— Вы впервые при дворе. Если пожелаете, я могу показать вам дворец. Обычно дам интересуют картины, — тон, которым было сделано предложение, не подразумевал отказа.
      Но Рэйна и не собиралась отказываться. Пускай это неприлично — уединяться с незнакомым мужчиной после первого же танца, она и в самом деле хочет увидеть замок и не горит желанием оказаться в обществе тетушки. После каждого танца почтенная дама начинала обвинять племянницу в бестолковости и сожалела о потраченных деньгах. И в самом деле — танцует, а замуж не берут! А наличие трех незамужних дочерей только подогревало ее гнев: своих никак пристроить не может, а надо тратиться на племянницу! О том, что украденное наследство девушки с лихвой возместило все траты на годы вперед, тетушка предпочитала не вспоминать.
      Незнакомец хорошо знал дворец: он не глядя сворачивал в нужные коридоры, и когда они оказались в картинной галерее, Рэйна окончательно запуталась — сама она бы уже не нашла обратного пути. Он подвел девушку с самой большой и яркой картине, занимавшей пол стены:
      — Главная достопримечательность красного зала, его еще называют "зал Саломэ" — прижизненный портрет Саломэ Первой Великой.
      Высокая черноволосая женщина в белом платье стояла на мраморной лестнице. Длинный шлейф струился по ступеням. Ее лицо, выписанное до мельчайшей черточки, казалось лицом фарфоровой куклы — в голубых глазах навечно застыла пустота.
      Рэйна поежилась:
      — Я бы не хотела, чтобы меня запомнили по такому портрету.
      — Других не сохранилось, — пожал плечами мужчина, — все остальные — копии с этого, — но взглянул на нее с нескрываемым интересом, — А это Саломэ Вторая Тонкая. В ее правление дамы начали носить корсеты, чтобы не уступать тонкостью талии наместнице. Потом оказалось, что тугие корсеты при беременности приводят к врожденным уродствам у детей, и наместница запретила их. Дамы продолжали утягивать талии, но тайком. Тогда за ношение корсета начали ссылать в отдаленные обители, — он подвел ее к следующему портрету.
      — Саломэ Третья Печальная. В народе говорили, что она оплакивает рано умершего возлюбленного, за которым вскоре и последовала, но на самом деле наместница страдала от болей в желудке и умерла от разлития желчи.
      Рэйна не смогла удержать улыбку. Право же, этот кавалер разительно отличался от всех, с кем ей приходилось танцевать до сих пор. С девицами разговаривали о погоде и благотворительности, а не о беременностях и желудочных расстройствах.
      — А это…
      Девушка прервала его:
      — Саломэ Четвертая Темная. Я не думала, что во дворце сохранились ее портреты. Я читала, что после того, как она умерла, жрецы Хейнара постановили обречь на забвение даже ее имя.
      — Вы читали "Летопись темноты"? — С неподдельным удивлением переспросил ее спутник.
      — Мой отец оставил мне в наследство несколько книг, — смутилась девушка, — и пока дядя не забрал их, я читала, — она покраснела, но не от смущения, а от гнева. Пускай книги ее отца были не самым подходящим чтением для девочки, дядя не имел права забирать их! Она давно уже смирилась с потерей своего небольшого состояния, но так и не смогла простить дядюшке отобранные книги.
      — Хотел бы я знать, что он сделал с вашим списком летописи… это довольно редкая книга.
      — Скорее всего, продал.
      Рэйна подняла взгляд на портрет. У Саломэ Темной были черные волосы, темные глаза и усталое лицо. Художник не стал льстить наместнице — шестнадцатилетняя, на портрете она казалась много старше своих лет. Она сидела на стуле с высокой спинкой, прямая и напряженная, в черном платье, подчеркивающем белую, словно выбеленную мелом кожу.
      — Она в черном.
      — Она Темная, чему вы удивляетесь? А портрет… жрецы Хейнара, — в голосе собеседника прорезалась едкая желчь, — могут постановить все, что угодно, но за скрижали наместниц отвечают жрецы Аммерта. Никто не вправе вычеркнуть имя наместницы из скрижалей, даже если она поклонялась Ареду. Историю не переписывают.
      — А мне кажется, портрет оставили здесь в предостережение. Посмотрите, ее словно огонь сжигает изнутри. Неудивительно, что она так рано умерла. Никто не захочет подобной судьбы.
      И снова Рэйна заслужила заинтересованный взгляд своего проводника:
      — Вы необычная девушка, сударыня. Пожалуй, я даже получу некоторое удовольствие от этой затеи, — сказал он задумчиво. — Однако нам пора возвращаться. Остальные портреты я покажу вам в следующий раз. Он не заставит себя ждать.
      Смуглый незнакомец отвел девушку в бальный зал и оставил стоять у той же самой стенки, удостоив тетушку быстрым коротким кивком. Как только он отошел, почтенная дама в изнеможении обмахнулась веером:
      — Что, что он тебе сказал, о чем вы так долго разговаривали, где вы были? — Вопросы сыпались, как горох из дырявого мешка.
      — Мы смотрели портреты, тетушка. И ничего больше. Я очень устала. Когда мы поедем домой?
      Обычно после этого вопроса тетушка взвивалась стрелой и объясняла неблагодарной племяннице все, что она думает и про нее, и про ее столь же неблагодарных родителей, посмевших не забрать дочь с собой в посмертие. Но сейчас она склонилась в глубочайшем придворном реверансе, успев подтолкнуть Рэйну, вынуждая ее последовать своему примеру. Перед ними стояла светловолосая женщина в белом платье.
      Наместница приветливо кивнула дамам, позволяя подняться:
      — Вы супруга моего виночерпия, не так ли, госпожа Доннер? А это ваша дочь?
      — Племянница, ваше величество. Мой супруг взял к нам в дом сироту, из милосердия, он ведь сама доброта! Бедная девочка, она осталась без гроша. Несчастное дитя, ее отец, вы знаете, был капитаном в армии, погиб на границе, не оставил дочери и медяка.
      Рэйна медленно заливалась краской, но наместница, похоже, совсем не слушала тетушкин лепет. Она подняла лицо девушки за подбородок, вглядываясь в ее черты:
      — У тебя красивые глаза. Надеюсь, ты будешь счастлива, девочка, — Саломэ сказала эти слова искренне, с таким жаром, словно хотела убедить в их истинности в первую очередь саму себя.
      Наместница ушла, тетушка взволнованно причитала, пары кружились по мраморному полу, а Рэйна стояла, прислонившись к колонне — голова раскалывалась от боли. Что-то происходит… она не понимала, что, но чувствовала себя в ловушке. Казалось, что каменные стены зала, увешанные роскошными гобеленами, надвигаются на нее, сжимаются, еще чуть-чуть — и раздавят в своих объятьях.

* * *

      После бала прошло три дня, три самых спокойных и счастливых дня в жизни Рэйны. Тетушка внезапно решила, что девушка переутомилась и нуждается в отдыхе, в том числе и от любящих родственников. Рэйна и в самом деле мучалась головными болями, но никогда раньше ее страдания не находили отклика — мигрени почтенная супруга придворного виночерпия считала роскошью, непозволительной для бесприданницы.
      Одиночество оказалось лучшим лекарством — боль утихла, привычно затаившись в области затылка, и Рэйна наслаждалась покоем, в душе опасаясь, что эти благословенные дни всего лишь затишье перед бурей. Терпение дядюшки на исходе, так же, как и бальный сезон. Он найдет способ избавиться от бедной родственницы.
      В лучшем случае она окончит свои дни в обители, в худшем… девушка упрямо сжала губы. Она скорее пойдет в служанки, чем выйдет замуж за того, кто согласится взять ее без приданого, чтобы оказать услугу дяде. Какой-нибудь купец, за право поставлять вино ко двору… До сих пор дядя надеялся найти племяннице дворянина, но ей уже двадцать три года, и лучше свояк-купец, чем старая дева на шее.
      Рэйна подошла к окну, выходившему в маленький садик за домом, распахнула ставни и вдохнула влажный воздух: похоже, тот бал был последним в ее жизни. Тетушка потому и оставила ее в покое, что все уже решено. Жаль… она так и не увидела дворец. Смуглый кавалер намеревался показать ей остальные картины в следующий раз. Девушка усмехнулась: следующего раза не будет. А ведь она даже не спросила, как его зовут.
      Тетушка ворвалась в комнату без стука, всплеснула руками и засуетилась перепуганной квочкой:
      — Как, ты не одета?! Какой ужас, боги всемогущие, какой ужас! Быстро, быстро, нет, не зеленое, немочь бледная, голубое, ох, нет, голубое нельзя, это намек, розовое слишком короткое, на желтое ты посадила пятно, косорукая девчонка!
      Наконец, она затянула племянницу в бежевое домашнее платье с открытым воротом, слишком простое для приема гостей, но единственное, оставшееся в ее небогатом гардеробе, собственноручно уложила ей волосы, и отступив на шаг придирчиво осмотрела:
      — И только попробуй нас опозорить, только попробуй! В прачки пойдешь! В поломойки! На соломе умрешь!
      — Что происходит? — Спросила Рэйна. Ей потребовалось все самообладание, приобретенное за годы жизни в дядюшкином доме, чтобы не крикнуть в ненавистное лицо: "В прачки? Да хоть сейчас! Все лучше, чем с вами!"
      — Господин Хранитель приехал к тебе с визитом. Неслыханная честь.
      Тетушка, видно, потеряла тот немногий ум, которым боги наградили ее при рождении, но Рэйна не стала спорить. Ей уже было все равно — хоть Хранитель, хоть сам оживший король — ни тому, ни другому не о чем было с ней разговаривать. Кто-то решил зло подшутить над виночерпием и его супругой, а виноватой опять окажется Рэйна. Девушка спустилась в маленькую душную гостиную, заваленную вышитыми подушками, и остановилась на пороге, узнав в госте своего таинственного партнера.
      Дядюшка с наигранной радостью воскликнул:
      — А вот и Рэйна! Дорогая, господин Хранитель почтил наш скромный дом визитом. Позвольте представить вам мою племянницу.
      — Сударыня, — он вежливо кивнул.
      Виночерпий чувствовал себя не в своей тарелке, а Рэйна не спешила придти ему на помощь, удовлетворенно наблюдая, как все попытки дядюшки поддержать разговор разбиваются о ледяную вежливость гостя. Наконец, она сжалилась:
      — Сегодня прекрасный день, жалко сидеть в четырех стенах. Если позволите, я покажу вам сад. Он небольшой, но дает тень.
      Дядюшка с облегчением закивал:
      — Да-да, покажи сад, Рэйна, моя супруга тратит на него много сил, когда нет поместья за городом, так хочется свежего воздуха. А я вынужден вас оставить, дела, дела.
      Оказавшись в саду, Леар брезгливо сморщился — он привык к изящной простоте дворцового парка, а крошечный кусочек земли, огороженный высоким забором, полностью отражал вкус хозяйки дома — две узенькие дорожки с трудом протискивались между причудливо выстриженных кустов и ярких, тяжело пахнущих цветов. А посредине возвышался грандиозный фонтан с бронзовым дельфином, разбрызгивающим воду из оскаленной пасти. Хранитель кивнул:
      — Действительно, прохладно. Единственное достоинство этого кладбища хорошего вкуса. Впрочем, надо отдать вашей тетушке должное — она во всем выдерживает свой стиль. Я бы не хотел вырасти в этом доме.
      — Я тоже не хотела.
      — Тогда выходите за меня замуж, и вы сегодня же его покинете.
      — Что? — Глупо переспросила Рэйна, решив, что не расслышала.
      — Я предлагаю вам стать моей женой, сударыня. Насколько мне известно, вы ни с кем не помолвлены.
      — Но у меня нет приданого, — Рэйна так растерялась, что сама не понимала, что говорит.
      Леар не сдержал короткий смешок:
      — Не беспокойтесь, я смогу вас прокормить.
      Девушка опустилась на скамейку, собраться с мыслями. Он молча ждал.
      — Зачем вам это нужно?
      — Жениться? Вы настолько невинны, что не знаете, зачем люди вступают в брак?
      — Зачем вам нужно жениться на мне? Вы же герцог! И Хранитель! — Рэйна замолчала, только сейчас осознав, что никогда не слышала, чтобы Хранители заводили семьи.
      — Прежде всего, я мужчина. И, как вы правильно заметили, герцог. Мне нужен наследник. Вы вполне подходящий выбор. Миловидны, из хорошей семьи и, против ожидания, умны.
      — Вы легко найдете красивее, знатнее и умнее.
      — Последнее вряд ли. Девиц в знатных семьях в первую очередь учат вышиванию и игре на лютне.
      — Ума у вас, как и богатства, вполне хватит на двоих.
      — Знатности тоже, так что это возражение снимается.
      Рэйна встала и, до боли обхватив пальцами запястье левой руки, произнесла:
      — Прошу меня простить, но я не могу принять ваше предложение. Каким бы лестным оно ни было.
      — Вы странная девушка, — Леар не скрывал удивления, — неужели вы рассчитываете сделать лучшую партию? Вы только что объясняли, почему вы не подходите мне. Но чем же я не устраиваю вас?
      — Вы не любите меня, а я не люблю вас. Все прочее неважно.
      Леар воздел руки к небу:
      — Сударыня, помилуйте, какое отношение любовь имеет к браку?! Постойте… вы влюблены в кого-нибудь другого, и романтическая чушь мешает вам мыслить разумно? Странно. Вы производили впечатление умной девушки.
      — Нет, я никого не люблю. Но я не могу связать себя с человеком, которого не знаю. Как вы правильно заметили, я умная девушка. Вы что-то скрываете.
      Леар вздохнул и опустился на скамейку. Он не ожидал, что невесту придется уговаривать оказать герцогу Суэрсена честь стать его женой:
      — Хорошо, я объясню. Несколько месяцев назад я попросил наместницу найти для меня подходящую невесту из дворянской семьи. Я в родстве со всеми знатными родами империи и хочу разбавить кровь. Вторая причина, видите, я не собираюсь вам лгать, заключается в плохой репутации Аэллинов. Сомневаюсь, что кто-либо из лордов согласится отдать за меня свою дочь. Семейное проклятье.
      — Я слышала про узы Аэллин.
      — Вся империя слышала. Все мои близкие погибли насильственной смертью, — Леар говорил спокойно, словно о ком-то другом, с этой болью он давно уже научился жить, — весьма вероятно, что мою жену ожидает судьба моей матери. В отличие от прочих невест, у вас нет любящих родственников. Как видите, вполне разумный выбор. Я не причиню вам зла, наоборот. Вы получите все, о чем может мечтать женщина: состояние, титул, положение в обществе.
      — Неужели вы готовы провести жизнь с нелюбимой женщиной, которую вам выбрали, словно товар в лавке?
      — Неужели вы рассчитывали на брак по любви?
      — Откровенность за откровенность — да. Я не красавица и бедна. Если кто-то захочет взять меня в жены, то только по любви.
      — Или из сострадания, — безжалостно добавил он.
      — Вы только что добавили еще одну причину для моего отказа. Мне все равно, что со мной сделает дядюшка, но то, что вы предлагаете — отвратительно. Я знаю, что большинство браков заключаются именно так, но это хотя бы взаимовыгодные сделки. А вы просто покупаете по дешевке подходящий товар, залежавшийся на прилавке. Я не хочу быть такой покупкой.
      Наступила тишина. Рэйна кусала губы: что она наделала? Упустила единственный шанс вырваться на свободу, отказала герцогу, Хранителю… она сошла с ума, но поступила правильно. Дядюшка отобрал ее деньги и книги, тетушка лишила свободы — одеваться по своему выбору, танцевать с приятными ей кавалерами, а не каждым, кто пригласит, ходить пешком… Но родственники не посягали на единственное, что у нее осталось — чувство собственного достоинства. Она пронесла его через все испытания и не уступит сейчас. Если она согласится на предложение герцога Суэрсена — перестанет уважать себя.
      Леар заговорил первым, с неожиданной мягкостью:
      — Вы правы. Простите меня. Я слишком долго жил при дворе. Я не стану вас покупать. Давайте заключим договор: объявим о помолвке, и если через год вы не измените своего мнения, расторгнем ее. Я выплачу вам достаточную сумму, чтобы в будущем вы смогли себе позволить брак по любви.
      — Вы собираетесь полюбить меня за этот год? Или считаете, что я полюблю вас?
      Леар пожал плечами:
      — Мы узнаем друг друга. Быть может, станем друзьями. Это не самый плохой вариант. Поверьте, одной любви зачастую недостаточно для счастья. В южных провинциях придумали мудрый обычай — после помолвки невеста проводит год в доме жениха, и только потом играют свадьбу. И семьи в приморских землях самые крепкие — жены годами ждут мужей из плаванья, и мужья не сомневаются в их верности.
      Рэйна медленно кивнула, признавая благородство противника — он дал ей возможность сдаться с честью. Год спокойной жизни — это очень долго, а там будет видно:
      — Хорошо. Я принимаю ваше предложение. Пусть будет помолвка.
      Леар поднес к губам ее руку:
      — Завтра вы переедете во дворец. Я обещал показать вам остальные картины. — Хранитель искренне сожалел, что не может полюбить эту девушку. Она заслуживала его любви.

21