XXI

Состязание с колдуном

Немногочисленная группа белых путешественников, которых сопровождали аскари[154] и носильщики, разбила лагерь рядом с озером Альберта.

Несмотря на то, что они имели за плечами тяжелый поход через джунгли и усталость, место для лагеря выбиралось весьма тщательно. Оно должно было отвечать нескольким условиям. Требовалась не очень бросающаяся в глаза, легко обороняемая база, откуда можно было обследовать обширные местности по ту сторону озера, что при таких небольших силах было нелегкой задачей. В конце концов выбор пал на поляну у небольшого ручья, там разместили палатки, обнесли лагерь зерибой[155].

Окружающие их джунгли были полны какой-то непонятной тревогой, звуки тоже были какими-то необычными. Смуга внимательно вслушивался в разговор тамтамов. Они неизменно передавали одно и то же предупреждение остерегаться охотников за рабами на водах Мута Нзига, или озера Альберта. Необходимо было узнать побольше, и Гордон решил разослать по окрестным деревням патрули, состоящие из двух подчиненных ему черных солдат и одного белого.

Племена королевства Буньоро, на территории которого они расположились, с неохотой подчинились правлению англичан, испытывали к белым глубоко укоренившуюся враждебность. Не помогли ни бусы венецианского стекла, ни бусы из кораллов. Все, что удалось узнать, состояло в том, что во главе группы, похищающей нефов на тропинках в джунглях, стоит человек, которого негры называли «инглеза»[156], за то, что он великолепно говорит по-английски.

Как-то утром Смуга вместе с двумя черными солдатами возвращался из деревни бахима. Негры приняли белого и его подарки очень вежливо, но, как и всюду, молчали Приближался поддень. Измученный Смуга задумал устроиться на отдых, но вдруг и ему, и солдатам неожиданно послышался какой-то крик. Насторожившись, они стали пробираться в направлении, откуда он шел. Зрелище, представшее их глазам, морозило кровь в жилах: привязанный к дереву мальчик, а вокруг следы пиршества диких зверей. Смуга жестами задержал черных солдат, чтобы как следует оглядеться. Да, чутье его не обмануло.

С ветвей фигового дерева свисала головой вниз мертвая коза. Видимо, это леопард по своему обыкновению затащил добычу на дерево. Вскоре Смуга увидел и хищника во всем его великолепии. Тот полз по толстой ветке, прижавшись к дереву, почти сливаясь с ним в одно целое. Между листьев проглядывали черные пятна на желто-белом мехе. Глаза его блестели, слышалось глухое ворчание. Смуга понял, что леопард готов к атаке. Он хорошо знал повадки этих животных, знал, что сначала большая кошка спрыгнет на землю. Смуга не торопился: подготовил оружие. Оба черных солдата несколько отступили, готовые стрелять. Смуга старательно прицелился и нажал на курок. Кот замяукал и потерял равновесие. Когти еще какое-то время царапали кору фигового дерева, а затем хищник свалился на землю.

Только теперь один из аскари смог освободить мальчика. Тот был совершенно изможден страхом и голодом. По очереди со Смугой они понесли его в лагерь. Второй солдат остался, чтобы сторожить леопарда, вернее леопардовую шкуру, пока из лагеря не придут негры, которые смогут ее снять и обработать.

Через два дня, ранним утром Новицкий, Вильмовский и один из солдат вышли на очень низкий в этом месте берег озера Альберта. Там между горами и скалами на южном берегу озера они увидели зарево.

— Буш горит! — с тревогой произнес Новицкий.

Вскоре до них донесся какой-то необычный шум, в котором они распознали звуки боя. Внимательно наблюдали они за этой местностью, ожидая, как обернется дело. На озере тем временем появились две большие, напоминающие барки, лодки. Впереди шел небольшой баркас с зеленым флагом на корме. Новицкий следил за этой процессией в бинокль, затем передал его Вильмовскому.

— Трудно поверить своим глазам. Даже не пробуют скрываться.

— Невероятно, но это, видимо, рабы… — начал Вильмовский, но тут черный солдат обратил их внимание на лодку, где что-то происходило. Слышались крики, звучали выстрелы.

Новицкий первым заметил, как рослый негр прыгает в воду.

— Андрей! — крикнул он. — Этот негр, наверное, сбежал!

Сопровождавший их черный солдат влез на дерево.

— Они отплыть! — сообщил он. — Он плыть!

Лодки быстро удалялись на север. Новицкий с Вильмовским подошли к самому озеру. Моряк хладнокровно наблюдал за мелькающей в волнах головой пловца, и начал раздеваться.

— Что ты делаешь, Тадек? — удивился Вильмовский.

— Он ранен или ослабел. Ему не доплыть! — кратко ответил Новицкий, и уже через минуту мощными руками раздвигал воду.

Помощь подоспела вовремя. Мунга с каждой минутой терял силы. Он уже начал сомневаться, что желанный берег вообще существует, как почувствовал, что его поддерживает чья-то сильная рука. От человека он не мог ждать помощи, а потому от всего сердца благодарил божество озера. Правда, выбравшись на берег, он заметил двух человек — еще одного белого и стоящего рядом негра-солдата. Тем не менее он опустился на колени перед своим избавителем, отбивая глубокие поклоны.

— Что ты такое делаешь, братишка? — возмутился моряк.

— Он тебя благодарит! — перевел слова Мунги черный солдат.

Новицкий со значением подмигнул Вильмовскому:

— Ну, вот, теперь меня в Африке божеством признали… Снова повышение.

Мунга не знал, что и подумать об этих странных вазунгу[157], которые его спасли. Были ли это люди или добрые духи? Этот вопрос мучил его на протяжении всего пути, пока он шел за ними к лагерю, и сомнения возросли еще более, когда он увидел Автония, живого, здорового и явно чувствовавшего себя в лагере странных людей, как дома. Мунга любил брата, но не мог переломить веры в приговор, вынесенный Автонию. Так что братья смотрели друг на друга с недоверием и едва обменялись парой слов.

Их поведение озадачило Смугу, он внимательно наблюдал за братьями. Смуге было известно, что, благодаря миссионерам, Автоний свободно владеет английским. Мальчик рассказал ему о себе, о перипетиях своей судьбы. Но он не прибег к английскому, чтобы объяснить, что Мунга — его брат. «Тумбо модьё»[158], — сказал он, показывая на него и на себя.

Нельзя было также не заметить, что Мунга, относившийся крайне сдержанно к найденному при таких необыкновенных обстоятельствах брату, с каким-то суеверным восхищением не сводит глаз с Новицкого. Поразмыслив, Смуга подозвал моряка, и они отошли в сторону.

— Тадек, ты пока ничего не объясняй. Может, пусть лучше думают, что мы — добрые духи.

— Слушай, Ян, ты же никогда этого не одобрял, — возмутился Вильмовский, подошедший к ним как раз в тот момент и услышавший слова Смуги.

— Придет время, мы все объясним. А пока пусть думают, что хотят. Это может оказаться важным, — подчеркнул Смуга.

Новицкий только засмеялся.

— Ты ведь сам говорил, Андрей, что надо уважать чужие обычаи. И, черт меня побери, это бывает довольно приятно!

Деревня Кисуму не была разрушена целиком во время дерзкого нападения и понемногу возвращалась к жизни. Те, что укрылись в джунглях, возвращались, чтобы похоронить умерших. Они обязаны были совершить погребальную церемонию, без нее души умерших не обретут покоя.

После плача, катания в пыли пришло время пиршества и танцев. Приготовили праздничную еду, все облачились в белые траурные одеяния из рафии, мягкой белой глиной разрисовали лица. Не успели все рассесться, чтобы начать тризну, как окружающая деревню стража дала знак, что приближаются чужие люди.

К берегу причалила небольшая рыбацкая лодка, высадившиеся из нее люди двинулись по тропе, ведущей между густых зарослей прямо в деревню. Впереди шел Гордон, рядом с ним Мунга, а за ними Новицкий, Смуга и Автоний.

— Минутку, постойте! — позвал внезапно Новицкий. Здесь что-то лежит.

Он зашел в заросли и вытащил оттуда большой барабан.

— Кит меня проглоти! Вот это находка!

Мунга, размахивая руками, что-то толковал Гордону.

— Он говорит, что барабан принадлежит колдуну и нельзя его трогать.

— Так откуда же он взялся? — недоумевал Новицкий. Пренебрегая предупреждением, он рассматривал найденный предмет.

— Хозяин мог потерять его во время бегства, — ответил Гордон. — Вы обратите внимание на кожу, обтягивающую барабан, какая она твердая, упругая. Негры часто делают барабаны из слоновых ушей.

— Ну и обычаи в этой Африке, — саркастически покачал головой Новицкий. — Одни стреляют в бедного сфинкса, другие губят слона, у него, видишь ли, уши, подходящие для барабана. Что за страна!

Тут к нему подошел Мунга и снова что-то стал объяснять, в глазах у него одновременно отражались и страх, и решимость.

— Он просит, чтобы вы оставили барабан, — перевел Гордон.

Новицкий с вызовом посмотрел в глаза равному ему ростом негру.

— А вы ему скажите, что белых чужие чары не берут, они сами колдуны.

Гордон перевел. Мунга отодвинулся от них испуганно и покорно, а Новицкий спокойно сунул барабан в свой рюкзак.

Перед деревней по обеим сторонам тропинки стояли женщины, преграждая дорогу толстой лианой. Новицкий пригнулся, чтобы пройти под ней. Стоящие рядом воины вытянули копья, а Мунга придержал задиристого моряка.

— Минутку, — объяснил Гордон. — Деревня — это табу[159].

— Табу? А что это значит?

— Чтобы пройти дальше, нам нужно дать выкуп на поминки, — продолжал терпеливо объяснять Гордон.

— Откуда вы это знаете? — полюбопытствовал Новицкий.

— Негры покрыли лица белым, — начал Гордон.

— Это знак траура, — закончил за него Смуга.

Когда они представили подарки для вечернего, траурного пира, Мунга провел гостей к дому вождя — своего отца. Их сопровождали все без исключения жители деревни. Они что-то говорили, жестикулировали, показывая то на Мунгу, то на Автония.

Кисуму ждал на пороге своего дома. Гордон объяснил и так понятную цель их прибытия, — вернуть Мунгу и Автония, просил разрешения переночевать. При случае вручил Кисуму подарки, которые были приняты.

Все это шло по ритуалу, пока не появился колдун. Автоний спрятался сразу за широкой спиной Новицкого, Кисуму явно утратил уверенность в себе. Смуга и Гордон заметили замешательство вождя, но с того места, где они стояли, не могли догадаться о ее причине. Стоявший же несколько позади Новицкий сразу понял, что к чему. Он прижал мальчика к себе и внимательно разглядывал старца. «Как бы его перехитрить, — размышлял Новицкий. — Вот был бы с нами Томек», — вздохнул он и слезы навернулись ему на глаза.

Вождь отвел гостям стоявшую на краю деревни хижину — круглую, покрытую похожей на купол соломенной крышей, с дверными и оконными отверстиями, заслоненными веревочными занавесками из лиан. Внутри было относительно чисто.

— Тот старик, колдун, явно что-то замышляет, — начал Новицкий, но тут женщины внесли еду.

— Это вам Мунга прислал, — сказала одна из них.

— Что-то действительно не так… По обычаю вождь должен вручить нам какой-то подарок, чтобы мы чувствовали себя в безопасности. Он проявил к нам неуважение. Принял подарки, а в ответ даже не поставил угощение,

— Гордон подтвердил подозрения Новицкого. — Жаль, что с нами нет солдат, — он был явно обеспокоен.

— Конечно, вступить в деревню целой армией — это так по-английски, только доверия таким путем не до будешь, — с вызовом заметил Новицкий.

— Солдаты придут сюда вместе с Вильмовским завтра утром, — пресек спор Смута. — Но лучше держать оружие наготове.

Новицкий больше не высказывался. Он сидел рядом с Автонием, который не хотел отдаляться от своих белых опекунов ни на шаг. Он уже не принадлежал деревне, он принадлежал духам, которым его принесли в жертву. Из бросаемых взглядов и агрессивной реакции жителей деревни Новицкий понял это яснее любых слов. Он отдавал себе отчет, что появление здесь мальчика могло быть ошибкой, за которую придется заплатить. Понял он, и отчего Смуга, обычно противящийся использованию первобытных суеверий обитателей джунглей, на этот раз отступил от своих убеждений.

В какой-то миг к нему пришло решение, и он, к недоумению друзей, начал готовиться ко сну. Улегся поудобнее на циновке, закрыл глаза.

— Тадек, ты что? — спросил Смуга. — Мы ведь скоро идем на пир.

— Неплохо бы перед этим вздремнуть, — ответил варшавянин и, в самом деле, вскоре раздалось его трубное храпение.

Вечером прибыл Мунга с приглашением на пир и танцы. Разбуженный друзьями Новицкий объявил, что присоединится к ним позднее, а сам с помощью Автония, как переводчика, пошептался о чем-то с Мунгой, тот же, проводив Смугу и Гордона к боме[160], куда-то исчез.

Обоих гостей усадили рядом с вождем, что было знаком расположения. Внесли большие, наполненные до верха рисом жестяные тазы, молоко, маниоку, завернутые в листья орехи и печеную в костре картошку. Перед вождем и гостями поставили миску с мясом кур и яйцами, в глиняные кубки налили какую-то подозрительного вида жидкость. Кисуму взял кубок, пригласил белых сделать то же самое, объяснил:

— Это марафу!

— Пальмовое вино, — громко перевел Гордон и потихоньку остерег Смугу, чтобы не пил много, вино может быть «подкреплено» какими-нибудь специями.

— Кали сана, — Кисуму как будто услышал и понял Гордона.

— Говорит, что оно очень острое, — сказал англичанин.

Вино действительно обжигало горло. Настроение пирующих все оживлялось. Смуга напрасно искал глазами Новицкого. Он заметил, что не видно и Мунги. Его охватило беспокойство, он не мог понять, что замыслил моряк.

А тем временем негры поглощали невероятное количество пищи. Смуга обратил внимание Кисуму на то, что так можно и заболеть. Вождь только засмеялся и объяснил, что у него есть прекрасное лекарство, полученное от белого целителя. Смуга, заинтересованный в том, чтобы как можно дольше удержать вождя в трезвом состоянии, попросил более подробных объяснений. Кисуму кивнул одному из своих людей:

— Хупа!

— Это значит — бутылка! — шепнул Гордон.

Перед изумленными европейцами поставили большую корзину. Вождь сам развязал основательно заделанную крышку, откинул ее, сунул в корзину руку и вытащил небольшую, может, с четверть литра, бутылку, на дне которой оставалось еще немного жидкости. С благоговением, сосредоточенно подал он ее Смуге, проговорив при этом:

— Дава кали сана![161]

— Да это же популярное слабительное средство! — рассмеялся путешественник, но тут же наклонился, изучая надпись на бутылке. — Невероятно! — прошептал он про себя.

— Что такое? — заинтересовался Гордон.

— А вы посмотрите, где это средство было произведено! — предложил Смуга.

— «Краков, 1905», — прочитал Гордон. — Так это же польское лекарство.

— С ума сойти, — сказал Смуга и намеревался уже подступиться к вождю с вопросами о «белом целителе», как вдруг все замолчали. Смуга в недоумении поднял голову.

Перед костром стоял колдун в ритуальном одеянии, властным жестом он поднял руку. Совсем невысокий, со сморщенным мрачным лицом, с блестящими глазами и неестественно расширенными зрачками. Он был почти наг под наброшенной на плечи леопардовой шкурой, лишь медные браслеты, переплетенные черными страусиными перьями, да яркий плюмаж, тоже густо усеянный этими же перьями, украшали его. В полной тишине он начал свой обрядовый танец, закрутился вокруг костра, посыпая в огонь какое-то зелье, издающее острый, неприятный запах. Высокий столб дыма поднялся в воздух. Колдун прибавил к ритмичным движениям завывающее пение.

Сначала в пении, а потом и в танце ему стали вторить и жители деревни. Мужчины тесным кругом охватили костер, вождь и его гости оказались внутри этого круга. Они ритмично ударяли по своим кожаным щитам. Сзади подвывали женщины. Кисуму вытирал пот с лица, хоть ночь и была холодной. Он, правда, пока сидел, но уже начал подрагивать в ритме пения и танца. Смуга со значением глянул на Гордона, оба незаметно подготовили оружие.

— Попробуем выбраться, — прошептал англичанин.

— Да, это лучший выход, — ответил Смуга.

Они потихоньку стали отходить назад, туда, куда не падали отблески костра. Их движения не остались незамеченными колдуном, внешне как будто полностью отдавшимся исполнению обряда. Он внезапно вырос прямо перед ними, начал что-то ритмично выкрикивать. Ему отвечал хор мужских голосов. Смуга внимательно вслушивался в этот своеобразный диалог. Спокойно достал трубку, горящим угольком раскурил ее и затянулся.

— Подождем еще немного, — шепнул он.

Гордон посмотрел на него с восхищением.

— Зачем? Надо отсюда уходить!

— Да, только еще не сейчас.

Дымок от трубки смешивался с дымом от костра.

— Когда же? — нервничал Гордон.

— Когда они совсем потеряют головы в этом безумии и перестанут что-либо видеть.

— Но когда же? — не уступал Гордон.

— Скоро! Потом! — ответил Смуга. — Мы оба тогда выстрелим в колдуна и бежать! Только цельтесь как следует, прямо между глаз!

Напряжение росло. Колдун завывал все быстрее, хор отвечал ему все громче:

— Кто хочет отобрать у нас наши обычаи?

— Вазунгу! — проревел хор.

— Кто пришел вместе с охотниками за рабами?

— Вазунгу!

— Кто хочет отобрать наших жен?

— Вазунгу!

— Кто ненавидит черных?

— Вазунгу!

— У кого кожа цвета траура?

— У вазунгу!

— Кто пришел с севера, чтобы захватить наш край?[162]

— Вазунгу!

— Кто виноват в бузингизи?[163]

— Вазунгу!

— Кто наслал на нас льва-людоеда?

— Вазунгу!

— Кто не дал принести жертву?

— Вазунгу!

— Кто пришел в деревню, чтобы нас уничтожить?

— Вазунгу!

— Кого надо убить?

— Ваазуунгууу!

Смуга погасил трубку, тихо спросил Гордона:

— Готов?

— Да! — ответил тот, доставая пистолет из кобуры.

В этот момент раздался дикий грохот барабана. В свете огня появилась небольшая процессия. Впереди шел Автоний, изо всех сил колотивший в барабан колдуна, за ним Мунга, не имевший на себе никаких знаков траура, зато вооруженный до зубов, а в самом конце шел Новицкий в весьма необычном виде. Разрисованный черной краской, в наброшенной на обнаженный торс шкуре леопарда, застреленного Смугой, с полосками из леопардовой шкуры на руках и ногах, с латунным обручем на шее, с пучком сказочно ярких перьев в волосах, с кольцами в ушах, вид у него был достойный, грозный и… комичный. Он воздел руки и громко крикнул:

— Басси![164] Наступила тишина. Колдун, захваченный врасплох, оцепенел. Негры же, наоборот, будто протрезвели. Гордон убрал пистолет, Смуга еле сдерживал смех. Новицкий сначала обошел костер, медленно двигаясь, подобно громадному медведю, неожиданно остановился перед колдуном. Указав пальцем на свою голову, он с нажимом произнес:

— Рас-сукуо!

Это должно было означать, что в его голове обитает добрый дух.

Колдун едва доходил ему до груди, но оказался достаточно храбрым, не двигался с места. С минуту они в зловещей тишине мерили друг друга глазами, затем вдруг Новицкий одновременно наклонился над негром и сделал шаг вперед. Тот поначалу вроде бы сопротивлялся, но моряк шагнул еще, и колдун стал отступать. Согнувшийся Новицкий буквально отдавливал ему ноги. Снова раздался рокот барабана, и моряк начал свою великую речь.

— Мы пришли, чтобы спасти вас. Рас-сукуо! Рас-сукуо!

Автоний перевел с английского, а Мунга выкрикивал каждую переведенную фразу в нужном ритме. В ответ раздавались шепот и шелест, выражавшие изумление.

— Но мы задержались, ибо требовалось убить леопарда, чтобы вернуть вам Автония. Я хорошо говорю? Рас-сукуо! Рас-сукуо!

Сквозь поднявшийся шум стали пробиваться несмелые возгласы одобрения. Новицкий двинулся вокруг костра в несколько странном ритме: длинный шаг, два коротких, длинный, короткие. И снова…

— Спасли Мунгу? Верно? Рас-сукуо! Рас-сукуо!

— Верно! Верно! Истинная правда! — многие уже осмелели.

Новицкий жестами приглашал к участию в ритмичной процессии.

— А теперь мы убьем льва, что пожирает ваш скот и ваших людей. Согласны? Рас-сукуо! Рас-сукуо!

— Хавала, буана[165], — выкрикнул Кисуму.

Он или поверил, или понял игру белого человека.

— Хавала, буана, — повторил за ними хор.

— Мы хотим вас спасти. Соглашаетесь? Рас-сукуо! Рас-сукуо!

— Хавала, буана!

— И мы вместе уничтожим ваших врагов! Рас-сукуо! Рас-сукуо! Рас-сукуо!

— Хавала, буана!

Новицкий постепенно повышал голос, а последние слова прямо-таки прокричал.

Затем он стал тихо напевать какую-то мелодию, вскоре она зазвучала слышней. Ей в такт вокруг костра закружилась толпа вооруженных негров. Возглавлял их Мунга. На пару со смешно наряженным моряком они втянули в хоровод всех мужчин. Колдун куда-то исчез.

Услышав первые звуки мелодии, Смуга закрыл лицо руками, чуть не плача от смеха. Гордон ничего не мог понять, а Новицкий уже полностью овладел обстановкой: в сердце Черной Африки он танцевал свой танец — один длинный шаг, два коротких, один длинный, два коротких… И опять…

— Вы знаете, что они танцуют? — задыхающийся от смеха Смуга, наконец, смилостивился над Гордоном.

Англичанин отрицательно покачал головой.

— Это полонез!

— Полонез?

— Да, польский народный танец! Один из самых известных: «Прощание с отчизной» Огиньского, — пояснил Смуга и стал подсвистывать Новицкому.

— А я думал, — проговорил Гордон, — что польский народный танец — это мазурка.

— Нет, это наш народный гимн написан в ритме мазурки, — ответил Смуга, увлекая Гордона в хоровод.

Поздно ночью Новицкий собирал заслуженные поздравления.

— Как это тебе пришло в голову? — допытывался Смуга.

— Сначала мне вспомнился трюк Томека из той, прошлой поездки в Африку… Понимаешь, негры как дети. Если их чем-то удивить, они будут считать это сверхъестественным явлением.

— Но почему полонез?

— Ну, это как-то само собой вышло. Я думал о польке, обереке, но тут нужно было что-то помедленнее, посерьезнее… Ну и сплясал полонез. А неплохо получилось, верно? — похвалился моряк.

— Очень даже неплохо, — улыбнулся Смуга. — Стоит попугать негров еще чем-то польским. Тем более здесь уже есть польский след.

— Где? — живо отозвался Новицкий.

— Да вот вождь, когда был в хорошем настроении, показал нам бутылку с лекарством, изготовленным в Кракове. И откуда оно здесь взялось?

— Ха! — развеселился Новицкий. — Для нас, поляков, ничего невозможного нет!

— Ладно, хватит об этом. Давайте решать, что делать дальше?

— Теперь мы можем действовать, пользуясь поддержкой негров, — сказал Гордон. — Но сначала надо разобраться со львом.

— Дождемся Вильмовского, тогда пойдем на охоту, — предложил Новицкий.

— В таком случае пошли спать. Столько впечатлений за день! — завершил разговор Смуга. — Мы можем спокойно спать, пока нас охраняет Мунга.

— И Автоний! — рассмеялся Новицкий, показывая на свернувшегося в клубок, сладко спящего мальчика.

Измученные битвой и пиром, негры спали. Колдун удалился в джунгли, обдумывая планы мести. Бодрствовал один вооруженный Мунга. Он был счастлив, что существа, которых он почитал добрыми духами, оказали ему честь своей дружбой.

XXII

Охота на льва-людоеда

Вильмовский, свернув лагерь, прибыл в деревню Кисуму в сопровождении солдат и носильщиков, которые, кроме обычного экспедиционного снаряжения, несли отстреленного по дороге самца импала[166]. Вышло это случайно, они натолкнулись на небольшое стадо обитающих в восточной и южной Африке антилоп. У импала как раз начинался брачный период, и путники стали свидетелями яростной схватки самцов за первенство. Проигравший самец оказался легкой добычей, а звук выстрела так напугал остальных, что они молниеносно исчезли, преодолевая пространство многометровыми прыжками.

В хижине, которую им выделил вождь, состоялось совещание, на нем решили разделиться.

Гордону поручили провести по восточному побережью озера Альберта группу разведки, в нее должны были войти аскари и Мунга. Была надежда, что с помощью Мунги удастся получить в соседних деревнях информацию, которая помогла бы установить, имеет ли «железный фараон» что-то общее с нападениями на деревню и с торговлей рабами.

Смуге, Вильмовскому и Новицкому предстояло как можно быстрее расправиться со львом-людоедом и таким путем укрепить трудно обретенное доверие и расположение людей Кисуму.

Едва встретившись, они должны были скоро расстаться.

Простившись с друзьями, патруль Гордона отправился в путь ранним утром. Смуга, Вильмовский и Новицкий сразу же приступили к обсуждению, как лучше провести опасную охоту.

— Большей частью львы живут стадами, состоящими из десяти-двадцати особей, — рассказывал Смуга. — И хотя самцы борются за первенство, вовсе не из них выходит вожак стада. Стадо всегда возглавляет львица. Это она дает знак о начале охоты, она первой нападает и либо убивает сама, либо атакует рычанием, приказывая доделывать все. остальное самцам.

— А откуда берутся львы-одиночки? — спросил Новицкий.

— Это преимущественно более слабые самцы — раненые или больные, выгнанные из сообщества. Они нападают на домашний скот и на людей, ибо это самая легкая добыча.

— Старые, больные, это я понимаю, — продолжал Новицкий. — Но раненые откуда? В результате борьбы с сильным противником, соперником?

— Не только, — возразил Смуга. — Животные, на которых охотятся львы, не такие уж беззащитные, как кажется. Умеют обороняться и часто довольно успешно. Вам когда-нибудь доводилось видеть, как охотятся львы?