XV

СЮБЕО, ИЛИ «ЛЮДИ, КОТОРЫХ НЕТ»

Габоку сидел на краю циновки из пальмового волокна, расстеленной на земле в тени большого дерева. Он держал на коленях разобранную на части винтовку. Габоку собирался тщательно очистить затвор, потому что решил поохотиться с утра на крупного зверя. Группа мальчуганов расселась вокруг Габоку, сосредоточенно наблюдая за всеми его действиями.

Габоку был охотником на ягуаров, за что был почитаем у сюбео как самый мужественный и отважный воин. Кроме символического ожерелья из зубов ягуара и набедренной повязки из шкуры броненосца, Габоку отличался от всех других жителей деревушки как обладатель винтовки. Это обстоятельство еще больше увеличивало его авторитет среди соплеменников. Впрочем, Габоку редко брал винтовку на охоту. В джунглях трудно достать патроны. Но на этот раз Габоку вознамерился подстрелить анту, то есть тапира[110], следы которого видел на противоположном берегу реки. Винтовка напомнила ему поход к берегам Укаяли. Именно тогда за участие в этом походе Габоку получил в подарок от Смуги это великолепное оружие.

Что случилось со Смугой? Как видно, он погиб, потому что прошло уже столько времени, а он не вернулся. Габоку прекрасно понимал этого справедливого белого, желавшего покарать убийц и организаторов нападения на лагерь Путумайо. Индейцы тоже никогда не оставляли без мести нанесенный им вред или оскорбление. Но почему Никсон и Уилсон не стали искать Смугу? Почему бросили его на произвол судьбы? Габоку гневно насупил брови. Все сюбео из лагеря на берегу Путумайо считали, что эти двое белых нарушили правила дружбы по отношению к Смуге. Поэтому Габоку ушел из лагеря сборщиков каучука, и не намеревался туда вернуться. Пусть белые сами решают свои дела! Это не касается его, Габоку!

Индеец взглянул на реку. Улыбнулся ей, как старой знакомой. Ведь он с детства знал ее. Племя сюбео испокон веков жило на берегах этой священной реки. Граница между отдельными родами племени проходила, как правило, по катарактам и притокам. Габоку вернулся к своим; он знал, что его радости и заботы разделяют не только члены его семьи, но и все обитатели малоки[111]. Габоку на момент прервал чистку оружия. В задумчивости он взглянул на удобный, обширный дом, в котором жили сюбео рода педиква. Отец Габоку был старейшиной этого рода.

Некогда, следуя древнему обычаю, Габоку вместе с отцом и двумя братьями поставили три первых, тяжелых древесных ствола, вокруг которых строился дом. Потом за постройку взялись сообща все члены рода. Главный фасад дома, в котором находился главный вход, выходил на реку. Сюбео всегда ставили так дома, потому что для собственной безопасности они должны были наблюдать за всем что происходит на реке, то есть на главной артерии их страны.

По убеждениям сюбео общая крыта объединяет не только помещение для сна, но и становится центром общественной и религиозной жизни. Поэтому дом внутри, как нельзя лучше приспособлен для индивидуального и общественного пользования. Вдоль длинных боковых сторон дома расположены помещения для отдельных семейств, отделенные друг от друга тонкими перегородками. Эти помещения выходят на открытый коридор тянущийся от передней торцевой стены к задней.

Главный коридор используется по-разному: ближе к главному входу часть коридора отведена под приемную для гостей и помещение для устройства родовых торжеств и религиозных церемоний. Здесь происходили пиры, танцы и здесь же, под полом, хоронили покойников; в противоположном конце коридора находилась кухня, где члены рода перед закатом солнца устраивали ежедневный, совместный обед.

Как только Габоку вернулся в свою малоку, ему сразу же отвели отдельное семейное помещение, потому что он собирался вскоре жениться. По традиции родители посоветовали ему из какого рода взять жену. Это была красивая, работящая и добрая девушка. В доказательство любви, Габоку выкорчевал довольно большую делянку леса под поле для своей будущей жены, на котором она теперь возделывала маниок.

Габоку посмотрел в сторону поля, где работала его жена. Он заметил вдали серый, тонкий столб дыма. Это был условный знак того, что жена работает и ей не грозит опасность.

Молодой индеец закрыл глаза. Он вспомнил свое знакомство с женой. Она ему понравилась с первого взгляда. Поэтому он совершил традиционную церемонию дружбы, подарив ей ситец на две юбки, два разукрашенных гребешка, маленькое зеркальце, нитки, иглы, две баночки бриллиантина, мыло и две коробки спичек. В свою очередь невеста поднесла ему две калебасы[112] на чичу[113], два клубка шпагата и ожерелье из сушеных семян. Отец невесты подарил будущему зятю две лески для ловли рыбы, потому что все сюбео занимались рыбной ловлей.

Потом Габоку много дней провел в родовой малоке, где жила девушка. Он охотился вместе с ее братьями, ловил рыбу, плел корзины, сети и гамаки, трудом возмещал им заботы гостеприимства.

Однажды девушка бросила ему в лицо горсть маниоковой муки и убежала в поле к матери. Это был знак, что она полюбила его. Габоку воспользовался первым удобным случаем и облил девушку соком растения уве, что по древнему обычаю должно было обеспечить ему ее любовь.

После этого родители жениха и невесты вели долгие переговоры об условиях брака. Габоку обещал брату невесты, что отдаст ему в жены одну из своих сестер, и теперь можно было приступить к обряду похищения невесты. Однажды на рассвете, Габоку со своими друзьями подъехал на лодке к малоке, где жила невеста. Они схватили девушку во время купанья. Не обошлось при этом без мнимого боя, как этого требовал обычай.

Габоку очнулся от воспоминаний. На хозяйственном дворе на тылах малоки слышался смех и разговоры. Это женщины возвращались со своих участков. Значит солнце перевалило через зенит и стало клониться к закату.

Женщины побросали мачете у дверей и, взяв на плечи корзины, полные маниока, шли к пристани на реке. Они сначала выкупались, чтобы освежиться после долгого рабочего дня на жарком солнце, поиграли с детьми. Потом принялись мыть клубни маниока, погружая в воду полные корзины. Они весело возвращались в малоку, потому что чистка клубней маниока, которой предстояло им заняться, была для них не столько работой, сколько отдыхом. Они садились на пол в главном коридоре, опирались спиной о столбы, поддерживающие крышу, надгрызали зубами кожицу и пальцами срывали ее. Занимаясь этим, соседки обменивались новостями и свежими сплетнями. В малоке то и дело раздавался веселый смех, который прекратился только тогда, когда женщины начали растирать плоды маниока на деревянных терках. Это была самая тяжелая работа, которую женщины очень не любили.

Габоку быстро собрал затвор винтовки. Когда он, держа винтовку на свету, заглядывал вовнутрь ствола, на реке вдруг послышались крики. Среди нескольких рыбацких челнов, возвращавшихся с ловли, находилась длинная чужая лодка. Габоку сразу же узнал одного из трех белых сидевших в лодке. Это был Уилсон, надсмотрщик лагерей сборщиков каучука компании Никсон-Риу-Путумайо. Неужели он опять приехал нанимать серингеро?

Габоку предупредил отца о приезде гостей, а потом поспешил на пристань встречать новоприбывших. Чужая лодка подошла к пристани. «Через несколько минут на помосте стояли трое белых мужчин.

– Приветствую вас, сеньор Уилсон, – обратился Габоку к знакомому европейцу.

– Приветствую тебя, Габоку, я рад что опять вижу тебя. Ты не хотел вернуться к нам, и я приехал к тебе, – ответил Уилсон и добавил: – Со мной два друга сеньора Смуги. Это сеньор капитан Новицкий, а это сеньор Вильмовский.

По обычаю белых, Габоку пожал новым знакомым руки. Томеку показалось, что, услышав фамилию Смуги, Габоку постарался скрыть блеск живого интереса, появившийся у него в глазах.

– Прошу сеньоров пожаловать в малоку, – сказал Габоку и повел гостей к дому.

На пороге их ждал старейшина рода. Уилсон был ему знаком – он уже три раза приезжал в деревушку, нанимал рабочих для сбора каучука – поэтому старейшина обратился к нему первому:

– Приветствую тебя, сеньор, в нашей малоке! Мы всегда рады тебе.

– Привет, досточтимый старейшина! – ответил Уилсон. – Я прибыл в твой дом с друзьями исчезнувшего сеньора Смуги, которые очень хотели познакомиться с тобой и твоим храбрым сыном.

– Приветствую вас, сеньоры! – сказал старейшина и подал друзьям руку. – Прошу вас, войдите в дом.

Обширный дом внутри поражал чистотой. В отдельных помещениях виднелись гамаки, подвешенные к столбам, корзины из коры, калебассы, луки, духовые ружья и колчаны со стрелами. Стены украшали развешанные здесь и там маски.

Старейшина пригласил гостей сесть на скамью, находившуюся вблизи входа. Как только они уселись, жена старейшины поставила на полу у ног гостей маленькие мисочки, наполненные варенными зернами перца и пригласила отведать это яство. Через минуту она снова подошла с подносом маниокового пирога, который поставила рядом с перцем. Вслед за ней с такими же подношениями явились остальные хозяйки, обитательницы малоки. Теперь с гостями остался один Габоку, потому что остальные вежливо удалились в свои помещения.

Уилсон, знакомый с обычаями сюбео, встал со скамьи и по очереди отломал кусочек пирога со всех без исключения подносов, макал эти кусочки в мисочки с перцем и съедал. Одновременно он знаками пригласил друзей следовать его примеру.

– Пробуйте еду со всех подносов, иначе смертельно обидите одну из хозяек, – шепнул Уилсон.

После скромного угощения друзья опять уселись на скамью. Женщины немедленно убрали еду. Воспользовавшись временной суматохой, вызванной приходом женщин, Уилсон сказал вполголоса:

– Это было формальное угощение, которое считается обязательным проявлением гостеприимства. Сюбео больше ничем не угощают гостей.

– Плохая новость для меня, я здорово проголодался! – ворчливо сказал Новицкий.

– Гостей приглашают к общему обеду только в том случае, если они принимали участие в повседневных трудах рода, – пояснил Уилсон.

– Давайте теперь вручим им подарки, – предложил Томек.

Уилсон попросил старейшину, чтобы тот от имени гостей вручил всем членам рода подарки. Женщинам они подарили разноцветные, стеклянные ожерелья, иглы, нитки и зеркальца, мужчинам перочинные ножи, и крючки для ловли рыбы. Потом гости подарили всем обитателям малоки молодого тапира, подстреленного утром Томеком.

Все больше мужчин возвращались домой. Одни приносили дичь, другие пойманную рыбу. Прибывшие здоровались с гостями и втихомолку уходили в свои помещения.

– Разве сюбео обедают в малока сообща? – спросил Томек, когда они остались одни.

– Совместный обед устраивается перед закатом солнца один раз в день, – ответил Уилсон. – Каждая семья готовит для себя отдельно только завтрак и ужин, но все блюда приготовляются в одной общей печи, что должно символизировать общность рода. Дети получают дополнительно пирог из маниока, приготовленный матерями.

– Я надеюсь нам не придется спать в малоке, – сказал Томек. – Хотя здесь довольно чисто, однако полно насекомых.

– Они пригласят нас к себе, но мы можем сказать, что не хотим их стеснять. Разобьем палатку на площади, рядом с малока, – предложил Уилсон. – Когда я сюда приезжал, всегда так делал.

– Прекрасная идея, – согласился Новицкий.

Друзья прервали беседу, потому что к ним подошли старейшина и Габоку с приглашением на совместный обед. Они, видимо, посчитали, что гости достаточно уплатили, подарив им тапира.

На циновках, постеленных в центре главного коридора, женщины поставили подносы с маниоковым и кукурузным хлебом, свежей вареной рыбой, жареным и сушеным, порезанным на тонкие полоски мясом. Потом принесли чары с соусом из перца; в конце, они подали десерт из печеных личинок и муравьев. Были также плоды диких фруктовых деревьев.

Мужчины уселись широким кругом вокруг циновок с едой. Перед ними, более узким кругом уселись их сыновья. Женщины скромно расположились за спинами своих мужей, отцов и братьев. По приглашению старейшины белые заняли почетные места между ним и Габоку.

Во время обеда мужчины шутили с женщинами, терпеливо ожидавшими своей очереди. Томек заметил, что Габоку несколько раз подал сидевшей за ним жене специально подобранные жирные куски рыбы или мяса с маниоковым хлебом. Как видно, Габоку очень любил свою жену.

Индейцы ели весьма умеренно, поэтому, когда они, получив сигнал закончить обед, стали полоскать рты водой и пальцами чистить зубы, Новицкий тяжело вздохнул, так как не успел еще как следует наесться. Мужчины уступили места женщинам, а сами расселись вместе с гостями на полу главного коридора у входа в малоку.

Из подручного мешка Новицкий достал кисет с табаком и стал скручивать папиросу. Индейцы последовали его примеру. Какое-то время все курили в полном молчании, как и требовалось по обычаю. Потом беседу начал старейшина:

– Вы прибыли в хорошее время. В реке мало воды, и рыбу можно ловить прямо руками.

– Ручьи в лесах высохли, у водопоя на берегу реки множество дичи, и легко охотиться[114] на нее, – добавил Томек, который всегда умел находить общий язык с туземцами.

Удивленные сюбео взглянули на Томека; Они были поражены тем, что самый молодой из гостей первым взял слово. Уилсон заметил это и сказал:

– Сеньор Вильмовский опытный охотник и превосходный стрелок. Он никогда не промахнется, стреляя из винтовки. Бывал уже во многих странах. Ловил там разных диких зверей, которые потом обменивал на разные предметы в своей стране.

– Он их ловил живыми? – с любопытством спросил старейшина.

– Да, у него на них есть свои методы. Он поймал даже нескольких живых ягуаров.

Среди сюбео послышались голоса недоверия. Беседа велась на португальском языке, поэтому Новицкий, знавший португальский лучше, чем Томек, обратился к нему по-польски:

– Покажи фотографии пойманных животных…

Сюбео в изумлении смотрели на тигров, львов, слонов, носорогов и жираф. Однако наибольшее восхищение и удивление вызвала фотография, на которой был представлен Томек, который связывал пасть пантере, столь похожей на ягуара. На минуту сюбео забыли о своем всегдашнем спокойствии и оживленно обменивались впечатлениями.

– Этот белый намерен здесь ловить зверей? – спросил старейшина.

– Нет, у сеньора Вильмовского совсем другие дела в Бразилии. Он организует экспедицию, чтобы найти сеньора Смугу и отомстить за него, – пояснил Уилсон. – Он является начальником этой далекой и, конечно, весьма опасной экспедиции.

Сюбео с возрастающим интересом смотрели на Томека, который отнюдь не смутился под испытующими взглядами. Среди собравшихся воцарилось длительное молчание. В конце концов Томек заявил:

– Опытные охотники и воины сюбео, вероятно, удивлены, что я, столь молодой еще человек, назначен руководителем экспедиции. Присутствующий здесь капитан Новицкий, который обладает куда большим опытом, отвагой и силой, чем я, будет вместе со мной следить за безопасностью всех членов экспедиции. Мы вместе начнем поиски Смуги, потому что это наш лучший друг и будь мы на его месте он поступил бы так же, как поступаем мы. Смуга был и остался моим учителем. Всеми моими достижениями я обязан ему.

Сюбео с любопытством смотрели на Томека, который им понравился своей скромностью. Томек подождал немного, потом выступил опять:

– Господин Уилсон говорил нам, что сюбео весьма храбрые люди. Мы убедились также, что сюбео прекрасные следопыты и гребцы. Поэтому мы и приехали в вашу деревню. Мы подумали, что может быть знаменитый охотник Габоку и несколько других воинов пойдут с нами в эту экспедицию. Что ответят нам воины сюбео?

– Габоку, ты был вместе с сеньором Смугой на Укаяли, – сказал Уилсон. – Ты знаешь зачем он ходил туда? Теперь он сам ждет помощи.

Индеец высокомерно посмотрел на Уилсона.

– У Габоку прекрасная память, и он не забывает друзей индейцев, – ответил он. – Но почему только теперь приходить к нам? Разве раньше ты не был другом Смуги?

– Никсон и я хотели немедленно отправиться на поиски сеньора Смуги, но брат сеньора Вильмовского отсоветовал нам это, для блага самого Смуги. Он утверждал, что только опытный сеньор Вильмовский сумеет найти следы. Поэтому мы решили ждать его приезда, – пояснил Уилсон.

– А теперь ты отправляешься с ними в экспедицию? – спросил Габоку.

– Они не хотят взять меня с собой! Ни меня, ни сеньора Никсона. Они утверждают, что мы не только не поможем, но даже помешаем в поисках.

– Небольшой группе людей легче скрытно продвигаться по Гран-Пахонали. Мы будем действовать осторожно. Поэтому предпочитаем взять с собой нескольких отважных и хороших следопытов, – сказал Томек.

– Очень опасная экспедиция, – заявил Габоку. – Кампы ненавидят белых и индейцев других племен.

– Компания «Никсон-Риу-Путумайо» готова хорошо заплатить тем сюбео, которые пойдут в экспедицию, – вмешался Уилсон. – Мы готовы сразу же заплатить всю сумму вперед.

Габоку презрительно улыбнулся и ответил:

– Разве твоя компания подсчитала, сколько стоит жизнь индейца?

Уилсон покраснел и смутился.

– Извините, я, возможно, не так выразился, я не хотел кого-либо обидеть, – буркнул он.

– Теперь мы знаем, зачем вы к нам пришли, – сказал старейшина. – Мы должны посоветоваться. Завтра вы получите ответ.

Беседа закончилась. Белые вышли из малоки и направились на берег реки, где для них разбили большую палатку. Они уселись у костра.

Стоял погожий вечер. Вокруг стрекотали целые сонмища цикад, и раздавался характерный свист южноамериканских жаб-свистунов[115].

– Не очень удачно закончилась наша беседа, – сказал капитан Новицкий. – Мы получим арбуз, честное благородное слово!

– Думаю, что да, – ответил Уилсон. – Еще тогда, когда Габоку только вернулся на Путумайо, мне показалось, что он за что-то на нас обижается. Теперь я догадываюсь в чем дело. Он считал, что мы неправильно поступили со Смугой.

– Ах, сто дохлых китов в зубы! Я тоже сегодня заметил, что он на вас обижен, – воскликнул Новицкий. – Однако, если наши предположения справедливы, то этот индеец, видимо, любил нашего Смугу.

– Теперь положение у Габоку изменилось. В экспедиции со Смугой Габоку был холостяком, а теперь у него молодая жена, которую он, вероятно, очень любит, – сказал Томек. – Разве вы не видели, как он подавал жене куски во время обеда?

– Вы правы, только влюбленный сюбео может относиться так к женщине, заметил Уилсон. – Они недавно поженились, и эта женщина не пустит его в рискованный и длительный поход.

– Я всегда говорил, что жена для моряка то же, что якорь для корабля, – тяжело вздыхая, сказал Новицкий. – Сюбео большую часть жизни проводят на воде, как и моряки. Они должны жить холостяками.

– А меня ты сам уговаривал жениться! – пошутил Томек.

– Наша Салли – другое дело! Это бой-баба! Совсем, как мужчина. Стоит только упомянуть об экспедиции, как она уже принимается упаковывать вещи.

– Я повторю ей твои слова, вот обрадуется;

– Трудно, раз Габоку подвел, пойдем одни. Выпьем по глотку ямайского рома. Ничто так не поднимает настроение, как глоток хорошего рома! Я слышал, что все индейцы любят заглядывать в рюмку, но, видать, эти сюбео люди непьющие. Даже чичи не дали к обеду! Открой коробку консервов, а то я не засну на голодное брюхо!

– Сюбео, как правило, в обыкновенные дни не увлекаются алкоголем, но иногда устраивают торжественные пиры, во время которых напиваются, как говорится, до положения риз! – пояснил Уилсон. – Такое пьянство у них считается чем-то вроде религиозного обряда.

– Мне уже приходилось слышать о торжественных обрядах южноамериканских индейцев, – сказал Томек. – Говорят, что они готовятся к такому пиру несколько месяцев.

– Да, в особенности если приглашают представителей других родов, – ответил Уилсон. – Одна лишь варка чичи длится несколько дней.

– Наши сюбео все еще совещаются, в их салоне горит свет, – заметил Новицкий.

– Лишь бы вынесли решение благоприятное для нас, – ответил Томек.

На другой день, сразу же после рассвета, старейшина рода пригласил белых гостей в малока. В главном коридоре на полу, двумя рядами сидели все взрослые мужчины рода. Они были принаряжены в одежды, которые индейцы носят в торжественных случаях. Их головы украшали мапены, или султаны из перьев красного ара, прикрепленные шнурками из обезьяньего волоса к головному убору, сплетенному из лиан. На руках были надеты магические браслеты, тоже украшенные разноцветными перьями, на шеях – ожерелья, похожие по форме на больших мотыльков, сделанные из серебряных треугольников. Многие из них носили в ушных раковинах и на нижних губах украшения из кости или дерева. Лица и тела индейцев были покрашены красной краской,

– Посмотри, как они вырядились, – шепнул Томеку капитан Новицкий.

– Видимо, они сейчас объявят нам свое решение, – тоже шепотом ответил Томек, с тревогой глядя на неподвижные, словно вырезанные из камня лица индейцев.