—Я не понимаю, — в который раз завела разговор Мурли. — Об этом обязательно нужно напечатать в газете. Ведь Помоечницу покалечил не кто-нибудь, а Председатель Общества Друзей Животных.
      — Нет, — твердо сказал Тиббе. — Кошки — это не новости, так говорит мой шеф.
      — А бедная кормящая мамаша, которую ударили бутылкой, — настаивала Мурли. — Может, она искалечена на всю жизнь.
      — Я вполне понимаю, — с некоторым сомнением в голосе произнес Тиббе, — что можно взбелениться, когда на праздничном столе твоим лососем закусывает грязная бродячая кошка. И допускаю, что при этом можно схватить первый попавшийся предмет и запустить им в воровку.
      — Ах вот как! — Сверкнув глазами, Мурли столь выразительно взглянула на Тиббе, что тот, опасаясь её коготков, отступил назад.
      — В любом случае это не для газеты, — поспешил добавить он. — И закончим этот разговор.
      Когда Мурли сердилась, она отправлялась дуться в свою коробку. Вот и сейчас она было направилась туда, но в открытое чердачное окошко вскочил Флюф и издал протяжное мяуканье.
      — Что он говорит? — спросил Тиббе.
      — Селёдочник?! — воскликнула Мурли.
      — Рвау-иму-мрау — торопливо излагал Флюф. Закончив свое взволнованное повествование на кошачьем языке, он снова исчез в чердачном окошке.
      — Что случилось с селёдочником? — спросил Тиббе.
      — Он в больнице!
      — Вот оно что! А я-то думал, что Флюф рассказывает вам какую-то веселую историю.
      — Селёдочника сбила машина, — сообщила Мурли. — Вместе с его палаткой. Все окрестные кошки сбежались туда, потому что там кругом разбросана селёдка.
      — Об этом можно написать заметку, — заспешил Тиббе. Он схватил свой блокнот.
      — Я тоже пойду, — сказала Мурли. — Только по крышам, так у меня получается быстрее.
      Она побежала к чердачному окошку, но Тиббе успел задержать её.
      — Нет, юфрау Мурли! Мне бы не хотелось, чтобы моя секретарша, словно последняя бродячая кошка, набрасывалась на селёдку, которая валяется на земле.
      Мурли смерила его презрительным и гордым взглядом.
      — К тому же, — продолжал Тиббе, — там уже полно народу, а вы этого не любите.
      — Хорошо, я останусь дома, — согласилась Мурли. — Всё равно последние новости я узнаю на крыше.
      На Грунмаркт в самом деле собралась большая толпа. Целое столпотворение. На место происшествия уже прибыла полиция. Под ногами хрустели осколки стекла, палатка была целиком разрушена, повсюду валялись лотки и подносы, флажки были втоптаны в землю, и последняя кошка удирала с кошачьего пира с последним рыбьим хвостом в зубах. Господин Смит тоже наблюдал за происходящим.
      — Селёдочника увезли в больницу, — сообщил он Тиббе. — У него сломано ребро.
      — Как это произошло? — спросил Тиббе.
      — Машина! Самое скверное, что никто не видел, какая машина наехала на палатку. Она тут же умчалась прочь. Ни стыда, ни совести!
      — Неужели никого не оказалось поблизости? Ведь это случилось средь бела дня!
      — Представьте себе, — скорбно покачал головой господин Смит. — Это произошло в обеденное время, все обедали. Кто-то услышал ужасный треск, но, когда сюда прибежали, машина уже скрылась за углом.
      — А сам селёдочник?
      — Он тоже ничего не видел. Он стоял и чистил селёдку, как вдруг в его палатку врезалась машина и он упал, придавленный обломками. Полиция уже допросила всех в этом районе, никто на машину не обратил внимания. Наверное, это был какой-то приезжий, не из нашего города.
      Тиббе оглянулся по сторонам. На углу Грун-маркт сидела кошка, торопливо доедавшая селёдку «Наверняка кошки видели, кто это сделал, — подумал он. — Скорей всего, Мурли уже в курсе».
      Так оно и было.
      — Мы давно знаем, кто это сделал, — сказала Мурли, едва Тиббе успел переступить порог дома. — На всех крышах только об этом и говорят.
      Это была машина господина Эллемейта. Он сам сидел за рулем, и это он наехал на селёдочника. Тиббе недоверчиво взглянул на неё.
      — Разве столь уважаемый человек стал бы скрываться после того, что случилось? Он обязательно заявил бы о происшествии в полицию.
      — Кошки видели это собственными глазами, — упрямо повторила Мурли. — Ведь возле палатки селёдочника всегда обретаются кошки. Там были и Косой Симон, и Промокашка, и Просвирка. Какое счастье, что вы теперь об этом знаете, господин Тиббе! Пусть в газете напечатают всю правду.
      Тиббе сел и молча принялся грызть ногти.
      — Разве не так? — спросила Мурли. — Об этом можно напечатать в газете?
      Тиббе покачал головой.
      — Конечно, я напишу заметку о происшествии. Но я не могу утверждать, что наезд совершил господин Эллемейт. Нет никаких доказательств.
      — Никаких доказательств? Но три кошки...
      — Вот в том-то и дело, что кошки. Какой мне с того прок? На месте происшествия не было ни одного свидетеля.
      — Там было целых три свидетеля.
      — Кошки — не свидетели.
      — Разве?
      — Нет. Не могу же я написать: «От некоторых кошек нам стало доподлинно известно, что на селёдочника совершил наезд наш многоуважаемый господин Эллемейт». Я никак не могу этого сделать. Поймите же наконец!
      Мурли не понимала. Не произнеся ни слова, она ушла в свою коробку.
      ...Ночью на крыше Косой Симон сказал Мурли:
      — Возле ратуши тебя кое-кто поджидает.
      — Кто?
      — Парфюм. У него для тебя новости.
      По крышам Мурли добралась до городской ратуши. Пробило три часа ночи, на площади стояла тишина. В лунном свете перед ратушей, каждый на своем постаменте, застыли каменные львы, опиравшиеся передними лапами на каменные щиты.
      Мурли остановилась в ожидании. Со стороны левого льва на неё пахнуло смесью причудливых ароматов. Запах кошки мешался с запахом духов. Из-за каменного льва вышел Парфюм.
      — Носик-носик, — пропел он. Они потёрлись носами.
      — Надеюсь, ты простишь за то, что я благоухаю яблоневым цветом, — мурлыкнул кот. — Это наш новый аромат. Я хочу тебе кое-что рассказать, но ты не должна ссылаться на меня. Не нужно, чтобы мое имя упоминалось в прессе. Обещай мне.
      — Обещаю, — кивнула Мурли.
      — Поверим на слово... Помнишь, я рассказывал тебе про Виллема? Он работал у нас в столовой, и его уволили.
      — Помню, — сказала Мурли, — ну и что?
      — А то, что его снова взяли на работу.
      — Я рада за него. Это и есть твоя новость? Для газеты это не годится.
      — Не спеши, — важно топорща усы, остановил её Парфюм. — Я ещё не всё сказал. Слушай. Сижу я, значит, на подоконнике со стороны улицы — есть у меня такое заветное местечко, где меня никому не видно, там виноград по стене вьется. А мне, наоборот, видно и слышно всё, что происходит в конторе у директора. Директором у нас Эллемейт, знаешь это?
      — Ещё бы я этого не знала! — воскликнула Мурли. — Он покалечил твою мать.
      — Вот-вот, — фыркнул кот. — Неудивительно, что я его терпеть не могу. Не сказал бы, что я очень привязан к моей матери, — на мой взгляд, она слишком вульгарно пахнет. Я привык к более изысканным ароматам. Но то, что он сделал, переходит всякие границы... Сижу я, значит, на подоконнике и вдруг вижу, что перед Эллемейтом стоит Биллем. Дай-ка, думаю, подслушаю.
      — Говори же быстрей, — поторопила его Мурли.
      — Эллемейт говорит: «Договорились, Биллем, можешь выходить на работу. Прямо сейчас и приступай». А Биллем шаркает в ответ ножкой: «Спасибо, менеер, как я счастлив, менеер, рад стараться, менеер».
      — На этом всё и кончилось? — спросила Мурли.
      — Сперва я тоже так подумал и даже, сдается мне, слегка вздремнул... солнышко грело и всякое такое... сама знаешь, когда сидишь на подоконнике...
      — Знаю, знаю. — Мурли потеряла терпение. — Продолжай же.
      — Задремал я было, но тут сквозь сон слышу, как Эллемейт и говорит ему у двери: «А если тебя спросят, видел ли ты что сегодня на Грунмаркт, отвечай, что ничего не видел, ничего не знаешь. Понял? Абсолютно ничего». — «Понял, менеер!» — ответил ему Биллем и вышел из конторы. Вот, собственно, об этом я и намеревался тебе поведать.
      — Ага! — обрадовалась Мурли. — Биллем видел, как произошло несчастье.
      — Я тоже так думаю, — важно кивнул Парфюм.
      ***
      — Теперь наконец мы нашли человека, который это видел, — сказала Мурли. — Настоящего свидетеля. А не кошачьего.
      — Я сейчас же пойду к Виллему, — решил Тиббе. — А вдруг он признается, что был там. Когда я неожиданно спрошу его про водителя машины.
      Пока Тиббе ходил к Виллему, Мурли на крыше вела тайные переговоры с котом из отеля «Монополь» Люксом.
      — Послушай, — сказала она ему, — по слухам, Эллемейт часто обедает у вас в отеле. Правда?
      — Так оно и есть, — подтвердил Люкс. — Раз в неделю он с женой заказывает у нас обед. По пятницам. Как раз сегодня.
      — Не мог бы ты посидеть у них под столом и послушать, о чём они говорят? — попросила его Мурли.
      — Премного благодарен! — Люкс чихнул от возмущения. — Как-то раз он уже дал мне пинка под столом.
      — Ну, пожалуйста, — взмолилась Мурли. — Нам позарез нужно узнать, что он сам говорит. Но никто из нас не рискует близко подойти к его дому. Потому что там живёт этот мерзкий Марс. Может, у тебя получится незаметно нырнуть под стол?
      — Посмотрим, — неуверенно пообещал Люкс.
      ***
      Тиббе вернулся домой поздно, совершенно измученный и расстроенный.
      — Я был у Виллема, — сообщил он. — Биллем клянется, что ничего не видел и не слышал.
      Уверяет, что его не было на Грунмаркт, когда это произошло. Мне кажется, он лжет, но вполне естественно, что он боится признаться. А ещё я был у селёдочника в больнице.
      — Ну как он там? — с волнением спросила Мурли. — Он так же хорошо пахнет?
      — Он пахнет больницей.
      — Какая жалость!
      — Я спросил, могла ли на его палатку наехать машина господина Эллемейта? Селёдочник рассердился, закричал: «Что за дурацкая идея! Эллемейт — мой лучший клиент, как вам такое пришло в голову!» А потом я был в полиции, — продолжил Тиббе. — Там я тоже спросил, могла ли это быть машина Эллемейта?
      — И что они ответили?
      — Они рассмеялись мне в лицо. Решили, что я спятил.

      — Неужели твой хозяин до сих пор ничего не написал про Эллемейта? — удивилась Помоечница.
      — Пока не написал, — вздохнула Мурли. — Он говорит, что у него нет доказательств.
      — Да он просто трус! Кишка тонка! Какие же странные звери эти люди. Такие же бесхарактерные, как собаки! — воскликнула Помоечница. Её возмущение было столь велико, что она на миг даже отвлеклась от своего потомства.
      Тем временем один самый шустрый котенок доковылял до двери фургона. Увидев это, старая кошка довольно хмыкнула:
      — Ишь ты, смотри! И этому подавай свободу! А ну-ка, иди сюда, голь перекатная.
      Она взяла котенка за шкирку и притащила назад на одеяло.
      — Замучили меня, паршивцы этакие, — нежно мурлыкнула она.
      У котят уже открылись глазки. Они стали чрезвычайно резвыми и ловили друг друга за хвостики. А также играли длинным драным хвостом их мамаши.
      — Как твоя лапа? — спросила Мурли.
      — Немного лучше. Но всё ещё хромаю. Похоже, такой хромоногой и останусь на всю жизнь. Каждый день хожу пить воду из лужицы возле крана и трачу на это времени — прорву.
      — А ты не боишься надолго оставлять детей? — испуганно спросила Мурли. — Здесь не опасно?
      — Сюда же никто не ходит, — зевнула Помоечница. — Кроме тебя и Биби. Она тоже каждый день приносит мне еду. А сегодня фотографировала моих обормотов. Представляешь? Щелкнула всех моих уродиков! Вот так-то!.. Ах да, чуть не забыла. Их папаша, кот Бензин, просил тебя обязательно заглянуть к нему на бензоколонку. Он хочет тебе что-то рассказать. Понятия не имею о чём , вроде бы это касается селёдочника.
      Распрощавшись со старой кошкой, Мурли отправилась прямиком на бензоколонку. Кот Бензин приветливо поздоровался с ней.
      — Говори же, — поторопила его Мурли.
      — Здесь был этот Эллемейт. У его автомобиля сильно повреждено крыло. И фара разбита.
      — Ах! — воскликнула Мурли.
      — У него две машины, — со знанием дела продолжал Бензин. — Это был голубой «шевроле». Ты наверняка слышала, что у нас тут и ремонтная мастерская. Приехал он и говорит моему хозяину, механику: «Я наехал на свой собственный забор. Можете починить машину прямо сегодня?» А мой хозяин отвечает: «Не так-то просто это сделать».
      — И что же? — Мурли сгорала от любопытства.
      — Тут Эллемейт дал ему деньги. Я не разглядел сколько. Наверное, очень много, потому что мой хозяин прямо просиял от радости. А Эллемейт ему говорит: «И ещё у меня к вам маленькая просьба: если кто вас станет расспрашивать, ну, о том, была ли разбита моя машина... вы ничего не знаете».
      — Ага! — торжествующе воскликнула Мурли. — Большое тебе спасибо, и счастливо оставаться.
      Уходя, она оглянулась и крикнула Бензину:
      — У тебя симпатичные дети!
      — У кого? — Кот изобразил удивление.
      — У тебя!
      — Ах, у меня? Кто тебе сказал?
      — Помоечница.
      — Вечно она болтает, — пробурчал нерадивый папаша.
      ***
      Люкс был гладкий, черный как смоль кот с белой манишкой. От сытой жизни при отеле он стал толстым и круглым, словно шар. В часы, когда в ресторане собирались посетители, Люкс медленно курсировал между столами и умоляюще заглядывал всем в глаза, будто хотел сказать: «Люди добрые, неужели вы не видите, что я голодаю?» И добрые люди подкармливали голодающего объедками, отчего тот становился всё толще и толще. При ходьбе он переваливался с боку на бок.
      В пятницу, в половине седьмого вечера, зал был, по обыкновению, полон. От столика к столику сновали официанты, отовсюду доносилось звяканье ножей и тарелок, гости беседовали за едой, из кухни тянуло запахами горячего ростбифа и жареной картошки.
      В углу у окна, чуть поодаль от других столиков, сидели господин Эллемейт и его супруга.
      Кот Люкс, опасливо косясь на супругов, раз-другой промаршировал мимо них. Он обещал Мурли послушать, о чём они говорят, но, вспоминая пинок под столом, пока не решался приблизиться. Наконец он собрался с духом и уселся в метре от их столика. Они явно ссорились, кот Люкс определил это по их жестам и лицам, однако, к его большому огорчению, ссорились они шепотом.
      «Главное, не залезать под стол. Иначе я точно нарвусь на неприятность, — сообразил Люкс. — Если я сяду позади стула, то ничего страшного произойти вроде не должно...»
      Он осторожно подкрался поближе и навострил уши.
      — ...какая глупость с твоей стороны, — разобрал он шепот мефрау Эллемейт, — тебе сразу надо было во всём признаться.
      — Снова ты завела свою пластинку. — Господин Эллемейт нахмурился. — Прекрати нытье.
      — И тем не менее я уверена в том, что ты должен был признаться, — продолжала она тихо. — И сейчас ещё не поздно это сделать.
      Он мрачно покачал головой и отправил в рот кусок мяса.
      Кот Люкс передвинулся на шажок ближе.
      — Брысь, попрошайка! — прошипел господин Эллемейт.
      Люкс остался сидеть на месте, глядя на него преданными голодными глазами.
      — Перестань нести вздор, — снова переключился господин Эллемейт на свою супругу. — Уже слишком поздно. Конечно, ты права, я должен был признаться сразу, но я этого не сделал. А сейчас... поезд ушёл.
      — А если всё станет известно...
      — Это исключено. Там не было ни души, кроме придурковатого парнишки, уволенного из фабричной столовой, но я его опять взял на работу.
      — А в мастерской, где чинили твою машину?
      — Механик умеет держать язык за зубами. Он мой хороший друг. На все времена.
      — И всё же я думаю, что тебе следует признаться, — упрямо повторила мефрау Эллемейт.
      — Да замолчишь ты наконец! По-твоему, я совсем рехнулся? Я с таким трудом всех здесь приручил. Налево-направо раздавал деньги, то на одно благое дело, то на другое. Ради того, чтобы всем угодить. Я всюду вхож, я принят во все общества, я — везде председатель, я заседаю во всех комитетах... я разбиваюсь в -лепешку, чтобы завоевать доверие людей. И пока мне это удавалось!
      Кот Люкс придвинулся чуть ближе.
      — Брысь, ты!.. — прошипел господин Эллемейт. — Спасу нет от этих кошек.
      Кот осторожно попятился, сделал круг почета по залу и вернулся на прежнее место. Он услышал слова Эллемейта:
      — Ты только представь, что это попадет в газету! И на моем добром имени можно будет поставить крест! И меня не выберут в Комиссию Муниципального Совета. И нечего тогда даже мечтать о расширении фабрики. Все будут против меня. И давай закончим пустые разговоры. Что тебе на десерт?
      — Мороженое, — тихо сказала мефрау Эллемейт.
      — Попадись мне эта дрянная кошка темной ночью, я бы свернул ей шею! — рыкнул Председатель Общества Друзей Животных, испепеляя взглядом толстого черного обжору.
      Кот Люкс решил, что довольно натерпелся оскорблений. Он выскользнул из ресторана и, тяжело пыхтя, полез на крышу отчитываться перед Мурли.
      — Опять это слышала кошка, — сокрушался Тиббе. — Опять ни одного настоящего свидетеля. Что я могу написать, не имея ни единого доказательства? А те двое, которые могли бы мне помочь, не хотят говорить. Биллем и механик из мастерской. Оба они утверждают, что ничего не видели.
      — Но вы верите кошкам? — спросила Мурли.
      — Да, — кивнул Тиббе. — Я вам верю.
      — Надеюсь, мне удастся когда-нибудь расцарапать физиономию этому Эллемейту! — прищурилась Мурли.
      — Я тоже на это надеюсь, — вздохнул Тиббе. Он совсем пал духом. Теперь он был уверен, что кошки говорят правду, но не отваживался написать заметку, не имея на руках ни единого доказательства. Он был не только подавлен, но и рассержен. Не просто рассержен, а, черт возьми, возмущен! И возмущение делало его не таким робким. Он уже не боялся, как прежде, подходить к незнакомым людям и задавать им вопросы.
      Но когда, как будто между прочим, он говорил: «Я слышал, что несчастье с селёдочником произошло по вине господина Эллемейта», все дружно негодовали: «У кого только язык повернулся сказать такое! И кто только посмел оклеветать нашего почетного гражданина! Господин Эллемейт никогда не поступил бы так! Во-первых, он ездит очень осторожно, а во-вторых, он обязательно признался бы — случись с ним такое. Не мог он наехать на селёдочника!»
      — Что ты, Тиббе! — сказал господин Смит. — Зачем ты повторяешь всякую чушь? То, что ты говоришь, это гадкие сплетни, мой мальчик.

      Как-то раз мефрау Фан Дам, та, которая проживала этажом ниже Тиббе, сказала своему мужу:
      — Помнишь, у меня был такой зеленый заварной чайничек. Куда он подевался?
      — Понятия не имею, — пожал плечами господин Фан Дам, а минутой позже добавил: — По-моему, мы пользовались им в фургоне. В нашем старом фургоне.
      — Да-да, ты прав... Что ж, выходит, и чайничек погиб вместе с фургоном на свалке. Ведь наш старый фургон отправлен на свалку?
      — Не скажи. — Господин Фан Дам почесал в затылке. — Похоже, он всё ещё стоит на автостоянке, в самом дальнем углу.
      — Неужели он так и простоял там все эти годы?
      — Выходит, что так.
      — Обязательно схожу туда, — решила мефрау Фан Дам. — А вдруг чайничек отыщется. К тому же там наверняка обнаружатся и другие вещицы, которые пригодятся в хозяйстве.
      На следующий день мефрау Фан Дам явилась на стоянку в тот самый момент, когда Помоечница отправилась к луже пить. Она медленно тащилась к крану, подволакивая больную ногу. Её котята остались одни, но до сих пор с ними ничего страшного не происходило. Каждый раз по возвращении Помоечница находила свое гнездо в целости и сохранности, поскольку обычно сюда никто не забредал.
      И вот мефрау Фан Дам толкнула дверцу и зашла в фургон.
      Она сразу же заметила котят, копошащихся на старом одеяле.
      — Это ещё что за фокусы! — скривилась она. — В моем фургоне! Целый выводок котят! Грязных бездомных котят! Подумать только, на моем одеяле!
      Это было очень старое одеяло. Рваное и в пятнах. Однако мефрау Фан Дам негодовала. Она схватила старую цветастую наволочку и одного за другим засунула в неё котят. Затем она отыскала зеленый чайничек, старое полотенце и пыльную циновку, окинула удовлетворенным взором фургон и сказала:
      — Вот так!
      С сумкой в одной руке и цветастым мешком из наволочки в другой она покинула автостоянку.
      Помоечница видела, как мефрау Фан Дам выходила из фургона, но была ещё слишком далеко. К тому же она не могла бежать. Кое-как доковыляв до своего жилища, она вскарабкалась по лесенке и уставилась на пустое одеяло. Полный отчаяния кошачий вопль огласил округу, но его никто не услышал, потому что на бензозаправке вовсю надрывалось радио. А мефрау Фан Дам не обратила на крик Помоечницы никакого внимания, хотя прекрасно его слышала. Она стояла возле бензозаправки и в задумчивости смотрела на тяжелый мешок с котятами в своей руке.
      «И что мне теперь с ними делать? — соображала она. — Не понесу же я их домой. Куда мне деть этих грязных котят?»
      Рядом остановилась заправиться машина. Большая голубая машина. Она принадлежала господину Эллемейту.
      Мефрау Фан Дам направилась прямиком к нему. Она наклонилась и, источая любезность, проворковала в открытое окошко:
      — Добрый день, господин Эллемейт!
      — Здравствуйте, мефрау Фан Дам.
      — У меня тут целый выводок котят. Я обнаружила их в своем старом фургоне. Вот они — в наволочке... Можно, я отдам их вам?
      — Мне? — удивился господин Эллемейт. — Да на что они мне сдались?
      — Как же? — подняла брови мефрау Фан Дам. — Я читала, что вы являетесь Председателем Общества Друзей Животных. Не так ли?
      — Да, это так, — с кислой миной подтвердил господин Эллемейт.
      — Вот видите! А это общество призвано служить... как это... в общем, заботиться о том, чтобы у всех животных был дом. Я об этом читала в газете.
      — Совершенно верно, но сейчас у меня нет ни секунды времени.
      — А если вы не сможете найти им дом, то придется отвезти котят туда, где их безболезненно умертвят, — втолковывала господину Эллемейту мефрау Фан Дам. — Не возьмете ли на себя такую заботу? Вот, я кладу их вам на заднее сиденье.
      Она просунула цветастый мешок в окошко, мило улыбнулась на прощание и была такова.
      Господин Эллемейт остался с шестью беспризорными котятами.
      — Эта вздорная тетка думает, что у меня кошачий приют, — злобно пробурчал он. — Что теперь с ними делать?
      Машина рванулась с места.
      Первые мгновения Помоечница, жалобно мяукая, металась по фургону. Когда она выбралась оттуда, мефрау Фан Дам была уже далеко. Навстречу Помоечнице бежал кот Бензин.
      — Твоих котят увезли, — сообщил он. — В мешке. В машине Эллемейта. И он с ними.
      Помоечница присела и заплакала.
      Она поняла, что её котята потеряны для неё навсегда, искать их не имеет смысла, быть может, они уже погибли. Ей, хромоногой, не догнать машину.
      Она была совершенно беспомощна.
      — Я передам сообщение, — утешал её Бензин. — По кошачьему телеграфу. Не уверен, правда, что будут результаты.
      Помоечница ничего не ответила. Она тихо плакала.
      — Ладно, мужайся, — сказал Бензин. — Тебе не повезло. — Он побежал прочь.
      — Между прочим, это и твои дети тоже! — крикнула ему вслед Помоечница.
      — Это ещё нужно доказать, — огрызнулся Бензин.
      По кошачьему телеграфу новости всегда передавались быстро. Но это сообщение распространилось со скоростью поистине невероятной. Уже через десять минут Флюф поставил в известность Мурли.
      — Куда же поехала машина Эллемейта? — взволнованно спросила она.
      — Его машина стоит возле почты.
      — А котята ещё там?
      — Нет, — грустно вздохнул Флюф. — На заднем сиденье их нет. Симон заглядывал в окошко. В машине нет никакого мешка.
      — Где же они? — воскликнула Мурли. — Что он с ними сделал?
      — Никто не знает, — сказал Флюф. — Кот Бензин видел, как Эллемейт отъехал от бензозаправки. Просвирка видела, как он проезжал мимо церкви. Несколько кошек видели, как он остановился возле почты. Но никто не заметил, куда он подевал котят.
      — Может, он их уже утопил, — совсем разволновалась Мурли. — Боже мой, какое горе для бедной Помоечницы! Она всегда ругала своих котят и вместе с тем так гордилась ими! Пусть всё кошки города ищут, спрашивают, слушают... нет, я тоже пойду искать!