- Подготовь белую ракету, освети место посадки. Если внизу кустарник, положу машину на крыло и садиться не буду.
      Штурман приготовил ракету. Огонек все ближе и ближе. Когда до земли осталось всего метров пять? шесть, вдруг впереди зажглись стартовые огни аэродрома.
      - Аэродром! - вырвался у меня возглас. Только приготовился выравнивать машину, как с земли взлетели две белые ракеты. Они осветили и посадочную полосу, и большую часть аэродрома.
      - Так это наш! - крикнул штурман. - Вины!
      Самолет мягко приземлился и покатился по посадочной полосе. В этот момент мотор совсем перестал работать, горючее кончилось. Довольные, мы вылезли из кабины. Подбежавшие техники и мотористы оттащили машину на стоянку. Я побежал на командный пункт доложить командиру о выполнении задания.
      - Где вы были, почему так долго не возвращались? - резко спросил Куликов.
      - Немного уклонились от маршрута.
      - Штурман, - обратился командир полка к Егорову, - почему вы плохо вели ориентировку?
      - Да вроде все делал правильно, - виновато отозвался тот.
      - Не понимаю, - вмешался в разговор присутствовавший на КП командир дивизии. -Просто не верится, чтобы вы могли потерять ориентировку. Что-то вы не договариваете.
      - Видите, как было, - сказал вконец растерявшийся Егоров. - До цели спал я, а на обратном пути - Шмелев. Когда он проснулся, ему показалось, что самолет падает. Он сказал, что мы потеряли ориентировку.
      Решили садиться на вынужденную, случайно попали на свой аэродром.
      - А почему вы спали? - обратился ко мне полковник.
      - Товарищ командир, днем мы роем землянки, а ночью летаем. Уже много дней совсем не отдыхаем. Вот и решили поспать в полете по очереди...
      - Ах, вот в чем дело... - задумчиво сказал комдив. - Товарищ Куликов, сколько времени летный состав отдыхал вчера?
      - Точно не могу сказать... - уклончиво ответил командир полка. Ему, видимо, было неудобно признаться при нас, что в последние дни летный состав спал в сутки по два-три часа. Комдив это понял и бросил нам:
      - Вы свободны...
      В эту ночь произошли и более серьезные неприятности. Возвращаясь с задания, Виктор Емельянов тоже решил поспать. Машину повел штурман. Над озером Ильмень он столкнулся с другим самолетом. И там, как выяснилось позже, летчик спал. Экипаж первой машины погиб. Второй самолет был изуродован, но все-таки дотянул до аэродрома.
      Командир дивизии приказал летному составу полка сутки отдыхать. Мне и Егорову дали двухнедельные путевки в армейский дом отдыха.
      Вскоре почти все наши штурманы научились пилотировать самолет. Но со сном в полете было покончено навсегда.
      Крылатый корректировщик
      После ухода Куликова командование полком принял Александр Алексеевич Воеводин. Еще до его прибытия к нам мы многое узнали о нем. Родился он под Москвой, в бедной крестьянской семье. После смерти отца восьмилетний парнишка, чтобы не умереть с голоду, стал подпаском. В 1923 году вступил в комсомол, а через пять лет - в партию. Работал в Волоколамском укоме и Московском обкоме комсомола. В армию пошел по партийной мобилизации. Знали мы также, что Александр Алексеевич окончил Качин-скую школу пилотов, а в последнее время был военкомом авиационной дивизии.
      Приняв полк, Александр Алексеевич Воеводин начал знакомиться с людьми. Беседовал он просто, по-отечески. И каждый, кто говорил с ним, откровенно выкладывал ему все, что было на душе.
      Мы сразу убедились в том, что полковой комиссар Воеводин внимательный, чуткий и в то же время требовательный командир. Он добивался от экипажей творческого выполнения боевых заданий. Если раньше некоторые товарищи не особенно заботились о качестве бомбометания, думали лишь о том, как бы побыстрее сбросить бомбы, то теперь каждый летчик и штурман чувствовал ответственность за результаты вылета. На одну и ту же цель мы стали заходить по столько раз, сколько требовалось для ее надежного поражения в ночных условиях.
      Как только экипажи возвращались с задания, Воеводин сразу вызывал их к себе и обстоятельно с ними беседовал. Он требовал, чтобы в полете каждый действовал не по шаблону, а применительно к конкретной обстановке, учитывал и особенности расположения целей, и систему прикрытия их огнем. Командир не только давал советы и указания, делился своим опытом, но и часто летал сам, показывая пример подчиненным.
      ...Наступила осень - холодная, хмурая. Белые ленинградские ночи сменились темными приильменскими. Погода теперь больше благоприятствовала противнику, чем нам. Вылетишь на бомбежку, а цель вдруг оказывается закрытой сплошным туманом. И нередко возвращаешься ни с чем.
      Надо было искать выход. И мы его нашли. На одном из самолетов установили радиостанцию. Перед началом боевой работы его экипаж шел в район цели и разведывал погоду. Оттуда он подробно докладывал по радио метеорологическую обстановку. С учетом ее командир и принимал решение: поднимать ли в воздух весь полк или выполнять боевую задачу несколькими экипажами.
      Еще один самолет, оборудованный радиостанцией, был выделен для корректировки артиллерийского огня в дневное время. Таких задач мы еще ни разу не выполняли. Это новшество, как любое другое, таило в себе много неясного.
      Первыми на корректировку отправились заместитель командира эскадрильи капитан Зинченко и штурман Самсонов. Несколько раз они на бреющем пересекали линию фронта и уходили на три - шесть километров в глубь обороны противника.
      Во время одного из полетов экипаж натолкнулся на такой сильный огонь вражеской зенитной артиллерии, что Зинченко не решился лететь дальше и возвратился на свой аэродром. Возмущенный Самсонов доложил об этом в штаб армии. Генерал Кондратюк, расценив поступок Зинченко как попытку к невыполнению задания, приказал ему вернуться в полк, а вместо него потребовал выслать надежного летчика. Решение командующего было передано командиру нашего полка. На следующий день Воеводин срочно вызвал меня к себе.
      Это было 7 декабря. После напряженной летной ночи мы спали мертвецким сном. Но прибежавший в общежитие посыльный безжалостно разбудил меня:
      - Товарищ старшина! Вас срочно вызывает командир полка:
      Я с трудом поднялся, протер глаза. От усталости ныло все тело, голова была словно чугунная.
      - А зачем? - спросил я, зная, что Воеводин не любит беспокоить людей во время отдыха.
      - Не знаю, - ответил посыльный. - Наверно, полетите куда-нибудь. Приказано сейчас же готовить самолет.
      Быстро оделся и побежал к командиру полка. Он встретил меня приветливо.
      - Знаете, зачем я вас вызвал, товарищ старшина? Хочу поручить вам важное и ответственное задание: корректировать огонь нашей артиллерии в дневное время и вести наблюдение за полем боя. Сегодня, с наступлением темноты, вы со штурманом должны вылететь в Толокнянец.
      Каждый из нас ожидал, что может быть послан на такое" задание. Но чтобы вот так, сразу, без подготовки - этого я не предполагал. И, разумеется, заколебался.
      - Товарищ полковник! Я летал на связь и на разведку, бомбил, разбрасывал листовки, возил питание и боеприпасы. А вот корректировкой не занимался. Видимо, не справлюсь с таким заданием...
      - Я еще не кончил, товарищ старшина. Вы слишком рано начали волноваться! - повысил голос Воеводин. - На аэродроме Толокнянец вы встретитесь с представителем штаба артиллерии одиннадцатой армии и получите от него подробный инструктаж. С этого момента будете находиться в распоряжении начальника штаба артиллерии, выполнять его задания.
      - Ясно, товарищ полковник! - твердо ответил я. - Разрешите взять к себе штурманом лейтенанта Зайцева. Он уже опытный, и, главное, мы с ним сработались.
      Я очень обрадовался, когда Воеводин, подумав, сказал:
      - Согласен. Прошу вас только, товарищ Шмелев, как можно серьезней отнестись к заданию. И себя берегите. Вернувшись в общежитие, я разбудил Зайцева:
      - Леша, вставай! Дело интересное есть. Зайчик быстро оделся. Мы вышли на улицу, и я рассказал о разговоре с Воеводиным. Алексей сразу оживился:
      - Это здорово! Что ж, поработаем вместе с артиллеристами.
      Вечером мы вылетели в Толокнянец. В задней кабине сидели Зайчик и техник звена Евгений Дворецкий.
      Прилетев в назначенный пункт, мы приземлились на небольшой площадке, оборудованной позади колхозных сараев. С трех сторон ее окружал лес, в котором находились капониры для самолетов.
      Трудолюбивый и расторопный Дворецкий стал готовить машину к боевому вылету, а мы с Алексеем направились в Толокнянец. Штаб 11-й армии размещался в землянках, вырытых в овраге за деревней.
      Разыскали начальника разведотдела штаба артиллерии майора Мельникова и доложили ему о прибытии. Он очень обрадовался. Его помощник капитан Ростовцев поинтересовался, приходилось ли нам раньше корректировать огонь артиллерии. Мы признались, что дело это для нас новое. Тогда артиллеристы сразу же стали объяснять организацию и способы ведения корректировки. К концу беседы мы уже кое-что усвоили, у нас появилась уверенность в своих силах.
      В штабе артиллерии армии мы пробыли несколько дней. Изучили некоторые документы, ознакомились с рядом журнальных статей, в которых освещались интересующие нас вопросы. Потом отправились в 1235-й пушечный артиллерийский полк, с которым нам предстояло вести боевую работу. Командовал им полковник Пастух.
      Здесь мы провели два дня. Побывали на огневых позициях, чтобы иметь более ясное представление об артиллерии, разработали с командиром артполка план совместных действий. Уточнив вопросы взаимодействия и связи, выехали назад, в Толокнянец. Уже стемнело, когда мы возвратились туда. В небе слышался знакомый стрекот пролетающих У-2. Один за другим они шли к линии фронта.
      - Сегодня наши бомбят Рамушево или Бычково, - задумчиво сказал Алексей.
      - А тебе не приходило в голову, Леша, - заметил я, - что наше последнее бомбометание, когда мы делали по нескольку заходов на цель, имеет что-то общее с корректировкой? Помнишь, как громили батарею у Омычкино? Четыре бомбы за четыре захода, и после каждого ты вносил поправки...
      - Удачный был вылет, - согласился Зайчик. - И мы действительно корректировали тогда, только самих себя.
      - Вот видишь? Значит, ты в этом деле если не собаку, то щенка уже съел.
      Конечно, в моих словах было больше шутки, чем правды. Одно дело корректировать собственное бомбометание, и совсем другое - огонь артиллерии. Тут мало общего. В первом случае штурман, пользуясь приборами, сам исправляет свои ошибки, во втором - экипаж У-2 является как бы глазами артиллеристов, вынесенными в район цели. Своими наблюдениями он лишь помогает артиллерийским батареям вносить поправки в расчетные данные.
      На рассвете мы перелетели на новую площадку, поближе к переднему краю. Дозаправив машину, снова поднялись в воздух. Задача: отработать связь с командным пунктом артиллерийского полка и одновременно разведать места расположения батарей противника.
      Летим на высоте тридцать метров. Над позициями наших зенитчиков делаем один-два виража. Зайцев приветливо машет им рукой. Мы заранее договорились с ними, что в случае появления вражеских истребителей будем уходить под прикрытие батарей.
      Несколько раз прошли над лесом, в котором расположен командный пункт 1235-го артполка. И каждый раз Зайцев немедленно связывался с ним по радио. Слышимость была хорошей.
      Проверив устойчивость радиосвязи, пошли за линию фронта и минут двадцать тщательно наблюдали за всем, что происходило в расположении противника. Добытые сведения тут же передавали артиллеристам. Выполнив задание, благополучно вернулись на аэродром.
      На следующий день начальник штаба артиллерии 11-й армии полковник Ганже приказал нам вылететь на корректировку в район Васильевщины, южнее которой наша разведка обнаружила несколько артбатарей противника. Первые два вылета оказались малоуспешными. По часу барражировали вдоль линии фронта, внимательно наблюдая за землей, но фашисты, к сожалению, молчали.
      Перед вечером поднялись в воздух третий раз. С полчаса ходили над заданным районом в надежде засечь хотя бы одну стреляющую батарею. И вот наконец южнее Васильевщины заметили несколько вспышек. Зайчик немедленно передал на землю координаты, и через несколько минут артиллеристы доложили о своей готовности. Я развернул самолет в сторону фронта и вошел в облака. Штурман скомандовал: "Огонь!"
      Зная, что снаряд будет лететь до цели секунд тридцать, я сделал в уме расчеты и в нужный момент вывел машину из облачности. Как раз вовремя: внизу хорошо видим клубки разрывов. На бреющем, прямо над головами перепуганных гитлеровцев, проскакиваем черед линию фронта на свою территорию и тут же передаем на КП координаты. Затем снова возвращаемся в район цели.
      Три раза мы так пересекали линию фронта, и всегда Алексей передавал по радио точные данные. После третьей пристрелки контрольный снаряд разорвался почти в центре расположения вражеской батареи. Нормально! Зайчик подает команду:
      - Беглый огонь!
      На гитлеровцев обрушился шквал снарядов. Дело сделано. На душе легко.
      Вдруг слышим по радио: "В воздухе фашистские истребители!"
      К такому сюрпризу мы, конечно, готовились, но, откровенно говоря, сейчас, после первой удачной корректировки, этого "свидания" не хотелось. Вся веселость исчезла. Надо уходить!
      Стараясь держаться на фоне леса, выскакиваем в район, прикрываемый нашими зенитками. Оглядываемся. "Гостей" как будто не видно. На душе сразу становится легче. Алексей передает артиллеристам:
      - Работу закончили, цель поражена. Возвращаемся домой!
      Вдруг откуда ни возьмись над нами появляются два фашистских истребителя. Один из них с ходу открывает огонь. Зайцев отвечает из своего пулемета. Но его огонь можно лишь условно назвать ответным. Ведь наш пулемет не мог идти ни в какое сравнение с вооружением "мессершмитта".
      Истребители стали делать второй заход. Я развернул самолет и, прижимаясь к земле, пошел им навстречу. Расчет на одно: скорость у "мессершмиттов" в несколько раз больше нашей. Значит, на встречных курсах у них будет очень мало времени на прицеливание и ведение огня. Пронесло!..
      Ведомый истребитель пошел в третью атаку, а ведущий почему-то отвалил и скрылся в облаках. Снова разворачиваюсь и, дав полный газ, иду навстречу атакующему. Фашист тоже "дожимает" к земле свой самолет. Однако, чем резче он увеличивает угол пикирования, тем быстрее приближается к нему земля. Увлекшись атакой, вражеский летчик не успевает в нужный момент взять ручку на себя и врезается в лес.
      - Ура! Вот это победа! - радостно кричит Алексей. - Истребителя сбили! Как думаешь, заметил это кто-нибудь из наших?
      На радостях мы делаем над горящим "мессером" несколько кругов с набором высоты и идем домой. Там нас уже ждали. Мы доложили полковнику Ганже о выполнении задания и, довольные своим успехом, пошли отдыхать.
      Несколько дней подряд мы вели воздушную разведку и корректировали артиллерийский огонь. Во время одного из таких вылетов нас вновь атаковали фашистские истребители. Опять началась игра в "кошки-мышки". Один из "мессеров" настолько обнаглел, что стал "резвиться" рядом с нами. Ну ладно, думаю, гад, сейчас ты вспомнишь, что у нас тоже есть пулемет.
      Уловив удобный момент, Зайцев дал две очереди. "Мессер" задымил, резко накренился и пошел к земле. Мы торжествующе переглянулись. На боевом счету экипажа стало два сбитых вражеских самолета. Неплохо для начала!
      Однажды в разговоре с майором Мельниковым мы с Зайцевым предложили производить корректировку артиллерийского огня ночью.
      - Мы же ночники, - сказал я. - Ночью мы можем сделать вдвое больше, чем днем.
      Мельников удивленно посмотрел на нас и ответил:
      - В истории артиллерии, кажется, таких случаев не было.
      - Авиационная история, конечно, короче артиллерийской, - возразил Зайцев. - Но ведь она не стоит на месте. Так почему мы должны стоять? Я уверен, что сможем корректировать огонь ночью!
      Подумав, майор сказал, что доложит о нашем предложении начальству. В тот же вечер нас вызвал на беседу командующий артиллерией 11-й армии Рыжков. Мы с жаром отстаивали свою идею, но так и не убедили
      На следующий день, узнав, что приехал заместитель начальника разведотдела штаба артиллерии Северо-Западного фронта подполковник Агафонов, мы обратились со своим предложением к нему. Он, говорили, очень внимателен ко всему новому. И он действительно поддержал нас. После долгих споров генерал-майор Рыжков наконец решил провести опытную ночную корректировку.
      Для начала нам предложили навести огонь артдивизиона в центр деревни Савкино, где- располагался вражеский штаб. Предупредили, что точность наших данных будет контролироваться всеми имеющимися у артиллеристов средствами.
      - Выйдет или нет? - тревожились мы, садясь в самолет,
      - Не беспокойтесь, ребята! Все будет хорошо,- ободрял нас техник Дворецкий, хотя волновался не меньше нас.
      Взлетели, набрали высоту и вскоре вышли в район цели. Зайчик связался с артиллеристами. Радиостанция работала безукоризненно. Алексей передал:
      - Цель вижу. К работе готов.
      Артиллеристы тоже доложили о своей готовности. Я слышал их ответ, поскольку переговоры дублировались. Немедленно развернул самолет и повел его к цели. Зайчик рассчитал, что снаряд разорвется как раз в то время, когда мы окажемся над деревней. Он был уверен, что заметит разрывы.
      - Выстрел! - сообщили артиллеристы. Мы, как говорится, распахнули глаза и стали наблюдать. Через тридцать секунд метрах в трехстах западнее Савкино появился огненный фонтанчик.
      - Есть! Вижу! - радостно крикнул Зайчик. На этом же месте разорвался и второй снаряд. Алексей быстро вычислил координаты и передал их на батарею. Следующие снаряды упали в ста метрах западнее деревни.
      - Левее ноль-ноль два! - внес поправку Алексей.- Огонь!
      Теперь снаряды легли точно в центре деревни.
      - Цель накрыта! - передал Зайчик артиллеристам. - Беглый огонь!
      Когда мы, ликуя, наблюдали за фейерверком над Савкином, с опушки леса, расположенного восточное деревни, неожиданно открыла огонь артиллерия противника. Штурман тотчас же засек ее и сообщил:
      - Пятьсот метров западнее цели - артбатарея. Прошу начать пристрелку.
      - Выстрел! - спустя несколько минут ответили наши артиллеристы.
      Через сорок секунд севернее вражеской батареи разорвались два снаряда. Зайчик передал поправку, и следующая пара снарядов упала точно на артиллерийские позиции противника.
      - Беглый! - скомандовал Зайчик.
      Огонь нашей артиллерии нарастал с каждой минутой. Вскоре в лесу, южнее батареи, произошел взрыв. Вероятно, снаряды попали в склад с боеприпасами.
      - Порядок! - радостно закричал я. - Полет удался на славу! Ночные корректировщики теперь у нас будут!
      - Нормально получилось! - отозвался Зайчик. Так мы впервые за всю историю авиации произвели ночную корректировку артогня с самолета. Это произошло 22 декабря 1942 года. И все-таки нам удалось не разбить, а лишь поколебать издавна укоренившееся мнение о невозможности корректировки огня ночью. Поздравив нас с успешным выполнением боевой задачи, командующий артиллерией вместе с тем распорядился строго контролировать каждый наш вылет с помощью звукометрической аппаратуры и экономить снаряды.
      Полуокруженные в районе Демянска немецкие войска снабжались только по узкоколейке, проходившей из Старой Руссы вдоль "рамушевского коридора". Одна из станций находилась на восточном берегу реки Пола. Наша разведка установила, что здесь у противника расположены основные склады боеприпасов, продовольствия и горючего.
      Мы получили задачу скорректировать огонь нашей артиллерии по этой важной цели. Выполнить ее было нелегко. Железнодорожная станция находилась в тылу врага. Подступы к ней прикрывались сильным огнем зениток, взаимодействовавших с прожекторными установками.
      Заранее наметив маршрут и профиль полета, мы с наступлением темноты отправились на задание. Погода благоприятствовала нам. Зайцев установил радиосвязь с артполком, и вскоре артиллеристы доложили о готовности к стрельбе.
      К линии фронта подошли на высоте около двух тысяч метров. Я убрал газ, и самолет начал бесшумно планировать к железнодорожной станции. Он как бы катился с огромной горы. Заметно волнуясь, Алексей подал команду: "Огонь!" Ровно через сорок секунд неподалеку от станции разорвался сначала один снаряд, потом второй. Зайцев быстро засек эти разрывы, я развернул самолет, и мы опять "поехали с горы"-только теперь в сторону наших войск. На высоте трехсот метров пересекли линию фронта, и штурман передал на землю координаты. Потом снова спланировали к цели. "Огонь!" - скомандовал Алексей. Снаряды разорвались в центре железнодорожной станции.
      - Беглый огонь! - немедленно передал Зайчик.
      В стрельбу включились все орудия дивизиона. Тут и там, накрывая цель, взметались фонтаны разрывов.
      Когда станция была разрушена, Зайцев передал команду перенести огонь по складу, расположенному в трехстах метрах севернее.
      Снаряды легли точно в цель. В воздух взметнулся огромный столб пламени.
      - Видим зарево, - передали по радио артиллеристы. - Переходим на стрельбу всем полком!
      И вот заговорили все орудия 1235-го пушечного полка. Налет длился несколько минут. Над целью появилось гигантское зарево. Со складом было покончено. Тепло распрощавшись по радио с артиллеристами, легли на обратный курс. Полковник Пастух пригласил нас в гости. Мы, конечно, не отказались.
      Когда наш экипаж успешно провел еще несколько десятков таких вылетов, то уже никто из артиллеристов не стал сомневаться в успехе нового дела. Воздушный наблюдательный пункт понравился всем. Подполковник Агафонов обобщил наш опыт, изучил доклады командира 1235-го артполка, контрольные записи звукометристов и весь этот материал отослал в штаб артиллерии Северо-Западного фронта.
      7 февраля 1943 года мы в последний раз корректировали огонь 1235-го артиллерийского полка. На следующий день нас пригласил к себе подполковник Агафонов.
      - Как вот, дорогие мои летчики, - сказал он. - Командующий приказал передать вас в соседнюю армию. Генерал вами доволен, надеется, что такую же помощь вы окажете и артиллеристам двадцать седьмой армии.
      - Нам приятно это слышать, - ответил я. - Жаль только с полком расставаться, сработались.
      - Ничего, - с улыбкой возразил Агафонов. - Сработаетесь и там. Мельников вот жалуется, что стрелять не по чему, все вражеские батареи разгромили.
      Мы засмеялись.
      Как раз в это время в землянку вошел майор Мельников.
      - Чего смеетесь? Заметили, что не по форме одет? - строго спросил он. Он был ранен в правую ногу и вместо сапога носил огромный валенок.
      - Нет, что вы, - отозвался Агафонов. - Мы говорим о том, что летчики вместе с Пастухом уничтожили в полосе вашей армии все фашистские батареи. Теперь вот ребята скучают без работы, и мы переводим их к Кравцову.
      - Не отдам! - отрубил Мельников.
      - Приказ фронта, - пожал плечом Агафонов.
      - Это другое дело. Раз пришел приказ, какой тогда может быть разговор, - вздохнул Мельников.
      ...Начальник штаба артиллерии 27-й армии полковник Кравцов встретил нас приветливо и после недолгой беседы повез на командный пункт одной из бригад 15-й пушечной артдивизии. Эта дивизия, сформированная в Сибири, прибыла на фронт совсем недавно и расположилась восточное Старой Руссы.
      Дорога, по которой двигался наш открытый "виллис", шла через лес. Она была настолько узкой, что не позволяла разъехаться даже двум встречным машинам. В таких случаях одна из них "лезла" в сугроб, вторая проезжала, и на буксире вытаскивала первую. Но нам повезло: не встретилось ни одной машины.
      К нашему приезду на командном пункте собрались все командиры артдивизионов. Мы рассказали им о своем опыте корректирования артогня. Они слушали с интересом и задали много вопросов. Когда закончился разговор, стало уже темно. Полковник Кравцов повез нас обратно в штаб дивизии.
      Впереди та же узкая лесная дорога. Только после небольшой оттепели она покрылась льдом. Едем без света. Тишину нарушает лишь рокот мотора. Нас убаюкало. Неожиданно впереди послышался грохот гусениц и из-за поворота выскочил танк. Он несся тоже без света. Наш водитель, молодой солдат, торопливо включил маскировочный фонарь и резко нажал на тормоза. "Виллис" начало заносить. Шофер повернул баранку в сторону заноса. Машина выровнялась и заскользила навстречу танку. Расстояние до него быстро сокращалось. Наш солдат не выдержал и выскочил из "виллиса". Хорошо, что нас вовремя заметили танкисты. Танк резко затормозил и остановился буквально в метре от нашей" машины. Мы облегченно перевели дух. Из танка показалась голова в шлеме.
      - Носит тут всяких... - танкист не договорил, увидев полковника, который отчитывал подбежавшего водителя:
      - Ты почему бросил машину? Людей везешь, а не дрова! Понимать надо... Испугался, герой? Солдат виновато молчал.
      - Ладно, на первый раз прощаю. Садись за руль, - уже мягче проговорил Кравцов.
      Шофер проворно влез в кабину и завел мотор. Танк попятился немного, затем круто повернул влево, в сугроб, и, свалив пару сосенок, с грохотом пронесся мимо нас. Полковник с улыбкой посмотрел ему вслед и сказал:
      - Видать, лихой парень. Такой бы не выпрыгнул...
      Примерно через полчаса мы были уже на месте. Начальник штаба дивизии подполковник Понтус созвал офицеров обсудить порядок предстоящей совместной работы. Зайцев нанес на карту вражеские батареи, вскрытые штабом артиллерии...
      ...С наступлением темноты мы были уже в воздухе, над линией фронта. Быстро связались с артиллеристами. Я повел самолет вдоль переднего края на километровой высоте. Прошли два раза с севера на юг и обратно, но ничего не заметили, кроме редких вспышек пулеметных очередей и ярких всплесков трехцветных немецких ракет. Но мы знали, что эта тишина обманчива. Просто противник старается ничем не выдать себя. Видимо, нас ищут в небе десятки глаз его наблюдателей, и не один зенитный расчет получил задание сбить назойливую стрекозу.
      В томительном ожидании проходит минут сорок. Вдруг на опушке леса мелькнуло несколько вспышек - открыла огонь вражеская батарея. Хорошо! Есть работа! Зайчик вычисляет координаты и передает их артиллеристам. Несколько пристрелочных выстрелов с поправками - и обнаруженная батарея противника накрыта огнем нашего дивизиона.
      За эту ночь мы сделали три боевых вылета.
      В последнее время противник начал применять так называемые кочующие батареи. Они появлялись внезапно словно из-под земли, производили короткий огневой налет и немедленно меняли позицию. Ловить их надо было с такой же быстротой, с какой они маневрировали. И мы добились этого умения. И по "кочевникам" стрельба стала результативной.
      Как-то разведка доложила, что в районе Старой Руссы появились шестиствольные реактивные минометы противника. Мы летали несколько раз подряд, но никак не могли их обнаружить. И вот однажды во мраке ночи сверкнули сине-красные огненные полосы, направленные в сторону нашей обороны. Зайцев быстро определил место нахождения минометной батареи и передал данные по радио. Артиллеристам не понадобилось делать специальных расчетов: основные ориентиры были заранее нанесены ими на карту. Через сорок секунд пристрелочные снаряды разорвались чуть севернее цели. Зайчик немедленно сообщил поправку. Вскоре вся артбригада открыла беглый огонь. Мы с удовлетворением наблюдали, как метко падали наши снаряды. Вдруг зарево большого взрыва осветило всю Старую Руссу. - Что это за зарево? - спросили артиллеристы.
      - Наверное, попали в склад с минами, - ответил штурман. - Уж очень огонь необычный. Синий с желтыми пятнами.
      - Вас поняли. Поздравляем!
      В это время из района юго-восточнее Старой Руссы начала вести ответный огонь артиллерийская батарея противника. Видимо, гитлеровцы решили спасти свои шестиствольные минометы. Зайчик без промедления передал на землю необходимые координаты, и наш полк обрушил лавину снарядов на новую цель. Вражеская батарея замолчала.
      Следующей ночью мы, ведя разведку, заметили, что в Старую Руссу прибыл воинский эшелон. Зайчик доложил об этом на КП. После непродолжительной паузы артиллеристы сообщили нам о своей готовности. Мы решили как можно точнее скорректировать эту стрельбу. Первые два снаряда разорвались недалеко от станции, где стоял эшелон.
      - Перелет! - сообщил на КП Зайчик. - Ближе ноль-ноль восемь, огонь!
      Снаряды стали рваться рядом с эшелоном. Тогда по команде Зайцева в стрельбу включилась вся артдивизия. Эшелон был разбит.
      Выполнив поставленную перед нами задачу, мы возвратились домой.
      ...Неожиданно меня вызвали к телефону. Командир нашего авиаполка приказал нам срочно прибыть на аэродром, в Толокнянец. "Что они там наметили? - подумал я. - Опять какая-нибудь экстренная работа".
      Мы вылетели втроем. Женя Дворецкий и Зайчик разместились во второй кабине. Вскоре показался Толокнянец. Сели, вылезли из машины и молча пошли на командный пункт. Там нас встретили друзья, с которыми мы уже давно не виделись. Не успели поздороваться со всеми, как прибежал запыхавшийся посыльный:
      - Срочно к командиру полка! Воеводин и его заместитель по политической части Василий Семенович Сувид жили вместе.
      - Входите, герои, входите! - весело воскликнул командир полка, едва мы появились на пороге. Я вытянулся и доложил:
      - Товарищ полковник, ваше задание...
      - Хватит, все ясно! - прервал меня Воеводин. - Молодцы, ребята! Садитесь к столу. Позавтракаем вместе. Я вам кое-что расскажу...
      - Раздевайтесь, садитесь, - вторил ему замполит. В некотором недоумении мы разделись и сели за стол. Чувствовали себя скованно: не часто нам с Зайчиком приходилось завтракать вместе с командиром и замполитом. Заметив наше смущение, Сувид встал, собираясь сообщить нам что-то важное, но Воеводин остановил его:
      - Погоди, Василий Семенович. О таких вещах положено говорить командиру... Дело вот в чем, ребята. Вчера у нас были представители штаба артиллерии армии. Они очень довольны вами. За успешную работу оба вы награждены орденами Отечественной войны второй степени. Поздравляю!
      Мы встали и почти в один голос отчеканили: