, но все-таки в ней присутствовали кое-какие оттенки, не совсем уместные в данной ситуации. Списав их на злорадство, Дививвидив без труда определил истинную причину подобного отношения.
«Ты считаешь, они вмешаются в нашу деятельность?»
«Обязательно, – подтвердил Кса. – По сути дела, столкновение неизбежно. Суда примитивов следуют прямым курсом, а – как тебе известно – мое тело сейчас разрастается с максимально возможной скоростью».
Дививвидив немедленно отключил сознание и перешел на режим высшего мозга, чтобы обдумать проблему наедине и втайне от Кса. Уничтожение пятерых бескультурных двуногих будет обычным делом – в особенности учитывая события, которые вскоре должны произойти в этой области пространства, – но ему придется принять решение лично. И смерть будет так близка.
Все эти данности плюс его непосредственное участие установят ментальную связь между ним и пятью примитивами, чьи жизни вот-вот оборвутся, поэтому отлив каждого из них с неизбежностью отразится на нем. Отливом назывался краткий, невероятно мощный и необъяснимый всплеск психической активности, который всегда происходил через секунду или две после смерти разумного существа. Даже когда физическая форма мгновенно испарялась и по теории всякое дальнейшее ментальное взаимодействие с живым существом было невозможно, все равно эта иссушающая волна обрушивалась – мучительная, карающая, невыразимая. Мучительная – ибо мгновенный духовный взрыв не лучшим образом отражался на сторонних его участниках.
Тот факт, что отлив все-таки имеет место, был воспринят многими как доказательство дальнейшего существования личности после смерти. Утверждали, что таким образом какой-то компонент комплекса «мозг – тело» перемещается в иную реальность. Более материалистично настроенные натуры делали основной упор на то, что, чем дальше расстояние, тем слабее сила отлива, а следовательно, существуют такие области физики, до которых дуссаррианская наука просто еще не добралась.
Дививвидив не принадлежал ни к тому, ни к другому лагерю, но дважды за свою жизнь он оказывался неподалеку от эпицентров отлива – когда умирали его родители, – и у него не было никакого желания повторять этот опыт, если есть возможность избежать его. В данном случае мораль подкреплялась простым эгоизмом, и дилемму, стоявшую перед ним, он должен был решить как можно быстрее, если действительно собирался исполнить данные Кса обещания.
Полукристалл, полукомпьютер и в то же самое время разумное существо – Кса способен был разрастись до размеров, необходимых для выполнения его непосредственного предназначения, только там, где полностью отсутствует сила тяжести, но в то же время наличествует кислород. Дуссаррианам очень повезло, когда они обнаружили такую среду неподалеку от родной планеты, но присутствие буйно развивающегося технологического общества на планетах-сестрах весьма осложняло их задачу – в основном из-за структуры Кса, тело которого, несмотря на всю свою величину, было очень уязвимо. Примитивы могли повредить его – со злым умыслом или без оного, – а значит, когда они подберутся слишком близко, за ними придется следить, как за паразитами.
Дививвидив обдумал возникшую проблему и пришел к решению, которое вполне удовлетворяло его склонность к взаимовыгодному компромиссу. Правда, он должен будет на время покинуть жилые отсеки станции, чтобы связаться с Дуссаррой и лично переговорить с директором Заннананом. К счастью, перемещение уже успешно завершилось, и Дуссарра стала частью местной солнечной системы, яркой голубой точкой на богато усыпанном звездами небосклоне. На расстоянии каких-то нескольких миллионов миль несложно установить непосредственную мозговую связь с Заннананом, а риск, что кто-либо перехватит переговоры, будет минимален. Дививвидив вернулся в среднемозговой режим и, всмотревшись в изображение судна, которое поднималось с поверхности чужой планеты, связался с Кса.
«Ты говорил, что примитивы не подозревают о нашем присутствии, – сказал он. – Это означает, что система непосредственной связи между двумя личностями у них отсутствует?»
Последовала краткая пауза: Кса искал подтверждение.
«Да, Возлюбленный Создатель, в этом отношении примитивы абсолютно пассивны».
Дививвидив почувствовал внезапную жалость – он представил себе разумное существо, влачившее свою жизнь в состоянии слепоты мозга. Отсутствие у примитивов высших органов чувств на данном этапе облегчит общение с ними, но осторожная и дотошная натура Дививвидива заставила его задать еще несколько вопросов.
«Это воинственная раса?»
«Да, Возлюбленный Создатель».
«У них имеется оружие?»
«В избытке, Возлюбленный Создатель».
«Дай мне описание этого оружия».
Снова последовала недолгая пауза.
«Их оружие представляет собой твердые свинцовые снаряды, выбрасываемые из трубок при помощи газа, заключенного в металлических контейнерах».
Одновременно Кса передал Дививвидиву точную информацию о размерах и энергетических характеристиках тех типов оружия, которые примитивы имели при себе и на борту своего еле ползущего корабля.
Дививвидив был удовлетворен. Он уверился, что препятствий его планам относительно приближающегося судна и команды не возникнет.
«Ты доволен, Возлюбленный Создатель», – констатировал Кса.
«Да, сейчас я вернусь ко сну и буду ждать прибытия примитивов».
«Ты так доволен потому, что тебе не придется отнимать у примитивов жизни».
«Да».
«В таком случае, Возлюбленный Создатель, почему тебя ничуть не беспокоит тот факт, что вскоре ты убьешь меня?»
«Ты ничего не понимаешь».
Внезапно Дививвидив почувствовал острое недовольство самим Кса и его навязчивым желанием сохранить свою псевдожизнь. Каждый раз, когда речь заходила об этом, его ум омрачали темные думы о геноциде, и – несмотря на опытность во всяческого рода ментальных дисциплинах – отзвуки этих мыслей мешали его грезам.
Глава 7
Толлер понимал, что это лишь игра воображения, но, казалось, какая-то странная тишина окутала Пять Дворцов Ро-Атабри. Не такая тишина, которая наступает, когда людская суета вдруг на время приостанавливается, – скорее похожая на невидимое одеяло из звуконепроницаемого материала, внезапно накрывшее округу. Оглянувшись вокруг, Толлер увидел, что плотники и каменщики продолжа ют работу по восстановлению зданий; синероги и телеги вздымают облака пыли, желтыми тучами расползающиеся на фоне голубого неба; команды и пилоты готовят корабли к кругосветному перелету. Повсюду царила кипучая деятельность, однако Толлеру чудилось, что шум ее, проходя сквозь фильтры расстояния, приглушался практически до пределов слышимости.
До отправления оставался всего час, и именно потому – он и сам это прекрасно понимал – Толлер пребывал в состоянии некой заторможенности. Уже девять дней, как Вантара улетела обратно на Верхний Мир, и все это время он находился в глубокой депрессии и апатии, которые невозможно было перебороть.
Готовя своих людей и корабль к кругосветному путешествию, Толлер на самом деле думал только об одном – он вновь и вновь переживал ту необычную встречу с Вантарой в День Переселения. Почему вдруг она повела себя так? Зная, что вот-вот покинет планету, она позволила ему воспарить на невиданные высоты – Толлер до сих пор чувствовал ее губы, касающиеся его губ, ее груди, наполнившие его ладони, – и только для того, чтобы потом с бессердечным равнодушием швырнуть наземь. Может быть, она просто решила поиграть с ним от скуки?
Порой Толлер действительно верил, что так оно и было, и тогда он погружался в новые глубины отчаяния и ненавидел графиню со страстью, от которой сжимались кулаки, белели костяшки и речь прерывалась на полуслове. Иногда ему, наоборот, казалось, что она изо всех сил старалась разрушить барьеры между ними, что она действительно ценит его, будет с нетерпением ждать и бросится ему на шею, стоит Толлеру вернуться на Верхний Мир. В такие моменты молодой Маракайн чувствовал себя еще хуже, потому что он и его любовь – самая прекрасная, самая желанная женщина из когда-либо существовавших на свете – были разделены планетами, и он представить себе не мог, как проживет будущие годы без нее.
Изредка Толлер смотрел на огромный диск Верхнего Мира, выпуклую громаду которого то и дело заслоняли горы облаков, и мечтал о каком-нибудь средстве мгновенного сообщения между двумя планетами. Не раз ходили разговоры о том, что когда-нибудь построят гигантские мигалки с зеркалами размером с крышу, которые будут посылать всякие сообщения с Мира на Верхний Мир и обратно. Если бы такое устройство существовало, Толлер непременно воспользовался бы им, и не столько для того, чтобы поговорить с Вантарой – этот шаткий мостик, перекинутый через пространство меж двумя мирами, только усилил бы его желание увидеть ее – но чтобы связаться с отцом.
Кассилл Маракайн обладал достаточной властью и влиянием, чтобы выхлопотать сыну освобождение от кругосветного перелета. В прошлом, до того как его коснулось безумство любви, Толлер с презрением относился к подобным методам, но в теперешнем состоянии он готов был без зазрения совести ухватиться за любую возможность. Бедняга терзался от того, что вскоре должен будет отправиться в путешествие по Стране Долгих Дней и окажется на противоположной стороне планеты. Оттуда он не сможет наблюдать за Верхним Миром, при виде которого неизменно представлял себе Вантару, легкой походкой ступающую по своей столь особенной жизни…
– Зря вы так мучаете себя, юный Маракайн, – сказал посланник Кетторан, который, пробравшись между штабелями бревен и грудами тюков, незаметно подошел к Толлеру. Он был облачен в серые одеяния своего департамента, однако без официальных эмблем из бракки и эмали. Другой человек с его положением в обществе выхлопотал бы себе отдельные апартаменты, закрылся бы там и появлялся на людях исключительно в сопровождении пышной свиты, но Кетторан предпочитал в одиночку бродить по лагерю.
– Вместо того чтобы шляться по базе, словно девица с желудочными коликами, – продолжал он, – вы бы лучше приглядели за погрузкой и балансировкой собственного корабля.
– Этим занимается лейтенант Корревальт, – безразлично ответил Толлер. – И, вероятно, управляется с этим лучше, чем я.
Кетторан натянул на глаза шляпу, закрывшись от солнца, и сочувственно посмотрел на Толлера.
– Послушай, мальчик мой, я, конечно, понимаю, что суюсь не в свое дело, но эта безрассудная страсть к графине Вантаре плохо отразится на твоей карьере.
– Благодарю за совет. – Толлер был глубоко уязвлен, но слишком уважал Кетторана, поэтому скрыл свое раздражение за ширмой мягкого сарказма. – Я непременно последую вашим рекомендациям.
– Поверь мне, сынок, – печально усмехнулся Кетторан, – ты даже оглянуться не успеешь, как эти дни, что кажутся исполненными бесконечного страдания, останутся в прошлом и превратятся в призрачные воспоминания. Более того – по сравнению с тем, что тебя ждет в будущем, они будут выглядеть счастливыми и безоблачными. Ты будешь потом жалеть, если сейчас не поживешь всласть.
Что-то в голосе Кетторана насторожило Толлера, и он на миг забыл о своих горестных думах.
– Ушам своим не верю, – изумился он. Во время межпланетного перелета между ним и Кеттораном установились дружеские и доверительные отношения, поэтому Толлер пренебрег различием в рангах. – Никогда не думал, что Трай Кетторан вдруг заговорит, как какой-то седобородый старец.
– Я тоже раньше не думал, что когда-нибудь превращусь в старца, – эта участь предназначалась другим, а никак не мне. Поразмысли над тем, что я сказал тебе, сынок. И не наделай глупостей.
Кетторан сжал плечо Толлера костлявыми пальцами, затем отвернулся и зашагал к восточному крылу Великого Дворца. Вот только походка его была лишена обычной беспечности.
Толлер, нахмурившись, некоторое время смотрел ему вслед.
– Сэр, – окликнул он, внезапно забеспокоившись. – С вами все в порядке?
Сделав вид, что не слышит, Кетторан даже не обернулся и вскоре исчез из виду. Встревоженный Толлер почувствовал себя обязанным уделить больше внимания только что полученному совету и про себя твердо решил последовать этому, безусловно, доброму философскому напутствию – в конце концов, он молод, здоров, и весь мир лежит у его ног, – но всякий раз, когда он приказывал себе взбодриться, отчаяние его, как назло, усиливалось. Что-то внутри него противостояло переменам.
Он вернулся к кораблю, взошел на борт и принялся хмуро взирать на приготовления к отбытию. Толлер знал, что его мрачное безразличие непременно отразится на команде, но ничего не мог с собой поделать. Видя поведение начальника, лейтенант Корревальт стал еще более корректным и предупредительным. Путешествие продлится не меньше шестидесяти дней, если не случится ничего непредвиденного, и восемь человек на протяжении этого периода времени должны будут как-то уживаться на крошечной гондоле. Психологические срывы случаются даже в идеальной обстановке, но когда командир всем своим видом демонстрирует неприязненное отношение к будущей миссии, тем более могут возникнуть проблемы с моральным состоянием и дисциплиной на борту.
В конце концов со всеми формальностями было покончено, и с флагманского судна донесся сигнал горна, оповещающий об отбытии. Четыре корабля практически одновременно оторвались от земли; громовые раскаты двигателей прокатились над окружающими Пять Дворцов парками и растаяли в залитых солнцем улочках Ро-Атабри. Толлер стоял у поручня, придерживая рукой меч – управление судном он передал Корревальту, – и смотрел на раскинувшиеся внизу просторы древнего города. Высоко в небе парило солнце, потихоньку приближаясь к Верхнему Миру, гондолу же закрывала глубокая тень баллона, и в результате картина, представшая перед глазами, была исключительно яркой – вплоть до мельчайших деталей. Традиционные архитектурные стили Колкоррона делали особый упор на мозаику из оранжевых и желтых кирпичей в форме сложных ромбов с вкраплениями красного известняка по углам и краям. С высоты город казался пестрым полотном, блестящим так ослепительно, что глазам было больно. Деревья, находящиеся в различных стадиях жизненного цикла, вносили свою лепту в сверкающее великолепие красок, и цветовая гамма островков живой природы варьировалась от бледно-зеленого до медно-коричневого оттенков.
Корабли описали круг над лагерем и взяли курс на северо-восток, стараясь отыскать такие воздушные течения, которые сэкономят кристаллы во время путешествия. Исследования показали, что на пути экспедиции не встретятся зрелые деревья бракки, а дополнительное производство зеленых и пурпурных кристаллов потребует значительного времени, поэтому было решено, что флотилия совершит кругосветный перелет исключительно на бортовых запасах.
Толлер невольно вздохнул, глядя вслед ускользающему за горизонт Ро-Атабри: многоцветие города превратилось в скопление плоских горизонтальных полосок. Скучное и утомительное путешествие наконец началось, и настало время посмотреть этому факту в глаза. Толлер почувствовал на себе взгляд Бэйтена Стинамирта, недавно произведенного в ранг воздушного сержанта. Розовая физиономия Стинамирта, проходившего мимо него в сторону нижней палубы, была нарочито бесстрастной, но Толлер видел, что его мрачность не лучшим образом отразилась на юноше, который с тех пор, как они покинули родной мир, проявлял особую преданность Толлеру и искренне им восхищался. Подняв руку, Толлер остановил сержанта.
– Не беспокойтесь, молодой человек, – сказал он. – Я вовсе не собираюсь выпрыгивать за борт.
– Сэр? – недоуменно переспросил Стинамирт.
– Не разыгрывайте передо мной невинность, юноша. – Толлер был всего лишь на два года старше сержанта, но в голосе его прозвучали те же самые отцовские нотки, которые использовал в беседах с ним Трай Кетторан. Маракайн сознательно пытался подражать твердости и стоицизму посланника. – Там, на базе, обо мне пошли всякие слухи, да? Поговаривали, будто я так влюбился в некую госпожу, что теперь дня от ночи отличить не могу.
Гладкие щеки Стинамирта залились пурпурным румянцем.
– Сэр, если кто-нибудь посмеет дурно отзываться о вас в моем присутствии, я… – Юноша понизил голос, чтобы его случайно не услышал Корревальт, дежуривший около центра управления воздушным кораблем.
– Вам вовсе не потребуется биться за меня на дуэли, – твердо заявил Толлер, обращаясь как ко всем окружающим, так и к своей своенравной душе. Он хотел еще что-то добавить, но обнаружил, что Стинамирт смотрит в другую сторону.
– Сэр, по-моему, это послание адресовано нам, – быстро отрапортовал сержант, прежде чем Толлер успел спросить, в чем дело.
Толлер обернулся на Ро-Атабри и увидел, что в переплетении наслаивающихся друг на друга полосок назойливо мигает яркая точка. Расшифровав про себя кодированное сообщение солнечного телеграфа, он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Возбуждение и леденящие кровь предчувствия охватили Толлера, когда он убедился, что послание касается непосредственно его.
Вернувшись на базу, Толлер увидел, что баллон небесного корабля уже наполнен газом, а команда выстроилась у якорей, готовая к немедленному возвращению на Верхний Мир. Шар легонько бился о бревенчатые стены ангара, словно огромное разумное существо, переступающее с ноги на ногу от нетерпения. У ворот Толлера встретил лично коммодор Шолдд, который обычно никуда не выходил из кабинета, и это служило еще одним доказательством чрезвычайности ситуации.
Толлер – в сопровождении Корревальта и Стинамирта – быстрым шагом подошел к нему и отдал честь, а Шолдд, видимо, пребывая в дурном расположении духа, в ответ лишь дернул головой. Он пригладил пятерней свои коротко подстриженные стального оттенка волосы и хмуро поглядел на Толлера.
– Это просто напасть какая-то, капитан Маракайн, – буркнул он. – Несколько дней назад я лишился одного капитана воздушного корабля, а теперь вынужден обратиться за помощью к вам.
– Лейтенант Корревальт способен заменить меня на время кругосветного перелета, сэр. Он обладает всеми необходимыми навыками, – ответил Толлер. – Без малейших колебаний я рекомендую его к немедленному продвижению по службе.
– Это действительно так? – Шолдд обратил критический взгляд своих колючих глаз на Корревальта, и благодарность, отразившаяся на лице лейтенанта, мигом куда-то подевалась.
– Сэр, – осмелился спросить Толлер, – посланнику Кетторану очень худо?
– Похоже, одной ногой он уже в могиле, – безразлично ответил Шолдд. – Почему он так настаивал, чтобы именно вы отвезли его домой?
– Не могу знать, сэр.
– Я тоже теряюсь в догадках. По мне, так очень странный выбор. Вы не слишком-то проявили себя в этой миссии, Маракайн. Я все ждал, когда же вы наконец споткнетесь об эту древнюю железяку, которую постоянно таскаете с собой.
Толлер вспыхнул и машинально коснулся рукояти меча. Коммодор ни за что ни про что опозорил его, отчитав в присутствии младших чинов, но Толлер мог лишь единственным способом заявить свой протест: намекнуть, что замечания Шолдда – это бесполезная трата драгоценного времени.
– Сэр, если посланник выглядит настолько плохо…
– Ладно, ладно, убирайтесь с глаз моих долой. – Шолдд бросил быстрый взгляд на Стинамирта. – А этот парень, похоже, заделался вассалом клана Маракайнов. Он что, теперь причислен к вашей свите?
– Сэр, сержант Стинамирт – первоклассный летчик, и его помощь весьма пригодится мне во время…
– Забирайте и его! – Шолдд развернулся и, не отдав честь, побрел прочь, что могло быть расценено только как еще одно целенаправленное оскорбление.
«Вот, значит, как, – подумал Толлер, встревоженный упоминанием „клана Маракайнов“. – Мой дед был самым славным воином за всю историю Колкоррона, мой отец – один из наиболее выдающихся и могущественных людей нашего времени, а всякие Шолдды презирают меня за это. Может, они считают, что я втайне дергаю за веревочки семейных связей? Или, наоборот, намеренно не обращаясь к помощи влиятельных родственников, демонстрирую какое-то особенное самомнение? Быть может, их оскорбляет и даже бесит то, что я отказываюсь воспользоваться возможностями, за которые они бы…»
Серия выхлопов, донесшихся из двигателей корабля, эхом отразилась от реющей над ними сферы баллона и прервала размышления Толлера. Прощальным жестом коснувшись плеча Корревальта, он вместе со Стинамиртом подбежал к гондоле и взобрался на борт. Сержант вспомогательного состава, дежуривший у топки и следящий за готовностью корабля, отдал честь и кивнул в сторону пассажирской каюты. Толлер подошел к отделению с высокими бортиками и заглянул внутрь. На койке лежал посланник Кетторан, несмотря на жару, целиком закутанный в стеганое одеяло. Его вытянутое лицо поражало смертельной бледностью, к старческим морщинам прибавились признаки глубокого изнеможения, однако глаза оставались по-прежнему живыми. Увидев Толлера, он подмигнул и приветственно поднял иссушенную возрастом руку.
– Вы летите один, сэр? – озабоченно спросил Толлер. – А как же врач?
Презрительная гримаса на миг оживила черты Кетторана.
– Да я близко к себе не подпущу этих сапожников.
– Но вы же больны…
– Не родился еще доктор, способный излечить мой недуг, – почти удовлетворенно крякнул Кетторан. – Я страдаю всего-навсего от недостаточности времени. Кстати, юный Маракайн, мне показалось, что вы не меньше меня желаете побыстрее очутиться на Верхнем Мире.
Толлер промямлил какое-то извинение и вернулся к сержанту, который сразу же отошел от рычагов управления и перелез через борт гондолы. Задержавшись на несколько секунд на приступке, он объяснил Стинамирту, где хранятся провизия и прочие необходимые припасы, включая небесные костюмы. Как только провожатый исчез из виду, Толлер пустил щедрую струю горячего газа в купол баллона и поднял якоря.
Небесное судно рванулось вверх, а воздушное течение, проходящее прямо над ангаром, придало кораблю дополнительную скорость. Зная, что начальная тяга исчезнет, как только баллон войдет в западный воздушный поток и начнет двигаться вместе с ним, Толлер не стал выключать горелку. Небесный корабль – несмотря на то что в этом рейсе гондола весила меньше обычного – развернулся медленно и степенно, приспосабливаясь к изменениям в воздушной среде. Стинамирт театрально схватился за желудок. Со стороны плетеной клетки-каюты, где лежал Кетторан, донесся жалобный стон.
Во второй раз на протяжении какого-то часа панорама Ро-Атабри начала удаляться от Толлера, только теперь она скрывалась не вдали, а внизу. «Я даже поверить не могу, что такое со мной происходит», – подумал он словно во сне, ошеломленный внезапным поворотом событий. Всего несколько минут назад его терзал страх никогда больше не увидеть Вантару Дервонай – и вот он уже волею судеб спешит к ней на свидание.
«Вскоре я снова встречусь с Вантарой, – сказал он себе. – Хоть в этом мне повезло».
Толлер за весь день не притронулся к еде, он лишь сделал пару глотков воды, чтобы хоть отчасти компенсировать потерю жидкости во время вступления в засушливые области средней стадии перелета. Туалет на судне был самым примитивным, и по большей части пользоваться им было крайне неприятно, а в условиях невесомости многие предпочитали вообще не справлять свои естественные нужды в день маневра переворота. Для здорового человека система работала вполне сносно, но состояние Кетторана еще в самом начале путешествия оставляло желать лучшего, теперь же – к вящему беспокойству Толлера – складывалось впечатление, что посланник из последних сил цепляется за свою жизнь.
– Убери эти помои с глаз моих долой, – ворчливо буркнул Кетторан. – Я не младенец, чтобы грудь сосать – да еще такое отвратительное вымя!
Толлер нехотя отодвинул конической формы пакет с теплым супом, который он принес посланнику.
– Но это пойдет вам только на пользу.
– Ты кудахчешь, прямо как моя мамочка.
– Разве это причина, чтобы отказываться от еды?
– Не умничай, юный Маракайн. – Дыхание Кетторана белыми облачками пара вырывалось из маленькой дырочки в горе одеял, укутавших его с головой.