Полковник повернулся и шагнул к раскрытой шофером дверце Машины. Капитан Шульц намерился было сесть также, но легковушка, фыркнув дымом, рванулась с места. Шульц покраснел от оскорбления, подскочил к Ване и злобно толкнул его в спину.
      - Шнэль! Поехаль думать!..
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      1
      Ваня проснулся от ласкового прикосновения чьих-то рук. Открыл глаза. Грязный, изрезанный трещинами потолок с лампочкой в проволочной сетке. Исцарапанная, испещренная надписями стена. И вдруг все это закрывает женское лицо. Глубокие морщины избороздили землисто-серое лицо.
      - Очнулся, сынок?
      Голос был тихий и ласковый.
      - Где я? - с трудом произнес Ваня, чувствуя саднящую боль во всем теле.
      - И не спрашивай, родной. Это же час назад приволокли тебя и бросили сюда, - женщина горестно вздохнула. - Охо-хо! Изверги проклятые! Ничего святого для них нет. Это же так изувечить хлопца! И как только ты, мой горемычный, выдержал? За что они тебя так, сынок?
      - Не знаю, тетенька.
      - Ну, не хочешь говорить, не надо. Ты лежи, колосок, лежи. Не шевелись, а то оно тогда еще больше болит. Охо-хо! На пешего орла и сорока с колом. Глаза женщины увлажнились от жалости. - На тебе же живого места нет, голубок. Тебя как зовут?
      - Цыга... - Ваня прикусил язык. - Ваня. Ваней меня зовут.
      - Ваня? Как раз как моего младшенького. Где он теперь, соколик? Бог знает, живой ли?..
      Цыганок со стоном приподнялся на локте.
      В камере, кроме него, было трое. Рядом с ним, пригорюнившись, сидела и смотрела невидящими глазами прямо перед собой седая женщина. Посреди камеры стояла красивая смуглолицая девушка и заплетала толстую косу. Она с участием глянула на Ваню лучистыми синими глазами, ободряюще улыбнулась. Цыганок скользнул взглядом дальше и увидел в углу неподвижно сидевшую на полу женщину. Взлохмаченные русые волосы ее спадали на лицо. Из-под них лихорадочно блестели черные глаза. На шее синел широкий рубец. Зеленая кофта висела лохмотьями. От темно-синей юбки осталось одно название.
      Женщина не сводила с Вани страшных глаз и невнятно бормотала. Казалось, внутри ее что-то клокотало.
      - Кто это? - еле слышно спросил Цыганок у седой женщины.
      - Человек, голубок мой. Была учительницей, вас, деток, учила. А теперь вот... - женщина покивала головой. - Ее так били, так били... Ох, горечко, горе! И за что только такие муки человеку.
      - Учительницей?
      Не сводя с женщины взгляда, он сел, прислонился спиной к холодной стене.
      Женщина в углу зашевелилась, встряхнула головой. Цыганок увидел серое, с запавшими щеками лицо.
      Они встретились взглядами.
      - Анна Адамовна! - радостно вскрикнул Ваня.
      Учительница встрепенулась от его голоса, задрожала. В глазах ее застыл ужас. Втискиваясь в самый угол, лихорадочно замахала руками.
      - Не надо! Не трогайте меня! Не подходите!
      - Анна Адамовна, да это же я, Ваня Дорофеев!
      - Не подходите ко мне! - закричала учительница. - Не подходите!
      - Тетенька, это же Анна Адамовна, - повернулся он к женщине с седыми волосами. - Наша учительница по литературе. Кроме шуток. Как же это, а? Почему она не узнает меня?
      - Не узнает она тебя, колосок мой, - заплакала старуха. - Ой, не узнает!.. Над ней так издевались, что она умом тронулась...
      Анна Адамовна неожиданно успокоилась. Легла на пол лицом к стене и замерла. "Как же так? Как она здесь очутилась? Анна Адамовна - и вдруг... такое вот..."
      Девушка отбросила заплетенную косу за плечо и подошла к Цыганку. Только сейчас он заметил, что ухо ее распухло, на нем запеклась кровь.
      - Знаешь, мне сначала смотреть на нее было очень страшно. А теперь привыкла. И ты привыкнешь. - Она вздохнула. - Давай знакомиться. Меня зовут Таней. А ее, - она указала на седую женщину, - Дарьей Тимофеевной.
      - А ты кто? - недоверчиво покосился на нее Цыганок. - Как сюда попала?
      - До войны, Ванечка, я была студенткой. Как это давно было!.. - закусив пухлую губу, Таня задумчиво посмотрела в потолок. - А теперь сижу вместе с тобой в камере смертников. Вот и все. О другом не расспрашивай. Не надо.
      Анна Адамовна в углу вдруг забормотала, вскочила с места. Жуткими глазами впилась в Ваню.
      - Не трогайте меня! Не трогайте меня, а то я гранату взорву! Не подходите ко мне! Люди, бейте их!.. - И неожиданно совсем другим голосом, ровным, полным грусти, продолжала: - Нет, не, надо никого бить. Каждый человек рождается для счастья, каждому оно нужно, как воздух... О счастье человек мечтает даже во сне... "На холмах Грузии лежит ночная мгла. Бежит Арагва предо мною. Мне грустно и легко..."
      Несколько минут Анна Адамовна стояла неподвижно, не сводя глаз с оплетенного колючей проволокой, оконца.
      Потом опустила голову и тихонько села на пол.
      - Неужели она так и не узнает меня?
      - Она, Ванюша, никого не узнает...
      - За что ее? Что она сделала?
      - Трудно сказать, - уклончиво сказала Таня.
      "Осторожная, - с уважением подумал о ней Цыганок. - Лишнего не скажет".
      Ваня лег на живот и, подперев руками голову, стал смотреть на оконце. От него на пол падал косой луч, 8 котором суетились золотые пылинки. Где-то на улице прошла машина. Звуки ее постепенно отдалились, и тогда вновь стало слышно, как в коридоре, позванивая ключами, ходит охранник.
      Снова зашевелилась, невнятно забормотала в своем углу Анна Адамовна. Цыганок повернул к ней голову, прислушался.
      - "Закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь..."
      Ваня опустил голову на руки.
      2
      Цыганок лежал на боку, разбирал надписи на стене и пытался представить себе людей, которые их писали. "Ночью забрали Ивана и Герасима. Очередь за мной". "Скорее бы конец. Люда". "Мне отрезали язык и выкололи правый глаз. Завтра расстреляют..."
      "Сколько же людей здесь сидело! От них остались только надписи... Говорят, что забирают обычно ночью. Может, этой ночью выведут и меня? А что? Запросто... - Ваня вздохнул. - Откуда Шульц пронюхал о разведчиках? Все время выспрашивают про Неуловимого. О Неуловимом в нашей группе знали только я, Андрей и Федя Механчук. Цапля погиб. Неужели Федя? Нет" его раненого отправили за линию фронта. Кто же провокатор?"
      В камере сгущались сумерки. Оконце под потолком окрашивалось синевой, Надписи на стене расплывались перед глазами.
      - Таня, - тихо сказал Цыганок, - а ты тут написала что-нибудь?
      - Где, Ваня? - Девушка подняла голову. - На этой каменной тетради? Еще нет. Успею.
      - А если нет? Скажи, ты боишься смерти?
      - Понимаешь, Ваня, смерти боятся все. К этому привыкнуть нельзя. Самое ужасное, что ты сегодня живешь и знаешь: завтра тебя ожидает смерть...
      - Охо-хо! Правду говоришь, доченька. Жить каждому хочется, - вступила в разговор молчавшая до этого Дарья Тимофеевна. - Однако послушайте, чего скажу я вам, мои детки. Иногда бывает и так... Вот хоть бы зернышко той же пшеницы возьмите. Его бросают в землю, чтобы проросло. Ежели вдуматься, то зернышко ведь само погибает, но дает жизнь целому колоску... Вот оно как...
      - Да вы, тетечка Даша, настоящий философ! - с уважением сказала Таня. Платон...
      - Платон? Это ты про моего соседа? - не поняла Дарья Тимофеевна. - Нету Платона. Выкололи ему, ироды, глаза и повесили на собственных воротах...
      Таня опустила голову.
      В камере стемнело. Ярко светился только круглый глазок в железных дверях. Столбик света от этого глазка падал на волосы Анны Адамовны, которая неспокойно шевелилась на полу.
      Ярко вспыхнула лампочка под потолком. Затем свет ослабел, стал тусклым и ровным.
      - Ваня, ты любишь стихи? - тихо спросила Таня.
      - Да я их уже почти позабыл.
      - Хочешь, я тебе что-нибудь почитаю.
      - Конечно, хочу.
      - Тогда слушай... Тихонов написал.
      Тихо и проникновенно зазвучал голос Тани:
      Случайно к нам заходят корабли,
      И рельсы груз проносят по привычке.
      Пересчитай людей моей земли
      И сколько мертвых встанет в перекличке...
      Ваня поднял голову и увидел, что Таня задумчиво смотрит на темное оконце под потолком. Вздрагивали ямочки на ее смуглых щеках, вверх-вниз летали черные брови.
      Но всем торжественно пренебрежем,
      Нож сломанный в работе не годится,
      Но этим черным сломанным ножом
      Разрезаны бессмертные страницы...
      Анна Адамовна вдруг вскочила и начала неистово колотить себя кулаками в грудь.
      - Ай, не надо! Не надо нож!.. Не подходите ко мне! Я взорву всех гранатой!.. Нет, не буду. Вы у меня дети хорошие, послушные. Но кто сегодня не выучил урок? Опять Дорофеев?.. Так вот, Ваня. Пока не придет твой отец, я тебя на урок не пущу!..
      Услышав свою фамилию, Цыганок похолодел. "Вот так фокус! Сколько времени прошло с тех пор. Ведь я тогда и вправду три дня подряд не делал домашнего задания. А все потому, что она выгнала меня из класса. А надо было Ваську Матвеенко. Это же он тогда связал косы Оле и Шуре".
      - Дети, что произошло? Вы сегодня все такие счастливые...
      Дарья Тимофеевна грустно покачала головой.
      - Охо-хо! Она, бедная, про счастье говорит. А тут так получилось, что счастье с несчастьем перемешалось... Ох, беда-горюшко! Война людей ест и кровью запивает...
      3
      Уже третий день Ваню не вызывают на допросы. Он лежит на спине и бездумно смотрит в потолок. Изучил на нем каждую царапину, каждую трещинку. Если долго смотреть на эти царапинки и трещинки, то они превращаются в человеческие фигуры, лица, глаза. Из них может получиться и дремучий лес, и чудосказочный дворец. Все зависит от того, что ты сам пожелаешь.
      Сейчас Ваня до боли хотел увидеть бабушкину хату. Но послушные до этого царапинки и трещинки почему-то упрямо не желали создавать желаемый рисунок. Вместо хаты они складывались в жуткие, леденящие кровь сцены расстрела, в яростно оскаленные пасти овчарок... Цыганок вздохнул и повернулся к Тане.
      - Спой что-нибудь, а?
      - Хочешь новую? - зарделась Таня. - Я сама сложила.
      - Неужели сама умеешь? А я так, - Ваня махнул рукой, - ни к чему не способный.
      Таня смущенно усмехнулась, обхватила руками колени, тихо и грустно начала:
      Дуб с сосной сиротками росли-и...
      Много горя видели,
      Немцев ненавидели-и...
      Дарья Тимофеевна скорбно закивала головой, смахнула слезу.
      Утихла песня. Стали слышны тяжелые шаги охранников в коридоре. Кто-то закричал душераздирающим голосом. Грохнула дверь. "Повели кого-то, - весь сжался Ваня. - В это время всегда забирают. Может, сегодня и меня?.. "
      Больно сжалось сердце, будто током, пронзила дрожь. На лбу выступил липкий пот.
      Тяжелые шаги, звяканье ключей, приглушенный разговор. Щелкнул ключ в замке. "За мной!" Лязгнул засов, заскрипела дверь. "Нет, это открыли соседнюю камеру". Кто-то выругался. Шарканье ног, гулкий топот кованых сапог. Звуки в коридоре постепенно глохнут. Наваливается тишина, полная мучительного ожидания. "Кто же следующий?"
      Чувства у Цыганка обострены до предела. Он угадывает даже то, чего не видит. Слух ловит самый незначительный шум в коридоре, слова охранников при смене, приглушенный крик с первого этажа, где идут допросы.
      Снова нарастает топот ног. Звенят ключи. Все ближе, все страшнее. Оглушительно, словно пистолетный выстрел, лязгает засов. Со скрежетом поворачивается ключ в камере напротив. Скрипит дверь. Звучит отрывистая команда. Кованые шаги отдаляются, глохнут. Тишина.
      Ваня вытирает пот на лбу, закрывает глаза и слушает учащенные удары своего сердца. "Неужели пронесло?" Цыганок открыл глаза и с удивлением поймал себя на мысли, что дрожит за свою шкуру, в то время как других уже везут по темным улицам за город, туда, к ненасытной яме. Он виновато вздохнул и начал с досадой укорять себя за страх, который несколько минут назад пронизал все его существо. "Что сказал бы Андрей, если бы увидел меня таким? Разве я теперь лучше Васьки Матвеенко? Дрожу, как кисель на тарелке. Так недолго и на допросах раскиснуть... Интересно, почему уже три дня не вызывают? Спросить у тетки Даши? Она давно тут".
      - Третий день не трогают меня, тетенька, - сказал Ваня. - С чего бы это, а?
      - И хорошо, что не трогают, - сразу же отозвалась Дарья Тимофеевна. Окрепчаешь малость.
      - Они, Ваня, что-то задумали, - убежденно сказала Таня. - Не зря это, мне кажется.
      - Тю на тебя, девка! Что ты хлопца пугаешь? - накинулась на нее Дарья Тимофеевна. - Он и так ночью не своим голосом кричит, бабушку зовет.
      Цыганок смущенно начал крутить пуговицу на рубашке.
      - Это она мне приснилась, тетенька, - начал оправдываться он.
      - А я что говорю, колосок? - сразу же согласилась женщина. - Конечно, приснилась.
      Ваня повернулся на бок и начал оглядывать обшарпанные стены.
      - Здесь раньше техникум был. Так они окна замуровали и тюрьму сделали. А оконце, видите, где? Под самым потолком, - пораженный внезапной мыслью, Цыганок сел. - Вот если бы нам какую-нибудь железяку найти. Мы бы ту колючую проволоку - раз! - и на улицу.
      - Эге ж. А где ты ее найдешь, дитятко? - грустно посмотрела на него Дарья Тимофеевна. - Да и все равно не вырвешься. Слишком высоко, второй этаж. Убьешься сразу!
      - Елки зеленые! Не очень уж здесь и высоко! - горячо возразил Ваня. Запросто можно выбраться. Это оконце прямо на улицу выходит. Кроме шуток. Вот только б найти что-нибудь такое, чтобы проволоку сорвать...
      - Слушайте, детки мои! - неожиданно всплеснула руками Дарья Тимофеевна. - Да что же это я, безголовая! Совсем память высохла. Ванечка, а клин железный, которым дрова колют, подойдет?
      - Еще и как! - вскочил на ноги Цыганок. - Мы бы сейчас проволоку джик! - а потом...
      - Тихо, золотко, тихо! - испуганно замахала руками женщина.
      Дарью Тимофеевну и Таню охранники уже несколько раз за последнее время гоняли по вечерам во двор за дровами для голландок. Цыганок ходил с ними только один раз, вчера.
      - Ой, Ваня, и правда! - глаза Тани возбужденно заблестели. - Я однажды на этот клин даже наступила. Он весь ржавый.
      - Тише, сорока. Рад нищий и тому, что пошил новую торбу, так и ты, оборвала ее Дарья Тимофеевна. - Ты вот попробуй из сарая его сюда принести, тогда и стрекочи.
      - А если тот клин вместе с дровами в охапку? - волнуясь, предложил Ваня, - А что, елки зеленые! Запросто!
      - Опасно, дитятко мое, - неуверенно ответила Дарья Тимофеевна. - Ведь потом надо дровишки у голландки в коридоре положить. А охраняльщик рядом будет стоять. Как при нем клин из дров возьмешь? Заметит, а тогда...
      - А если его под свитер?
      - Правильно, Ванечка. Лучше тут не придумаешь, - одобрила Таня. Сегодня, когда поведут за дровами, и попробуем.
      - Ой, страшное это дело, мои голубята! А как охраняльщик глазастый окажется? Он же застрелит.
      - А вы, тетенька, с Таней между собой ссору начните. А я тем временем и...
      - Тс-с!
      Шаги в коридоре затихли возле дверей. Щелкнул замок, лязгнул засов. В камеру вошел солдат.
      Увидев его, Анна Адамовна задрожала, закричала от ужаса и полезла под нары.
      - Пуф! Пуф! - навел на нее автомат гитлеровец и захохотал.
      Анна Адамовна медленно вылезла из своего укрытия. Выпрямилась и, не сводя страшных глаз с немца, шагнула ему навстречу.
      - Где мой сын? - тихо спросила она. - Где мой Алесик?
      - Вас? - попятился солдат.
      - Дайте мне гранату! - вдруг затряслась Анна Адамовна. - Гранату мне!
      Немец криво усмехнулся и покрутил пальцем у виска. Анна Адамовна села на пол, схватила свою порванную галошу и, прижав ее к груди, начала укачивать. И вдруг неожиданно высоким чистым голосом закричала:
      - Гитлер капут! Смерть немецким оккупантам!
      В камеру ввалились два полицая. Они с руганью подхватили Анну Адамовну под руки и потащили.
      - "Закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь..." донеслись из коридора слова учительницы.
      Цыганок побелел, сжал кулаки.
      - Дроф набирайт! - злобно заорал солдат. - Шнэль, руссиш швайн!
      - Чтоб на тебя немочь! - сердито проворчала Дарья Тимофеевна, одевая фуфайку. - Чтоб тебе земля колом!
      Они вышли во двор. На вышке топал одетый в кожух часовой. С высоты угрожающе смотрело во двор черное дуло пулемета.
      В дровяном сарае тускло мерцала электрическая лампочка. Пропустив Цыганка, Таню и Дарью Тимофеевну, автоматчик прислонился к косяку, вытащил из кармана шинели сигареты, закурил.
      Цыганок шарил глазами по сторонам. Клина нигде не было. Под ногами валялись кора да смолистая щепа. "Может, елки зеленые, присыпало его? терялся в догадках Ваня. - А может, немцы подобрали и выбросили?"
      - Вот где он, - услышал он шепот Дарьи Тимофеевны. - Смотри у самой стены.
      Цыганок глянул в ту сторону и в нескольких шагах от себя увидел до половины засыпанный древесным мусором клин. Дров возле него не было.
      Чувствуя, как учащенно забилось сердце, Цыганок покосился на немца. Тот стоял к нему боком и, не выпуская из уголка рта дымящуюся сигарету, смотрел в звездное небо. Ваня схватил полено, откинул к стене. Солдат даже не глянул в его сторону. Цыганок с нетерпением и досадой посмотрел на Таню и Дарью Тимофеевну. "Ну, чего вы там копаетесь? Начинайте! - мысленно приказал он им. - Ведь потом поздно будет".
      - Ты что - ослепла, девка? - вдруг закричала Дарья Тимофеевна. - Куда полено бросаешь? Так дала по руке, что в глазах потемнело!
      - Я же не нарочно, теточка, - испуганно отозвалась Таня. - Я не хотела...
      - Нарочно не нарочно... Надо глазами смотреть, а не ртом!
      Автоматчик шагнул к ним, повернувшись к Ване спиной.
      - Молчайт! - заорал немец. - А то буду морда стукайт!
      Цыганок в то же мгновение схватил клин, сунул его под свитер.
      - Звиняйте, господин начальник, - виновато забормотала Дарья Тимофеевна. - Мы тихо... Мы сей момент...
      Автоматчик, уловив подозрительный шорох за спиной, резко повернулся. Подошел к Цыганку, стал рядом. С трудом сдерживая дрожь, Ваня набирал дрова. Солдат направился к выходу.
      Цыганок выпрямился, кашлянул два раза. Услышав этот сигнал, Дарья Тимофеевна и Таня заспешили, поднялись вслед за ним.
      - Бистро!
      Минули освещенный двор, вошли в здание. На втором этаже Ваня вдруг почувствовал, что клин начинает выползать из-за пазухи. Цыганок прижал его локтем и прибавил шаг.
      Позади топал гитлеровец.
      "Выпадет! Вот-вот грохнет на пол... Надо было меньше дров набирать... покрылся испариной Ваня. - И чего они вперед полезли?.. Хоть бы дотянуть до камеры!.. А немец сопит в затылок, как конь опоенный..."
      - Чего вы наперед позалазили? Дайте пройти! - крикнул Цыганок. - У меня сейчас дрова падать начнут! Кроме шуток! Посторонись!
      Дарья Тимофеевна с Таней поспешно прижались к стене, пропуская Ваню.
      Прижав локоть так, что начало колоть в боку, Ваня бегом бросился по коридору.
      Вот и голландская печка. Теперь надо так положить дрова на пол, чтобы не выпал клин. Может, еще удастся подтолкнуть его выше. Цыганок осторожно опустился на колени, прислонился плечом к стене. Поленья сползли с рук на пол.
      Рядом остановилась, заслонив его от охранника, Таня.
      Немец равнодушно взглянул на раскрасневшееся лицо парнишки и открыл дверь камеры. Ваня боком проскользнул мимо него и повалился на нары. Стучала в висках кровь, дрожали руки.
      Лязгнула железная дверь. Щелкнул замок.
      Ваня с облегчением вздохнул.
      4
      - А я думаю, чего он бежит, как оголтелый, - сбросив на плечи платок, сказала Дарья Тимофеевна. - Ой, даже сердце выскакивает.
      - Ванечка, даже не верится. Как же ловко ты все сделал! Я со страху чуть не умерла. - Таня дрожащими пальцами расстегивала пуговицы пальто.
      Цыганок спрятал клин под нары. У него было такое ощущение, как тогда, на Двине, когда он вынырнул из-под барж. Но как только глянул в пустой угол, где всегда сидела Анна Адамовна, это ощущение безмерной радости сразу улетучилось.
      Небольшой узелок Анны Адамовны, до этого лежавший на ее нарах, исчез. На соломенном тюфяке лежала только скомканная голубая ленточка, которую Анна Адамовна, сидя в своем углу, часами накручивала на палец. "Все. Значит, не вернется... - с болью подумал Ваня. - Вот и еще одного человека нет..."
      Цыганок только сейчас почувствовал, как огнем горят присохшие к рубашке шрамы. Закружилась голова. Он схватился рукой за нары и лег.
      Подошла Дарья Тимофеевна, села рядом. Твердой ладонью погладила Ваню по щеке.
      - Не бери в голову, золотко. Может, еще и вернется учителка. Всяк бывает...
      Цыганок знал, что Дарья Тимофеевна говорит все это для того, чтобы как-то успокоить его, отвлечь от тяжелых мыслей.
      - Что же теперича делать будем с железякой этой? - со вздохом спросила Дарья Тимофеевна.
      - Ночи подождать надо, - ответил Ваня. - Когда все уснут, тогда и начнем...
      К ним подсела Таня. От возбуждения глаза ее лихорадочно блестели.
      - Ванюша, а знаешь... Я когда-то читала об этом. Слушай, - зашептала она, оглядываясь на глазок в двери. - Заключенные спускались и не с такой высоты...
      - Это как? - поднял голову Ваня.
      - Они рвали простыни, связывали и...
      - Елки зеленые, Америку мне открыла, - хмыкнул Цыганок. - Сам знаю. Ты лучше скажи, где взять те простыни?
      - Ой, какой же ты недогадливый! А эта постилка разве не подойдет? показала Таня на нары Дарьи Тимофеевны. - Тетечка Даша, давайте разорвем ее на полосы, а?
      - Не надо. Поспешишь, ласточка, людей насмешишь. А мы не насмешим, головой ответим. Я так думаю: надо подождать, пока в коридоре начнут топить.
      Цыганок удивленно взглянул на нее.
      - Зачем, тетенька?
      - Как ты не понимаешь? Начнут топить - в коридоре шум, грохот поднимется. А тебе это как раз. Не будешь же ты отдирать проволоку, когда все спать улягутся. Сразу всполошишь всех.
      - Елки зеленые! И правда, - согласился Ваня.
      В коридоре громко залопотали немцы. Топоча тяжелыми сапожищами, пробежал охранник. Послышался истошный женский крик. Сипло, наверно совсем обессилев, плакал ребенок. Грохнули двери, и все стихло.
      Вскоре коридор снова загудел от шагов. Залязгали дверцы печек.
      - Может, сейчас, тетечка? - приподнялась Таня.
      - Кажется, в самый раз. - Дарья Тимофеевна подошла к дверям, прислушалась. - С богом, колосок!
      В этот момент гулко застучали зенитки.
      Ваня подтянулся на руках, заглянул в оконце и увидел, как в стороне Смоленского рынка взвилась красная ракета. В ту же минуту над головой простонали самолеты. Громыхнуло так, что даже тюрьма содрогнулась. Над Смоленским рынком загорелось небо. В него вонзились лучи прожекторов. В их свете засеребрился и тут же исчез самолет.
      - Наши! - заорал Ваня. - Бомбят!
      Где-то возле железнодорожного моста через Двину вспороли темноту еще две красные ракеты. "Наши ребята самолетам сигналят, - подумал Ваня. - Елки зеленые, вот бы мне сейчас к ним!"
      Снова, один за другим, сотрясая землю, громыхнули взрывы. Взвились в высоту оранжево-красные языки пламени. Черное небо отодвинулось куда-то вверх.
      - Во дают! - с восхищением крикнул Цыганок. - Во молотят!
      Он спрыгнул на пол и только сейчас вспомнил, зачем лазил к оконцу. Лампочка под потолком часто замигала и погасла. В камере воцарилась темнота. Только багровело оконце.
      Взрывы утихли.
      - Отбомбились и назад, - сам себе сказал Ваня. - "Мавр сделал свое дело, мавр может исчезнуть..." - сказал бы Андрей.
      - Боже! Откуда ты знаешь эти слова? - воскликнула в" темноте Таня. Какой Андрей? Рогуля? Черный, высокий такой, да?
      Ваня вздрогнул от неожиданности. Рядом послышалось горячее дыхание девушки. Она нащупала плечо Цыганка, больно сжала.
      - Почему ты молчишь? Ванечка, милый, хороший, говори! - взмолилась Таня. - Ради бога не молчи!
      - А что говорить? - теряясь в догадках, пробормотал Цыганок. - Елки зеленые, отпусти плечо, больно ведь...
      - Ты знаешь Рогулю? Про мавра - это его любимое выражение. Когда-то мы с ним учились в институте...
      - С Андреем? - растерялся Ваня. - А почему он ни разу не говорил о тебе?
      - Так ты знаешь его? А я искала его где только можно было. Андрей, любимый... Ваня, какое счастье, что я встретила тебя. Ты мне расскажи об Андрее...
      Возле камеры затопали. Лязгнул засов. Пронзительно завизжала дверь.
      Луч фонарика метнулся по потолку, пополз по стене. Скользнул по ногам Тани. Уперся Цыганку в лицо.
      - Дорофеев! На выход!
      5
      Ваня надел пальто. Луч фонарика освещал его руки, застегивающие непослушные пуговицы. Нащупал шапку на нарах. Пучок света метнулся вслед за ним, пошарил по тюфяку и погас. Ваня оглянулся на багровое оконце.
      - Прощайте, тетенька! - дрожащим голосом сказал Цыганок в темноту. - И тебе, Таня, счастливо. Не привелось мне, елки зеленые... Меня, видать, сегодня...
      Дарья Тимофеевна заплакала, обняла Ваню за плечи:
      - Пусть тебя бог хранит, дитятко...
      Таня бросилась к нему, вцепилась в рукав.
      - Откуда ты знаешь Андрея? - зашептала она.
      - Андрей был моим другом.
      - Почему был?
      - Шнэль!
      За спиной грохнула дверь. "Не успел!" Обида душила Цыганка. Кажется, уже совсем рядом была свобода, и вдруг двери камеры, которые с грохотом закрылись за его спиной, отрезали путь к ней. "Оставалось же только пробои вырвать. Вот невезение! А тут еще Таня... Она не знает, что Андрея уже нет в живых..."
      Конвоиры шли молча. Почему-то даже ни разу не ударили. Перед тем как вывести во двор, один из них, сопя, сорвал с Вани изодранное пальтишко, набросил на плечи новенький кожушок. "Вот так фокус! С чего бы это? поразился Цыганок. - А кожушок, наверное, кого-нибудь из расстрелянных".
      Недалеко от крыльца Цыганок увидел легковую машину. Она сияла черным лаком. На малых оборотах работал мотор.
      Мягко открылась дверца машины. Ваня не успел опомниться, как уже сидел на сиденье.
      Машина осторожно выползла за ворота.
      - Сиди тихо. Только не вздумай удирать, - дружелюбно сказал по-русски офицер, сидевший за рулем. - Ведь ты не хочешь разбиться насмерть?
      Цыганок не ответил. Рядом с собой он увидел автоматчика.
      Лампочка на щитке приборов освещала снизу продолговатое, чисто выбритое лицо молодого офицера. Твердые, резко очерченные губы, ямочка на подбородке... Глаза веселые.
      - С тобой не разговоришься, - мягко упрекнул обер-лейтенант. - А тем не менее, чтобы время пролетело незаметно, расскажи что-нибудь.
      Офицер разговаривал на русском языке без всякого акцента.
      Машина мчалась по затемненному вечернему городу. Ваня жадно вглядывался в знакомые очертания улиц. Кое-где скрытно мигал несмелый огонек. Все чаще попадались солдаты фельджандармерии с бляхами на груди. Улицу перебежала группа полицейских.
      За одним из поворотов внезапно стало светло, словно днем. Цыганок даже весь подался вперед.
      Горело несколько домов, возле которых суетились немцы. Заполыхала колонна машин и бронетранспортеров.
      - Ого, поработали штурмовики! Кто-то им точно сообщил, где собралось столько техники, - доверчиво поделился своими мыслями обер-лейтенант, разворачивая машину. - А сейчас свернем. Дальше ехать опасно, там взрываются бензовозы.
      С нескрываемым восторгом смотрел Ваня по сторонам. Рвалось в небо пламя, клубился черный дым. На фоне зарева черные фигуры немцев казались жуткими привидениями, которые часто наваливались на Цыганка во сне. И только каски, автоматы, суетня и крики свидетельствовали о том, что Ваня видит все это не во сне, а наяву.
      Машина свернула на другую улицу. Охваченные огнем, машины и бронетранспортеры исчезли за поворотом. Только пылало ярким багрянцем ночное небо.
      - Что, понравилось тебе? - весело упросил обер-лейтенант.
      Цыганок спохватился, напустил на себя равнодушный вид и стал смотреть в лобовое стекло. Ровно гудел мотор, машину мягко покачивало. "Куда он меня везет? В центр города выруливает. Ничего не пойму".
      - Ты меня прости за поздний визит. Дела, понимаешь, спать не дают, снова заговорил обер-лейтенант. - Знаешь, дружище, мне не нравится твое упорное молчание. В конце концов, это неприлично с твоей стороны.
      - Куда мы едем, господин офицер? - сдержанно спросил Цыганок.
      - Вот и прекрасно. Люди, понимаешь, тем и отличаются от животных, что разговаривают между собой, - с поучительной иронией сказал обер-лейтенант. Я надеюсь, что мы с тобой найдем о чем поговорить. Я имею в виду общие интересы. Если не ошибаюсь, тебя Ваней зовут?
      - Да.
      - Прекрасное имя. Знаешь, Ваня, я страшно уважаю смелых людей. Если говорить искренне, я восхищаюсь тобой...
      - И поэтому вы везете меня на расстрел?
      - О, нет-нет! - засмеялся обер-лейтенант. - Мы сейчас едем ко мне в гости.
      - В гости? В такое время? Вот так фокус!
      - Сейчас не до правил этикета, дружище, - простодушно, со вздохом сказал немец. - Я не виноват, Ваня, что везу тебя силой. Война...
      Машина остановилась возле темного двухэтажного здания, обнесенного высоким забором. Над ним, словно белая паутина, тянулась заиндевевшая колючая проволока. Офицер выключил мотор, открыл дверцу.
      - Прошу!
      Цыганок вылез из машины, "Куда же это он меня привез, елки зеленые? оглядываясь, с нарастающей тревогой подумал Ваня. - Что ему от меня нужно?"
      - Идем, - пригласил обер-лейтенант и крепко взял его за руку.
      - Не бойтесь, господин офицер, - я никуда не убегу.
      - Что за глупости, Ваня, - с обидой в голосе сказал обер-лейтенант. Поверь, у меня и в мыслях такого не было.
      Он посторонился, пропустил Цыганка вперед. Солдат на крыльце услужливо открыл дверь.
      В вестибюле ярко горел свет. По ступенькам лестницы на второй этаж бежала ковровая дорожка багрового цвета. Слева от стены стояло большое трюмо, в котором отражался свет люстры. Проходя мимо зеркала, Цыганок случайно глянул в него и невольно остановился.
      Из зеркала на него смотрел изможденный незнакомый парнишка в кожушке. Губы распухшие, запеклись кровью. Правый глаз почти заплыл.