После месяца удушливой жары небо расщедрилось на скупой дождик, прибивший пыль к земле. Стало легче дышать, увядшие цветы расправили лепестки, распрямили стебли, и Саломэ, собравшись с духом, вызвала к себе министра государственной безопасности. Разговор предстоял долгий и малоприятный.
      — Господин Чанг, две недели назад Хранитель попросил меня найти ему подходящую невесту из моей свиты.
      Министр кивнул:
      — Этого следовало ожидать, ваше величество. Хранитель может оставаться холостяком, но герцогу Суэрсена нужен наследник. Если Леар не оставит сына, род Аэллин потеряет свои исконные земли.
      — Разве у него нет родственников?
      — Есть, даже больше, чем следовало бы. Вы не найдете в Суэрсене дворянина, не состоящего в родстве с герцогской семьей. Но все эти родичи — побочные линии, многие носят другие фамилии. И что самое главное, узы Аэллин передаются только в старшей ветви, от отца к старшему сыну-близнецу.
      — Какое отношение имеют эти «узы» к наследованию?
      Чанг пожал плечами:
      — Никто не знает, ваше величество, но в глазах жителей Суэрсена настоящий Аэллин только тот, кто связан узами. Видите ли, это очень удобный признак, он сразу отсекает всех прочих родственников, в Суэрсене не может быть междоусобицы. Если же герцог умрет бездетным, все эти многочисленные Аэллины сразу заявят свои права на титул.
      — А выбрать придется только одного, — задумчиво произнесла наместница.
      — Совершенно верно.
      Саломэ встала из кресла и прошлась по комнате:
      — Скажите, господин Чанг, почему наместница Энрисса не предвидела эту ситуацию? Я вот уже десять лет только и слышу о мудрости своей предшественницы, особенно от вас, и, вместе с тем, она позволила правящему герцогу Суэрсена стать Хранителем. А ведь Хранители не женятся.
      — Нет закона, который мог бы им помешать.
      — Это не ответ.
      Министр вздохнул:
      — Наместница Энрисса считала, что Аэллины слишком долго правят в Суэрсене, и для блага империи будет лучше, если Леар станет последним герцогом из этого рода.
      — И ее не беспокоила борьба за власть?
      — При наместнице Энриссе не было бы никакой борьбы за власть, ваше величество, не сочтите за дерзость.
      — Она что, планировала жить вечно?
      По губам Чанга скользнула грустная усмешка:
      — Нет, ваше величество. Она знала, что все мы смертны. Но видите ли, у нее не было особого выбора. Что вы знаете о восстании Квейга Эльотоно?
      Саломэ вернулась в кресло:
      — То же, что и все. Герцог Квэ-Эро пожелал стать королем, сместить наместницу и сесть на трон. Говорят, что он собирался насильно взять ее в жены, чтобы придать своим претензиям на власть видимость законности, — молодая женщина брезгливо поморщилась — сама мысль о подобном кощунстве была ей омерзительна, — к счастью, бунтовщики проиграли. Ведь если трон Элиана займет самозванец, империя падет. Никогда не понимала, как можно так сильно жаждать власти, чтобы быть готовым погубить все вокруг!
      Господин Чанг снова глубоко вздохнул, сбившись со счета, который раз с начала разговора:
      — Пожалуй, я выпью чашечку карнэ. Это длинная история.
      Саломэ позвонила в колокольчик, и, пока служанка накрывала низенький столик, украдкой разглядывала лицо министра: она вдруг осознала, насколько тот стар. Еще несколько лет, и ему придется уйти в отставку, вон, какие набрякшие темные веки, и глаза стали еще светлее, словно выцвели от усталости.
      — Итак, позвольте развеять некоторые устоявшиеся заблуждения. Герцог Квэ-Эро не собирался занимать трон. Насчет женитьбы на наместнице не могу быть столь же уверен, но восстание он поднял по другим причинам. Собственно говоря, подлинный зачинщик мятежа — Иннуон, герцог Суэрсена, отец Леара.
      — Его отца убили.
      — Верно. Убили вскоре после того, как он по сути дела, отделился от империи. Герцог Квэ-Эро был женат на сестре Иннуона, и подобное совпадение показалось ему несколько странным. Особенно если учесть, что за некоторое время до этого печального события погиб старший сын Иннуона, Элло, брат-близнец Леара.
      Саломэ кивнула:
      — Он иногда вспоминает родителей, но никогда не говорит о брате. Словно ему до сих пор больно.
      — Неудивительно. Узы Аэллин. Так вот, возвращаясь на двадцать лет назад — восстание, в некотором роде, результат недоразумения. Герцог Суэрсена считал, что в смерти его сына виновата наместница. Наместница считала, что герцог слишком далеко заходит в своих предположениях и еще дальше в действиях. А герцог Квэ-Эро, на свою беду, решил, что его жена и племянник нуждаются в защите.
      — Нельзя ли обойтись без иносказаний? Наместница Энрисса убила герцога Суэрсена, потому что тот хотел отделиться от империи?
      — Я же говорил, что все это очень сложно, — пробурчал себе под нос министр, — нет, ваше величество, наместница Энрисса никого не убивала: ни герцога, ни его жену, ни, тем более, его сына. Она попросила у Иннуона в подарок книгу из его библиотеки, а он отказал. После этого погиб мальчик, а дальше случилось то, что случилось.
      — Все произошло из-за книги?! Что же это за книга такая?
      — Увы, ваше величество, этого я не знаю. У наместницы были свои секреты даже от министерства государственного спокойствия. Тем более, что на тот момент и министерства-то не было.
      Господин Чанг лукавил — ему было известно, что написано в треклятой книге, он прочитал ее, перед тем как передать Хранителю согласно распоряжению наместницы. Но Саломэ Светлой незачем знать тайну, погубившую Энриссу Златовласую.
      — Но при чем здесь Леар? Он не должен отвечать за своего отца.
      — Верно. Но если бы мальчика отдали на воспитание тетке, как настаивал герцог Квэ-Эро, то ему пришлось бы ответить. Герцогиня Ивенна воспитала бы в племяннике жажду мести, и сейчас мы бы имели дело со вторым восстанием. Никому не нравится подписывать смертные приговоры своим вассалам, ваше величество. Энрисса предпочла забрать мальчика под опеку Короны. Позже выяснилось, что он отмечен знаком Аммерта, и наместница позволила Леару поступить в ученичество к Хранителю. Он сменил своего наставника уже после ее смерти. Да, — министр опередил очередной вопрос, — наместница хотела, чтобы линия Аэллинов в Суэрсене закончилась на Леаре. Но она рассчитывала, что став Хранителем, он сам откажется от титула и передаст наместнице право выбора следующего герцога.
      — Но Леар не хочет отказываться, он хочет жениться и родить сына. А это невозможно! Ведь, — наместница залилась краской, — отдать ему в полную власть бедную девушку…
      — Лучше бедную, чем богатую и знатную, — цинично заметил министр. — На наше счастье, Хранитель достаточно благоразумен.
      — Это недопустимо! Ни одна женщина не должна подвергаться… такому!
      — Вы сами объясните герцогу, почему ему нельзя вступить в брак, или предпочтете, чтобы это сделал я?
      Саломэ заставила себя успокоиться:
      — Если Леар откажется от титула, кто станет его наследником?
      — Ближайшие по крови родичи — сыновья его тети, но, во-первых, это родство по женской линии, во-вторых, они дети мятежника и лишены титулов, а в-третьих, они только что практически убили сына своего опекуна посредством черной магии и предстанут перед дознавателями Хейнара. Если только Старнис не сумеет договориться со своей щепетильной совестью.
      Саломэ выронила чашку, карнэ расплылся уродливым кровавым пятном на бежевом ковре:
      — Почему я узнаю об этом только сейчас?
      — Потому что магистры предпочли сделать вид, что ничего не случилось. Я подозреваю, что у них свои планы на этих молодых людей. По крайней мере, у Дейкар. В любом случае, сыновья Ивенны Аэллин мало подходят для управления Суэрсеном, а у всех прочих родственников примерно равные права — то есть, никаких. Можно будет выбрать любого, главное, чтобы Хранитель одобрил ваш выбор.
      Наместница беспомощно посмотрела на министра:
      — Я не знаю, что делать, господин Чанг. Помогите мне. Вы единственный знаете о Леаре. Мне больше не с кем посоветоваться.
      — Ваше величество, какое бы решение вы не приняли, пострадает ваша совесть. Если и существует способ править страной и спокойно спать по ночам, мне он неизвестен. Пока за вас управляли магистры, вы могли оставаться Светлой. Увы, пятна есть даже на солнечном лике. Вы готовы отвечать за свой выбор?
      — Я уже выбрала, — тихо ответила Саломэ, — когда сожгла папку. Разве Энрисса поступила бы иначе?
      Министр неторопливо кивнул:
      — Наместница Энрисса тоже бы сожгла папку…
      — Но?
      — Но позаботилась бы, чтобы подобное не повторилось. По иронии судьбы, женить Хранителя не самый плохой выход. Он получит в свою власть женщину, которой придется исполнять все его желания, и будет вынужден обращаться с ней с некоторой бережливостью — смерть жены труднее скрыть, чем гибель никому неизвестной шлюхи.
      У Саломэ предательски дрожал подбородок:
      — Я не смогу… не смогу выбрать. Хоть и решила. Как я потом буду смотреть ей в глаза?
      — Я сделаю выбор за вас, ваше величество. А вы дадите ей приданое и не будете смотреть в глаза. Люди обычно нервничают под прямым взглядом, — он с усмешкой посмотрел в лицо наместнице. — Да, кстати, Хранитель не говорил о своих планах на будущее после женитьбы? Я слышал, он взял ученика, уличного воришку, и мальчик оказался на удивление способным.
      — Нет, — быстро ответила Саломэ, — нет! Я запрещаю! Даже не думайте об этом!
      — Я всего лишь спросил, но как будет угодно вашему величеству.
      — Найдите девушку как можно быстрее, и покончим с этим. И постарайтесь…
      — … Найти такую, чтобы не было жалко?
      — Постарайтесь, чтобы она была достаточно чиста душой, чтобы заслужить любовь Леара и вернуть его на правильный путь.
      — Ваше величество, я сильно сомневаюсь, что для того, чтобы заслужить любовь Хранителя, нужна чистота души. Но как пожелаете.
      Министр откланялся. Саломэ не стала его задерживать — она так и не спросила, что ему известно про загадочные совпадения, приведшие юную дочь Ланлосса Айрэ на трон империи. Истина — горький плод, ее нельзя откусывать слишком большими кусками. На сегодня Саломэ досталось достаточно горечи, чтобы неделями избывать послевкусие. Она плеснула на ковер воды из кубка, достала носовой платок и опустилась на колени перед пятном. Если не отмыть сразу, так и останется кровавый след.
      В дверь торопливо постучали и, прежде чем она успела ответить, в кабинет ворвался капитан королевской гвардии:
      — Ваше величество! — Он был настолько встревожен, что не обратил внимания на странную позу наместницы, — вас срочно ждут в библиотечной башне. На Хранителя Леара покушались.

* * *

      Хранитель Леар ценил одиночество. Он не нуждался в обществе других людей, избегал дворцовых увеселений, посещая их только по необходимости. Его раздражало даже птичье пение, что уж говорить о пустопорожнем чирикании придворных дам и похвальбе кавалеров. Несчастный чиновник, осмелившийся в читальном зале прошептать пару слов на ухо коллеге, немедленно выставлялся за дверь и мог вернуться только на следующий день. Как некоторые люди не переносят солнечный свет и проводят дни в затемненных комнатах, так Леар не выносил громких звуков и оберегал свой слух. Но, несмотря на это, Хранитель любил столичный рынок Сурема, далеко не самое тихое место в обитаемом мире.
      Он приходил туда ранним утром, когда торговки только-только раскладывали на лотках овощи и свежую рыбу, а служаночки из богатых домов, в накрахмаленных белых чепчиках, похожих на паруса, спешили с корзинами наперевес, чтобы успеть закупить продукты для завтрака.
      Леар неторопливо прогуливался по овощным и рыбным рядам, ожидая, когда откроется лавка каллиграфа, а на развале появятся первые книжники, завтракал горячими, обжигающими пальцы и нёбо пирожками с требухой, запивал водой из фонтана и чувствовал себя маленьким мальчиком, удравшим от строгого учителя… хотя в детстве никогда не прогуливал уроки.
      Пока стояла жара, он не выходил из башни, отсиживаясь за толстыми стенами хранилища, сохранявшими прохладу в любую погоду, но как только прошел первый дождь, он в то же утро отправился на рынок, уже ближе к полудню, против обыкновения припоздав.
      Дождь омыл лотки зеленщиков, и овощи полыхали всеми цветами радуги, не уступая буйством красок клумбам наместницы: вилки красной капусты, пучки оранжевой моркови с кокетливыми зелеными хвостиками, солнечно-желтая репа, нарядный зеленый салат с резными листьями, иссиня-черные глянцевые баклажаны, огромные фиолетовые луковицы, сладкие и сочные… не хватало только голубого цвета.
      Леар на секунду задумался, бывают ли голубые овощи, и негромко рассмеялся: знал бы кто, чем занята голова Хранителя дворцовой библиотеки, живого символа мудрости. Но решил, что вернувшись, проверит: вдруг где-нибудь в Кавдне или на Островах растет необыкновенно-вкусный, никому не известный голубой корнеплод.
      Солнце начало пригревать, и Леар с сожалением покинул овощной ряд — нужно было зайти в лавку каллиграфа, забрать давно заказанную диковинку — морскую бумагу. В Квэ-Эро не так давно научились делать шелковистую бумагу с добавлением водорослей. Она сохраняла зеленоватый оттенок и пахла морской солью. Леар использовал ее для заметок. Он неторопливым шагом подошел к лавке, остановившись перед вынесенным на улицу прилавком, где хозяин разложил недорогие мелочи для привлечения покупателей: небольшие кусочки старого пергамента, дешевые глиняные чернильницы, восковые таблички и палочки для письма. Его внимание привлекла подвеска из колокольчиков, танцующая на ветру.
      Краем глаза Леар заметил бедно одетого юношу, остановившегося у прилавка за его спиной, и несколько удивился: лавка почтенного Эрниля была самой дорогой в городе, даже дешевые безделки стоили у него в два раза дороже, чем в любом другом месте. Скорее всего, парень был приезжий, и не знал, что за углом те же самые чернильницы обойдутся ему куда дешевле. Но юноша не интересовался писчими принадлежностями, он обратился к Леару:
      — Простите, уважаемый господин, я не ошибся, вы ведь Хранитель библиотеки?
      Вместо ответа Леар повернулся, и у любопытного молодого человека должны были пропасть любые сомнения — амулет Хранителя поверх белой с серым робы жреца Аммерта ответил на его вопрос:
      — Вам что-то от меня нужно, уважаемый? — Вежливо, но несколько удивленно поинтересовался Леар. Он не привык, чтобы к нему приставали на улицах.
      Юноша криво улыбнулся и подошел поближе:
      — О, да! Я давно вас искал.
      Леар развел руками, мол, вот он, я, полностью в твоем распоряжении, давай быстрее свое дело, и этот жест с легкостью мог стать последним в его жизни. Он не успел заметить, откуда парень выхватил нож, да это и не было важно, солнечный блик на лезвии отразился в глазах Хранителя, и в следующий миг он почувствовал обжигающую боль в животе.
      Он пошатнулся, прижав руки к животу, ладони бессильно скользнули по рукояти. Леар упал вперед, еще глубже вогнав в себя лезвие, не успев спросить: за что? Убийца даже не пытался бежать, он стоял над упавшим Хранителем, бледный, как мел, на лбу выступили капельки пота, улыбка кривила губы. Когда подбежавшие стражники взяли его под локти, он не сопротивлялся.

* * *

      Саломэ ходила туда сюда по комнате, ожидая, пока к ней выйдет храмовый целитель, занятый раненым. Министр Чанг с мрачным видом сидел в кресле, отслеживая взглядом ее перемещения. Наконец, он не выдержал:
      — Ваше величество, сядьте, пожалуйста. У меня уже в глазах рябит.
      — Это ваша вина! — Набросилась Саломэ на так некстати прервавшего молчание министра, — где были ваши вездесущие соглядатаи тогда, когда они действительно нужны?!
      — Моя в том числе, — мягко согласился он, — я не отрицаю. Но главный виновник случившегося несчастья — сам Хранитель. На него покушался жених той самой девушки. После того, как новый судья закрыл дело, я потерял его из виду. К сожалению, юноша не вернулся в свою деревню, а решил восстановить справедливость. Теперь придется его повесить.
      — Вам жаль только убийцу? — Гневно осведомилась Саломэ.
      — Простите, ваше величество, но в сложившейся ситуации мне трудно посочувствовать Хранителю.
      — О, да! Вы предпочли бы, чтобы он умер!
      — Не раньше, чем назовет своего наследника, — министр пожал плечами, — старайтесь во всем находить положительные моменты: если он умрет, вам не придется искать невесту.
      Их спор прервал целитель, вышедший из спальни. Он был весь в крови, даже руки не ополоснул. Саломэ жадно подалась вперед:
      — Что с ним?
      Целитель скривился:
      — Рана в живот, ваше величество. Важные органы нож не задел. Если не откроется кровотечение, если рана не воспалится… слишком много если. Все в руках Семерых, я не могу ничего обещать.
      — Он пришел в себя?
      — Да, но я дал ему сонное зелье. Раны в живот необычайно болезненны. Первые дни ему лучше пролежать в забытьи. Потом понадобятся все силы для выздоровления. При нем постоянно будут мои собратья, если понадобится, меня позовут.
      Лекарь ушел, министр только собрался откланяться (нужно было позаботиться, чтобы незадачливый мститель не сказал лишнего), как из спальни выбежал встревоженный младший целитель:
      — Ваше величество, он хочет вас видеть. Борется с зельем, это очень вредно. Прикажите ему успокоиться.
      Саломэ, не дослушав, вбежала в затемненную комнату. Леар лежал на кровати, от кровопотери его смуглая кожа посерела, глаза провалились в глазницы. У него не было сил даже приподнять голову, но он прошептал:
      — Он жив?
      Саломэ не сразу поняла, о ком речь.
      — Этот парень.
      — Да, да, его будут судить, не волнуйся.
      — Приведи его ко мне.
      — Что? — Наместница переспросила, решив, что не расслышала.
      — Хочу знать, за что.
      — Но, Леар! Это подождет! Ты должен уснуть.
      — Я могу не проснуться, — криво усмехнулся он. — Приведи.
      Саломэ беспомощно посмотрела на господина Чанга, последовавшего за ней без приглашения и ставшего так, чтобы Хранитель не мог его увидеть, не подняв голову. Министр медленно кивнул.
      — Хорошо. Но обещай, что ты сразу после этого уснешь.
      — Да.

* * *

      Парня успели заковать в цепи, да так, что он с трудом передвигался. Охранники, повинуясь жесту министра, остались за дверью, поставив преступника на колени перед наместницей, застывшей у кровати Леара. Юноша поднял голову и с болью простонал:
      — Живой! Да что ж это такое!
      Леар невероятным усилием приоткрыл набрякшие веки и попытался сфокусироваться на лице своего убийцы, но комната плыла перед глазами, и он предпочел сберечь силы для разговора:
      — Что я тебе сделал?
      — Не знаешь, тварь?! - Выкрикнул парень. — Еще бы ты знал! Думал, можно убивать, и никто слова не скажет, потому что Хранитель? Кинут шлюху в реку и вся недолга?
      У Леара не было сил переспрашивать, он молча слушал:
      — Ты убил Дэну! Мы должны были пожениться осенью, она была честная девушка, но нам лошадь была нужна, без лошади отец не соглашался, мол, бесприданница, — юноша плакал, по-детски всхлипывая.
      — Я не знаю, кто такая Дэна, — Леар говорил медленно и невнятно, каждое слово требовало огромного труда, он из последних сил заставлял ворочаться непослушный язык, раздвигал тяжелые пересохшие губы. — Ты, скорее всего, убил меня, зачем мне лгать перед смертью?
      — Такая уж у тебя душонка мелкая! Я тебя сам видел в борделе, когда к Дэне приходил. От тебя уже все девушки шарахались! Ее отправили, потому что новенькая, заступиться некому!
      Министр шагнул вперед, проигнорировав отчаянное выражение на лице наместницы:
      — Очень жаль, Хранитель, что вам изменяет память. Но вы действительно убили девушку. В борделе на Красной улице. Мои люди доложили мне сразу же после происшествия. Этот молодой человек — жених девушки. Он подал жалобу в суд, но дело закрыли.
      — Зато теперь вам придется судить меня, и все узнают! Даже если эта скотина выживет, все будут знать, кто он такой!
      Господин Чанг усмехнулся: суд не входил в его планы, но он не собирался объявлять об этом публично:
      — Вы получили ответ на свой вопрос, герцог. Теперь вам лучше отдохнуть.
      Арестанта увели, министр ушел следом, и Саломэ осталась наедине с Леаром. Она села на край кровати и осторожно взяла его за руку, удивившись, какая та горячая:
      — Ты обещал, что уснешь.
      — Я схожу с ума, — простонал Леар, — но хоть ты не веришь в этот бред? Саломэ, ты не веришь?
      Она хотела бы солгать, больше всего на свете хотела, уже приготовилась произнести ложь, но так и не смогла:
      — Леар… я видела след от укуса у тебя на руке. Эта девушка, она укусила тебя, и ты… Я не знаю подробностей, не захотела знать. Министр Чанг принес папку. Я не поверила сначала.
      — И все это время ты думала, что я убийца.
      — Да. Но мне все равно! Слышишь, все равно!
      — Саломэ, — он сжал ее руку, не понимая, откуда взялись силы, — мне плевать, что думает Чанг и во что верит этот мальчишка, они ответят в посмертии за клевету. Но ты должна мне поверить! Я не знаю, кто такая Дэна! Не знаю, — горячо прошептал он, приподняв голову, и бессильно упал на подушки.
      Саломэ держала его за руку, пока он не уснул, потом осторожно высвободила пальцы и ушла, ее сменил целитель. Леар вздрагивал и стонал в тяжелом забытьи, продолжая доказывать, что не убивал. А из темноты медленно проступал изломанный силуэт девушки, истекающей кровью. Кровь сочилась из каждой поры ее тела, стекала вниз, заполняя комнату, мешая дышать, он кашлял, захлебываясь, выхаркивал кровавые сгустки, но уже знал, что не выплывет. У девушки было лицо его матери.

      Алый факел негасимой справедливости на изумрудно-зеленой робе отца-дознавателя притягивал взгляд, не позволяя сосредоточиться на его лице: худом, костистом, с острым вытянутым подбородком. Даже внешне жрец напоминал гончую, ставшую на след, не хватало только гладкого хвоста, поджатого между ног. Вэрд отвечал на вопросы, чувствуя себя напроказившим мальчишкой, пытающимся скрыть правду от строгого, но любящего отца:
      — Я снял стражу перед их комнатой как только поставил засовы.
      — Почему?
      — Я уже объяснял вам — люди были напуганы. Охранять колдунов не самое безопасное задание.
      — Это ваши люди, они должны выполнять ваши приказы. Вы им платите за опасную работу. Они воины, а не вышивальщицы.
      — Верно, они мои люди, а я привык беречь своих людей. У стражников не больше шансов остановить мага, чем у крепкого засова. Я старался избежать ненужного риска.
      — И кто теперь будет платить за вашу осторожность?
      — Я сделаю все возможное, чтобы помочь вам. Все, что нужно для поисков — люди, деньги, лошади.
      — Теперь вы не боитесь за своих стражников?
      — Теперь вы дадите им магическую защиту.
      Жрец подался вперед, чуть не выпав из кресла, и вцепился в графа взглядом, словно пытался пробуравить насквозь:
      — Эти юноши — племянники вашей супруги. В то время как ваш сын ей — всего лишь пасынок.
      — Вы слишком далеко заходите в своих предположениях — моя жена не имеет никакого отношения к бегству близнецов. — Как приятно было для разнообразия сказать правду.
      — Вы удивитесь, узнав, на что порой способны женщины, особенно когда речь заходит о родной крови.
      — О, не сомневайтесь, я очень хорошо знаю, на что способна моя супруга. Особенно когда речь идет о родной крови. — В голосе Вэрда прозвучало нечто, заставившее жреца отступить.
      — Никто не обвиняет вашу жену. Но я хотел бы побеседовать с госпожой Старнис, так же, как и с прочими домочадцами. Очень жаль, что вы не задержали дочь до нашего прибытия. Она незаменимый свидетель.
      — Она четырнадцатилетняя испуганная девочка. Право же, Тэйрин лучше поскорее забыть, что у нее вообще есть кузены.
      — Вы сделали все возможное, чтобы они смогли ей о себе напомнить. Мы отправим отряд дознавателей в Квэ-Эро, но может оказаться, что уже поздно.
      — Я не думаю, что они поедут в Квэ-Эро. Они должны понимать, что там их будут ждать в первую очередь.
      Жрец не стал отвечать, только хмыкнул, встретившись со столь безграничной верой в логику:
      — Если не в Квэ-Эро, то куда?
      — Виастро приграничная провинция. Я бы на их месте отправился к варварам. Они, хотя и верят в Семерых, всегда примут сильных шаманов.
      — Но вы уверяли, что близнецы не могут использовать магию по желанию.
      — Варварам хватит простых трюков. Их шаманы обычно такие же колдуны, как мы с вами.
      Отец-дознаватель кашлянул, и Вэрд несколько смутился — стоило говорить только за себя.
      — Я усилил охрану границ, но они хорошо знают здешние места и могут обойти патрули.
      Жрецы приехали вчера и сразу же принялись за дело. Похоже, они знали утраченные секреты магов пространства, иначе непонятно, как пять человек ухитрялись мозолить глаза обитателям замка в двадцати разных местах одновременно. Дознаватели расспросили всех: от конюха до графа, от поломойки до графини, обыскали весь замок, спугнув в ходе поисков одну неосторожную парочку на конюшне, уничтожили плод многолетней работы местных пауков, но близнецы исчезли бесследно. На то они и колдуны, чтобы проходить сквозь стены, но старший дознаватель не верил в чудеса и упрямо искал виноватых, вместо того, чтобы ловить беглецов.
      Вэрда это вполне устраивало: доказать, что братьям помогли сбежать, жрец все равно не сможет, так пусть лучше растратит пыл в замке, чем рыщет по окрестным лесам. Но разговаривая с дознавателем, граф никак не мог избавиться от неприятного ощущения, что тот видит его насквозь. Поиски продолжались, но про затерянную в чащобе охотничью избушку знал кроме Вэрда только старший ловчий, а не зная точного места, проще было бы найти седой волос в прическе придворной красавицы.