Шопенгауэр Артур
Размышления о государстве, политике и праве (фрагменты)
Артур Шопенгауэр
Размышления о государстве, политике и праве (фрагменты Сочинений)
АННОТАЦИЯ В настоящей работе изложен собственный оригинальный взгляд маститого представителя немецкой классической философии -- Артура Шопенгауэра -- на взаимоотношение морали и права. Сделана попытка раскрыть отношение философа к самым разнообразным вопросам относительно государственного устройства, его целесообразности и отношения к морали, как то: возникновение государства, необходимость государства, цели, преследуемые государством; государственное право, гражданский закон, цели, преследуемые законодательством, мораль и закон, долг; свобода воли и несвобода деяний; в связи с монополией государства на принуждение к исполнению закона и наказанием за нарушение закона рассмотрены вопросы собственно наказания, его эффективности, смертной казни, ответственности, раскаяния, неизменности характера и, в качестве дополнения, возможные пути облагорожения человечества, указанные еще Платоном. Дополнительно рассмотрены смежные вопросы несправедливости и права собственности. Ни одного слова, кроме специально оговоренных [в квадратных скобках], не добавлено. В конце каждого фрагмента (абзац, группа абзацев, подраздел) в квадратных скобках указана ссылка на номер источника по списку литературы с указанием страницы. Заголовки и подзаголовки -- от составителя, для структурирования текста. Дополнительно сделаны выделения ключевых слов и акцентов предложения. Документ изложен на 31 страницах машинописного текста, список использованных источников из 5 наименований.
СОДЕРЖАНИЕ: От составителя. Вступление 1 1.1. Возникновение. Общественный договор 1.2. Монархия 1.3. Необходимость существования. 1.4. Цели: охрана внешняя, внутренняя и от охранителя. 1.5. Ошибочные взгляды на цели государства. 1.6. Если бы все цели были достигнуты... 1.7. Случай уничтожения. 2. НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ И СОБСТВЕННОСТЬ 2.1. Понятие несправедливости 2.2. Величина несправедливости 2.3. Понятие собственности 2.4. Право собственности 2.5. Совершение несправедливости. 2.6. Насилие и обман. Обман насилие 2.7. Нравственная законность и обязательность договоров 2.8. Понятие долга 2.9. Естественное право. Критика Гоббса 3. ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРАВО 3.1. Законодательство 3.2. Цель законодательства 3.3. Положительное законодательство 3.4. Содержание чистого учения о праве 3.5. Наказание и его отличие от мести 3.6. Уголовное право. Степень наказания 3.7. Гражданский закон 4. Несвобода человеческих деяний и ответственность 4.1. Понятие характера 4.2. Свобода воли и несвобода в действии 4.3. Неизменность характера 4.4. Ответственность, однако, за деяния 4.5. Совесть 4.6. Раскаяние 5. Пути облагорожения человечества ВЫВОД Использованная литература:
От составителя. Вступление Артур Шопенгауэр (1788, Данциг (Гданьск) -- 1860, Франкфурт-на-Майне) прожил долгую жизнь и имел редкую возможность наблюдать, как его учение, впервые изложенное в основном труде "Мир как воля и представление" в 1818 году, пролежало на полках в совершенной неизвестности около 25 лет, и, в 40-е годы заинтересовав сперва юристов, только в 50-х годах привело к невиданному росту славы: "его переводят, читают публичные лекции, начинают излагать его учение в университетских курсах. Во Франкфурте [место жительства в это время] предпринимается к нему паломничество, как к жрецу новой религии."[см. 6]. По словам самого А.Шопенгауэра: "Вечерняя заря моей жизни будет утренней зарей моей славы", и он оказался прав. Еще при жизни философа, под его редакцией, были дважды осуществлены издания полного собрания его сочинений (в 1844 и в 1859 гг.). В предлагаемой работе осуществлена подборка фрагментов по основам права в его связи с моралью из оригинальных сочинений Артура Шопенгауэра. Изречения философа даны не в оторванном от контекста виде, а с обоснованиями, чтобы нельзя было сразу их отбросить из-за присущей им неординарности, как основной черты всей его философии. Таким образом, имеется возможность "призадуматься серьезно" над следующей жизненной установкой человека: "Да, так делают все, но хорошо ли это? Означает ли поддержка "всех" также правильность с точки зрения морали, или мораль не зависит от поступков и мнения "всех"? А чего стоит обоснование принципа "обман - это насилие", уяснение которого сразу же как бы приоткрывает "завесу" перед глазами и привносит в цепочку "насилие порождает насилие, отчего количество насилия в мире только увеличивается, а от этого страдают все, и прежде всего те самые люди, которые являются источником насилия, принесения страдания людям, поэтому насилие нельзя победить насилием, но только ненасильственным сопротивлением" важное звено. Философия Шопенгауэра отличается от всех других философских систем тем, что она и не материалистична, и не чисто идеалистична, т.е. выводится не из пустых слов типа "бытие", "субстанция", "дух" и т.д., а из чувства, ощущаемого каждым из людей. Основной пункт своей философии - ВОЛЮ - он выводит не из "созерцания тварей божьих", а из нашего с вами, присущего человеку особого чувства -самосознания -- следующим образом: 1. Человек, мы с вами, познает себя двояко: как познаваемое и как волящее. С одной стороны он говорит: "Ну вот он я, смотри, вот мои руки, ноги и т.д.", т.е. посредством органов чувств и познания. С другой стороны человек сознает себя как постоянно чего-то желающее, чувствует свою постоянную неудовлетворенность. Всю жизнь ему мало того, что уже у него есть и он хочет еще и еще, больше и больше, а потом оказывается, что жизнь уже прошла, что пожить не успел, а все только хотел. Разумно ли это? Некоторые только на смертном одре осознают ту простую истину, что удовлетворение одного желания порождает вслед за собой другое, и что неудовлетворенных желаний всегда остается значительно больше, так что от удовлетворения одного или двух из них легче не становится. Ребенок еще думать не умеет, а уже чего-то хочет и заявляет об этом всему свету своим криком. Отсюда: 2. Воля в человеке первична, а познание - вторично. Чего же хочет воля? Воля хочет только одного - жизни, она хочет проявляться и непроявление ее осознается как страдание. Есть ли воля в животных, растениях, насекомых и т.д.? Конечно же - есть. Разве все живое не хочет жить? Разве все живое не хочет избежать смерти и не делает все для того, чтобы не прекратилось проявление в них воли к жизни? Хочет! Признание человека не чем-то toto genere отличным от всего окружающего мира наводит на мысль, что: 3. Воля обладают и животные, и растения, но вся живая природа. Воля эта неразумна, она не знает, чего хочет, но ей этого и не нужно. Воля в них безусловные инстинкты, один из которых жить и делать все, чтобы не умереть. Кроме того: 4. Волю можно, в очень слабом ее проявлении, увидеть даже в неживой природе, в виде сил притяжения. Что такое сила? Физика дает ответ на вопрос, при каких условиях возникает сила и как она действует на окружающие предметы, но она так и не ответила на вопрос о причине ее существования. Да, (+) и (-) притягиваются, но почему? Так вот, в этом можно, по аналогии, узнать слабое проявление воли. Можно сказать, что желание - любовь (самое сильное проявление воли к жизни еще несуществующего индивидуума) - это сила, притягивающая его и ее, что желание владеть тем или иным предметом - это сила притяжения его с этим предметом, если ему хочется куда-то, то его туда притягивает сила и т.д. 5. Отвлечение от формы пространства и времени - простых функций человеческого мозга - уничтожает множественность и оставляет Единую Волю, по-разному проявляющуюся для нашего познания. [3. и 4.] 6. Вывод. Единая воля, по-разному проявляющаяся (объективирующаяся) во всех предметах реального мира, хочет только одного проявляться, т.е. жить и не хочет умереть. В неживой природе это силы притяжения. В живой - это инстинкты, страх смерти. Наконец, в человеке - это желания. Проявляется воля не сама по себе, она только есть, присутствует во всем, но для проявления должна быть достаточная на то причина. В неживой природе это - причина в тесном смысле слова, стечение определенных обстоятельств, соблюдение определенных условий. В живой природе добавляется еще раздражимость, в животных добавляется мотивация наглядная, а у человека - плод разума - мотивация абстрактная. Вот так выводится понятие единой воли, осознаваемое каждым из нас в виде желаний, неисчислимых и неуничтожимых. Основная часть материала по основам права и связи ее с моралью взята из основного сочинения [3. 316-329, гл. 62] и дополнения к нему [1. 616-622; 2. 138-145: гл. XLVII "К этике"]. Отдельные замечания удалось разыскать в остальной части упоминаемой в списке литературы. Всего для составления реферата было внимательно просмотрено и разобрано около 2000 книжных страниц сочинений философа.
1. ГОСУДАРСТВО 1.1. Возникновение государства. Общественный договор Общий для всех индивидуумов разум, который позволяет им, в противоположность животным, познавать не только отдельные случаи, но и абстрактно постигать целое в его связи, скоро раскрыл перед ними источник этого страдания и заставил их подумать о средствах к уменьшить его или, если возможно, устранить совсем некоей общей жертвой, которую , однако, превышала бы вытекающая из нее общая польза. В самом деле: как ни приятно эгоизму отдельного лица при удобном случае совершать несправедливость, но это имеет необходимый коррелат в перенесении несправедливости другим индивидом, испытывающим от этого большое страдание. И когда разум, продумывающий целое, отрешился от одностороннего понимания индивида, которому он принадлежит, и на мгновение освободился из-под его власти, тогда он увидел, что удовольствие, которое один индивид получает от совершения несправедливости, всякий раз перевешивается сравнительно большим страданием другого индивида; и он пошел далее, что, так как все здесь предоставлено случаю, то каждый имеет основание бояться, что на его долю будет гораздо реже выпадать удовольствие случайного причинения несправедливости, чем страдание от перенесения ее. Разум понял, что как для уменьшения тяготеющего над всеми страдания, так и для возможно равномерного его распределения лучшее и единственное средство - это оградить всех от боли перенесения несправедливости тем, чтобы все отказались от удовольствия причинять несправедливость. И вот это средство, с легкостью найденное эгоизмом, который благодаря разуму действует методически и покидает свою одностороннюю точку зрения, - это средство, постепенно усовершенствованное, и есть государственный договор, или закон. Так, как я объясняю здесь его происхождение, объяснял его еще Платон в "Государстве" (358с - 359с). Действительно, такое происхождение по самому существу своему единственное и соответствующее природе вещей; и ни в одной стране государство не могло иного другого источника, ибо только этот способ возникновения, только эта цель делает его государством, и при этом безразлично, было ли предшествующее ему в каждом данном народе состояние сбродом не зависящих друг от друга дикарей (анархия), или сбродом рабов, над которыми произвольно властвует сильнейший деспотия. В обоих случаях государства еще не было: оно возникает только в силу такого общего соглашения и в зависимости от того, в большей или меньшей степени это соглашение свободно от анархии или деспотии, и государство, соответственно, совершеннее или несовершеннее. Республики тяготеют к анархии, монархические государства деспотии; придуманный вследствие этого средний путь конституционной монархии - к господству партий. Чтобы основать совершенное государство, надо прежде создать такие существа, природа которых позволяла бы им всецело жертвовать своим благом ради блага общественного. [1. 618; 2. 141 : гл. XLVII "К этике"]. 1.2. Монархия До тех же пор возможно в этом отношении достигнуть кое-чего тем, что есть одна семья, благо которой совершенно неотделимо от блага государства, так что, по крайней мере в главном, она никогда не может способствовать одному помимо другого. На этом основывается сила и преимущество наследственной монархии. [3. 324, гл. 62] Великая ценность и основная идея королевской власти заключается, по-моему, в следующем: так как люди остаются людьми, то один из них должен быть поставлен так высоко, ему должно обеспечить столько власти, богатства, безопасности и абсолютной неприкосновенности, чтобы ему лично для себя не оставалось уже больше ничего желать, бояться и надеяться; вследствие этого присущий ему, как и всякому другому человеку, эгоизм, как бы в силу нейтрализации, уничтожается, и он, король, словно бы от был не человек, оказывается способным творить справедливость и иметь в виду уже не свое личное, а только общее благо. В этом источник того, как бы сверхчеловеческого характера, который везде сопутствует королевской власти и так бесконечно отличает ее от простой президентуры. Поэтому также королевская власть должна быть наследственной, а не выборной, - отчасти для того, чтобы заботы короля о своем потомстве могли выражаться только в виде забот о благе страны, которое вполне совпадает с благом его семьи. [1. 618; 2. 141 : гл. XLVII "К этике"]. 1.3. Необходимость существования Главный источник самых серьезных зол, постигающих человека, это сам человек: человек человеку волк. Кто твердо помнит это, для того мир представляется как некий ад, который тем ужаснее дантоновского ада, что здесь один человек должен быть дьяволом для другого, к чему, разумеется не все одинаково способны, а способнее всех какой-нибудь архидьявол: приняв на себя облик завоевателя, он ставит несколько сот тысяч людей друг против друга и кличет им: "страдание и смерть - вот ваш удел: палите же друг в друга из ружей и пушек!", - и они повинуются. И вообще взаимные отношения людей отмечены по большей части неправдой, крайнею несправедливостью, жестокостью и жестокостью: только в виде исключения существуют между ними противоположные отношения; вот на чем зиждется необходимость государства и законодательства, а не на ваших умствованиях. Во всех же пунктах, которые лежат вне сферы государственного закона, немедленно проявляется свойственная человеку беспощадность по отношению к ближнему, и вытекает она из его безграничного эгоизма, а иногда и злобы. Как обращается человек с человеком, это показывает, например, порабощение негров, (конечною целью которого служат сахар и кофе) - слишком дорогая плата за удовольствие перевести дух. [1. 599-600, 2. 68-69 - гл. XLVI "О ничтожестве и горестях жизни"]. 1.4. Цели: охрана внешняя, внутренняя и от охранителя Те, которые вместе со Спинозой отрицают, что вне государства может существовать какое бы то ни было право, смешивают средства к осуществлению права с самим правом. Охрана права, разумеется, обозначена только в государстве, но самое право существует независимо от последнего, ибо насилие может только подавить его, но не уничтожить. Вот почему государство, это - не что иное, как охранительное учреждение, ставшее необходимым вследствие тех бесчисленных посягательств, которым подвергается человек и которые он в состоянии отражать не в одиночку, а в союзе с другими людьми. Таким образом, цель государства такова: 1) Прежде всего - внешняя охрана, которая может сделаться необходимой как против неодушевленных сил природы или диких зверей, так и против людей, т.е. других народностей, хотя последний случай - самый частый и важный, потому что злейший враг человека - это сам человек: человек человеку волк. Так как ввиду этой цели народы, - правда только на словах, а не на деле - провозглашают принцип, что они всегда будут относиться друг к другу только оборонительно, а не наступательно, то возникает международное право. Последнее, в сущности, не что иное, как право естественное, сохранившее здесь, т.е. между одним народом и другим, единственную сферу своей практической действенности: только в этой области может оно распоряжаться, потому что его более мощный сын, право положительное, нуждающееся в судье и исполнителе, не может приобрести себе здесь обязательной и реальной силы. Поэтому международное право сводится к известной степени нравственной воли во взаимных отношениях народов, и поддержание этого нравственного правопорядка составляет дело чести всего человечества. Трибунал, перед которым разбираются процессы, возникающие на этой почве, это - общественное мнение. 2) Внутренняя охрана, т.е. защита членов какого-нибудь государства друг от друга, иначе говоря -- обеспечение частного права, осуществляемое поддержанием законного правопорядка, который заключается в том, что сконцентрированные силы всех защищают каждую отдельную личность, - отсюда возникает такой феномен, как если бы все были правомерны, т.е. справедливы, никто друг друга не хотел обижать. Но так как во всех человеческих делах устранение одного зла обыкновенно открывает дорогу к новому злу, то обеспечение этой двойной охраны влечет за собою потребность в третьей, т.е. оказывается нужна: 3) Охрана против охранителя, т.е. против того или тех, кому общество поручило блюсти охрану, - иными словами, обеспечение публичного права. Лучше всего это обеспечение, по-видимому, осуществляется тогда, когда раздробляют триединство охраняющей власти на законодательную, судебную и исполнительную, так что каждая из них поручается разным лицам и функционирует независимо одна от другой. Когда помимо этой цели охраны государству примышляет еще и другие какие-нибудь цели, то это легко может сделаться опасным для истинной цели его. [1. 617-618; 2. 139-141 : гл. XLVII "К этике"]. 1.5. Ошибочные взгляды на цели государства. То обстоятельство, наряду с правовым учением Канта, который совершенно неправильно выводит его из своего категорического императива создание государства как моральную обязанность, не раз служило и в новейшее время поводом к весьма странной и ошибочной теории, будто государство - учреждение для содействия морали, будто оно вытекает из стремления к ней и, таким образом, направлено против эгоизма. Как будто внутреннее настроение, которое только и может быть моральным или имморальным, как будто вечно свободная воля поддается модификации извне и меняется от разных влияний. Еще нелепее взгляд, будто государство служит условием свободы в нравственном смысле, а потому и моральности: ведь на самом деле свобода находится по ту сторону явления, а не только по ту сторону человеческих учреждений. [325] Государство, как я сказал, вовсе не направлено против эгоизма вообще и как такового: наоборот, оно возникло именно из сознательного и методического эгоизма, покинувшего одностороннюю точку зрения ради общей, - эгоизма всех, этой суммы частных эгоизмов; и существует оно только для того, чтобы служить ему, основанное на той верной предпосылке, что чистой морали, т.е. праведной жизни в силу моральных побуждений ожидать нельзя, иначе оно само было бы излишним. Таким образом, вовсе не против эгоизма, а только против вредных его последствий, которые вытекают из множественности эгоистических индивидов для каждого из них и нарушают их благосостояние, - только против них направлено государство, в целях своего благосостояния. [325] 1.6. Если бы все цели были достигнуты ... Если бы государство вполне достигло своей цели, то это выглядело бы так же, как если бы во всех помыслах царила совершенная правда. Но оба явления по своей внутренней сущности и происхождению были бы противоположны. А именно, в последнем случае никто не хотел бы совершать неправды, в первом никто не хотел бы терпеть неправды, и средства достижения этой цели были бы вполне соответственные. Так одна и та же линия может быть проведена с разных сторон, и хищный зверь в наморднике столь же безвреден, как и травоядное животное. Но дальше этого предела государство идти не может: оно не в силах создать такого положения вещей, какое возникло бы из общего взаимного благоволения и любви. Ибо (мы только что видели это) как государство, согласно своей природе, не стало бы запрещать несправедливых деяний, если бы они не причиняли другой стороне страдания, и только потому, что это невозможно, оно запрещает всякий несправедливый поступок, так и наоборот, согласно своей тенденции, направленной ко всеобщему благу, оно весьма охотно заботилось бы о том, чтобы каждый испытывал на себе благоволение и дела человеколюбия, если бы и последние не имели в качестве своего неизбежного коррелата совершение акций благотворительности и любви; при этом каждый гражданин хотел бы взять на себя пассивную роль и никто не соглашался бы на активную, да и не было бы основания навязывать ее одному преимущественно перед другим. Поэтому принуждать можно только к отрицательному, которое и составляет право, а не к положительному, которое понимали под именем обязанностей любви, или небезусловных обязанностей. [3. 326, гл. 62] 1.7. Случай уничтожения Мир лежит во зле - дикие пожирают друг друга, а культурные друг друга обманывают, и это называют порядком вещей. Что такое государства, со всем их искусственным механизмом внешних и внутренних отношений и их разного рода властью, как не приспособление для ограничения беспредельной людской несправедливости? Разве мы не видим на всем протяжении истории, как всякий царь, раз только он утвердился на троне и страна его пользуется некоторым благоденствием, употребляет последнее на то, чтобы со своим войском, как с шайкой разбойников, обрушиться на соседние государства? Разве все почти войны не были в сущности разбойничьими набегами? [...] "Во всех войнах дело идет о грабеже", - говорит Вольтер. [2. 327, Афоризмы житейской мудрости / В. Принципы, касающиеся нашего поведения относительно других, п.29] Принцип несправедливости, господство насилия вместо права [...], прямо есть на самом деле и фактически господствующий в природе закон, притом не только в мире животных, но и среди людей; для предотвращения его вредных последствий у цивилизованных народов применяется государственный порядок; на как только порядок этот, где и как бы то ни было, перестает существовать или может быть обойден, там этот закон природы тотчас вновь появляется на сцене. Все же время непрерывно господствует он между отдельными народами; принятый в их взаимных отношениях жаргон справедливости есть, как известно, просто дипломатический канцелярский стиль, вопросы решает грубая сила. Напротив, подлинная, т.е. невынужденная, справедливость хотя, без сомнения, и встречается, однако всегда лишь в виде исключения из этого закона природы. [5. 168: "Об основе морали", гл. 7 "О высшем принципе Кантовской этики"]. 2. НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ И СОБСТВЕННОСТЬ 2.1. Понятие несправедливости В то время, как воля представляет такое самоутверждение собственного тела в бесчисленных рядах индивидов, она в силу присущего всем эгоизма легко выходит в каком-либо индивиде за пределы этого утверждения, - вплоть до отрицания той же самой воли, проявляющейся в другом индивиде. Воля первого вторгается в область чужого утверждения воли в том случае, если индивид губит или калечит самое тело другого, или же заставляет силы этого чужого тела служить его воле, а не воле, являющейся в другом теле, - другими словами, тела и таким образом увеличивает силу, служащую его воле, больше, чем это дает ему на это право сила собственного тела, - следовательно, утверждает собственную волю за пределами собственного тела, отрицая волю, являющуюся в другом теле. [316] Это вторжение в сферу чужого утверждения воли отчетливо сознавалось испокон веков, и его понятие было названо словом несправедливость. Ибо обе стороны мгновенно схватывают, в чем тут дело, правда, постигая это не в отчетливой абстракции, как мы здесь, а своим чувством. Терпящий несправедливость чувствует вторжение в сферу утверждения своего собственного тела через отрицание его чужим индивидом; он чувствует это как непосредственное духовное страдание, которое совершенно отличается и отделено от сопровождающей его физической боли, причиняемой самим деянием, или от огорчения по поводу утраты. С другой стороны, в совершающем несправедливость мгновенно возникает сознание, не in abstracto, а в виде темного чувства, и это называют угрызениями совести, или, ближе к данному случаю, чувством содеянной несправедливости. [3. 316, гл. 62.] 2.2. Величина несправедливости При всяком несправедливом поступке несправедливость по качеству остается той же, именно ущемлением другого, касается ли оно его личности, его свободы, его собственности, его чести. Но по количеству она может быть очень различной. Это различие в размере несправедливости - ему соответствует размер порицания, с каким к данной несправедливости относятся. Я выставляю для нее такую формулу: величина несправедливости моего поступка равна величине зла, какое я им причиняю другому, разделенной на величину выгоды, какую я сам из него извлекаю; а величина справедливости моего поступка равна величине выгоды, какую доставит мне ущемление другому, разделенной на величину вреда, какой он при этом потерпит. [5. 214-215 : разд.II "Критика основы, указанной для этики Кантом", гл.17]. 2.3. Понятие собственности Ибо такой собственностью, которой без несправедливости нельзя отнять у человека, может быть, согласно нашему пониманию несправедливого, только то, что обработано собственными силами этого человека, так что захват этого отнимает силы его тела у объективированной в нем воли, чтобы заставить их служить воле, объективированной в другом теле. Лишь в таком случае совершающий несправедливость вторгается в сферу чужого утверждения воли, хотя и покушается не на чужое тело, а на неодушевленную, совершенно отличающуюся от него вещь: ведь с этой вещью как бы срослись и отождествились труд и сила чужого тела. Отсюда следует, что всякое истинное, т.е. моральное, право собственности первоначально основывается исключительно на обработке, как это почти всюду признавали до Канта и как это отчетливо и прекрасно выражает древнейшее из всех законодательств: "Мудрецы, сведущие в старине, объясняют, что возделанная нива составляет собственность того, кто выкорчевал лес, очистил и вспахал ее, - как антилопа принадлежит первому охотнику, который ее смертельно ранил" (законы Ману, IX, 44. 317). 2.4. Право собственности В самом деле, каким образом простое изъявление моей воли устранить других от пользования вещью - может тотчас же создать и самое право на нее? Очевидно, само это изъявление предварительно нуждается в правомерном обосновании, а вовсе не оно служит таким основанием, как это думает Кант. Да и поступает ли по существу, т.е. в моральном смысле, несправедливо тот, кто не признает этих притязаний на исключительное обладание вещью, не основанных не на чем, кроме собственного заявления? Ведь совершенно ясно, что не может быть никакого правомерного завладения, а существует только правомерное освоение, приобретение вещи путем приложения к ней первоначально собственных сил. Там, где вещь посредством какого-нибудь труда, как бы ни был он незначителен, обрабатывается, улучшается, ограждается от повреждений, хотя бы этот труд заключался только в том, чтобы срыть или выполоть из почвы дико растущий плод, - там посягающий на эту вещь очевидно лишает другого результатов его сил, потраченных на нее, т.е. заставляет тело этого человека служить не собственной, а его воле, утверждает собственную волю за пределами ее проявления, вплоть до отрицания чужой воли, - т.е. совершает несправедливость. [318] Напротив, одно только пользование вещью без всякой ее обработки или охраны от повреждения так же мало дает права на нее, как и изъявление своей воли на исключительное владение ею. Поэтому, если какой-нибудь род в течение хотя бы целого столетия один охотился в известной местности, не сделав, однако, ничего для ее улучшения, то он не может без моральной несправедливости запретить охоту в ней чужому пришельцу, который вдруг пожелал этого. Вот отчего так называемое право преоккупации, согласно которому за простое давнишнее пользование вещью требуют еще сверх того вознаграждения, т.е. присваивают себе исключительное право на дальнейшее пользование ею, в моральном отношении совершенно неосновательно. Тому, кто опирается только на это право вновь прибывший тог бы с гораздо большим правом возразить: "Именно потому, что ты уже так долго пользовался этой вещью, справедливо, чтобы теперь воспользовались ею и другие." [318] Для всякой вещи, которая не поддается никакой обработке посредством улучшения или предохранения от несчастных случаев, не существует морально обоснованного права на исключительное владение ею, кроме разве добровольной уступки со стороны всех остальных, например, в виде вознаграждения за другие услуги; но это уже предполагает построенное на договоре общежитие, государство. Морально обоснованное право собственности, как это показано выше, дает, по своей природе, владельцу такую же неограниченную власть над вещью, какую он имеет над собственным телом; из этого следует, что он путем обмена или дара может переносить свою собственность на других, которые затем владеют данной вещью с тем же моральным правом, что и он. [3. 319, гл. 62.] Право собственности возникает, на мой взгляд, только через обработку вещей. "Какое право имеет охотник на громадный лес, который он случайно обежал, преследуя свою добычу?" [заявление северо-американского экс-президента Квинси Адамса 1840 г.]. Собственность, - это прибыль от труда и не что иное, как воплощенный труд. Это еще раз показывает, что право собственности можно обосновать только на труде, потраченном на вещи; только в этом качестве оно находит себе свободное признание и приобретает моральную оценку. Совершенно своеобразное подтверждение этой же истины дает тот моральный факт, что в то время как закон так же строго, а в некоторых странах еще и строже, наказывает браконьерство, как кражу денег, тем не менее гражданская честь, последней навеки разрушаемая, от первого, т.е. от браконьерства, собственно, не терпит значительного урона, и браконьер, поскольку за ним нет другой вины, хотя и не считается безгрешным, но, в противоположность вору, не слывет за бесчестного и не подвергается всеобщему отвержению. Ибо принципы гражданской чести зиждутся на морально, а не на чисто позитивном праве; дичь же не есть предмет обработки, а потому не есть и предмет морально-ценного владения: право на нее имеет поэтому имеет поэтому совершенно позитивный характер и с моральной точки зрения не действительно. [1. 619; 2. 142 : гл. XLVII "К этике"]. 2.5. Совершение несправедливости Несправедливость, понятие которой мы только что разобрали в самой общей абстракции, находит себе in concreto наиболее полное, прямое и наглядное выражение в каннибализме. Непосредственно за этим идет убийство, и потому, как только оно совершится, угрызения совести, смысл которых мы только что изложили отвлеченно и сухо, мгновенно следуют с ужасающей явственностью и наносят душевному покою неисцелимую рану на всю оставшуюся жизнь; ибо наш ужас перед совершенным убийством, как и наш трепет до его совершения, соответствуют той безграничной привязанности к жизни, которой проникнуто все живое как проявление воли к жизни.
