Наблюдая за колибри, Томек обратил внимание на их склонность к ссорам и битвам между собой. Птички непрерывно гонялись одна за другой и во время полета сшибались, норовя угодить противницу клювом. Томек вспомнил, что колибри высиживают яйца в дождливый период, то есть от декабря до февраля. В это время они ведут себя весьма неспокойно и попадают в сварливое настроение. Следя за агрессивностью маленьких птичек, Томек вспомнил мексиканскую легенду о том, будто бы души погибших воинов вселяются в колибри.

Летающие, оперенные алмазы… – сколько загадок кроется в жизни и обычаях маленьких птиц, сколько труда затратили изучавшие колибри исследователи, среди которых было не мало поляков!

Томек вспомнил, что отец говорил ему о знакомстве с Константином Браницким[90], одним из покровителей природоведческих наук в Польше.

Браницкий, любитель-орнитолог, организовал и финансировал научные экспедиции, направлявшиеся в разные страны за представителями фауны. Благодаря заботам Браницкого, ученый природовед и путешественник Константин Ельский собрал коллекцию фауны Перу. Впоследствии Ельского сменил зоолог и путешественник Ян Штольцман. Он исследовал побережье Перу, район истоков Амазонки, которую прошел вплоть до Белем, откуда вернулся в Польшу. Потом Штольцман вместе с Семирадским путешествовал по Экуадору и совершил поездку по Египту и Судану. Охотник, Ян Калиновский, состоявший на службе у Браницкого, собирал ценные коллекции фауны Бразилии и Перу целых тринадцать лет.

Отец говорил Томеку с какими трудностями и опасностями приходилось встречаться польским ученым-путешественникам[91]. Они в большинстве случаев в одиночестве, направлялись в глубину неисследованных, диких областей Южной Америки. Сколько трудов стоило, например, Штольцману создание коллекции колибри Лоддигессия мирабилис, существование которого до Штольцмана подтверждалось только лишь наличием единственного экземпляра, пойманного в 1847 году!

Внутренние области Южной Америки представляли множество загадок – они недостаточно изучены. Вое еще в глубине материки исчезали без следа путешественники одиночки, и погибали целые экспедиции. На дикой Гран-Пахонали исчез даже такой опытный путешественник, как Смуга.

Томек с гордостью стал вспоминать имена польских ученых и путешественников. Среди них почетное место занимает Юзеф Семирадский[92], геолог, который вместе со Штольцманом изучал Экуадор, бассейн Амазонки, Панаму и Антильские острова, а потом самостоятельно путешествовал по Бразилии и Аргентине. Именно Семирадский обследовал малоизвестные до него территории Патагонии, расположенные у подножия Кордильер и внес исправления в неточные карты обследованных районов. А Игнацы Домейко в Чили? Ему принадлежит заслуга изучения естественных богатств Кордильер, открытия первого университета в Чили; ему во многих городах возведены памятники[93]. Своими исследованиями Южной Америки заслужили себе славу многие поляки, а сколько еще их обогатит науку в будущем?[94] Почти неисследованные, малоизвестные территории Южной Америки привлекали внимание выдающихся путешественников разных наций. Этим континентом интересовались такие ученые, как Гумбольдт, Дарвин и Д'Орбиньи[95]. Томек очень гордился тем, что рядом с фамилиями столь знаменитых европейских путешественников стоят имена его соотечественников.

– Эй, браток! Ты спишь, или заболел? – воскликнул капитан Новицкий.

Томек, внезапно пробужденный от раздумий окриком моряка, вздрогнул и повернулся к другу.

– Я не сплю, Тадек, – ответил он. – Так, только разные мысли путались в голове.

– Не философствуй на голодный желудок. Никсон говорит, что вот-вот появится пристань на реке. Время уже поужинать и отдохнуть. От этого сидения в лодке у меня ноги затекли, да и в брюхе урчит.

– На «Санта Марии» наши сидят теперь за столом, – буркнул Томек.

– Через час и мы сядем за ужин. Уже видна пристань, – сказал Никсон.

Действительно, на правом берегу реки показался примитивный шаткий помост, построенный из деревянных, грубо отесанных брусьев. У нескольких лодок, привязанных лианами к помосту, суетились индейцы. Увидев лодку, они схватились за луки и стрелы, потому что в Амазонской сельве встречи с незнакомыми людьми всегда возбуждают тревогу.

– Ах, сто дохлых китов в зубы! Не очень-то хорошо нас здесь встречают, – сказал капитан Новицкий.

– Они боятся, – ответил Томек.

Но как раз в этот момент на пристани раздались приветственные крики. Гребцы в лодке охотно ответили тем же и сильнее заработали веслами. Вскоре лодка пристала к причалу.

Сюбео вежливо, но без признаков униженной покорности приветствовали Никсона, который довольно часто посещал лагери сборщиков каучука, в том числе и лагерь на берегу Путумайо. По поведению индейцев было заметно, что они любили владельца компании. Никсон представил Томека и Новицкого как друзей Смуги. В глазах сюбео блеснули огоньки дружелюбной заинтересованности.

После кратких приветствий индейцы повели гостей в лагерь, построенный на берегу ручья впадающего в Путумайо. Томек и Новицкий с интересом рассматривали лагерь. Следов нападения, совершенного несколько месяцев назад уже не было. Вблизи склада каучука стояли два жилых барака, вокруг которых расположились шалаши индейцев.

На веранду одного из бараков вышел белый мужчина.

– Знакомьтесь, это Уилсон, начальник этого лагеря и еще двух, находящихся на берегу реки Япури, – представил мужчину Никсон.

– Что за приятная неожиданность?! – воскликнул Уилсон. – Неужели вы привезли с собой долгожданных гостей из Европы?

– Вы не ошибаетесь, наконец они приехали, – ответил Никсон. – Это капитан Новицкий, а это – хорошо известный нам по рассказам Карских – Томаш Вильмовский.

– Пожалуйста, пожалуйста, милости просим ко мне, – сказал Уилсон. – Вы конечно устали и голодны? Я сейчас распоряжусь об ужине.

– Хорошая новость, я голоден, как акула, – ответил Новицкий.

– Ничего удивительного, мы ехали весь день без остановок. Наши дорогие гости стремились, как можно скорее увидеть вас, Уилсон, – сообщил Никсон.

– Удачно получилось то, что в устье Путумайо мы застали лодку, принадлежащую компании. Это позволило сэкономить время, – сказал Томек.

– Теперь я поддерживаю постоянную связь с пристанью на Амазонке, – ответил Уилсон. – Я со дня на день ожидал вашего приезда, Никсон. Скоро начнется главный период сбора каучука.

– Через месяц настанет сухой период. Вода уйдет из джунглей, высохнут болота, что откроет путь к гевеям, растущим в основном на болотах, – добавил Никсон.

– Я ожидал, что из Европы приедет больше людей, – сказал Уилсон. – Господин Карский решительно советовал не начинать поисков Смуги до вашего прибытия. Мы потеряли много времени. Надо, наконец, что-то предпринять.

– Теперь я вижу, что Збышек был прав, когда советовал нам ничего не предпринимать до приезда друзей Смуги из Европы. Вы, Уилсон, не знаете еще, что произошло в Манаусе, – сказал Никсон. – Господа приехали в Манаус всего лишь десять дней тому назад, но уже успели добраться до шкуры Альвареса, да так крепко, что этот негодяй желает с нами мириться. Накануне нашего отъезда из Манауса, Альварес нанес мне визит в конторе. Он присягал, что не давал Кабралу и Хозе приказа убивать Джона. От себя дал письмо к Варгасу.

– Не может быть?! – изумился Уилсон. – Не могу себе представить Альвареса, просящего милости!

– Я тоже с трудом поверил собственным ушам и глазам, – продолжал Никсон. – Ну, это, впрочем, чепуха, самое важное это то, что часть экспедиции уже направилась на пароходе в Икитос, а эти господа приехали сюда единственно за тем, чтобы побеседовать с вами, Уилсон, и завербовать нескольких сюбео в помощь.

– Ах, наконец-то, что-то началось, как я рад этому! – воскликнул Уилсон. – Я дни и ночи все думал о судьбе Смуги. Если господин Никсон даст свое согласие, я с удовольствием приму участие в поисках. Меня мучает совесть, что я оставил Смугу одного. Если бы он был на моем месте, то, наверное, не зевал бы, как я, а сразу же начал поиски.

– Я тоже предложил свое участие в экспедиции, но ее организаторы считают, что я скорее был бы помехой, чем помощником, – вмешался Никсон.

– Экспедиция изобилует опасностями. В Гран-Пахонали живут дикие индейцы племени кампа. Без битв не обойтись, а жизнь участников экспедиции будет зависеть от силы ружейного огня. – запальчиво сказал Уилсон.

– Я придерживаюсь иного мнения, – ответил Томек. – Даже самое новейшее огнестрельное оружие никого не спасет от отравленной стрелы, выпущенной из засады.

– Томек прав, во время этой экспедиции надо больше надеяться на хитрость и ум, чем на оружие, – согласился капитан Новицкий. – Видимо, Смуга попал в ловушку, в открытой борьбе он не дался бы.

– Небольшой группе легче пройти между воинственными племенами, – добавил Томек. – В джунглях индейцы будут нападать из засады. Такова их военная тактика. Чтобы их перехитрить надо придерживаться такой же тактики.

– Господа хотели бы завербовать в экспедицию Габоку и еще нескольких других сюбео, – сказал Никсон.

– К сожалению, Габоку нет в лагере, – ответил Уилсон. – Две недели назад он ушел в свою деревушку на реке Ваупес.

– Вот беда, это плохое известие, – опечалился Никсон. – Этот храбрый парень, наверняка, очень пригодился бы экспедиции.

– Я опасаюсь, что без него трудно будет завербовать других. Его очень здесь уважают все сюбео, – сказал Уилсон.

– Габоку не собирается вернуться в лагерь? – спросил Томек.

– Он вознамерился жениться и пошел за женой, – пояснил Уилсон. – Нельзя рассчитывать на то, что он скоро вернется.

– Ах, сто пар бочек протухлого жира! – выругался капитан Новицкий.

– Мы должны взять с собой нескольких достойных доверия и храбрых носильщиков.

– А что делают остальные сюбео, которые сопутствовали Смуге во время его поездки на Укаяли? – спросил Томек.

– Кроме Габоку было еще четыре человека, но они тоже пошли с ним на реку Ваупес, – ответил Уилсон.

– Жаль, я очень хотел бы, чтобы они приняли участие в новой экспедиции.

– Это друзья Габоку. Они пошли с ним, потому что он вознамерился взять в жены девушку из чужого племени. В этом случае по обычаю жених должен разыграть сцену похищения девушки, братья которой будут имитировать ее защиту. Это должно символизировать факт, что никто не хочет добровольно покидать свою родину, – сообщил Уилсон.

– Эти четыре парня должны, как я понял, помогать Габоку в похищении девушки? – вмешался Новицкий.

– Да. В общем, нам не повезло, – продолжал Уилсон. – Сюбео неоценимые спутники в таких экспедициях. Они испокон веков живут по берегам рек и стали прирожденными путешественниками, не в пример другим племенам. Некоторые даже знают несколько местных языков и наречий, кроме того, они превосходные следопыты и весьма храбрые люди.

– А что вы скажете, если мы отправимся в деревушку сюбео? – спросил Никсон. – Заполучить в экспедицию Габоку и нескольких его друзей дело весьма стоящее.

– Вам обязательно нужны верные люди из местных, – решительно заявил Уилсон. – Это тем более важно, что ваша экспедиция довольно малочисленна.

– Много ли времени потребуется на то, чтобы найти Габоку? – спросил Томек.

– Сюбео живут по берегам реки Ваупес, вблизи ее впадения в Риу-Негру. Отсюда, если считать по прямой, каких-нибудь триста километров, – ответил Уилсон. – Дорога туда и обратно займет не меньше двух недель.

– Как по-твоему, браток? – обратился к Томеку Новицкий. – У нас в экспедиции будут две женщины. Надо думать об их безопасности!

– Можно ли послать письмо жене и друзьям в Икитос? – поинтересовался Томек. – Их необходимо предупредить о нашем опоздании и его причинах.

– Итак, вы решаетесь пойти к сюбео? – спросил Никсон.

– Да, видимо, это будет разумный выход, – ответил Томек.

– Думается, вы правы, – согласился Уилсон. – Приготовьте письмо, я его пошлю в Икитос. Если вы, Никсон, не возражаете я возьму на себя роль проводника к сюбео. Я знаю Габоку, и мне возможно будет легче его уговорить.

– Спасибо, я как раз хотел вас просить об этом, – ответил Никсон. – Я вас заменю здесь в лагере на время вашего отсутствия.

– Когда можно отправляться в путь? – спросил капитан Уилсона.

– Мне надо несколько часов с утра, чтобы посвятить Никсона в дела, и после обеда можно выезжать! – ответил Уилсон. – Не возражаете?

– Мы согласны, чем раньше, тем лучше, – заявил Новицкий.

– По дороге мы хотели бы послушать ваш рассказ о том, что случилось на Укаяли во время вашей поездки к Варгасу, – добавил Томек.

После ужина Томек и Новицкий написали обширное письмо друзьям и легли спать.

Лагерь сборщиков каучука оживился на рассвете. Томек и Новицкий, услышав шум на дворе, сорвались с постелей и вышли из барака. Уилсон в обществе нескольких вооруженных капангос распределял задания между рабочими бригадами. Серингеро, вооруженные мачете[96], готовили жестяные бочки и сосуды из тыквы для сбора сока каучуковых деревьев. Индейцы-рабочие поочередно уходили в лес на утренний обход своих делянок. Остальные тоже принимались за повседневные дела. Женщины готовили еду для серингеро. Справившись с этим нехитрым делом, они стали собирать дрова и орехи пальмы урукури, в дыме которых сгущался каучуковый сок.

Уилсон поздоровался с Новицким и Томеком, говоря:

– Приходится начинать работу с восходом солнца, так как днем, когда солнце в зените, начинается жара, отчего каучуковый сок в надрезах сгущается и перестает поступать в сосуды.

– Мы встали пораньше, потому что впервые находимся в лагере сборщиков каучука, – сказал Томек. – Нас интересует как используются деревья гевеи.

– Конечно, каучук теперь известен во всем мире как прекрасный материал и вам полезно ознакомиться с его добычей, – согласился Уилсон. – Пожалуйста, познакомьтесь подробнее с оборудованием лагеря. Эксплуатируемая нами территория представляет собой как бы плантацию. Мы разделили ее на делянки, обслуживаемые отдельными серингеро. По необходимости делянки эти занимают довольно большую площадь, потому что гевея не растет сплошными участками. Примерно, на восемьдесят деревьев разного вида, приходится в лесу одна гевея, причем каждый серингеро обслуживает около ста пятидесяти каучуконосных деревьев.

– Скажите, пожалуйста, в чем заключается работа серингеро? – спросил Томек.

– Сначала с помощью мачете серингеро прорезает тропу в лесной чаще. Делает это так, что тропа ведет от дерева к дереву и, завершив круг, приводит к исходной точке. После этого серингеро ежедневно на рассвете уходит в лес по тропе, делает на деревьях гевеи соответствующие надрезы, подвешивает внизу их сосуды, куда стекает каучуковый сок, на первый взгляд похожий на козье молоко, но довольно густой и тягучий.

Второй обход делянки осуществляется после полудня. Серингеро сливает полученный сок в ведра. Вернувшись из обхода, он должен немедленно заняться операцией по сгущению сока, так как капли дождя могут испортить каучуковое молоко и свести на нет весь тяжелый труд серингеро.

– А как сгущают каучуковое молоко? Я что-то не вижу здесь специального оборудования, – спросил капитан Новицкий.

– Для этого достаточно вон тех навесов с односкатной крышей, – ответил Уилсон, указывая на несколько шалашей, стоявших в разных местах лагеря. – Под крышей навеса серингеро разводит костер, в который подкладывает плоды пальмы урукури, выделяющие серый дым ускоряющий сушку каучукового молока. Серингеро спускает в бочку с каучуковым молоком специальную деревянную лопату и облепив ее тягучим молоком сушит над огнем[97]. Эту операцию он повторяет много раз, пока на лопате, или, как ее называют «болачас», не образуется густая масса. Во время такой сушки желтоватый каучуковый сок чернеет от дыма. Высушенный каучук, скатанный в черный шар, серингеро сдает на склад, откуда каучук вывозится в Манаус.

– Очень легкий способ разбогатеть, – заметил капитан Новицкий.

– Я не совсем согласен с вами, – возразил Уилсон. – Работа серингеро не только тяжела, но и опасна. Тропический лес ревниво оберегает свою неприкосновенность. Серингеро должен опасаться ядовитых гадов, насекомых и хищных животных. Свободные индейцы считают серингеро кровным врагом, потому что он нарушает спокойствие на их земле, а каучуковые спекулянты и авантюристы всякого покроя дерутся между собой, отнимая друг у друга ценную добычу и рабочие руки. Каучук истекает человеческой кровью. В лесах погибают ежегодно тысячи серингеро[98].

– Ах, проглоти тебя акула! Я как то не подумал об этом. А ведь наш Смуга тоже попал в переделку из-за каучука, – воскликнул Новицкий.

– Вы совершенно правы. Каучук стал причиной многих несчастий, – сказал Томек.

– Не думай об этом. Меня интересует способ сбора каучука, – перервал Новицкий.

– Долго ли можно собирать сок из одного и того же дерева? – спросил Томек.

– Поначалу добыча каучука велась хищническим образом. Серингеро срубал каучуковое дерево, собирал сок. Потом стали добывать его с помощью надрезов. После сбора латекса необходимо оставлять дерево в покое на несколько лет. Кора зарастает в местах надрезов через пять или шесть лет, и только после этого дерево можно эксплуатировать вторично. Если слишком часто делать надрезы, дерево засыхает.

– Капитан, у нас еще есть немного времени, может быть погуляем по лесу. Меня интересуют каучуковые деревья в их естественной среде, – сказал Томек.

– Прекрасно, воспользуемся удобным случаем.