Лейн (его больше нет!..) как-то сказал, что Леддравор и ему подобные принадлежат прошлому, и Чаккел только подтвердил это.
      Невзирая на катастрофические перемены, люди типа Леддравора и Чаккела вели себя так, словно надеялись воссоздать на Верхнем Мире прежний Колкоррон, и лишь король Прад, видимо, чувствовал, что все будет иначе.
      Лежа спиной на перегородке, Толлер подал сигнал поддувальщикам, что готов включить горелку. Они остановили вентилятор, откатили его в сторону, и Толлер мог теперь видеть изнутри весь баллон. Оболочка, частично заполненная ненагретым воздухом, провисала и морщилась между поднятыми стартовыми стойками. Заглушив звук других горелок, Толлер всадил в баллон несколько залпов, и тот начал раздуваться и отрываться от земли. Когда он поднялся вертикально, люди, державшие верхние канаты, сошлись и прицепили их к несущей раме гондолы. Другие в это время повернули легкую конструкцию и поставили ее горизонтально. Теперь огромная система "баллон-гондола" стала легче воздуха, она стремилась оторваться от центрального якоря, как будто Верхний Мир звал ее.
      Толлер спрыгнул с гондолы и кивком показал Чаккелу и ожидавшим слугам, что можно поднимать на борт пассажиров и их пожитки. Затем он подошел к Джесалле, и она позволила ему снять узел со своего плеча.
      - Можем лететь, - сказал Толлер. - На борту ты ляжешь и отдохнешь.
      Но Джесалла неожиданно заупрямилась.
      - Это же королевский корабль, - возразила она. - Мне полагается найти место на каком-нибудь другом.
      - Джесалла, пожалуйста, забудь о предписаниях. Многие корабли вообще не смогут улететь. За места на борту прольется кровь. Надо немедленно идти.
      - А принц Чаккел разрешил?
      - Я с ним провел беседу, и теперь он даже слышать не хочет, чтобы лететь без тебя. - Толлер под руку повел Джесаллу к гондоле. Поднявшись на борт, он обнаружил, что Чаккел, Дасина и дети уже заняли один пассажирский отсек, молчаливо предоставив другой ему и Джесалле. Толлер помог ей перелезть через борт. Она скривилась от боли и, как только он проводил ее в свободный отсек, легла на сложенные там стеганые одеяла, набитые шерстью.
      Сняв с пояса меч, он положил его рядом с ней и вернулся на место пилота.
      Когда он включал горелку, вдали опять грохнула тяжелая пушка. Королевский корабль был загружен гораздо меньше испытательного, поэтому уже через минуту Толлер вытащил звено якорной цепи.
      Гондола слегка накренилась, и мимо заскользили стены ангара. Даже когда баллон целиком вышел на открытый воздух, подъем благополучно продолжался, и через несколько секунд внизу раскинулась вся база небесных кораблей.
      Три других корабля королевского рейса - их отличали белые полосы на боку гондол - уже вылетели из ангаров и находились немного выше. Остальные старты притормозили на время взлета королевской эскадры, но Толлера все равно не покидало неприятное чувство тесноты в воздухе, и он пристально следил за соседними кораблями, пока не начался легкий ветерок, который несколько разбросал их.
      При массовом полете поднимающиеся или опускающиеся с разными скоростями дирижабли всегда рисковали столкнуться. И поскольку из-за баллона пилот ничего не мог видеть прямо над собой, по инструкции за безопасностью обязан был следить капитан верхнего корабля. Это правило до сих пор выполнялось, но у Толлера на его счет имелись сомнения. Ведь единственным выходом для верхнего корабля было увеличить скорость подъема, а при этом возрастал риск догнать третий дирижабль. Если бы флот отбывал согласно плану, риск был бы минимальным, но сейчас Толлер с беспокойством ощущал себя одной из конкурирующих частиц вертикального роя.
      Корабль набирал высоту, и картина под ними открывалась во всей своей поразительной сложности.
      Там и тут, среди дорожек и колей фургонов бросались в глаза лежащие на траве и надутые баллоны, а платформы, телеги с припасами, тысячи животных и людей казались муравьями, которые стараются спасти жирных маток от грозящей катастрофы.
      У южных ворот базы пестрела масса людей, но издали невозможно было разобрать, началось сражение между расколовшимися военными подразделениями или нет.
      Со всех сторон базы к летному полю сходились отдельные группы людей предположительно полные решимости эмигранты. А в самом Ро-Атабри полыхали пожары; им теперь помогал ветер, который все усиливался и уже начал срывать противоптертовые заграждения.
      По контрасту с бурлением и суматохой среди людей и вещей бухта Арл и залив Троном образовывали безмятежный голубой задник сцены. В туманной дали спокойно плавала невозмутимая плоская гора Опелмер.
      Глядя по сторонам и одновременно управляя рычагом интенсивности горелки, Толлер старался прочувствовать, что навсегда покидает эти места, но ощущал в себе лишь пустоту и почти подсознательное возбуждение свидетельство подавленных эмоций.
      Слишком много всего случилось этим утром (мой брат умер!..) - боль и раскаяние затаились в глубине, чтобы выйти, как только придет спокойный час.
      Чаккел тоже смотрел за борт, обняв Дасину и дочь. Девочке на вид было лет двенадцать. Толлер всегда считал, что Чаккелом движет лишь честолюбие, но теперь подумал, что, возможно, это мнение ошибочно. Толлеру на удивление легко удалось навязать Чаккелу пассажирку, и это указывало, что забота о семье для принца выше честолюбия.
      У перил двух других королевских кораблей тоже виднелись зрители. На одном король Прад и его сопровождающие, на другом - замкнутый принц Пауч со слугами. Только Леддравора, который, по-видимому, летел один, не было видно. У приборов управления одиноко стоял Завотл. Он помахал Толлеру рукой и начал закреплять стартовые стойки. Так как его корабль был загружен меньше всех, он мог на довольно долгие периоды оставлять горелку, не рискуя отстать от остальных.
      У Толлера, который остановился на ритме два на двадцать, такой свободы не было. После изучения результатов испытательного полета было решено, что пилоты вполне могут управлять кораблями миграционного флота без помощников, и при этом удастся разместить на борту больше пассажиров и груза. Во время отдыха пилоту надлежало доверить горелку или реактивный двигатель одному из пассажиров, но при этом все время следить за ритмом.
      - Вот-вот настанет малая ночь, принц. - Толлер говорил вежливо, стараясь загладить предыдущее нарушение субординации. - Я хотел бы закрепить стойки до того. Поэтому прошу вас сменить меня у горелки.
      - Хорошо. - Чаккел как будто даже обрадовался, что для него нашлось полезное дело. Толлер передал ему рукоятку интенсивности, а темноволосые сыновья подошли поближе и, все еще робко поглядывая на капитана, внимательно слушали объяснение работы механизма.
      Пока Толлер втаскивал стойки и привязывал их к углам гондолы, Чаккел научил мальчиков отсчитывать ритм горелки, превратив это в своеобразную игру. Увидев, что они целиком поглощены своей забавой, Толлер прошел в отсек, где лежала Джесалла. Выражение ее лица уже не было таким напряженным, а глаза смотрели живее. Она протянула ему скатанный бинт, который, наверно, достала из своего узла. Взяв бинт, Толлер опустился на подстилку из мягких стеганых одеял, ругая себя за неуместное волнение.
      - Как ты? - тихо спросил он.
      - Я думаю, ребра все-таки целы, но если я должна выполнять свою долю работы, мне надо перевязать их. Помоги мне подняться. - Опираясь на Толлера, она осторожно встала на колени и, повернувшись к нему спиной, задрала серую рубашку и открыла кровоподтек сбоку на нижних ребрах. - Как ты считаешь?
      - Да, надо забинтовать, - сказал он, не двигаясь с места.
      - Так чего же ты ждешь?
      - Ничего. - Он начал обматывать ее бинтом, стараясь делать это плотно, но ему мешали складки куртки и рубашки. Несмотря на всю осторожность, его пальцы слегка задевали ее грудь, и это прикосновение волновало Толлера, увеличивая его неповоротливость. Джесалла громко вздохнула.
      - Какой ты бестолковый, Толлер. Подожди! - Она одним движением стянула с себя рубашку вместе с курткой, и ее стройное тело оказалась обнаженным выше пояса. - Попробуй теперь.
      Толлер заставил себя вспомнить тело Лейна в желтом капюшоне и тут же превратился в бесчувственную машину. Он быстро и ловко, как полевой хирург, забинтовал Джесаллу и опустил руки. Несколько секунд Джесалла тепло и грустно смотрела на него, затем подняла и надела рубашку.
      - Спасибо, - сказала она, легонько дотронувшись рукой до его губ.
      Сверкнуло пламя радужных цветов, и корабль резко погрузился во тьму. Во втором пассажирском отсеке Дасина с дочерью тревожно простонали. Толлер встал и посмотрел через борт. Край искривленной тени Верхнего Мира мчался на восток к горизонту, а почти точно под кораблем переплетением оранжевых пылающих прядей, погруженных в расширяющееся смоляное озеро, светился Ро-Атабри.
      Когда вернулся дневной свет, четыре корабля королевского рейса достигли примерно двадцати миль высоты, и их сопровождал рыхлый рой птерты.
      Толлер осмотрелся и увидел зловещий шар всего в тридцати ярдах к северу. Он быстро подошел к одной из двух корабельных пушек, навел ее на цель и вытащил штырек - затвор стеклянного контейнера с двумя отделениями. Последовала короткая пауза, пока смешивались пикон и халвелл, а затем смесь взорвалась, и снаряд смутным пятном прочертил свою траекторию, раскрывая в полете радиальные лезвия. За ним, ярко блестя, потянулись стеклянные осколки. Описав пологую дугу, снаряд прошел сквозь птерту и уничтожил ее. Клякса пурпурной пыли расплылась и быстро исчезла.
      - Хороший выстрел, - сказал Чаккел за спиной Толлера. - Как вы думаете, на этом расстоянии яд до нас не дошел?
      Толлер кивнул:
      - Корабль летит по ветру, когда ветер есть, и пыль тоже. Поэтому она не может нас догнать. И вообще птерта для нас не так уж опасна. Эту я уничтожил, потому что у границ малой ночи бывают воздушные завихрения, и мне не хотелось, чтобы шар воспользовался случайным порывом ветра и налетел на нас.
      С озабоченным выражением на смуглом лице Чаккел смотрел на остальные шары.
      - Как это они подобрались так близко?
      - Должно быть, случайно. Если они распределены по всей площади неба, а рядом поднимается корабль, они начинают двигаться в том же темпе. То же самое случается при... - Толлер замолчал, услышав откуда-то снизу два пушечных выстрела, а затем слабые крики.
      Он наклонился через борт гондолы и посмотрел прямо вниз. На сложном зелено-голубом фоне выпуклой громады Мира виднелась нескончаемая масса баллонов. Ближайший находился всего в нескольких сотнях ярдов и казался очень большим. Под ним нестройной цепью и случайными скоплениями располагалось множество других баллонов, уменьшавшихся с расстоянием до минимальных размеров.
      Птерта перемешалась с ближайшими кораблями, и Толлер смотрел, как еще одна пушка выстрелила и попала в шар. Снаряд быстро потерял скорость и в головокружительном стремительном падении затерялся в облачных узорах далеко внизу. Крики были слышны еще некоторое время, потом стихли.
      Толлер отодвинулся от перил. Он не знал, была ли это беспочвенная паника или кто-то и впрямь увидел висящий рядом с гондолой слепой, злобный и совершенно непобедимый шар, который вот-вот лопнет, чтобы рассеять смертоносную пыль.
      Он облегченно вздохнул, одновременно чувствуя себя виноватым от того, что ему не грозит подобная участь, и тут ему в голову пришла новая мысль. Ведь птерте, чтобы приблизиться, не нужен дневной свет, и нет гарантии, что во время темноты один или несколько шаров не подплывали к кораблю. Если это так, то ни он, ни Джесалла, ни кто-либо из пассажиров не ступят ногой на Верхний Мир.
      Толлер попытался примириться с этой мыслью, а рука его сама собой нащупала в кармане странный памятный подарок отца, и большой палец начал описывать круги по гладкой поверхности.
      Глава 19
      К десятому дню полета корабль находился уже всего в тысяче миль над Верхним Миром, и привычные картины дня и ночи перевернулись. Период, который Толлер привык считать малой ночью - когда солнце уходило за Верхний Мир, вырос до семи часов [Несложный подсчет дает для данной высоты другую продолжительность "малой" ночи - пять часов. Впрочем, это все равно больше, чем длительность ночи. - Примеч. пер.], а ночь, то есть время, когда они находились в тени родной планеты, сократилась до трех часов.
      Перед рассветом он в одиночестве сидел на месте пилота и пытался представить себе будущую жизнь на новой планете. Ему подумалось, что даже колкорронцев, привыкших к жизни под сферой Верхнего Мира, будет угнетать зрелище слишком большой планеты, висящей над головой и лишающей их значительной части дня [Нетрудно заметить, что видимый диаметр Мира для наблюдателя на Верхнем Мире всего на 20% превышает привычный для колкорронцев видимый диаметр Верхнего Мира. Соответственно, и продолжительность отнятого у светлого времени суток промежутка составляет 2,4 часа против 2 часов прежней малой ночи. Другое дело, что Толлер не силен в математике, никогда еще не был на Верхнем Мире и судит по картине, представшей перед ним за 1000 миль до места назначения. - Примеч. пер.]. Если Верхний Мир необитаем, мигранты, возможно, захотят поселиться на дальней стороне планеты, в широтах, соответствующих широтам Хамтефа на Мире. И однажды настанет время, когда исчезнет всякое воспоминание об их происхождении, и...
      У входа в пассажирский отсек появился семилетний сын Чаккела Сетван, прервав мысли Толлера. Мальчик подошел и положил голову ему на плечо.
      - Дядя Толлер, я не могу уснуть, - прошептал он. - Можно я побуду с тобой?
      Он посадил мальчика на колено и мысленно усмехнулся, представив себе, как реагировала бы Дасина, услышав, что один из ее детей называет Толлера дядей.
      Из семи людей, обреченных на заточение в микрокосме гондолы, лишь Дасина не позволила себе никаких послаблений. С Толлером и Джесаллой она не разговаривала, продолжала носить жемчужную шапочку, а из пассажирского отсека выбиралась только по необходимости. Когда они проходили среднюю точку, она трое суток не пила и не ела, чтобы не пользоваться туалетом в это время. Ее лицо побледнело, утратило плавную округлость, на нем отчетливо проступили скулы, и хотя корабль уже спустился до более теплого уровня атмосферы Верхнего Мира, принцесса продолжала кутаться в стеганые одеяния, наспех скроенные для миграционного полета. Если же кто-то из семьи заговаривал с ней, она отвечала односложно.
      Толлер слегка сочувствовал Дасине, зная, что ей пришлось тяжелее, чем остальным. Дети - Корба, Олдо и Сетван - не так много лет провели в привилегированной сказочной стране Пяти Дворцов, чтобы привыкнуть к роскоши, а сейчас им помогали природное любопытство и тяга к приключениям. Чаккел благодаря своим обязанностям и амбициям всегда находился в гуще повседневной жизни Колкоррона. Кроме того, принц был умен, полон сил и надеялся сыграть ключевую роль в основании новой нации на Верхнем Мире.
      На Толлера произвело большое впечатление то, как быстро принц приспособился и стал работать на корабле, не увиливая от выполнения любых поручений. Особенно добросовестно Чаккел возился с боковыми реактивными микродвигателями, которые позволяли регулировать позицию корабля.
      С самого начала ученые предсказали, что после путешествия в пять тысяч миль воздушные потоки разбросают все корабли по весьма приличной территории Верхнего Мира; однако Леддравор заявил, что королевский рейс обязан приземлиться тесной группой.
      Предложенные способы связать корабли отвергли как непрактичные, и в конце концов королевские суда оборудовали миниатюрными горизонтальными реактивными двигателями, которые при долгой непрерывной работе добавляли весьма малую боковую компоненту к движению корабля, не заставляя его вращаться. Эта кропотливая работа удержала на протяжении полета четыре корабля королевского рейса в тесном строю.
      Одно из самых памятных зрелищ в жизни Толлера представилось, когда группа миновала среднюю точку и наступило время переворачивать корабли. Он уже переживал это раньше, но вид того, как планеты-сестры величественно плывут по небу в разных направлениях - Верхний Мир выскальзывает из-за баллона, а Мир на другом конце невидимого диаметра восходит из-за гондолы, этот вид казался ему несказанно прекрасным и внушал благоговение. К тому же на середине переворота к зрелищу добавилось еще одно чудо: от одной планеты до другой простиралась в обе стороны исчезающая вдали вереница кораблей, которые выглядели как кружки разных размеров, постепенно уменьшающиеся до светящихся точек.
      Несколько дирижаблей отложили переворот, и можно было разглядеть все устройства и сопла реактивных двигателей под их гондолами.
      И - будто этого мало, чтобы пресытить глаза и разум - были видны еще и три корабля-попутчика, которые тоже совершали переворот на фоне сияющих жгутов небесных тел и точек звезд. Конструкции, такие хрупкие, что их легко мог смять бурный ветер, волшебным образом выдержали и не перекосились, переворачивая вселенную вниз головой, словно подчеркивая, что тут и впрямь неизведанная область. Пилоты у горелок застыли неподвижно и, конечно, не могли быть ничем иным, как только инопланетянами, сверхлюдьми, обладавшими знаниями и мастерством, недоступными обычному человеку.
      Не все сцены, которые наблюдал Толлер, были величественными, но запомнились они по иным причинам.
      Джесалла - ее лицо, выражение глаз, сомневающееся или торжествующее, когда она справилась с непокорным огнем в камбузе... углубленное в себя в часы "падения" через область малой и нулевой гравитации... Почти одновременный взрыв всех птерт на второй день полета... Удивление и восторг детей, когда в окружающем холодном воздухе стало видно их дыхание... Игры малышей в то недолгое время, когда можно было подвешивать в воздухе бусы и безделушки, создавая из них карикатурные лица и объемные картины...
      А снаружи разворачивались другие сцены, причастные к царству жуткого кошмара. Они рассказывали о далеких трагедиях и причудливой гибели людей. Королевский рейс эвакуировался с базы одним из первых, и Толлер знал, что уже через день после переворота над ними миль на сто растянулось разреженное облако из кораблей. Они скрывались за огромным степенным баллоном, да их и без того было бы плохо видно на таком расстоянии, но печальные свидетельства их присутствия Толлер получал. Это был редкий, случайный и жуткий дождь дождь из твердых "капель" различных размеров и форм, от целых небесных кораблей до человеческих тел.
      Три раза Толлер видел разрушенные корабли. Их гондолы скользили мимо, обернутые медленно колышущимися ошметками баллонов, и были обречены целый день падать на Верхний Мир. Наверно, в последние часы бегства в Ро-Атабри царил полный хаос, и в этом хаосе командование некоторыми кораблями поручили неопытным летчикам, а быть может, по принуждению бунтовщиков, ими управляли люди, и вовсе не имевшие знаний в авиации. Похоже, многие из них прошли среднюю точку и не перевернулись вовремя. Притяжение Верхнего Мира увеличило их скорость, в хрупкой оболочке возникли сильные напряжения и разорвали ее.
      Однажды мимо стремительно пронеслась гондола без баллона. За ней вверх тянулись канаты и стартовые стойки, удерживающие ее в правильном положении, а у перил дюжина солдат безмолвно обозревала процессию еще способных лететь кораблей - последнее, что связывало обреченных с человечеством и жизнью.
      Но чаще всего падала всякая мелочь: кухонная утварь, шкатулки, мешки с провизией, отдельные люди и животные - свидетельства катастроф в десятках миль вверху, среди колеблющейся массы кораблей.
      Вскоре после средней точки, когда скорость падения была еще низкой, мимо королевского рейса пролетел юноша - так близко, что Толлер разглядел его лицо. Возможно, из-за бравады или отчаянного желания пообщаться с кем-нибудь напоследок он весело окликнул Толлера и помахал рукой. Толлер не ответил, отказываясь принимать участие в жуткой пародии на героизм. Застыв у перил, он долго не мог оторвать глаз от несчастного, пока тот не скрылся из виду.
      Через много часов в темноте, пытаясь уснуть, Толлер думал о падающем человеке, который к этому времени летел уже в тысяче миль впереди миграционного флота, и гадал, что чувствует тот в последние минуты...
      Толлер сидел с уютно дремлющим на колене Сетваном и автоматически управлял горелкой, отмеряя частоту залпов ударами собственного сердца, когда резко вернулся дневной свет. Он осмотрелся, поморгал и понял: что-то случилось - рядом летели не три, а два корабля.
      Не хватало того, на котором летел король. Ничего особенного вроде бы не произошло, Кедалс - сверхосторожный пилот - любил на ночь замедлять спуск, предпочитая, чтобы остальные дирижабли находились ниже, на виду, но сейчас в небе вообще не было видно королевского корабля. Толлер легко поднял Сетвана, отнес его к семье в пассажирский отсек и тут услышал неистовые крики Завотла и Амбера. Обернувшись в ту сторону, он увидел, что они показывают на что-то над его кораблем. В тот же миг из горловины баллона хлынул поток горячего маглайна, отчего кто-то из детей испуганно взвизгнул.
      Толлер взглянул вверх, сквозь сияющий купол баллона, и сердце его затрепетало. Он увидел, что к баллону, искажая паутинную геометрию лент оплетки, прижался квадратный силуэт гондолы.
      Королевский корабль находился прямо над ними и интенсивно давил на их баллон. Толлер видел круглый отпечаток сопла реактивного двигателя, которое зарывалось в макушку оболочки, угрожая разорвать верхнюю секцию. Такелаж и стартовые стойки скрипели, и давление выталкивало в гондолу Толлера все больше удушливого газа.
      - Кедалс! - заорал он, не зная, услышат ли его в верхней гондоле. Подними корабль! Подними корабль!
      К его голосу присоединились отдаленные крики Завотла и Амбера, в одной из гондол заработал солнечный телеграф, но сверху никто не отвечал. Корабль короля продолжал давить на их баллон, угрожая разорвать или сплющить его.
      Толлер бросил беспомощный взгляд на Джесаллу и Чаккела, которые вскочили и смотрели в ужасе, раскрыв рты. Самым правдоподобным объяснением, которое пришло ему в голову, было что Кедалс заболел, потерял сознание или умер за рычагами управления. Но если так, кто-то другой может включить горелку и расцепить корабли, и лучше бы он сделал это побыстрее! А вдруг - и от этой мысли у Толлера пересохло во рту - горелка каким-то образом сломалась и не включается.
      Он лихорадочно обдумывал ситуацию, а ткань баллона в это время щелкала, как хлыст, и палуба качалась под ногами. Сцепившаяся пара кораблей начала быстро терять высоту, о чем говорил тот факт, что два других корабля королевского рейса поплыли вверх.
      Впервые с момента взлета у перил своей гондолы показался Леддравор, а за его спиной Завотл все еще посылал бесполезные вспышки солнечного телеграфа.
      Отцепиться от королевского корабля, увеличив скорость спуска, Толлер не мог. Его баллон и так выпустил уже много газа, поэтому существовала опасность, что при слишком большой скорости наружное давление воздуха раздавит его. После этого началось бы падение на Верхний Мир с тысячемильной высоты.
      Необходимо было срочно вкачать в баллон много горячего газа, хотя и возникал риск порвать оболочку. Взгляд Толлера встретился со взглядом Джесаллы, и он сказал себе: "Я должен выжить!"
      Толлер вернулся на место пилота и запустил в горелку долгий грохочущий залп; голодный баллон жадно впитал тепло, и через несколько секунд Толлер толкнул рычаг бокового двигателя. Выхлопа не было слышно за ревом горелки, но от этого его действие не стало меньше.
      Два других корабля королевского рейса поплыли вниз и скрылись из виду, а корабль Толлера начал вращаться вокруг своей оси. Последовали низкие нечеловеческие стоны, и гондола короля, соскользнув по боку баллона Толлера, оказалась на виду. Одна из стартовых стоек королевского дирижабля отвязалась и, словно меч дуэлянта, кружилась в воздухе.
      Пока Толлер, застыв, наблюдал это, движение кораблей, обычно плавное и величественное, как движение небесных тел, резко ускорилось. Вторая гондола поравнялась с ним, и острый конец ее стойки слепо въехал им в камбуз. Вселенная опасно накренилась. От сотрясения стойка поехала обратно, распоров своим верхним концом оболочку королевского баллона. Содрогаясь, как в агонии, он сплющился, и дирижабль короля начал беспрепятственно падать, таща за собой зацепившейся стойкой корабль Толлера. Их гондола повернулась набок, и перед ними засверкал Верхний Мир, жадный, готовый поглотить пришельцев. Вскрикнув, Джесалла упала на перегородку, из рук ее выпало зеркало и закружилось в голубой пустоте. Толлер бросился в камбуз. Рискуя вывалиться за борт, он схватил зацепившийся конец, собрал всю свою физическую мощь воина и отбросил стойку.
      Гондола выровнялась, а Толлер, ухватившись за перила, смотрел, как корабль короля начинает свой смертельный спуск. На высоте тысячи миль сила гравитации была меньше половины [На самом деле даже меньше трети - 28%. Примеч. пер.], и дальнейшее происходило словно во сне. Толлер увидел, как король Прад подплыл к борту падающей гондолы, его белый глаз сверкнул, точно звезда, когда он поднял руку и указал на Толлера. Через секунду разорванный баллон, кружась, скрыл монарха из виду. Падая, корабль короля набирал скорость и становился все меньше, пока не превратился в еле видное мерцающее пятнышко, затерявшееся среди мозаичных картин Верхнего Мира.
      Почувствовав неожиданное беспокойство, Толлер поднял голову и оглядел два оставшихся дирижабля. С ближайшего на него смотрел Леддравор, и когда их взгляды встретились, он протянул к Толлеру руки, словно звал в объятия любимую. Так он стоял в безмолвном призыве, и, даже вернувшись к горелке, Толлер ощущал, что ненависть принца пронзает его душу подобно невидимому лезвию.
      Из входа в пассажирский отсек, где тихо плакали Дасина и Корба, на Толлера смотрел Чаккел с посеревшим лицом.
      - Сегодня плохой день, - заплетающимся языком произнес принц. - Умер король.
      Нет пока, подумал Толлер. Ему еще лететь и лететь много часов. Вслух же он сказал:
      - Вы видели все своими глазами. Просто чудо, что мы уцелели. У меня не было выбора.
      - Леддравор с этим не согласится.
      - Да, - печально подтвердил Толлер, - Леддравор не согласится.
      Ночью, когда Толлер напрасно старался уснуть, к нему пришла Джесалла. В этот одинокий час ему показалось естественным обнять ее одной рукой. Она опустила голову ему на плечо и прошептала в самое ухо:
      - О чем ты думаешь, Толлер?
      Он хотел сначала солгать, но потом решил, что не стоит.
      - Я думаю о Леддраворе. Наш спор должен разрешиться.
      - Может быть, он проанализирует случившееся, и, когда мы окажемся на Верхнем Мире, переменит мнение. Я хочу сказать, что, даже если бы ты пожертвовал нами, короля бы это все равно не спасло. Леддравор должен признать, что ты ничего не мог поделать.
      - Так можно считать мне, а Леддравор скажет, что я слишком проворно вывернулся из-под корабля его отца. Наверно, будь я на его месте, а он на моем, я бы и сам так сказал. Если бы я подождал еще, Кедалс или кто-нибудь, возможно, запустил бы горелку.
      - Успокойся, - ласково сказала Джесалла. - Ты сделал то, что следовало.
      - Леддравор тоже сделает то, что следует.
      - Но ведь ты можешь с ним справиться?
      - Вероятно. Но, боюсь, он уже отдал распоряжение казнить меня. Не могу же я сражаться с целым полком.
      - Понимаю. - Джесалла облокотилась на одну руку и смотрела на него сверху. В сумраке ее лицо было невыразимо прекрасно. - Толлер, ты любишь меня?
      Он почувствовал, что достиг конца путешествия, длившегося всю жизнь. Да.
      - Я рада. - Она села и начала раздеваться. - Потому что хочу от тебя ребенка.
      Толлер поймал ее за запястье и ошеломленно улыбнулся, не веря своим ушам.
      - Что ты делаешь! Прямо за этой перегородкой у горелки сидит Чаккел.
      - Ему нас не видно.
      - Но нельзя же так...
      - Меня это не волнует. - Джесалла прижалась грудью к руке Толлера, сжимавшей ее запястье. - Я выбрала тебя в отцы моего ребенка, и у нас, может быть, совсем мало времени.
      - Ничего не выйдет. - Толлер откинулся назад на одеяло. - Я просто не в состоянии заниматься любовью в таких условиях.
      - Ты думаешь? - Джесалла села на него верхом, прижалась ртом к его губам и стала мять руками его щеки, терпеливо стараясь разбудить в нем ответную страсть.
      Глава 20
      С высоты двух миль экваториальный континент Верхнего Мира выглядел совершенно доисторическим. Толлер некоторое время отрешенно пялился на простершийся внизу ландшафт, пока наконец не понял, почему ему пришло в голову именно это определение. Дело было не столько в полном отсутствии городов и дорог - первое доказательство необитаемости континента, - сколько в однородном цвете равнин.
      Все, что он до сих пор видел сверху, так или иначе отражало принятую на Мире шестипольную систему. Все культуры и злаки размещались параллельными полосами, цвета которых менялись от бурого до зрелого желтого через несколько оттенков зеленого. Здесь же поля были просто... зелеными, и перед Толлером блестели залитые солнцем одноцветные просторы.
      "Нашим фермерам придется заново начинать отбор семян, - подумал он. - А всем горам, морям и рекам надо будет давать названия. Это и в самом деле начало жизни на новой планете. А меня, наверно, при этом не будет..."
      Вспомнив о насущных проблемах, Толлер перенес свое внимание на рукотворные объекты. Два других корабля королевского рейса находились намного ниже; корабль Пау-ча - чуть в стороне, и у его перил толпились пассажиры, мысленно путешествующие по неизведанной планете.
      На корабле Леддравора одинокий Илвен Завотл устало сгорбился у рычагов управления. Сам принц, должно быть, возлежал в пассажирском отсеке, как и во все время вояжа за исключением трагического эпизода два дня назад. Толлер подметил такое поведение принца и гадал, не страдает ли тот фобией к неограниченной пустоте, раскинувшейся вокруг миграционного флота. Если так, для Толлера было бы лучше, чтобы дуэль состоялась прямо на борту гондолы.
      Ниже, в двух милях воздушного пространства, спускалась еще дюжина кораблей, их баллоны образовали неравномерную цепочку, которая все более вытягивалась к западу.