IV

СЫН СОЛНЦА

Прошло несколько дней. Новицкий почти выздоровел, рана на ноге быстро затягивалась. Он как раз собирался одеться и идти в селенье, как в комнату вошел Смуга и еще с порога объявил:

– У кампов что-то происходит!

– Какие-нибудь плохие новости? – забеспокоился Новицкий.

– Рано утром появились чужие индейцы. Сейчас совещаются с местными курака[15]. Я здесь еще ни разу не видел никого чужого.

– Интересно, какого черта им нужно? – произнес заинтересованный Новицкий.

– Все ужасно возбуждены, – добавил Смуга.– Только бы это нам не помешало.

– Нельзя больше тянуть! Через два-три дня можем драпать. Но что-то происходит, это факт. Глянь, что Агуа принесла сегодня утром. – Новицкий указал на топчан. На нем лежали штаны, майка, фланелевая рубашка и кожаная безрукавка. Смуга внимательно все осмотрел и с изумлением заметил:

– Да ведь все новехонькое и сшито будто на тебя!

– Так это и есть моя одежда, – отозвался Новицкий.

– Откуда же она взялась? Ведь в том снаряжении, с каким вы сюда пришли, не было никакой одежды.

– Чистая правда, – согласился Новицкий. – Твой бывший проводник, на которого мы случайно наткнулись, умирая, указал нам дорогу в обход Гран-Пахонали, но все равно засады мы не миновали.

– Об остальном догадываюсь, – вставил Смуга. – В схватке погибли некоторые ваши люди, так что часть снаряжения вам пришлось бросить.

– Именно так! Погибло трое, а раненую Натку пришлось нести на носилках. Поэтому часть снаряжения мы спрятали в скалах, думали, может, на обратной дороге понадобится. Видно, кампы обнаружили тайник и притащили все сюда.

– Мне они ничего такого не говорили, – буркнул Смуга и спросил: – А кроме одежды вы что там оставили?

– Подожди, дай вспомнить! Из крупных предметов была небольшая палатка с противомоскитной сеткой, в ней спали женщины, ну, гамаки, кое-какая запасная одежда, фильтр для воды, посуда, много всякого.

– А оружие оставляли?

– Троих погибших сюбео похоронили с их винтовками, но кампы могли раскопать могилы и взять оружие, а патроны мы прихватили с собой.

– С тем оружием, с каким вы пришли сюда, все вместе составляет неплохой арсенал, хотя при общем беспорядке, когда вас захватывали в плен, мне удалось спрятать две винтовки и револьвер, я потом отдал их Томеку, – рассказал Смуга. – Интересно, что они сделали с захваченными винтовками?

– Судя по тому, что Агуа принесла мою одежду, наверно, все у них здесь, в селенье. Если б нам как-нибудь добраться до наших вещичек! Наши дела сразу бы пошли на лад.

– Нам бы все очень пригодилось, не только оружие. Я, во всяком случае, не заметил, чтобы кампы пользовались такими винтовками, какие у вас были, а я ведь учу их обращению с огнестрельным оружием. У них есть ружья, заряжающиеся с казенной части, их делают во Франции и Германии, специально для индейцев.

– Все-таки, наверно, есть у них наши винтовки, да и те, что были у убитых сюбео. В общем-то, Ян, я разнюхаю. Агуа что-нибудь должна знать.

– Вполне возможно, она ведь любимица Онари, – согласился Смуга.– Он человек очень неглупый, кампы его уважают. Займись Агуа, только, ради бога, будь осторожен. Одно лишнее слово – и наши планы пойдут к черту, а с ними, может, и наши головы. Играем с огнем у бочки с порохом.

– Не опасайся, Янек, буду держать язык за зубами. Интересно, о чем это они совещаются? Ну, хорошо ли, плохо ли, а прятать голову в песок не стоит. Пойдем лучше к ним, может, чего поразведаем.

– И то верно, одевайся! – решил Смуга.

Не прошло и часа, как они входили в селенье. Сразу было видно, что мирное, обыденное течение жизни кампов в то утро нарушилось. Друзьям отлично было известно, что обитателям тропических лесов приходилось вести неустанную борьбу с агрессивной экзотической природой, чтобы обеспечить себе скромное пропитание. Особенно женщины были нагружены самыми разными обязанностями. Они выращивали кукурузу, юкку, сладкий картофель, фасоль, рис, сахарный тростник, табак, собирали фрукты, готовили еду, лепили глиняную посуду, готовили масато, шили одежду, изготовляли украшения, собирали топливо, растили детей. А когда муж отправлялся воевать, жена шла рядом, несла лук, стрелы и мешок с провизией. Жизнь мужчин, хоть они и много времени отдавали болтовне и сплетням, тоже была далека от идиллии. Они охотились, ловили рыбу, делали лодки, весла, луки, стрелы, разные орудия труда, расчищали лес для небольших полевых делянок. Они обязаны были охранять женщин и детей, ходить в военные походы, где либо они убивали противника, либо убивали их. Так что различные занятия заполняли все их время без остатка, от восхода до захода солнца. Только в это утро все в селенье происходило не так. Перед домами толпились мужчины. Сидя на корточках, на обрубках спиленных деревьев, они вели беседы. Женщины тоже не вышли на свои делянки. Вроде бы они занимались хозяйством, но то и дело собирались в кучки, обменивались впечатлениями и, подобно мужчинам, бросали любопытные взоры на дом, где проходило совещание. Даже дети и собаки, казалось, не особенно шумели этим утром.

Появление белых пленников не ускользнуло от внимания кампов. Особенное волнение вызвал Новицкий, они ведь видели его впервые после того, как его ранила пума. Ему улыбались, здоровались. Молодые женщины бросали ему зазывные взгляды, дети указывали на него пальцем.

Когда Смуга с Новицким проходили мимо большой группы воинов, беседующих перед многосемейным домом, те прервали разговор. Один из индейцев поднялся с пня и пригласил:

– Добрый день, виракуче! Садитесь с нами!

Воина этого звали Чуаси, в селенье он пользовался большим авторитетом. Смуга его хорошо знал, тот принадлежал к его лучшим ученикам в науке обращения с огнестрельным оружием. То был высокий, атлетически сложенный человек. Под смуглой кожей перекатывались мощные мускулы. Лицо его было разрисовано красной краской, в волосы воткнуты перья попугая. В военных походах Чуаси отличался большой дерзостью и жестокостью, но сейчас держался по-приятельски непринужденно, хоть и с достоинством, как человек, знающий себе цену. Он приветливо махнул рукой, указывая пленникам на место рядом с собой.

– Садитесь! С удовольствием послушаем о схватке с пумой, об этом столько говорили у вечерних костров.

Новицкий сел между Чуаси и Смугой:

– Есть о чем разговаривать! Просто пришлось мне убить пуму, раз она щерила клыки на Агуа и ее сыночка. Вот и все!

– Убить? – повторил Чуаси. – Говорили, ты ее удушил.

– А что еще мне оставалось делать, раз вы отобрали у меня оружие? – с юмором ответил Новицкий.

Кампы разразились хохотом, развеселенные простодушным ответом пленника. Чуаси немного смешался, но потом усмехнулся и он.

Смуга, набивая табаком трубку, искоса наблюдал за грозными воинами, сейчас напоминающими веселых мальчишек, рассказывающих друг другу смешные истории.

– Онари говорил, что пума разодрала тебе ногу, а ты говоришь – удушил, и все дела, – подал голос кто-то из кампов.

– Ну, правильно, царапнула меня за ногу, – объяснил Новицкий.

– Это почетная рана, можешь ею гордиться, – сказал тот же кампа.

– Если бы ты не носил одежды, вот как мы, все могли бы восхищаться твоим бесстрашием, – вставил кто-то другой.

– Что, вы действительно хотите посмотреть на рану? – поразился Новицкий, а когда все закивали головами, расстегнул и стащил с себя штаны, развязал повязку.

Кампы по очереди подходили к нему, с серьезным видом рассматривали длинную, глубокую, уже заживающую рану, громко обменивались мнениями. Чуаси тоже осмотрел рану, хлопнул Новицкого по плечу:

– Хоть ты и белый, кумпа, но человек ты храбрый, хороший. Не брезгуешь индейцами, как другие виракуче.

Новицкий в ответ тоже похлопал Чуаси по плечу:

– Никогда я не задирал носа и среди индейцев у меня немало друзей. Как-то раз чуть не женился на дочке вождя.

– Ну, не жалей, что не женился. У нас тоже можешь взять, и не одну жену, скажи только!

Новицкий такого поворота событий не ожидал. Он считал, что жена для моряка, что якорь для корабля. На его счастье, слушатели внезапно от него отвлеклись.

Смуга, пользуясь суматохой, тихонько шепнул другу по-польски:

– Внимание! Совещание закончилось.

Действительно, из большого дома вместе с чужими кампами выходили вожди. Чужие отличались от полунагих местных курака тем, что носили однотонные, коричневые либо голубые, длинные кусьмы. Головные уборы из пальмовых волокон, украшенные яркими птичьими перьями, окаймляли черные, коротко остриженные волосы. Из соседнего дома выбежала толпа одетых в кусьмы женщин. Очевидно, то были жены приезжих, каждая несла лук, пучок длинных стрел и мешок с провиантом.

Впереди всех шел полунагой Онари, а рядом с ним невысокий щуплый человек, одетый в длинную полотняную кусьму и в старую шапочку с козырьком.

Видя приближающихся старейшин, окружающие Смугу с Новицким кампы образовали полукруг. Чужой индеец в таком нетипичном для южноамериканских джунглей головном уборе шел впереди жреца. Все почтительно и почти со страхом уступили ему дорогу. Этот чужак неприметной наружности уверенным шагом выступал между двумя рядами, образованными кампами, направляясь прямиком к белым пленникам.

– Кто это такой впереди? – спросил вполголоса Смуга стоящего рядом Чуаси.

– Это… Это Тасулинчи[16], главный вождь свободных кампов с Гран-Пахонали, – не очень охотно объяснил Чуаси.

Тасулинчи тем временем приблизился к пленникам, остановился перед ними, всматриваясь в них холодным, проницательным взором. Кампы с почтением расступились, немного отступил назад даже дерзкий неустрашимый Чуаси.

– Здравствуйте, – произнес по-испански Тасулинчи. – Много о вас слышал, вот пришел познакомиться.

Он по очереди подал руку Смуге и Новицкому, одновременно по южноамериканскому обычаю похлопал каждого по спине.

– Говоришь, что слышал о нас, но мы тебя до сих пор не видели и не знаем, кто ты такой.

– Yo soy hiso del sol![17] – уклончиво ответил Тасулинчи и горделиво добавил: – Ничего, что до сих пор вы обо мне не слышали, придет время – услышите!

Пришлые кампы, и мужчины и женщины, с недоверием оглядывали белых людей. Воспользовавшись случаем, осторожно подошли к ним, протянули руки к их лицам, чтобы убедиться, что они не раскрашены белой краской. Ощупали одежду Новицкого, его башмаки, проводи ли пальцами по волосам, громко обсуждая результаты своих исследований.

Выдержанный Смуга стоически сносил эти выходящие за обычные рамки проявления любопытства, но порывистый Новицкий нахмурил брови и пробурчал по-польски:

– Что эти чудаки себе позволяют? Как двину сейчас кому-нибудь в ухо!

– Не делай глупостей, Тадек! – остерег его Смуга. – Просто они впервые видят белых людей.

Кампы, наконец, удовлетворили свое любопытство, отошли от пленников, и тогда Тасулинчи обратился к Смуге:

– Так это ты научил моих воинов пользоваться оружием белых людей? Благодарю тебя за это!

Повернулся к Новицкому и сказал ему:

– Я слышал, что ты тоже не презираешь индейцев, спас жену и сына Онари. Благодарю и тебя. Мне показали шкуру пумы, которую ты удушил. Нелегкая то была, должно быть, схватка. Видел, какое тебе делают ожерелье из клыков и когтей пумы. Большая честь иметь такое отличие! Ты, наверно, очень сильный, а мог бы ты убить человека ударом кулака?

– Если хочешь знать, однажды таким ударом я свалил быка, который топтал человека, – с гордостью поведал ему Новицкий.

– Нет, такого я еще не слыхал, – изумился Тасулинчи и спрашивал дальше: – Пиры с реки Тамбо рассказывали, что ты очень богатый. Ты им говорил, что у тебя там, за океаном, одиннадцать жен, верно?

– Чистая правда! – беспечно подтвердил Новицкий. – Ты, значит, бываешь в Ла Уаире у этого разбойника и охотника за рабами, Панчо Варгаса, это ведь его пиры расспрашивали меня о женах.

– Да, бываю там иногда, когда встречаюсь с нашими союзниками пирами.

– Ну-ну, славные вы, должно быть, союзники, – иронически заметил Новицкий. – Если вы такие уж друзья, так отчего, скажи ты мне, носильщики из племени пира, которых мы наняли, так боялись идти с нами на землю кампов?

– Ты меня спрашиваешь, почему пиры не хотели идти с вами на землю кампов, – растягивая слова, повторил Тасулинчи. – Хорошо, я отвечу тебе. Редко, очень редко удается кому-нибудь добраться сюда, но еще труднее выбраться отсюда… живым. Ты понял? Вы находитесь в ставке свободных кампов.

Добродушное выражение спало с лица Тасулинчи. На короткий миг им овладели беспощадность и ледяная жестокость.

Новицкий со зловещей усмешкой начал уж подаваться к индейцу, но тут бывший настороже Смуга сильно нажал рукой ему на плечо и быстро заговорил:

– Ты, курака, говоришь очень интересные вещи, но предупреждения лучше остаются в памяти, когда знаешь того, кто их делает. Ты до сих пор не назвал себя.

Индеец прищурился, но лицо его снова разгладилось. Он усмехнулся и сказал:

– Зовут меня Тасулинчи. Запомните это имя хорошенько. А сейчас советую вам присмотреться к здешним женщинам. С верной женой мужчина забывает о всех тревогах, ну, а мне пора. Adios, amigos![18] Он подал пленникам руку, похлопал по плечу, повернулся и ушел, а за ним потянулась вся его свита. Кампы двинулись за своими курака, и белые пленники без помех оставили селенье, молча двинувшись к разрушенному городу. Но, не дойдя до руин, Смуга присел на большой камень и указал Новицкому место рядом с собой. Не сразу Смуга заговорил:

– Ну, что ты обо всем этом скажешь, капитан?

– Сдается мне, что краснокожий коротышка явился сюда подлить масла в огонь, – ответил Новицкий.

– Наверно, ты прав. И знаешь, занятная мысль пришла мне в голову.

– Что за мысль?

– Вот слушай, – начал Смуга. – Кампы готовят восстание против белых. Тебе ведь известно, зачем они меня захватили в неволю. Боялись, что вы будете меня искать. Если бы вы напали на мой след, вас ждала бы смерть. Я хотел это предотвратить, и потому однажды сделал вид, что впадаю в гипнотический транс, в котором и предсказал ваш приход. Говорил, что вижу друзей, идущих по моему следу, подробно описал Томека, тебя и Динго, потому что был уверен, – если вы начнете поиски, то вы с Томеком и Динго уж точно будете в этом участвовать. И ваше появление в Гран-Пахонали поразило кампов. Они уверовали, что я связан со сверхъестественными силами. Только благодаря этому я заставил их привести вас сюда живыми. И все, что случилось потом, я объяснил действием неземных сил. Я тебе уже говорил, что кто-то все-таки видел беглецов и донес об этом кампам.

– В таком случае они знают, что и девчата наши уцелели, – вставил Новицкий. – Почему тогда они нам не отомстили?

– Спрашиваешь, отчего мы еще живы? Они ведь очень суеверные люди, верят в злых духов и в могущество колдунов. И меня они считают колдуном. Просто они меня побаиваются. Я предсказал ваше появление, сам сбрасывал обе жертвы в пропасть, а они тем не менее оказались живы и каким-то таинственным способом исчезли вместе с остальными нашими товарищами.

– А, чтобы кит их проглотил! Не пришло мне это в голову, – изумился Новицкий. – Поэтому, наверно, они тебя так стерегут, не то, что меня. Ну, говори, говори дальше, Янек!

– Сколько бы Тасулинчи не бахвалился, не угрожал, а кампа должны понимать, что если уж Томек в поисках моей особы один раз добрался до их тайной ставки, то и в другой раз может это сделать, да еще с большими силами придет нас освобождать. Это бы им помешало, а может, и вовсе бы не дало поднять восстание в Монтании. Вот поэтому-то главный вождь и прибыл на совет со здешними курака.

– Черт побери, наверно, все так и есть! Как бы нам узнать, что они решили? – закручинился Новицкий.

– Что, так трудно догадаться? – спросил Смуга. – Подумай, а что бы ты сам сделал на их месте?

– Я бы? Подожди, дай подумать… Господи, да поднял бы бунт, а там будь что будет.

– Это же и мне пришло в голову.

– Значит, если мы не ошибаемся, жизнь наша гроша ломаного не стоит. Скрутят нам шеи, как цыплятам, – сказал Новицкий. – Но для чего тогда этот коварный коротышка советовал нам выбрать себе жен?

– Дымовая завеса, капитан.

– Значит, хотел нам втереть очки!

– Не стоит нам за это на него сердиться, – возразил Новицкий. – Для кампов восстание важнее всего, это свобода.

V

НОЧЬ ЗЛЫХ ДУХОВ

В тот же день перед заходом солнца Смуга с Новицким направились на тайное свидание с Агуа. Последние события, казалось, указывали на то, что для них наступает критическая, решающая минута.